Дискуссионные проблемы хронологии и периодизации савромато-сарматской культуры

Археология                                                                    Филатов Даниил ОБ-ИО-12.

Дискуссионные проблемы хронологии и периодизации савромато-сарматской культуры.

Интерес к истории савроматских и сарматских племен, населявших евразийские степи в раннем железном веке, появляется в среде русской ученой интеллигенции еще в XVIII в. Пишутся первые «Истории российские...» (Татищев В. М., 1708; Щербатов М. А., 1780; Ломоносов М. 13., 1902, и др.), в которых высказываются две полярные точки зрения: одни историки считают сарматов древними предшественниками славянских народов (Щербатов М. А., 1780; Ломоносов М. 13., 1902), другие отрицают их прямое родство (Татищев В. II., 17G8; Болтин П. II., 1788).
В начале XIX в. русская историография делает первые попытки обосновать географическое местоположение савроматов и сарматов (Карамзин Н. М., 1818; Копнен 11., 1828; Сенковский О. П., 1838; Эйхвальд Г., 1838). История и вопросы расселения скифов и их ближайших соседей, в частности савроматов и сарматов, становятся предметом исследования многих историков древности (Брун Ф., 1879— 1880; Бурачков П., 1886; Ланпо-Данплевский А. С., 1887; Браун Ф. А., 1899). Бурному интересу к древностям скифов и савроматов способствуют и серьезные успехи в изучении индоевропейских и особенно индоиранских языков, а также в теории языкознания, где начинает применяться метод сравнительно-исторического анализа.

До начала XX в., с одной стороны, существовало мнение о племенном тождестве скифов и сарматов и принадлежности последним даже некоторых скифских царских курганов, с другой — находки раннего железного века в поволжских и приуральских степях не идентифицировались с савроматскими и сарматскими племенами. Первые сарматские рядовые курганные захоронения первых веков пашей эры были выделены В. А. Городцовым (1905, 1907) после ею раскопок в Изюмском и Бахму-тииском уездах (Городцов В. А., 1905, 1907). С этого времени начинается первый этап в развитии собственно сарматской археологии, связанный с первоначальным накоплением археологического материала. Значительную роль в этом процессе сыграли Саратовская, Оренбургская и Воронежская ученые архивные комиссии, деятельность которых в исследованиях древних памятников была весьма плодотворна. Большое значение для изучения сарматов имели также раскопки на Северном Кавказе, исследованные в начале века Н. И. Веселовским. Накопленный материал лег в основу первого обобщающего труда по истории сарматов, принадлежащего перу М. И. Ростовцева, выдающегося исследователя скифских и сарматских древностей. Его книга «Курганные на ходки Оренбургской области эпохи раннего и позднего эллинизма», вышедшая в 1918 г., явилась заключительным аккордом первого этапа исследовании сарматских памятников. Впервые все известные к тому времени археологические материалы с территории Поволжья и южного Приуралья были сопоставлены с историческими свидетельствами и отождествлены с сарматскими племенами иранского происхождения. Необычайная интуиция ученого позволила ему па очень малом тогда материале заложить основы хронологии и периодизации сарматских памятников. Однако М. И. Ростовцев категорически отрицал генетическую связь геродотовских савроматов и сарматов позднего эллипизма и римского времени. Все исследованные им памятники он приписал сарматам преимущественно ранним, подчеркивая при этом пришлый «иранский» характер их культуры. Разновременность выделенных им групп оп объяснял последовательными сарматскими волнами. После революции начинается следующий этап в истории изучения сарматов. Первоочередной задачей становится создание периодизации полученного материала, которая хотя бы в общих чертах отражала определенные вехи и поворотные моменты в истории развития огромной этнокультурной общности, существовавшей в степях Евразии в течение целого тысячелетия. II вот уже в 1927 г. выходит книга И. Рау «Курганы римского времени на нижней Волге», где была сделана одна из первых попыток такой периодизации. Для наиболее поздних сарматских памятников И. Рау намечает две ступени: (Stui’e A) — I—II вв. н. э. u (Stufe В) — III—IV вв. н. э. Однако, находясь под влиянием идей М. Эберта и считая Поволжье очень далекой периферией античного мира, он омолаживает все сарматские материалы нижнего Поволжья па столетие по сравнению с кубанскими древностями, послужившими основой для этой периодизации. В 1929 г. 11. Рау выделяет группу наиболее ранних памятников нижнего Поволжья, датирует их VI—IV вв. до н. э. и идентифицирует с геродотовскими савроматами.

В южном Приуралье, не считая случайных находок и раскопок отдельных погребений (Грязнов М. П., 1927; Гольмстен В. В., 1928; 1929), целенаправленные систематические исследования с 1927 г. начинает Б. Н. Граков. Как и И. Рау, он работает над вопросами периодизации и хронологии изучаемых памятников. Опираясь на всю сумму известного к тому времени материала с территории от право Сережья Волги до южного Приуралья, Граков уже в статьях конца 20-х годов (Граков Б. Н., 1928а; 1928, 1929) объединяет все ранние памятники в две группы и очень точно датирует каждую: первую — VI — первой половиной IV  в. до н. э. и вторую — концом IV—II в. до и. э. Однако, разделяя точку зрения М. И. Ростовцева об отсутствии генетического родства между савроматскими и сарматскими племенами, Б. Н. Граков отождествляет раннюю хронологическую группу, т. е. памятники блюменфельдского типа, не с савроматами Геродота, как предложил И. Рау, а с историческими скифами, считая, что «жители (оставившие эту культуру) были остатками скифских миграций» (1928, р. 154). Но уже в IV в. до н. э. их вытеснили носители новой культуры (вторая хронологическая группа IV—II вв. до н. э., названная впоследствии прохоровской), которых он вслед за М. И. Ростовцевым считает каким-то ответвлением сарматской народности, но не господствующим классом сарматов-наездников, как писал М. П. Ростовцев, а сплошным сарматским населением.

В 1947 г. выходит статья Б. Н. Гракова «Пережитки матриархата у сарматов», которую следует рассматривать как серьезную веху в истории изучения сарматов. В этой же статье для всего савромато-сарматского материала, охватывающего целое тысячелетие, была предложена четкая хронологическая периодизация. Все памятники оказались представлены в виде четырех последовательных периодов, отличных в целом друг от друга и по погребальному ритуалу, и по инвентарю. Каждый из периодов Б. Н. Граков назвал ступенью или культурой, подчеркивая тем самым очень большое своеобразие их и всю сложность и неравнозначность процесса перехода от одной культуры к другой. Периодам было дано название:
I ступепь — савроматская или блюменфельдская культура — VI—IV вв. до н. э.; II — савромато-сарматская или прохоровская культура — IV—II вв. до п. э.; III — сарматская или сусловская культура — с конца II в. до II в. н. э.; IV — аланская или шиповская культура — II—IV вв. и. э. В то же время все четыре отдельные культуры Б. Н. Граков объединил общим понятием «сарматская культура», указывая тем самым на существованпе этнических связей на протяжении всей тысячелетней истории сарматов.
Удревняя на целое столетие (по сравнению с периодизацией И. Д. Рау) датировку двух последних культур, Г». Н. Граков опирался па только что законченное исследование К. Ф. Смирнова (1947). Хотя сам Б. Н. Граков квалифицирует свою периодизацию как хронологическую схему, нам представляется, что она отражает изменения не только в материальной и духовной культуре населении:»того региона, но и в его этнополитическои истории.

Периодизация, построенная на материалах сарматских памятников, располагавшихся к востоку от Дона, в общих чертах находит полное соответствие в сарматских комплексах Северного Причерноморья. Однако, во-первых, она не исключает возможных уточнений границ того пли иного периода для различных районов расселения огромного кочевого массива племен, особенно после завоевания сарматами северопричерноморских степей, и, во-вторых, эта периодизация не может отражать изменения всех сторон жизни сарматских кочевников — в экономической, социальной и политической областях, так как далеко не всегда эти процессы бывают синхронны. Поэтому и появилась несколько отличная от общепринятой периодизация северопричерноморских памятников (от Дона до Днепра), разработанная В. И. Костенко. Его уточнения касаются времени верхней границы раннесарматских памятников, которую оп относит к рубежу II—I вв. до н. э. или просто к началу I в. до п. э. (Костенко В. II., 1981, с. 8, И, 17). У Б. Н. Гракова конец II в. до н. э. относится уже к среднесарматскому периоду (1947 в, с. 105). Вероятно, для степей Северного Причернморья уточпония В. И. Костенко справедливы, тем более что им учтена и политическая ситуация в этих районахрасселения сарматов. Что касается территории к востоку от Дона то только время покажет, следует ли распространять предложенную им поправку и па эти области. По тем не менее в настоящее время четырех ступенчатая «хронологическая схема», как назвал ее Б. И Граков, с самыми незначительными модификациями признается и используется всеми исследователями.

Абсолютная хронология для савромато-сарматских памятников разрабатывались параллельно с их периодизацией. Первые абсолютные даты были предложены М.И.Ростовцевым и строились на основе аналогий с хорошо датированными скифскими приднепровскими и кубанскими древностями. Для Покровских курганов он предложил V-IV вв. до н.э. для Прохоровских III-II вв. до н.э. После открытия знаменитого Блюменфельдского кургана Б.Н. Граков изучил его в тесной связи с другими однотипными памятниками и сопоставил с инвентарем скифского времени Северного Причерноморья и Кубани датировал всю группу этих погребений VI- началом IV в. до н.э.

В 1929 г. такая же работа была проделана И.Рау который выделил группу ранних погребений нижнего Поволжья и южного Приуралья а затем на основании детального изучения скифских наконечников стрел Северного Причерноморья разработал датировку каждого отдельного памятника.

Таким образом, построена савромато-сарматскан хронология на сопоставлении со скифскими, северо-причерноморскими и кубанскими памятниками, датированными в свою очередь по античным материалам. Для южноуральского региона определенными реперами служили вещи восточного происхождения — ахемеиидские печати, серебряные блюда, ритоны и др.