Луиза гильбо. Долина Славы

Экскурсия в Долину Славы

Оставила неизгладимый след.

Как отстояли Родину, представить

Мне довелось спустя десятки лет.

Такое жуткое безмолвье,

Пустые сопки по краям —

Вот где киношникам раздолье

Фантастику снимать про марсиан.

А вдоль дороги — обелиски,

Свидетели тех дней святых.

И даже дерзкие мальчишки

Притихли и несут цветы.

Мы слушаем о том, как было,

Из уст участника войны,

Как кровь людская на морозе стыла,

Как шли на смерть за Родину сыны.

О фрицах, что устроились с комфортом

Под скалами с комплектом простыней,

Как супом овощным, по-нашему компотом,

Подкармливали немцы егерей.

Бои сплошные, затяжные,

В разведке — схватки «на один»,

А в письмах с фронта нам:

«Родные, мы выстоим, мы победим!»

Здесь в октябре в сорок четвёртом

Был немцам дан горячий бой.

Речушка Западная Лица

Текла кровавою водой.

И врукопашную дрались, как черти…

Враг отступил.

За ратный труд

Ту незабвенную долину смерти

Долиной Славы назовут.

Хозяйничать на кольских скалах

Фашистским гадам не дано.

Здесь торжество солдатской славы,

Здесь заполярное Бородино!

Гремит Салют Победы над столицей

Всем памятным навеки майским днём.

В нём есть снаряд за Западную Лицу.

Страна благодарит расцвеченным огнём.

Мончегорский рабочий. — 2000. — 6 мая.

 

А. Шабунин. БЕРЁЗКИ ЗАПОЛЯРЬЯ

Кто полюбил суровый этот край,

Седые сопки, ветер с буйной ярью

И крик летящих с юга птичьих стай,

Тот изменить не сможет Заполярью.

В годину бед военною судьбой

Заброшенный на Брянщину, в окопах,

Я видел наяву перед собой

В закатном небе силуэты сопок.

И, если боль свинцом давила грудь,

И отбиваться трудно было горстке,

Мне память говорила: «Не забудь

Ты тонкий звон берёзок в Мончегорске».

Я их сажал полярною весной

И всё боялся, смогут ли прижиться?..

Когда беда приходит в дом родной,

Берёзок память может пригодиться.

И в каждый выстрел, шедший по врагу,

И в каждый взмах солдатского приклада

Вливал я кровь берёзок на снегу

И кровь друзей, что умирали рядом…

Прошли года. Я воротился в дом.

Знакомый ветер встретил с той же ярью…

Люблю тебя с морозом, ветром, льдом,

Навек люблю, родное Заполярье!

 

Александра Ванеева. * * *

Я иду за околицей

По тропиночке узенькой,

А трава изумрудная

Гладит ноги мои.

Знаю я, здесь, за рощицей,

В опалённом, израненном,

Сорок первом моём году

Отгремели бои.

Может быть, здесь мойбратушка

Защищал Землю Русскую

Может быть, здесь мой батюшка

Воевал, как герой.

Я стою под берёзонькой,

Ветер вьёт кудри русые,

Я стою под берёзонькой

В день чудесный такой.

С сорок первого горького,

С сорок первого страшного

Бой идёт, бой не кончился,

В моём сердце гремит.

А за рощицей светлою,

Та высотка заветная,

Ярким пламенем светится

Красным маком горит.

 

Александра Ванеева. * * *

Полями, полями,

В охапке у мамы.

Лицо бьют колосья,

Я моюсь слезами:

— Не бей меня, мама,

Не надо, не бей!

— Молчи, мой котёнок,

Скорее, скорей!

Полями, полями

Всё дальше и дальше,

От речи чужой,

От гремящего марша.

Хотелось бежать

От войны, от налётов,

От лая собачьего,

Чёрного гнёта…

Я помню тот день,

Когда мы убегали.

А может быть, в детстве

Мне всё рассказали?

 

О. Бурякова. ВЕТЕРАНАМ ПОСВЯЩАЕТСЯ

«На Партизанский остров едем завтра, мама,

С ребятами из школы на три дня».

«На Партизанский остров?», — дочку я спросила,

И что-то будто дрогнуло в сердце у меня.

«Солдат, Россия, партизан, Победа» —

Слова знакомые по книгам и кино.

И вспомнился один из детства случай,

Хоть тридцать с лишним лет с тех пор прошло.

К нам в класс пришёл солдат — войны участник,

Четыре года бился на фронтах.

Он к нам пришел как раз на майский праздник.

Седины на висках. В медалях, орденах.

Мы знали, он — танкист, горел он дважды в танке,

С боями он прошёл немало стран.

Был смелым он, и мужество с отвагой

Спасли его от многих страшных ран.

В руках держал он чёрный шлем танкиста,

Суровым взглядом посмотрел на зал,

Где мы стояли, слушая горниста,

Который «туш» герою проиграл.

Солдат войны — он сильный по натуре,

Он видел кровь и смерть своих друзей.

Герой-танкист смотрел на нас и плакал,

Он не стеснялся нас, детей.

Катились слёзы по его морщинам,

Стекали с бугорков горевших щёк.

Как плачут настоящие мужчины,

Узнала я тогда. И помню тот урок.

«На Партизанский остров

Едем завтра, мама», — слова простые до меня дошли.

«Что ж, поезжай, родная», — я сказала,

И поклонись погибшим до земли!»

 

Анатолий Клюев. * * *

Их пятеро осталось в сорок пятом.

Три дядьки, брат, отец.

И главный праздник был у них — Победа,

Когда и радость, слёзы, смех — одни на всех.

И не было застолий громогласных

Скудна закуска, ну а тоста — три:

«За Родину, за Сталина, конечно,

И за всех тех, что не вернулися с войны».

Я помню именные кружки.

«Московская» текла в них, как слеза,

Никто не говорил о подвигах военных,

А после третьей плакали и расходились кто куда.

Из года в год ряды редели.

В 2000-м остался лишь отец.

И если в День Победы я бывал с ним,

Сверлила мысль: «Уйдёт он — памяти конец?»

Отца не стало в 2003-м.

Ведь девяносто три — солидный срок.

И я, седой пацан из довоенных,

Доволи буду соблюдать отца зарок.

 

Геннадий Лейбензон. ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

И из множества дней,

Что войною отмечены,

Занесён этот день

В нашу память навечно.

В нём — чеканная поступь

Солдатского шага

И победное знамя

Над крышей рейхстага.

В нём — надежда и боль,

Что слились воедино.

В нём — дорога домой,

Радость встречи с любимой.

Мы к нему долго шли,

Все страданья изведав.

Будет в сердце всегда

День Великой ПОБЕДЫ!

 

Геннадий Лейбензон. КАК СТУПЕНИ В СКАЛУ