Новый стратегический ландшафт

Кондрахина Д.

П. Кеннеди «Взлеты и падения великих держав: Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти

с 1500 по 2000 г.»

 

Стабильность и перемены в биполярном мире, 1943-1980 гг.

Надлежащие применение превосходящих сил».

Вступление США в войну изменило баланс сил. Германия и Япония имели определенные успехи, но чем дальше осуществлялось продвижение, тем сложнее отражать контратаки от стран антифашистской коалиции. Одной из стратегических ошибок Германии Кеннеди считает растягивание собственных сил. К 1943 году германская армия была разбросана по всей Европе и уступала почти на всех фронтах. Похоже ситуация сложилась и у японцев. Тем не менее, немецкая операционная доктрина, в которой главный упор делался на гибкость и децентрализованное принятие решений на уровне района боевых действий, оказалась гораздо более эффективной, чем осторожная каноническая тактика британцев, кровопролитные бесхитростные атаки русских или энергичные, но непрофессиональные броски американцев. Кроме того, по «общевойсковому» опыту немцы не имели себе равных, и, наконец, уровень подготовки их штабных офицеров и унтер-офицеров был чрезвычайно высок даже в последний год войны. Это показывает, что экономическое могущество не являлось единственным рычагом воздействия на военную эффективность, даже во время механизированной тотальной войны 1939-1945 годов.

Отметим, что 1940 году Великобритания существенно отставала от Германии по объему производства вооружения, но быстро его наращивала его. Два военных потрясения — под Сталинградом и в Северной Африке вызвали в 1943 году резкий взлет производства оружия и боеприпасов, Япония также удвоила выпуск военной продукции. Однако даже несмотря на это, совокупный рост производства за те два года был примерно одинаков у Великобритании и СССР, с одной стороны, и держав «оси» - с другой. Но значимой переменой стал восьмикратный рост американского военного производства с 1941 по 1943 год, в результате чего союзники выпускали оружия втрое больше, чем их враги, реализовав превосходящий «военный потенциал». Вермахт проводил свои тактические контратаки на западном и восточном фронтах очень умело почти до последних месяцев войны, - в конечном счете союзники просто задавили его огневой мощью. К 1945 году тысячи англо-американских бомбардировщиков, ежедневно сотрясавших Рейх, и сотни красноармейских дивизий, рвавшихся к Берлину и Вене, доказывали один простой факт: в затянувшейся полномасштабной войне коалиций вновь побеждали страны с самым тугим кошельком. Ошибками Германии также стала убежденность в неуязвимости кодов «Энигмы».

Это же касалось и поражения Японии в Тихом океане. США располагали производственными и техническими ресурсами для ведения конвенциональной войны на двух фронтах и могли направлять усилия ученых, сырье и деньги на разработку нового оружия, перспективы применения которого были не ясны. Разрушение Хиросимы наряду с падением Берлина в руки Красной армии не только символизировало конец еще одной войны, но и ознаменовало начало нового порядка в мировой политике.

Новый стратегический ландшафт.

Очертания нового стратегического ландшафта намечались американскими военными стратегами в самый разгар конфликта. В одном из директивных документов говорилось о том, что «после успешного прекращения войны с нашими нынешними противниками мир кардинально изменится с точки зрения сравнительной военной мощи государств…». Бывшие великие державы Франция и Италия уже ушли в тень. Надежды Германии на господство в Европе рухнули, равно как и аналогичные надежды Японии в отношении Дальнего Востока и Тихого океана. Британия, несмотря на все старания Черчилля, слабела. Биполярный мир, появление которого так часто предсказывалось в XIX и начале XX века, наконец сложился.

Учитывая чрезвычайно выгодное экономическое и стратегическое положение США, их послевоенный рывок не должен удивлять того, кто знаком с историей международной политики. По мере того как традиционные великие державы уходили в тень, Соединенные Штаты уже не могли ограничиваться собственными пределами или даже своим полушарием, поэтому необходимо было расширять своё влияния на мировой арене.

Несмотря на все усилия правительств Великобритании и Франции, ни у кого уже не было сомнений в том, что «эпоха Европы миновала». В то время как ВНП Соединенных Штатов Америки за время войны подскочил в полтора раза в реальном выражении, ВНП Европы в целом (за исключением Советского Союза) упал примерно на четверть. Как по экономическому влиянию, так и по военному потенциалу европейские страны не могли претендовать на лидерство. Такое впечатление только усилилось с появлением ядерного оружия и систем его доставки дальнего радиуса действия.

Многие ученые, работавшие над созданием атомной бомбы, прекрасно понимали, что близится водораздел всей мировой истории военного дела, систем вооружений и разрушительных возможностей человека. Успешное испытание атомной бомбы на полигоне Аламогордо 16 июля 1945 года убедило наблюдателей в том, что «создано нечто грандиозное и совершенно новое, что окажется намного важнее открытия электричества или любого другого изобретения…»

Появление атомного оружия, наделив каждое владевшее им государство способностью к массовому уничтожению, вплоть до уничтожения самого человечества, трансформировало «стратегический ландшафт». Конечно, Германия и Япония, а также экономически ослабленная Италия не имели перспектив присоединиться к ядерному клубу. Но правительство в Лондоне, даже после прихода Эттли на смену Черчиллю, не могло представить Великобританию без ядерного оружия, которое было бы одновременно сдерживающим фактором и «свидетельством научного и технологического превосходства.

Последним элементом, подтверждавшим, что со стратегической и политической точек зрения мир теперь выглядел биполярным, а не многополярным, была усилившаяся роль идеологии. Тем не менее через пару лет идеологический характер холодной войны между СССР и Западом стал совершенно очевиден. Сильнее обозначавшиеся признаки того, что Россия не допустит парламентской демократии в Восточной Европе, размер советских вооруженных сил, гражданская война межу коммунистами и их противниками в Греции, Китае и других местах и, наконец растущий страх «красной угрозы», шпионских сетей и иностранной подрывной деятельности привели к резкой перемене в американских настроениях, на которую с готовностью отреагировала администрация президента Трумэна.

Таким образом, внешние и внутренние потребности холодной войны усиливали друг друга под общим прикрытием идеологических принципов. Всем приходилось выбирать между проамериканским или просоветским блоком. Таковой представлялась новая стратегическая реальность, к которой будут вынуждены приспосабливаться народы не только разделенной Европы, но также Азии, Ближнего Востока, Африки, Латинской Америки и других регионов.

4. Холодная война и «третий мир»

Вначале центральной темой холодной войны был передел границ в Европе. Таким образом, в глубине все еще скрывалась «немецкая проблема», поскольку разрешение этого вопроса, в свою очередь, определяло степень влияния стран-победителей на Европу. В первой половине XX века Россия и не собирались допустить подобного во второй половине столетия, тем более что Сталин был одержим идеей безопасности, поэтому задача достижения мировой коммунистической революции была вторичной. Таким образом, во-первых, имело место намерение добиться пересмотра территориальных договоренностей 1918-1922 годов со стратегическими «округлениями». Как отмечалось выше, это означало восстановление советского контроля над странами Балтики, смещение дальше на запад польско-русской границы, упразднение Восточной Пруссии и присоединение части территорий Финляндии, Венгрии и Румынии.

Политические волнения и неопределенность, характерные для Востока в те годы, раз за разом ставили перед Вашингтоном одну и ту же дилемму. С одной стороны, американские республиканцы не могли запятнать себя поддержкой коррумпированных режимов «третьего мира» или распадающихся колониальных империй. С другой стороны, они не желали дальнейшего распространения «революционных сил», ведь это (как утверждалось) укрепило бы влияние Москвы.

Похоже, в 1945 году все это не сильно волновало политических лидеров, многие из которых считали ситуацию не только «явным предначертанием», но и прекрасной возможностью исправить ошибки, допущенные предыдущими великими державами. Китаю, на который возлагались чрезвычайно большие надежды, и всем остальным странам так называемого «третьего мира» предлагалось следовать американским идеалам самоусовершенствования, предпринимательства, свободной торговли и демократии. Так же можно было давить на голландцев, чтобы те покинули Индонезию к 1949 году, хотя Вашингтон все же переживал по поводу роста там коммунистических протестов, как и на Филиппинах после обретения ими независимости в 1946 году.

Ужесточение позиции Вашингтона к 1950 году являлось следствием двух факторов. Первым из них была усилившаяся критика более гибких вариантов политики «сдерживания» Трумэна и Ачесона со стороны не только республиканцев и быстро набиравшего популярность «охотника на красных» Джо Маккарти, которые заставляли Трумэна действовать решительнее, чтобы отстоять свой политический фланг. Вторым стало вторжение Северной Кореи за 38-ю параллель в июне 1950 года, которое США немедленно интерпретировали как часть агрессивного плана Москвы. Вместе оба фактора сыграли на руку тем силам в Вашингтоне, которые добивались проведения более активной и даже воинственной политики, способной помочь навести порядок. Последствия этого изменения намерений повлияли на американскую политику во всей Восточной Азии. Самым очевидным стала быстрая эскалация военной поддержки Южной Кореи — сомнительного репрессивного режима, который был частично виноват в конфликте, но в тот момент считался невинной жертвой.

К 1949 году многие в администрации Трумэна перестали поддерживать Чан Кайши из чувства отвращения, с презрением смотря на это «обрубленное» правительство в Тайване и склоняясь к тому, чтобы вместе с Великобританией признать коммунистический режим Мао. Однако через год Тайвань уже поддерживался и защищался ВМФ США, а Китай считался злостным врагом. К августу 1951 года Вашингтон подписал трехстороннее соглашение о безопасности с Австралией и Новой Зеландией. Еще неделю спустя был наконец заключен мирный договор с Японией, юридически закончивший войну в Тихом океане и вернувший полный суверенитет Японскому государству. Политика Вашингтона по отношению к коммунистическому Китаю оставалась непреклонно враждебной, Тайваню же оказывалось все больше поддержки, даже когда речь шла о столь незначительных аванпостах, как Цзиньмэнь и Мацзу. Третьим важным элементом холодной войны была гонка вооружений между двумя блоками, которая шла одновременно с созданием военных альянсов. Если изучить расходы стран на оборону, то ни о каком равенстве говорить не приходится. Более важным является многоуровневый и многосторонний характер гонки вооружений. Шокированные тем, что русские смогли произвести собственную ядерную бомбу в 1949 году, США тем не менее верили, что в случае ядерного конфликт ­ та смогут причинить СССР гораздо больший урон.

Таким образом, отношения между «третьим миром» и «первыми двумя мирами» всегда были сложными и переменчивыми. Существовали, конечно, и стабильно просоветские страны (Куба, Ангола), и решительно проамериканские (Тайвань, Израиль), преданность которых объяснялась в основном агрессивностью их соседей. Были и такие, которые по примеру Тито искренне избегали присоединения. Иные же, склоняясь к одному из блоков с целью получения помощи, решительно противились чрезмерной зависимости. И наконец, частые революции, гражданские войны, смены режимов и пограничные конфликты в «третьем мире» порой заставали Москву и Вашингтон врасплох. Подобно сверхдержавам прошлого, СССР и США приходилось мириться с тем неприятным фактом, что их «универсалистские» идеи отнюдь не обязательно принимаются другими обществами и культурами.




double arrow
Сейчас читают про: