Нас Партия великая ведет 9 страница

Начал! Уставясь невидящими глазами в темноту, Зарубин безошибочно работал ключом.

Первая гайка… Почему взрывались эти мины? Не осталось даже записей. Какой шаг тогда стал последним?

Вторая… Сейчас не так. Вот когда начнешь разделять корпус…

Третья… Четвертая… В эшелоне тоже ночь. Мчит по Сибири состав, мотает вагоны. Сын с матерью, в обнимку, трясутся.

Пятая… Шестая… Секреты у мин всегда простые. Тронул что‑нибудь – у‑ух! – и нет тебя. Только черный столб над степью висит.

Седьмая… Восьмая… Девятая… Сын Мишка, медвежонок. Поехал Мишка в Сибирь. Три года медведю, а как его жизнь уже крутит!

Десятая… Одиннадцатая. Ну, эти не страшно. Сейчас последняя.

Пошла… пошла… свалилась.

Взяться бы поудобней. Качнешь железную голову, поведешь в сторону, а там, в черном нутре, защелка или контакт ползет, ползет. До конца дошла, соскочила, да как…

Зарубин прикусил губу. В рот полилось что‑то теплое, соленое. Кровь. Ждал: вот сейчас…

Руки медленно повели прочь холодный колпак. Хрусь! – лопнули внутри провода. Колпак, скрипнув, сорвался с болтов и глухо ткнулся в землю. Инженер, сразу ослабев, присел рядом.

«Ду! ду!» – раздался гудок автомобиля. На стене клоунами заплясали желтые пятна фонарей. В сарай ввалилось несколько человек.

– Зарубин, жив? – раздался хриплый голос начальника.

– Здесь я…

Язык едва ворочался.

– Ага, вскрыл мину! Сейчас посмотрим, что в ней наворочено.

Подрывники волоком тащили в сарай с машины ящики с толом. Начальник полигона закатал рукава реглана, на корточках присел с фонариком у мины.

– Так… мина магнитная. Приборы взрыва… ничего нового. Тралы ее возьмут. Но почему первые мины взорвались, а у вас всё обошлось? Поколдовали над ней, что ли?

Начальник устало сморщил лицо, двинул на бритый затылок фуражку. Зарубин не улыбнулся.

– Постойте, а это что за штука? Идите сюда. Не узнаете?

Коротким толстым пальцем начальник показал на небольшой прибор с окуляром, установленный в мине.

– Фотоэлемент. Срабатывает на свету. Вот и разгадка. Только сдвинул колпак – луч света – и грохнула. А вы‑то почему уцелели?

– Спичка у меня последняя погасла. Случайно уцелел, – тихо произнес Зарубин.

– Вот оно что… В темноте вскрывали? Ну, это, знаете ли… Начальник взглянул на Зарубина, потер лоб и пошел к выходу.

– Случайно… Спичка, – уже стоя в дверях, нехотя бросил он. – Ничего ты не понимаешь. Мину разобрал, а в себя не заглянул. Поджигайте шнуры, едем!

 

В. Каширин

Быстроход‑велосипед

 

 

1

 

Мимо пашен и лугов,

Мимо сосен и стогов

Еду, еду,

Быстро еду –

Через мост над ручейком, –

Моему велосипеду

Этот путь уже знаком.

Впереди – гора крутая, –

Кубарем с горы слетаю!..

Через пень,

через куст,

А куда лечу, – не знаю,

Только слышу

треск и хруст.

Посадил синяк на лбу,

 

 

В кровь рассек себе губу.

Встал и вижу: что такое?…

Колесо одно косое,

Был звонок на руль надет,

А теперь его уж нет.

Стал разыскивать я части,

Кое‑как нашел звонок,

Но нигде – уж вот несчастье! –

Я винты найти не мог!

Колесо стал направлять,

Но и тут беда опять:

Как ни жму на колесо я,

Колесо мое – косое.

Как машину ни вертел,

Но исправить не сумел.

 

 

2

 

Вдоль дороги,

вдоль широкой,

За собой взметая пыль,

Быстро мчится светлобокий

Легковой автомобиль.

Я – с дороги.

Стал в сторонку,

Чтобы он проехать мог.

Слышу –

чей‑то голос звонкий:

– Что случилось, паренек? –

Из машины в тот же миг

Вылез седенький старик,

В нем узнал я дядю Петю,

Петр Иваныч – наш сосед.

– Так, –

сказал мне дядя Петя, –

Не ты на велосипеде, –

На тебе велосипед!..

Петр Иваныч – добрый дядя,

Говорит:

– Садись‑ка сзади!..

Четверть часа не пройдет –

Мы приедем на завод.

– А зачем туда поедем? –

 

 

Спрашиваю дядю Петю.

Петр Иваныч мне в ответ:

– Покажу тебе сегодня,

Как и чем на том заводе

Делают велосипед!

Знать всё это – мой совет

Каждому мужчине.

Ну, а твой велосипед

Быстро там починят.

 

 

3

 

– Петр Иваныч, здрасте!

– Здрасте!

Нас встречают у завода.

Перед нами сразу настежь

Открываются ворота.

Парень – с виду крепкий,

ловкий,

В синей кепке

И спецовке,

Взял велосипед у нас:

– Здесь работы всей – на час.

Быстро сделаем для вас!

Дядя Петя мне:

– Ну, что ж,

Целый час – для нас не мало.

Мы пойдем туда сначала,

Где готовится чертеж.

 

 

4

 

Нарисован чертеж

На бумаге лучшей.

Ты чертеж не разберешь,

Если не обучен.

Здесь конструктор молодой

Начертил машину,

У него под рукой

Карандаш,

рейсшина.

У него найдется

Циркуль блестящий.

Циркуль кладется

В черный ящик.

В ящике инструменты

Сложены разные,

Вместе всё это

Готовальней названо.

Циркулем этим

Колесо чертим.

Вырастешь, –

Будешь чертить

к велосипедам детали:

Колеса со спицами,

рули и педали.

А чтобы ездок

Просигналить мог, –

На руле нарисуешь

звонок,

Чертеж понесешь ты в цех,

к рабочему,

Чтоб сделал детали

Такие точно.

 

 

5

 

Гудят станки,

Шумят моторы.

Как будто мчится

Поезд скорый.

Визжит пила,

И сталь грохочет.

А у станка

Стоит рабочий.

Точит он из прочной стали

Всевозможные детали:

Гайки,

оси,

валики

К велосипедам маленьким.

Есть резец у парня острый –

Режет сталь

легко и просто, –

Стружка вьется над резцом

То пружинкой,

то кольцом!

Парню, может, лет семнадцать,

Мы и столько бы не дали, –

А за ним не угнаться, –

В день дает по сто деталей.

Все довольны пареньком:

Токарь стал

скоростником!

 

 

6

 

В круглом маленьком оконце

Пламя светит ярче солнца.

Шумно дышит горн огнем.

Вот кусок металла в нем.

Словно на посту боец,

Перед ним стоит кузнец.

Металл, как надо, раскален,

Взял кузнец болванку в клещи,

Из болванки может он

Отковать любые вещи!

Он металла груз тяжелый

Быстро положил под молот,

Он ногой педаль нажал –

И расплющился металл,

Искр рассыпав золото

Под ударом молота.

А потом

Наш кузнец

В клещи взял кусочек стали,

Раскалил его конец,

Отковал

рычаг педали,

Посмотрел,

Повертел,

Тут же с ходу

Бросил в воду,

Быстро вынул рычажок

И сказал:

– Учись, дружок!

 

 

7

 

Входим в цех электросварки.

Этот цех совсем не жаркий.

Искры мечутся вокруг, –

Возникает зарево…

Много здесь умелых рук

Могут рамы сваривать.

Не умеешь – научись,

Будешь мастер сварки.

Но…

сначала берегись

Вспышек очень ярких!

Чтоб работу видеть мог, –

Впереди держи щиток…

…Вот он

радостный.

труд, –

Глаз не сводим с парня мы.

Не прошло пяти минут –

Руль и рама

сварены.

 

 

8

 

Вот готовы все детали:

Руль, колеса и педали.

Кто же даст теперь ответ,

Как собрать велосипед?

Сборщик вышел нам навстречу,

Молодой, широкоплечий,

В орденах, в медалях грудь, –

Видно, славный, безупречный

На войне прошел он путь!

Подошел ко мне боец,

Наклонясь, сказал с улыбкой:

– Здравствуй, здравствуй, молодец!

Это ты сегодня

рыбкой

Через пень нырял в кусты?

Что ж молчишь? Конечно, ты!

В этом вовсе нет секрета:

Я нырял с мотоциклета

Даже в речку головой,

Но, как видишь вот, – живой.

На войне не раз бывало:

Упадешь – и вновь вперед!..

Тренируйся,

Прыгай, малый,

Ловкость всюду верх берет! –

Сборщик принял все детали,

За работу взялся тут же,

Закрепил рычаг педали,

Затянул винтом потуже.

Вставил руль, колеса оба,

Прикрепил к рулю звонок,

Позвонил разок для пробы.

– Вот как делают, сынок!

 

 

9

 

Целый час

Мы ходили

По заводу с дядей Петей.

Мастера не забыли

О моем велосипеде.

Смотрю на велосипед

Очень внимательно:

Мой это или нет,

Такой замечательный!?

У колеса обод

Уже исправленный,

Звонок пробую –

Звонит правильно.

Спицы в колесе

Будто новые все.

Берем свою машину мы,

Благодарим умельцев.

Шуршит машина шинами,

И след дорожкой стелется.

Смотрю вперед – препятствий нет,

Дорога там свободная.

И мчится

мой

велосипед –

Машина быстроходная!

 

 

Э. Шим

Звонкие дни

 

Весною погода изменчива. То солнышком пригреет, то пахнёт холодом, и так – несколько перемен на дню. Впрямь, очень похоже, будто зима с весною спорят: кто кого одолеет?

Иногда спор бывает особенно жарким. Не уступают друг другу спорщики, пускаются на разные хитрости. Тут уж – успевай смотреть да слушать. Приметишь много диковинок.

Сегодня поутру взяла силу зима. Так она застудила землю, что на лужах стал трескаться лед. И на дворе у нас, и на дороге отчетливо слышался этот треск, словно стучали по льдинкам крохотные молоточки.

Потом выглянуло солнце, молоточки кончили стучать. Тогда другой музыкант – капель начала пускать бульки. Это была уже песня весны.

Сначала звучали бульки резко и глуховато, – капли падали прямо на землю. Когда же внизу скопилась вода, бульки стали звонкими и пошли чаще. Получились целые трели.

Зиме, наверно, такая музыка не понравилась. Зима надвинула мутные тучи, дала ветер. Сразу похолодало. А с неба посыпалась изморось – не то дождь, не то мелкий снег. И вышел гололед.

Обледенели изгороди, крыши, деревья. У нас во дворе стоит береза, – так на ветвях ее наросли ледяные бубенцы.

Я вышел из дому и стал чинить санки, чтобы ехать в лес за валежником. Едва взялся за работу, как слышу тоненький перезвон. Поднял голову.

Оказывается, на березовые жиденькие веточки сел снегирь, и оттого веточки закачались и зазвенели бубенцами.

Снегирь, конечно, сразу слетел, но на его место плюхнулся другой – и опять перезвон.

Пока я санки чинил, береза всё время позванивала, давая мне знать о прилете гостей. Их что‑то много было – и снегирей, и синиц, и поползней.

Придя в лес, я догадался, отчего это. Там деревья тоже обледенели, и когда дул ветер, лес становился очень громким. Непривычные звуки птиц напугали, а иных и выгнали совсем. Перестаралась зима.

К вечеру холод отпустил, но ветер стал крепче. Он гнал по земле осколки льда, выплескивал воду из луж, рушил скрипучий снег. И весь этот шум был такой, словно настраивали инструменты в большом оркестре.

И я так и понял, что зима с весною готовятся вновь продолжать спор.

 

Э. Шим

Примечай

 

Шел я из школы домой. Ранней весной это было. Погода ненастная. С утра моросит дождь – надоедливый, одинаковый, словно отмеренный. Распустил все дороги, из тропинок ручьев понаделал. Идти неловко, – ноги разъезжаются.

От школы до деревни – полтора километра. Пока я полпути прошел, промок совсем.

Дорога сквозь лесок проложена. Вошел я под деревья, а тут еще хуже. Со всех ветвей капает, течет, льется. Струйка с березовой ветки прямо мне за шиворот угодила.

Разозлился я. Мимоходом хлопнул березку кулаком.

– Ишь, – говорю, – разревелась!

Тряхнула береза ветками, окатило меня водой, как из ушата.

Охнул я от обиды. Стукнул еще разок.

Еще раз меня окатило.

Чуть я не заплакал.

Иду, злюсь, и до того мне противными кажутся и серое скучное небо, и хлюпкая дорога, и мокрые деревья, что хоть не гляди. Скорей бы до дому добежать, что ли!..

И тут я вспомнил, что есть у меня одно волшебное слово. Я его недавно узнал, но уже успел проверить. Оно в самом деле замечательное.

«Ну‑ка, – думаю, – испытаю его. Как‑то оно сейчас послужит?»

Остановился я и самому себе тихонько говорю:

– Примечай.

Подождал чуточку. Повернул голову. Вижу – при дороге стоит древняя бородатая ель. Нижние лапы у нее шатром свесились. Сухой пригорушек под этим шатром, и даже кажется, что струится там теплый воздух.

Вот тебе и дом готов.

Залез я под густые лапы, сел, сумку положил. И сразу не стало для меня дождя и серого неба. Тепло, сухо.

И тогда я второй раз себе говорю:

– Примечай.

Поглядел на деревья. Вижу, – не плачут они, а умываются. Ветки блестящими стали, распаренными, словно из бани. И каждая ветка подчеркнута пунктиром капелек.

А на земле, под деревьями, движутся прошлогодние бурые листья. Они движутся едва заметно, бесшумно, но упорно, как заведенные. С пригорков сползают в низинки, ямы и там оседают и прижимаются к земле. А на пригорках выпрямляются сморщенные листочки первой травы… Тайная работа идет в лесу. Моется он, чистится, готовится надеть зеленый наряд.

Рассмотрел я это и в третий раз говорю:

– Примечай.

Качнулась впереди ветка. Желудевого цвета пятнышко мелькнуло. Белка! Вылетела на еловый сук – батюшки! – такая‑то растрепанная, мокрохвостая, сердитая… И будто в скакалочку заиграла: подпрыгивает на суку, старается, хвостом трясет, а сама – ни с места.

Что за фокусы, растрепа?!

Ухнула вниз и пропала в хвое.

Опустил я глаза.

Крохотный родничок звенит у пригорка. Вдруг на берегу родничка земля вспучилась, разверзлась. Вылезли на белый свет две ладошки и розовый пятачок. Вот тебе на! – крот явился.

Захлюпал по воде, перебрался на другой берег и опять в землю нырнул. Дрыгнул хвостиком – только его и видели.

Тоже – фокусник. Где нырять полагается, он пешком топает. А где все пешком ходят, там ныряет.

Сверху на меня хвоя посыпалась. Раздвинул я тяжелые ветки, глянул. Качаются над моей головой лапы в красных штанах. Это дятловы. Уцепился дятел за шишку и повис на собственном носу. Так и висит. Караул!! Поддержите! Шишка оборвалась, захлопали крылья, – фрр! – и нет никого… Чудеса.

…Так и служит мне волшебное слово. Скажешь его, начнешь примечать всё вокруг – и новые открытия, и новые загадки будут встречаться на каждом шагу.

Позабудешь тогда и про усталость, и про ненастье, потому что нет на земле интереснее дела, чем видеть невиданное и познавать непознанное.

 

Л. Стекольников

Рассказы о бабочках

 

 

«МЕРТВАЯ ГОЛОВА»

 

«С земли иль с неба этот звук донесся?»

Шекспир. «Буря».

 

Однажды ранней осенью мне пришлось работать в деревне. Белый домик, в котором я поселился, стоял среди плодового сада. Рядом была пасека, а за ней к реке сбегало картофельное поле.

Хозяин мой – Лука Лукич – работал в колхозе огородником. Был он очень стар, но дело свое знал отлично. Одно мне в нем не нравилось, – уж слишком он боялся всего того, чего не понимал, чему не находил объяснения…

Я только‑только успел поужинать, как Лука Лукич попросил меня посидеть с ним, а то, мол, страшно.

– Страшно? – удивился я.

– Не людей боюсь, – ответил старик, – неладно стало у нас по вечерам. Третью ночь не сплю. Как, значит, стемнеет, так… – тут Лукич оглянулся, – так запищит что‑то тонко‑тонко: у‑у‑у! – будто есть просит.

– Где пищит‑то?

– Да и сказать не могу, где. Кругом. Я так думаю, что «оно» меду просит.

– Почему меду?

– А потому, что как, значит, «оно» запищит, так пчелы просыпаются и начинают гудеть.

Я уже догадался, что это за таинственное существо, и согласился провести вечер со стариком. Мы вышли в садик и сели на завалинку.

Я взял с собой сачок и электрический фонарик. Было тихо. Только за рекой брякали бубенцы, – там паслись лошади. Воздух был мягок и душист. В полумраке белели стволы яблонь. В пчелиных домиках всё было спокойно.

– Опаздывает ваше «оно», – хотел уже сказать я Луке Лукичу, как вдруг со стороны картофельного поля долетел до нас тонкий, звенящий звук. Звук то ослабевал, то усиливался. Он слышался то справа от нас, то слева. Действительно, он был каким‑то тоскливым, «волчьим», словно кто‑то жаловался или просил чего‑то.

Я взглянул на огородника. Он не шевелился. Только белая борода его дрожала.

А пчелы проснулись и зашумели в своих ульях. Таинственный звук внезапно резко усилился. Какое‑то упругое тело шлепнулось на крышу ближайшего улья. Теперь к жужжанию примешивался странный писк. Пчелы бушевали. Я включил электрический фонарик, схватил сачок и подбежал к улью. Удивительное зрелище открылось мне. На крыше улья кружился какой‑то гудящий ком – это шла отчаянная битва пчел с огромной бабочкой – любительницей дарового угощения. Пытаясь отбиться от многочисленных жалящих врагов, она взмахивала длинными крыльями и издавала резкий писк.

Пчелы облепили ее всю. Особенно много висело их на ее толстом, длинном брюхе.

– Лука Лукич! Сюда! Вот ваше «оно»! – закричал я. Старик нерешительно подошел. Я видел, что пчелы не смогут одолеть необыкновенного вора. Взмах сачка – и гудящий ком упал на дно кисейного мешка. Часть пчел вылетела обратно, но с полдесятка продолжали держаться за бабочку. Мы вернулись в дом. Ульи понемногу успокаивались. Осмотр добычи я отложил до утра.

На следующий день старик пожаловался мне, что и в сетке «оно» продолжало шуметь, мешая ему спать.

Действительно, бабочка билась в сетке и тонко пищала. Это был бражник, носящий мрачное название «мертвая голова». Сверху, на груди у бабочки желтел рисунок, похожий на череп с двумя скрещенными костями.

Длинные, с неясным бурым узором, узкие передние крылья имели в размахе 13 сантиметров. Задние крылья были желтыми с черной каймой, брюшко тоже желтое с черными кольцами. Не бабочка, а маленькое чудовище!

И какое же оно живучее! Пчелы его не могли убить; я усыплял его и серным эфиром, и бензином – и не мог усыпить. Наконец, после вспрыскивания табачного настоя бабочка затихла. «Мертвая голова» очень редка на севере, поэтому я радовался ценному приобретению для коллекции.

– Лука Лукич, вы всё еще боитесь этой бабочки? – спросил я хозяина, насаживая бражника на длинную иглу.

– Может, это не бабочка? – ответил старик.

– Вот как! Тогда я не пожалею редкого экземпляра, чтобы доказать вам, что это только бабочка, хотя и удивительная.

Я отрезал бражнику голову. В зобу оказалось около чайной ложки меда. Огородник внимательно следил за каждым моим движением.

– Вот вор, так уж вор, – говорил он. – И где он такой, ворюга, родился?..

– Да вот на том картофельном поле, наверно, и родился, – отвечал я, исследуя бабочку. – Может, встречали на картофельной ботве толстенную, длинную, зеленую гусеницу с синим узором на спине? – спросил я.

– Нет, – ответил старик и добавил, – теперь вижу, что промашку я дал. «Оно», брат, не такое…

Позже я узнал, что ученые до сих пор точно не знают, каким образом пищит «мертвая голова». Повидимому, писк и жужжание происходят от трения частей хоботка. Любопытно, что и гусеница «мертвой головы» может производить звуки, напоминающие скрежет зубов.