Российского зарубежья

 

Материал параграфа построен на обобщающем анализе литературного творчества эмиграции, обусловленном историографической концепцией автора. Какие же темы в большей степени волновали душу и тревожили творческое во­ображение писателей и поэтов, побуждая их к действию? Ведущими из них на­зовем три. Первая это Октябрьская революция и гражданская война. Вторая тема - покинутая Родина, многострадальная и незабываемая Россия. Третья те­ма была направлена на изображение бытовой неустроенности эмигрантов, вскрытие причин и мотивов их духовной смуты, попыток сохранения надежд на возрождение к прежней жизни.

Итак, тема первая, тесно связанная с недавно пережитым кошмаром. Став свидетелями Октябрьской революции, испытав все тяготы гражданской войны, потерю надежд на спасительную миссию Запада, и позже, увидев его сущность изнутри, русские писатели и поэты выражали в своих творениях в эмиграции трагический духовный смысл эпохи. Тема Октябрьской революции и гражданской войны нашла более яркое отражение в творчестве И. Бунина, И. Шмелева, М. Алданова, А. Аверченко, Д. Мережковского, Л. Андреева, М. Цветаевой, 3. Гиппиус, К. Бальмонта.

И. Бунин не принял ни Февральскую, ни Октябрьскую революции. Вторая из них стала для писателя воплощением хаоса, нарушением незыблемости основ государства, права и морали, разгулом стихии, попирающей от века уста­новленный миропорядок.

Свое отношение к Октябрьской революции он вполне определенно выра­зил в художественно-публицистическом произведении «Окаянные дни» (1923). В основу его легли впечатления о проведенных кошмарных днях 1918-1919 го­дов в «красной Москве» и «красной Одессе». Материалом для книги послужили дневниковые записи писателя. Перед глазами Бунина предстают роковой исход великого сокрушения, массовая жестокость, бесчисленные жертвы, разящий трагизм революции. Писатель понял суть революции, ее цели и способы борь­бы, окончательно разобрался в сущности большевизма и не случайно назвал Ленина «нравственным идиотом». В эмиграции И. Бунин еще раз осмысливает беспощадность любых революций с их жертвами, страданиями народов, разру­шением материальных и духовных ценностей. Это нашло отражение в его рас­сказах «Несрочная весна», «Товарищ Дозорный», «Богиня разума», написанных в 1924 г.

И. Шмелев на основании увиденного и пережитого в годы гражданской войны написал рассказы-памфлеты и повести-памфлеты «Каменный век» (1924), «На пеньках» (1925), «Про одну старуху» (1925). Однако главным про­изведением на эту тему явилась повесть «Солнце мертвых» (1923) - «эпопея» гражданской войны, в которой автор проводит гуманистическую идею о недо­пустимости попрания прав личности. Шмелев ужаснулся оттого, что увидел в солнечном, с прекрасной природой Крыму, где гибнет все живое в огне брато­убийственной бойни. И с тех пор революция казалась ему стихией разрушения, насилия, издевательством над здравым смыслом. В повести «Солнце мертвых» Шмелев обличил большевизм.

Популярными в эмиграции были исторические романы Марка Алданова, близкие по событиям и их участникам современной ему действительности. По­пытка исторического осмысления российского Октября, который Алданов счи­тает исторической катастрофой, была сделана в романах «Истоки» (1950) и «Самоубийство» (посмертная публикация в 1958 г.). В его «Истоках» действие происходит в 1870-х начале 1880-х годов. Название романа выражает автор­ский замысел и его идею: истоки грозного 1917 г, шире - истоки всей харак­терной для XX столетия жестокой нетерпимости можно и надо искать в тех 1870-х годах, когда общество разделилось на два непримиримых лагеря и каж­дый, убежденный в своей монополии на истину, стал делать ставку на насилие. Кульминацией романа является сцена убийства Александра II народовольцами.

Между тем Алданов - блестящий публицист, автор книг-очерков «Порт­реты» и «Современники». Его книга «Огонь и дым» посвящена закономерностям развития русской истории в сравнении с французской. Описывая истории французской революции, автор проводит параллели между ней и русской революцией. Он создает исторический фон, на котором действуют конкретные личности. Их размышления, стремления, сам исторический фон, обстоятельства места и времени Алданов делает сопоставимыми и узнаваемыми. Интересен с исторической точки зрения очерк «Третий Рим и Третий интернационал», вошедший в книгу «Огонь и дым». Он представляет собой одну из первых попыток исследовать истоки большевизма как главного явления тогдашней российской действительности.

Колоритно изображены Алдановым политические портреты большевистских лидеров в публицистических сборниках, упомянутых выше. В книге «Огонь и дым» близка с нашей темой миниатюра «Сказка о добром монархе» - о Ленине, который проявляет «почти женскую нежность к людям» и который так устал, истребляя контрреволюционеров и саботажников (по характеристике Горького). Алданов, полемизируя с Горьким, дает объективную характеристику вождю революции, вдохновителю гражданской войны.

Д.С. Мережковский под флагом борьбы с мещанством еще до октябрьского переворота выступил против социалистов и революции, России и миру, предупреждал Мережковский, грозит «хамство» (мещанство). Самым страш­ным хамством является хамство «босячества» - «четвертого сословия». «Идет грядущий хам», - заявляет писатель. По убеждению Мережковского, взбунтовавшийся пролетариат уничтожит цивилизацию. Социалистическую револю­цию он называет злом, против которого надо всем объединиться. Социализм Мережковский отождествляет с мещанством и «духовным вырождением». Эти убеждения он выразил в книге «Грядущий хам». Революционные события по­трясли писателя. Политическим откликом на эти события явился его роман «14 декабря» (1918). Царь-Зверь породил Царя-народ, то «четвертое сословие», ко­торое, взяв оружие, сокрушило Россию, чье спасение от большевизма автор ви­дит в иностранной интервенции.

Приблизить «час ликвидации и расплаты с большевиками» призывал в своих памфлетах и рассказах А. Аверченко. Новую Россию он предавал анафе­ме («Дюжина ножей в спину революции», 1921).

М. Цветаева во время гражданской войны горела ненавистью к большевизму, и лучшие ее стихи были посвящены подвигам Белой армии. Она с неко­торым вызовом, свойственным ее страстной натуре, противопоставила себя (в стихах) революционной действительности. В те страшные годы гражданской войны и террора, с 1917 по 1920 годы, Цветаева писала книгу о революции и этой войне, книгу, посвященную и обращенную к мужу - своему лебедю, и на­звала эту книгу «Лебединый стан». Лебединый стан - это Белое движение и Добровольческая армия А. Деникина и Врангеля. Всего в книге 59 стихотворе­ний, расположенных в хронологическом порядке, так что получается настоящая летопись революции и гражданской войны. В СССР «Лебединый стан» был опубликован впервые только в 1990 г. Произведения М. Цветаевой широкодос­тупны и изучаются, ее влияние на современную поэзию постоянно возрастает.

З. Гиппиус не приняла Октябрьской революции и создала сборники контрреволюционных стихов. В 1918 г. она выпустила книгу и дала ей название «Последние стихи».

К. Бальмонт, с восхищением принявший Февральскую революцию, после Октября перешел в стан правых. Он славит генерала Корнилова, отвергает Ок­тябрьскую революцию, трактует ее как насилие. Его пугает разруха, террор, решительные способы переустройства мира.

При многообразии тем, идей, задумок, нравственных ориентиров в лите­ратурном творчестве писателей объединяла общая судьба изгнанников, что становилось лейтмотивом творческой жизни художников слова - ностальгия, тоска по Родине. Литературная эмиграция видела свою жизненную, историче­скую роль в сохранении памяти о дореволюционной России, в создании «малой России» за рубежом. Поэтому тема покинутой Родины занимает ведущее место в творчестве писателей и поэтов. В среде российских литературоведов дискус­сионным остается вопрос: трактовать литературу русской эмиграции как литературу «воспоминаний», которая не имела будущего, или как литературу, выра­зившую духовный опыт, принципиально новый для России и русских. Как бы то ни было, воспоминания, и ностальгические обращения к прошлому состав­ляют важнейшую часть литературного творчества эмиграции. Эта струя воспоминаний особенно сильно проявилась у писателей старшего поколения. Хотя и не все прошлое было прекрасным, но над ним веяло забвением, услаждающим и украшающим. Для читателей это было особенно трогательным: мирное и по­этическое в прошлом гораздо более привлекало, чем война, кровь, насилие, страдания.

Более распространенными были рассказ, повесть, лирика, наблюдалось влечение к русской древности. Реже был роман, к которому заметнее тяготело молодое поколение писателей, несколько «европеизированное», но привержен­ное эмигрантскому духу. Произведения некоторых писателей, связанные с те­мой покинутой Родины, были автобиографичными.

И.А. Бунин был истинным патриотом, беззаветно любил Россию. Это да­вало ему силу противостоять судьбе вдали от Отечества. Как бы ни обращался писатель к проблемам жизни, любви, смерти, центральной в его творчестве в эмиграции оставалась проблема и идея Родины, дорогой сердцу России, хотя и отдаленной от него во времени и пространстве. Но, несмотря на эту отдален­ность, писатель воскрешает в своей памяти то виденное, навсегда запечатлен­ное русское, что никогда не могло уйти в забвение, а лишь ненадолго отодви­нулось от него. И. Бунин смещает время. Рельефно это проявилось в рассказах «Подснежники» и «Далекое». В них автор сближает во времени прошлое и на­стоящее, будто пережитое им заново прошлое случилось совсем недавно, и оно не закончилось, а продолжает жить.

В рассказе «Косцы» (1921) проявляется просветленное воспоминание Бу­нина - тончайшего мастера слова. Здесь на фоне радужной световой и цветовой гаммы рязанские мужики косят сено, звучит песня. Вот она - близкая и далекая Россия и взаимное тяготение писателя и родины. В языке автора слышаться до­селе затаенные слова умиления. Но на фоне этой трогательно-лирической пано­рамы вновь появляются печальные штрихи поруганной, рухнувшей России. Че­рез восемь лет авторские воспоминания окрашиваются в другие тона. Удру­чающая картина, навеянная тяжелым чувством изгнанника на чужбине, пред­стает перед читателем в рассказе «Пингвины» (1929). Во мраке пробирается об­ремененная душа писателя в давно покинутые, но незабытые места, и только память ворошит прошлое в поисках смысла прожитого и пережитого.

Самым значительным произведением Бунина в эмигрантский период стал роман «Жизнь Арсеньева». Это своеобразная семейная хроника из серии ранее написанных художественных автобиографических произведении русской клас­сики. Но, в отличие от классиков, в романе «Жизнь Арсеньева» четко просле­живается обостренная авторская концепция, связанная с революционными по­трясениями, их последствиями, оценкой, переоценкой и осмысливанием рос­сийской и эмигрантской жизни писателя, с преданностью России и болью за ее судьбу.

Тоска по Родине запечатлелась и в поэтическом творчестве Бунина. Осо­бенно ярко это выразилось в стихотворении «У птицы есть гнездо» (1922). Он мечтал вернуться в Россию, о чем свидетельствуют его дневниковые записи, но начавшаяся война Германии с СССР помешала этому свершиться.

А.И. Куприн до боли сердечной любил Россию. Он так мечтал о Родине, что говорил: «Я готов пойти в Москву пешком!» Оторванностью от России он обессилил свое дарование. За рубежом ему не писалось, хотя он и пытался. В письме к И.Е. Репину Куприн писал: «Чем дальше я отхожу во времени от ро­дины, тем болезненнее о ней скучаю и там глубже люблю. Знаете ли, чего мне не хватает? Это двух-трех минут разговора с половым из Любимовского уезда, с зарайским извозчиком, с тульским банщиком, с владимирским плотником, с мещерским каменщиком. Я изнемогаю без русского языка».[39] Оторванный от живой русской действительности, Куприн был вынужден использовать только отложившиеся в памяти крупицы российского быта. Такие рассказы вошли в сборник «Елань» (1929).

Внимание Куприна в годы эмиграции было обращено и к прошлому род­ной страны, к лично пережитому, к событиям и явлениям жизни, очевидцем ко­торых он некогда был. Он пишет рассказы «Домик», «Потерянное сердце», «Урод», «Бредень». Следует отметить особенность его творчества эмигрантско­го периода: многое из того, что ранее изображалось Куприным критически, те­перь окрашивается в розово-сентиментальные тона, ибо само прошлое в пред­ставлении писателя выглядит идиллически.

Эта идеализация прошлого особенно заметна в романе «Юнкера» (1933) - наиболее значительном произведении Куприна эмигрантского периода. Роман является как бы связующим звеном между «Поединком» и «Кадетами». Однако по своему идейно-художественному строю он резко отличается от ранних про­изведений, посвященных этой теме. В изображении жизни юнкерского учили­ща Куприн избегает обличительной окраски. Напротив, он создает мир радост­ности и благоденствия. Вместо социальных проблем, возникают личностные проблемы, порожденные сглаженными воспоминаниями и эмигрантской тоской автора. В частности, на первый план выдвигаются глубоко личные, в том числе любовные переживания главного героя - юнкера Александрова. И все-таки ро­ман «Юнкера» - это не только история Александровского училища, но и теп­лые воспоминания Куприна о старой Москве, дорогих его сердцу памятных местах древней столицы Государства Российского, о которых он с такой заду­шевностью пишет.

Писатель И.С. Шмелев всю свою нелегкую эмигрантскую жизнь помнил и любил Россию, с которой у него были связаны и теплые воспоминания о про­житых годах, и личная трагедия - расстрел большевиками без суда и следствия взятого из госпиталя в Феодосии сына - офицера Добровольческой армии.

Ностальгические воспоминания Шмелева ярко и образно запечатлены в книгах «Богомолье» (1931), «Лето Господне» (1933-1948) и в сборнике «Родное» (1931). Эти произведения накрепко связаны с Россией, дорогими писателю местами, богатой российской природой, людьми, с их колоритным местным го­вором, бытом. Поистине, «здесь русский дух, здесь Русью пахнет». В «Лете Господнем» писатель создает картины русского быта, близкого сердцу эмигранта, используя запечатлевающиеся художественные средства. И все это вос­производится и воспринимается через впечатлительную детскую душу малень­кого Вани. Так мог писать только художник, беззаветно преданный Родине.

С темой покинутой России связано эмигрантское творчество Б.К. Зайце­ва. Образ Родины создается им в автобиографической тетралогии: «Путешест­вие Глеба» (1937), «Тишина» (1948), «Юность» (1950), «Древо жизни» (1953).

Писатель B.В. Набоков ненавидел большевизм, поправший Россию «святую Русь». Наиболее эмоционально тему покинутой России он выразил в стихах, особенно 20-х годов. В них - детство, юность, родители, первая любовь, волнующий русский пейзаж, изгнание, скитание и самое главное - Россия. Дос­таточно назвать такие стихотворения: «Россия» (1918): «Ты в сердце Россия. Ты - цель и подножие, ты - в ропоте крови, в смятенье мечты»; «Родине» (1923), в котором Россия предстает в воспоминаниях поэта в яркости своей природы; «Родина» (1927): «Бессмертное счастие наше Россией зовется в ве­ках»; «К России» (1928): «Слепец, я руки простираю и все земное осязаю через тебя, страна моя. Вот почему так счастлив я». Иногда поэт видит Россию во сне как несбывшееся воспоминание. Пример этому стихотворение «Сны» (1926): «Ведь странникам даны только сны о родине, а сны ничего не переменят».

Русский пейзаж в стихах Набокова чаще представлен в виде «усадебного», в нем нет красок и запаха родной деревенской природы. Так, стихотворе­ние «Глаза прикрою и мгновенно...» - воспоминания поэта о своей юности «в усадьбе, у себя, в раю»; «Прелестная пора» (1926) о русской природе, которой упивается поэт в усадьбе родителей. Мечты о России порой порождали у ран­него Набокова мотивы «тайного» и «незаконного» возвращения на родину («Для странствия ночного мне не надо...», 1929).

Изгнание юного Набокова и его родителей из большевистской России и связанные с ним переживания составляют основу его романов. Он описывает обстоятельства своей жизни в ряде мемуарных книг. Более четко и объемно ав­тобиографические факты проявляются в романах «Дар» и «Другие берега». Первый из них был посвящен матери писателя. В главном герое романа запечатлены некоторые черты характера автора. Здесь же встречаются ситуативные моменты и события из биографии писателя, всплывают воспоминания об отце и детстве, мечты о возвращении в родные места. В «Других берегах» явно про­сматриваются ностальгические чувства автора. Его детству отведены самые проникновенные страницы романа.

Тоску по России выражали в своем творчестве и другие писатели и поэты российской эмиграции. Так, вся проза Тэффи была насыщена ностальгией. Пи­сатель М. Осоргин, мастер пейзажа, «зеленого мира», посвятил воспоминаниям книгу «Времена». A.M. Федоров необычайно тяжело переживал разлуку с Ро­диной. Россия, лишенные Отечества беженцы - главные мотивы его стихов. Ностальгия М. Цветаевой породила стихотворение «Тоска по родине». Тоска по России выражена в стихах и прозе Бальмонта, который стремился на родину и для которого «духа нет в Европе». Обожал Россию и страдал от разлуки с ней Георгий Иванов. В эмиграции эволюционировал поэт И. Северянин. Немалая часть его поздних стихов приобрела ностальгическое напыление. Эмигрантская действительность подорвала прежний юмор А. Аверченко и внесла трагические ноты в его творчество («Трагедия русского писателя» и др.). Вне России, ее бы­та и языка угасло его вдохновение.

Тема бытовой неустроенности эмигрантов мало привлекала писателей. Лишь незначительное число из них касалось этой болезненной темы, рассказы­вало о нелегкой судьбе эмигрантов, потере надежд на возвращение в Россию. Дон Аминадо, уехав в Париж из Советской России, печатал свои стихи-фельетоны в русских изданиях. Он изображал эмигрантские будни, политиче­ские баталии, которые разворачивались на французской земле среди соотечест­венников. Это была грустная хроника эмигрантской жизни, публиковавшаяся на протяжении двадцати лет в «Последних новостях».

Юмористические, а порой и резко сатирические зарисовки жизни в эмиг­рации делали Тэффи  и А. Даманская. О своем жалком существовании в Париже писал Г. Адамович. Тяжесть и бессмысленность эмигрантского бытия изобра­зил В. Ходасевич в сборнике «Тяжелая лира» (1923) и цикле стихов «Евро­пейская ночь»(1927).

Непреодолимость человеческих бед, трагизм существования пытается осмыслить М. Цветаева в поэме «Лестница» (1926). Автор выражает острое со­чувствие обиженным жизнью и ненависть к богатым. В поэме изображена чер­ная лестница многонаселенного городской беднотой дома, которая предстает как символический образ всех будничных горестей обездоленных. На ступень­ках черной лестницы остаются следы безысходных трудов, забот обитателей дома в борьбе за жалкое существование. По лестнице вверх и вниз устало про­ходят люди, проносятся скудные вещи бедноты и дорогая, тяжелая мебель бо­гатых. И завершении поэмы бедность и зло уничтожаются в пожаре, который олицетворяет спасительный огонь, сжигающий дотла несправедливо устроен­ный мир во имя иного, лучшего бытия человека, и приходит «взамен пожиз­ненной смерти - жизнь посмертная», «целый рай ведь - за миг удушьица».

 

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА. В эмиграции в 20-30-е годы русская лите­ратурная критика переживала небывалый расцвет. Здесь стоит вспомнить имена Д. Святополк-Мирского, В. Вейдле, П. Бицилли, Г. Струве. Талантливыми кри­тиками были В. Ходасевич, Г. Иванов, 3. Гиппиус, М. Алданов, Б. Зайцев, В. Набоков, М. Цветаева. Литературно-критические работы таких мыслителей, как Л. Шестов, Н. Бердяев, С. Булгаков, Г. Федотов, И. Ильин, Ф. Степун, поража­ют глубиной и силой исполнения. Большинство критиков рассматривало рус­скую зарубежную литературу как объединительную силу с установкой на поиск социальной правды в христианском идеале.

Однако на критической трибуне самым известным и плодовитым в облас­ти литературной критики был Георгий Адамович, которого Г. Федотов назвал «соборной личностью». За полвека критической деятельности Адамович опуб­ликовал огромное количество статей, рецензий, мемуарных очерков (большая часть до сих пор не собрана). Он печатался во многих эмигрантских изданиях, в том числе в самых авторитетных: газете «Последние новости», журналах «Зве­но», «Мысль», «Числа», «Современные записки», «Новый журнал», «Опыты» (Нью-Йорк). Адамович писал о русской и зарубежной классике, о писателях. XX столетия - эмигрантских, советских, европейских, именитых и малозначи­тельных, признанных и начинающих. Лишь немногое было собрано им в книгах «Одиночество и свобода» (1955), «О книгах и авторах» (1966), «Комментарии» (1967) - шедевре русской критической прозы.

Благодаря деятельности литературоведов изучение русской зарубежной литературы как научной дисциплины достигло в Российском зарубежье своего подъема. Вместе с тем усилия литературных критиков способствовали популя­ризации русской художественной литературы и создавали научную   почву для развития этого направления в западной науке.

 

*         *       *

 

В главе была затронута лишь часть проблем литературы Российского за­рубежья. В заключение сделаем ряд выводов по теме. Если можно считать решенным вопрос о советской и русской эмигрантской литературе как единой отечественной, национальной литературе, то дискуссионным остается опреде­ление характера и специфики этой целостности при идеологической несовмес­тимости взглядов, различии идейно-эстетических позиций и художественных представлений двух когорт писателей, поэтов, литературных критиков.

Требуют пояснения два вопроса, которые упоминались в главе, взаимовлияние художественной литературы российской эмиграции и западной лите­ратуры, а также возможность установления «обратной связи», влияния эмиг­рантской литературы на развитие литературного творчества в СССР.

На протяжении межвоенного двадцатилетия эмигрировавшие из России писатели (преимущественно молодое поколение) контактировали, и порой дос­таточно активно, с литературной средой западных стран. Это выражалось в пе­реводе книг, знакомивших зарубежных читателей с литературой «старой Рос­сии», в разного рода межкультурных связях, в двусторонней переводческой и литературно-критической деятельности, в творческом интересе русских писа­телей к новым явлениям в иностранной литературе.

Следы воздействия западной литературы рубежа веков и первой полови­ны XX века наблюдаются в художественном наследии М. Алданова, Б. Поплавского, В. Набокова, Н. Берберовой, Г. Газданова, Ю. Фельзена и некоторых других, менее известных писателей. В свою очередь в произведениях ряда пи­сателей Франции, Германии, Великобритании, США имело место освоение «русской темы» с учетом и через посредство эмигрантского культурно-психологического опыта. В начале 20-х годов интерес к «восточным пришель­цам» был повышенным у не крайне левой части французских писателей.

На этом, в сущности, и кончалось взаимопроникновение эмигрантской и западной литературы. На русских писателей, преимущественно старшего поко­ления, на их идейно-художественные принципы западная литература с ее кори­феями не оказала заметного влияния, не поколебала традиций русской классики в литературе Российского зарубежья. В этой связи убедителен вывод М. Раева: «Творчество писателей в изгнании не отразило в сколько-нибудь заметной мере того обстоятельства, что они находились в чужой стране и имели широкий дос­туп к другой богатой литературной традиции, приобщение к которой могло бы обогатить и разнообразить их собственные произведения. Русская литература в изгнании осталась столь же изолированной от западных литератур, как это бы­ло в дореволюционной России».[40] Однако молодые писатели постепенно отхо­дили от национальных литературных традиций. Кое-кто из них в 1940-х годах переходит на двуязычное творчество, на нерусскую фабулу (жизнь заставила), что выделилось в своеобразное явление мировой литературы.

В начале 20-х годов часть русских зарубежных писателей и поэтов желала и не теряла надежды на установление «обратной связи» с писательской средой Советской России. Для такой связи были некоторые возможности и предпосылки. В Берлине, например, издавались газеты «Новый мир», «Накануне» (орган сменовеховцев), критико-библиографический журнал «Новая русская книга», ориентированные на литературную полемику со Страной Советов. Это обещало сохранить некоторый мостик между Российским зарубежьем и Советской Рос­сией, хотя и весьма зыбкий. Большая же часть писательской интеллигенции вы­ражала непримиримость в отношении большевиков и отторгала любые связи с советскими писателями.

В течение 20-х годов между зарубежьем и СССР поддерживались творче­ские контакты, особенно в поэзии. Новаторство в поэтическом творчестве со­ветских писателей с интересом воспринималось поэтами эмиграции. Надежды на установление «обратной связи» возросли, когда в СССР реабилитировали русскую классику в литературе и искусстве. Однако разгул сталинских репрес­сий в этот же период прервал даже слабые контакты между зарубежьем и Роди­ной.

В то же время писатели-эмигранты стали терять интерес к советской ли­тературе, переведенной по команде сверху на рельсы единственного и обяза­тельного социалистического реализма. Доступ эмигрантской литературы в СССР, и без того скудный, был закрыт, и советские писатели не могли знако­миться с новыми произведениями зарубежных коллег. В свою очередь идейно-эстетические позиции зарубежных русских писателей в 30-х годах уже не вос­принимались советскими писателями и читателями, воспитываемыми на иных идеологических и художественных приемах, эстетических правилах.

В этих условиях писатели-эмигранты не могли оказать влияния на совет­скую литературу. Обстановка несколько изменилась в середине 50-х годов, в период хрущевской оттепели. Во второй половине 80-х годов проникновение русской зарубежной литературы в СССР резко повысилось. Произведения пи­сателей-эмигрантов, написанные как в дореволюционное время, так и за рубе­жом, печатаются российскими издательствами.

 

 

ГЛАВА IV