В воскресенье после обеда 8 страница

Солнце заходило и озаряло землю своими последними лучами. Квини высматривала Стоунхорна и наконец увидела его, возвращающегося верхом. Всадник был редким явлением на шоссе: старый автомобиль дешевле и быстрее, чем лошадь, и всадники – это были большей частью либо табунщики, пасущие лошадей, либо ранчеро, разводящие бекинг хорсов. Квини очень обрадовалась и поставила на печечку рыбу. Она услышала, как около дома появился муж, прислушалась, как он повел карего в загон. Пегий, фыркая и топая, проявил свою ревность. Видно, Стоунхорну пришлось карего привязать вне загона, чтобы предотвратить драку жеребцов. Когда он вошел в дом, Квини улыбнулась ему навстречу, и он привлек ее к себе. Но было что‑то чуждое и угрожающее в его поведении, в его торопливых движениях, и она испугалась. Он взял рыбину, жадно проглотил ее, хотя она была еще не совсем прожарена, схватил затем остальную еду с печки, сунул ее Квини в руки и вытолкнул молодую женщину с ней из дома. Его глаза пылали.

– Оставайся там, – проговорил он срывающимся голосом. – Это снова находит на меня. Я должен попытаться уснуть… я должен заставить себя…

Так как она недостаточно быстро преодолевала порог, он толкнул ее вон, так что она споткнулась и чуть не упала. Он рванул за ней дверь, закрыл, а когда она, все еще с рыбой в руках, в отчаянии прислушивалась у двери, она услышала только, как он бросился на кровать и, кажется, остался лежать.

Дыхание у него было хриплое. Она прислонилась к стене дома и на миг закрыла глаза.

Она простояла, все прислушиваясь, пожалуй, час. Но в доме ничто не шевелилось. Стоунхорн, кажется, заснул. Его дыхание стало едва слышно. Только раз или два он громко застонал, словно видел нехороший сон.

Квини не могла войти в дом, потому что Стоунхорн закрылся изнутри. Не было соседей, у которых она могла бы укрыться, и у нее не было одеяла. А уже стояла осень, и ночь в прерии была холодна. Она положила рыбу, которую не могла есть, в закрывающееся крышкой ведро и повесила его на сосну. Ни птицы, ни собаки не могли там добраться до рыбы. Она пошла к лошадям, к карему, который спокойно пасся после того, как проделал немалый путь, к Пегому, у которого было злобное настроение, и он отбросил назад голову с прижатыми ушами, когда Квини захотела его погладить. Она посмотрела на месяц, который поднялся позади Белых скал, и она приветствовала знакомые созвездия, которые сияли сейчас также и над домом, в котором спала бабушка с младшими братьями и сестрами Квини и всегда строгий, всегда такой спокойный и уверенный отец. Она подумала о матери в больнице. Может быть, Стоунхорн навестил ее. Больница была недалеко от поселка агентуры. Но, возможно, он поостерегся появляться в расположении больницы, или, может быть, тифозных больных посещать не разрешается. Квини пошла назад к бревенчатой хибаре и прислушалась.

Стоунхорну, по‑видимому, снова что‑то снилось: он разговаривал и громко вскрикивал. Ей показалось даже, что она слышит, как он колотится головой о стену, и она сжала вместе крепко ладони и по‑своему молилась.

Наступила полночь: она определила это по положению звезд. Она все еще оставалась вне своего дома. Но там, внутри, теперь снова стало тихо. Она укрылась на всякий случай за задней стороной дома, которая была обращена к вздымающемуся склону. Она прислонилась там к стене и успокоилась, потому что надеялась, что Стоунхорн крепко заснул. Если ему удалось этого добиться, все было хорошо.

Пегий поднял голову и навострил уши. Квини наблюдала за животным. Поведение жеребца заставило беспокоиться и других лошадей. Одна кобыла, которая еще паслась, подняла голову, карий встал на ноги. Квини подумала, что наверху, у сосен, что‑то шевелится. Это мог быть лесной кот, который сам боялся крупных животных, возможно, также ласка или куница. Кролики дремали, плотно прижавшись друг к другу, одна белая ангорская масса, безобидная, ничего не ведающая.

Из дома снова донеслись стоны Джо. Наверху, у сосновой рощицы, стоял человек. Это был Гарольд Бут. У него в руках не видно было оружия. Он был без шляпы. Лошади при нем не было. Его могла привести сюда случайность, но Квини почувствовала намерения подкрадывающегося Гарольда, так что руки и ноги у нее моментально словно парализовало.

Собаки рычали. Бут подступал к ней. Она отступала назад. Он медленно спускался по склону вниз, ближе к дому.

Квини могла обежать вокруг дома, разбить окно и влезть в дом к Стоунхорну. Но, может быть, ей будет не пролезть через разбитое окно. Она могла кричать, но, наверное, Стоунхорн спит так крепко, что не услышит ее, или при пробуждении его свалит новый приступ. Она могла кричать через долину на другую сторону, возможно, ее бы и услышали Мэри и Айзек, но, скорее всего, во сне они ее с такого расстояния не услышат. Она осталась на месте, и единственное, о чем она подумала как о самом реальном, это был ее нож, который она судорожно сжимала в кармане передника. Он был раскрыт. Она чистила им рыбу и переворачивала ее на сковородке.

Гарольд Бут стоял перед ней. От него несло перегаром.

– Ах! – сказал он. – Маленькая женщина! Она, должно быть, ночью так одинока. Нет, ты не должна быть так одинока. Идем… – И он готов был на нее наброситься.

Так как за спиной у нее была стенка дома, казалось, что отступить от него некуда.

– Идем! Раз эта пьяная хрюкающая тут, внутри, свинья не желает больше тебя… Ты будешь теперь моей женой. – И он бросил вперед свое тяжелое потное тело.

Квини проскользнула под его плечом. Затем она повернулась вокруг и, пока он качался у дома, ткнула его сзади ножом в руку и пригвоздила его к бревенчатой стене.

Он вскрикнул и протяжно завыл.

Квини надеялась, что Стоунхорна это разбудит, но ее Стоунхорн продолжал безмолвствовать, и в доме не было слышно никакого движения.

Молодая женщина обежала хибару вокруг и пустилась бежать вниз, на шоссе. Достигнув обочины, она остановилась.

Дом Айзека Бута по ту сторону шоссе был темен и тих. Возможно, они и проснулись, но, конечно, подумали: ах, это там, наверху, на той стороне, снова пьяный… бедная женщина… И Квини постыдилась обратиться к этой семье за помощью.

Квини боялась. Если пьяный Гарольд сумеет вытащить из своей руки нож, он может кинуться за ней, нападет на нее. Надо спрятаться. Или искать помощи. И тут она вспомнила о пегом жеребце. Она снова ринулась наверх, не прямо к дому, а сторонкой, сделав крюк к загону с лошадьми. Она снова увидела Гарольда Бута. Он левой рукой вытащил нож из своей правой. Он все еще стонал, но больше уже себе под нос. Квини добралась до загона, и он не заметил ее. Она не стала терять времени, чтобы раздвигать жерди, а пролезла сквозь изгородь внутрь, к лошадям, и взлетела на незанузданного жеребца, который был очень неспокоен. Он присел на задние ноги, потом стал карабкаться с ней через изгородь, как неистовый дикий конь. Он чуть не сбросил ее, ведь его неудачные и наконец удавшиеся прыжки создавали неожиданное опасное для всадника положение, она даже и подумать не могла, что такое возможно: жеребец был приучен преодолевать опаснейшие пути, перепрыгивать невысокие препятствия, скакать галопом, увертываться от лассо, сопротивляться и брыкаться, однако он не был обучен перелезать через изгороди. Но то, что животное с такой решительностью, умом и ловкостью преодолело эту преграду, порадовало Квини. Пока она была на этой лошади, ей был не страшен никакой Гарольд. Она думала ускакать на жеребце прочь, но, ухватившись лишь за его гриву, не могла повелевать им, а жеребец вздумал прогнать чужого человека. И он погнал его прочь, как чужого жеребца, а Буту пришлось только радоваться, что его еще несли ноги. Нож у него выпал. Если бы Квини не удалось на полпути отвернуть Пегого, вряд ли Гарольду удалось бы сохранить жизнь. Бут понесся вниз, к шоссе, и убежал на свое ранчо, и Квини видела еще, что он заполз в пустой свинарник. А она все еще скакала вокруг на жеребце. Пегий был счастлив, что вырвался из загона, и носился со своей молодой наездницей туда и сюда. И каждый раз, когда она уже думала, что перехитрила его и наконец‑то направит в загон, он в последний момент снова убегал. Загон был закрыт, а животное не взнуздано. Жеребец ржал, поднимая верхнюю губу, и Квини знала, что это он смеется над ней и радуется, как еще никогда в жизни. Квини после такого сильного нервного напряжения с удовольствием бы смеялась вместе с ним, однако уже светало, и она думала о том, что ей после этой сумасбродной ночи надо идти в школу.

В доме послышалось движение, и показался Стоунхорн.

С порога отворенной двери следил он – руки в карманах брюк – за своей молодой женой на незанузданном бронке без седла, и, лишь заметив, что она не может направить жеребца в загон, он сначала открыл его, затем прыгнул позади Квини на животное, заставил ее соскользнуть и въехал в загон. Он тщательно закрыл его, осмотрелся вокруг, заметил ведро на дереве, окровавленный нож, следы человеческих ног на траве и спросил:

– Что же тут произошло?

Квини задним числом стало дурно. Джо отнес жену на кровать и развел в печке огонь.

Прошло несколько минут, прежде чем Квини смогла говорить и все рассказала.

– Это моя вина, – сказал он, когда обо всем узнал, – но теперь это уже не так часто повторяется. Я был не в себе. Возможно, я бы совершил в доме что‑нибудь такое, что подвергло бы тебя опасности. Поэтому я и закрылся. Но все прошло благополучно. Только шишки под волосами. Сегодня явится комиссия! По колодцам. Они хотят ознакомиться с местностью.

Джо и Квини поджарили рыбу и съели ее на завтрак. Квини поехала в школу на кабриолете, потому что Стоунхорну ни в коем случае нельзя было покинуть дом: могла прийти колодезная комиссия. По пути Квини обогнала школьный автобус. В школе она посреди урока литературы побледнела и осунулась. Ивонна свела ее в медпункт и осталась там с нею. Квини выпила несколько глотков холодной родниковой воды, больше она не хотела. Она легла на спину и положила руки на живот, в котором она уже ощущала движение новой жизни. Она улыбалась и казалась счастливой.

Так как в ее распоряжении был автомобиль, она возвратилась домой раньше обычного.

Уже с шоссе в долине она увидела много автомобилей, припаркованных перед домом Бутов, и некоторые из них узнала:» Форд» Эйви, «Студебеккер» Айзека, старый высокий кузов автомобиля, принадлежащего Джимми Уайт Хорсу, служебную машину суперинтендента и один ей неизвестный «Форд». Когда она поравнялась с домом Бутов, из него вышел Стоунхорн и подал ей знак подъехать. Стоунхорн несколькими движениями руки показал ей, как половчее пристроиться, чтобы не засесть в болото.

Он вышел навстречу, чтобы провести ее в дом, и при этом сказал:

– Колодезная комиссия. Ты можешь их вместе со мной послушать. Они говорят уже более двух часов, но теперь, кажется, собираются заканчивать.

– Почему же у Бутов? – спросила Квини еще в передней.

– У нас ты, Квини, не поместишь столько народу. И послушай же.

Квини вошла со Стоунхорном в помещение, которое служило Бутам столовой и общей комнатой, где разыгралась та сцена между Джо и Гарольдом, о которой Квини знала только в общих чертах. Она охватила быстрым взглядом всех, кто сидел за столом: Айзек, Мэри, Холи, Хаверман, Джимми Уайт Хорс, Дейв де Корби, Эйви и два незнакомых человека, может быть бизнесмены или инженеры. Мэри чуть подвинулась на кушетке, и Квини села рядом с ней. Стоунхорн снова занял свое место между Эйви и двумя незнакомыми людьми. Эйви представил Квини и этих незнакомых господ друг другу:

– Миссис Кинг – представители фирмы, которую служба здравоохранения привлекает к устройству колодцев в нашей резервации. Мистер Миллз, мистер Реджер – инженеры.

– Теперь слово за вами, Эйви, – сказал Холи. – Вы последняя инстанция в этом деле.

– Извольте, если уж вы решили, что администрация остается в стороне. Я обобщу результаты наших дипломатических переговоров и прошу меня поправить, если я в чем‑нибудь ошибусь.

Мы сперва твердо установили: во‑первых, что колодец Бута, краткости ради скажем, слишком малой глубины и от этого недостаточен, а также из‑за все время поступающей грязи не безупречен и в санитарном отношении; во‑вторых, что пробуренная скважина с электрическим насосом выше дома Кинга в идеальном случае для ранчо Кинга и, возможно, для соседнего ранчо на той же стороне долины, соединенная с водопроводом, могла бы стать и обводняющим устройством. Одно такое устройство со скважиной до зеркала грунтовых вод стало бы лучшим и неисчерпаемым источником питьевой воды, воды для лошадей и орошения, к тому же еще и дающим электричество. Оно может поднять продуктивность почвы лугов, а также увеличить урожайность зерновых и овощных культур в несколько раз. В‑третьих, отдел экономики не хочет ни сам оплатить стоимость такой электрифицированной насосной установки, ни предоставить соответствующий кредит, потому что отделу представляется сомнительным, что разведение лошадей и крупного рогатого скота сможет стать столь интенсивным и рентабельным, что» позволит извлечь из хозяйственного обращения сумму, необходимую для погашения долга. Мистер Кинг вложил бы деньги, если бы они у него были, но в настоящее время у него их нет. Технически нет никаких сомнений; представители фирмы пришли к выводу, что целесообразно сделать хотя бы пробные скважины. Однако фирма не может заключить частный контракт с мистером Кингом на устройство колодца, так как мистер Кинг не обладает достаточным обеспечением кредита. Земля является собственностью племени и не может быть заложена. Лучшие лошади еще не перешли в полную собственность Кинга, потому что выплачены только первые три взноса продажной цены. Эта возможность, таким образом, тоже отпадает. По техническим возможностям, перспективности и сметной стоимости будет сделано письменное заключение, которое оплатит мистер Кинг. В‑четвертых, служба здравоохранения не может, как уже было сказано, взять эту насосную станцию на свой бюджет, потому что для получения безупречной питьевой воды, а также и для водопоя лошадей существуют несравненно более простые и более дешевые средства. Колодец, расположенный на территории ранчо Бута, следует углубить и забетонировать. Обойдется это значительно дешевле. Представители совета племени в лице президента Джимми Уайт Хорса и члена совета Дейва де Корби, представители агентуры в лице сэра Холи и мистера Хавермана точно так же, как и служба здравоохранения, представляемая мною, мы единодушно высказываемся за то, чтобы усовершенствовать колодец на ранчо Бута, и до тех пор, пока не появятся другие возможности водоснабжения, предоставить его для пользования жителям округи. Совет племени, который сдает в аренду Буту участок, полагает, что улучшение колодца и все связанные с этим расходы возьмет на себя служба здравоохранения. Работы будут начаты немедленно, то есть начнутся послезавтра, после того как уполномоченные фирмы представят службе здравоохранения окончательную смету расходов. Протокол соглашения получат суперинтендент, президент, мистер Айзек Бут и мистер Джо Кинг, а также служба здравоохранения.

Все внимательно выслушали Эйви, который после своего обстоятельного доклада посмотрел в сторону Квини. Он увидел ее серьезное лицо; зубы у нее были стиснуты.

– Кто‑нибудь еще хочет высказаться?

Никто не произнес ни слова.

Стоунхорн замкнулся в себе.

Эйви обдумывал, как лучше всего закончить это совещание, когда дверь в комнату распахнулась. Показался мальчик, племянник Мэри. Когда он увидел многочисленное собрание незнакомых людей, он испугался за свое поведение и хотел было снова удалиться. Но Мэри, которая не боялась ни бога, ни черта, ни отца, ни суперинтендента, крикнула:

– Хэлло, Джеки, что там такое?

– Лошади Кинга все разбежались…

– Проклятье… – Джо вскочил уже при втором слове мальчика и поспешил вон,

Сразу же за ним выбежала и Мэри.

– Возьми какую‑нибудь из наших лошадей, Джо! Я возьму лассо и иду с тобой!

Вместе с Мэри выбежала и Квини. Стоунхорн крикнул Квини перед домом:

– Оставайся у машины!

Затем он понесся к лошадиному загону Бутов, куда мальчик уже пригнал лошадей, весь день пробывших на пастбище. Мэри и мальчик притащили уздечку и лассо; от седел, чтобы не терять времени, отказались все трое. Джо первым подготовил себе лошадь. Он взял лассо, которое ему подала Мэри, и перемахнул через нижнюю загораживающую жердь, которая еще не была отодвинута.

Он ударил коня пятками по бокам и погнал его через шоссе, потом галопом по шоссе и по боковой дороге наверх. Свою собственную лошадь он бы заставил забираться вверх по склону напрямик, но лошади Бута были более тяжелой породы и не такие ловкие. Пока он ехал, он смотрел по сторонам, но нигде не заметил животных, которые, как с ужасом сообщил мальчик, все разбежались. Мэри и ее племянник следовали за ним на расстоянии.

Когда Джо добрался до верха, он сразу же увидел, что пустой загон закрыт, но он видел также, что кто‑то его сначала открывал, потому что обе верхние жерди были вставлены не так, как их вставлял сам Джо. И карего жеребца, который был привязан вне загона к колышку, тоже не было на месте. Осталась только дырка на том месте, где был вбит колышек. Джо пристально осмотрел все вокруг. Мэри и мальчик подъехали к нему. Так как никто не видел убежавших животных, рассматривали следы в траве.

– Кто‑то тут поработал, – сказал Джо.

Мэри кивнула. По траве и по земле было видно, что лошади короткими легкими прыжками перескочили через одну или две нижние запирающие жерди. Они, казалось, затем разбежались в разные стороны. Много времени пришлось потратить, отыскивая их следы. Стоунхорн хотел сперва поэтому посмотреть вокруг с высокого места. Он погнал свое животное дальше наверх.

У сосновой рощицы, где он построил защитный навес от непогоды, он обнаружил карего. Карий тащил за собой веревку и колышек. Двигался он медленно. Казалось, бежать ему было больно. Когда Стоунхорн позвал животное, оно навострило уши и остановилось. Джо увидел, что оно ранено. У него была кровоточащая рана на шее, у основания гривы, и он хромал на левую заднюю ногу. Карего поймать оказалось нетрудно: он не хотел убегать дальше, и Джо надо было только схватить веревку. Он тут же понял, что рана была от укуса. Видно, жеребцы, встретившись вне загона, налетели друг на друга. Он осторожно отвел раненое животное назад и поместил в загон. Мэри была там. Мальчик поскакал по вершине склона вокруг. Джо и Мэри следили за ним и заметили, что он подает какие‑то знаки. Они скоро поняли: на шоссе в долине в направлении агентуры он обнаружил кобылу.

Все пустились за ней. Мальчик спустился на шоссе напрямик и остался там ждать. Джо и Мэри поскакали вниз наискосок, наперерез ей. Джо впереди, Мэри немного сзади с таким расчетом, чтобы беглянка оказалась между ними. Бежать на противоположный склон на ранчо Бута она не могла: вся местность там была обнесена изгородью. Джо и Мэри держали наготове лассо. Но кобыла уже что‑то почуяла. И как только Мэри достигла, может быть слишком шумно, шоссе, позади нее лошадь со всех ног рванулась вперед и с развевающимся хвостом прогалопировала мимо Джо, еще не успевшего спуститься со склона. А лассо у него еще на это расстояние не хватало. Джо пробормотал какие‑то проклятия и тут вдруг услышал рокот мотора. Это и еще хуже: неосторожный водитель мог наскочить на возбужденную лошадь или до смерти загнать ее. Но тут Джо увидел, что это его собственный автомобиль, а за рулем – Квини. А ведь Квини была дочерью ранчеро.

Кобыла значительно уступала в скорости спорткабриолету и скоро почувствовала, что машина ее настигает. Она соскочила с дороги и устремилась вверх по склону. Лошадь Джо, и вообще‑то нелегкая на ногу, да еще под тяжестью всадника, не успевала за ней. Джо придумал иной ход. Он соскочил с лошади и сам побежал по склону наверх. Кобыла не заметила его, она обращала внимание только на следующую за ней лошадь Джо. А он бежал изо всех сил и опередил беглянку.

Спрятавшись за кустом, он улучил момент и бросил лассо. Большое кольцо через голову опустилось на шею животного. Рывок не был силен, ведь лошадь не могла скакать во весь опор в гору. Джо вышел из‑за куста и стал выбирать лассо.

Вот возвращена и вторая лошадь. Джо притянул ее к себе. Она почуяла хозяина и, как ни резва была, подчинилась. Джо уселся на нее верхом, и вместе с подоспевшей Мэри они принялись теперь за ловлю ее рыжей кобылы. Скоро они охватили ее с двух сторон, и Джо предоставил Мэри возможность ее заарканить. Он поблагодарил ее широким жестом руки и поскакал к своему дому, а Мэри и мальчик с тремя лошадьми Бута направились на свое ранчо. Джо пустил кобылу в загон к раненому карему и увидел подъехавший к дому кабриолет.

Квини заперла машину и подошла к мужу.

– Приготовь что‑нибудь поесть, – сказал он. – Мне придется потом всю ночь провести в дороге.

Квини пошла в дом. Стоунхорн достал свой карманный фонарь и осмотрел следы в загоне и вокруг него. Это отняло больше времени, чем приготовления Квини. У нее были тут только ягоды, мука, шпик да несколько репок. Все как раз нелюбимые Стоунхорном продукты, но об этом теперь не было и речи. Она хорошенько раздула печь и быстро сварила еду.

Как только Стоунхорн определил по следам все, что можно было обнаружить в наступившей темноте и в спешке, они с Квини торопливо поели. Стоунхорн сунул затем один из двух своих пистолетов в кобуру на поясе; всякий мог теперь видеть, что он вооружен, раз преследует конокрада. Он взял также свое охотничье ружье с запасом патронов. Второй пистолет и второе ружье остались Квини.

– У тебя есть огнестрельное оружие, Тачина. Больше не считайся ни с чем. Это был он. Никто другой. Но он был не один. Очень может быть, я несколько дней или даже неделю буду отсутствовать. Я буду искать Пегого и вторую кобылу. Если тебе одной тут будет не справиться, отгони карего к своему отцу, и иди в школьный интернат. В любом случае сообщи завтра в полицию.

– О ком?

– О неизвестном.

Они обнялись. Он прижал ее к себе с такой силой, что она испугалась за себя и не только за себя.

Она проводила его до загона и дала немного денег, оставив себе ровно столько, без чего не могла обойтись.

Джо взлетел на кобылу и поехал прочь. Квини смотрела ему вслед, пока он не исчез в темноте между деревьями.

Она пошла в загон и приласкала карего, кусаная рана которого, конечно, еще долго не заживет. Она снова тщательно задвинула жердь, подозвала собак, дала им немного оставшейся еды, чтобы они оставались у дома, и закрылась в хижине. В печке еще был огонь, Квини приоткрыла печную дверцу и при свете огня проверила пистолет и охотничье ружье, поставила ящик с патронами к себе на топчан, положила рядом с собой огнестрельное оружие и нож. Она улеглась на одеяло, на котором они обыкновенно с Джо лежали, и тут навалилась на нее тоска. На стене висели белая рубашка и черные джинсы Джо, она поднялась, прижалась лицом к его одежде и заплакала.

Между тем Стоунхорн рассудил так: воров было много, однако не все у них удачно получилось. Пегий отсутствовал, вероятно он находился в их руках. Это не было результатом схватки жеребцов. Карий был ранен, и они его оставили. Кобылу, раз уж им это было нужно, они легко могли взять с собой.

Вторая, жеребая кобыла от них убежала, или они нарочно прогнали ее, чтобы отвлечь внимание Стоунхорна. Их преимущество, таким образом, возрастало. Судя по следам, животные были пойманы. Лошадей не просто разогнали, их украли и, видимо, собирались продать.

Где же прятались воры или куда они направились со своей добычей? Скорее всего, они двинулись в Нью‑Сити, но, конечно, не прямым, всем известным путем. Следы свидетельствовали – а Стоунхорн довольно далеко шел по следу, – что Пегий не раз оказывал сопротивление и что воры направлялись к Бэд Ленду. Это была большая, совершенно безлюдная пустыня с разрушившимися горами и одной‑единственной пригодной для движения дорогой. Это было шоссе для туристов, которое насквозь пересекало ее. Стоунхорн знал в этой местности опасные проходы в скалах, которые другим были неизвестны.

Стоунхорн двигался по следам до тех пор, пока они не привели на шоссе и на бетонном покрытии стали неразличимы. Он решил воспользоваться своим знанием местности и сократить путь. Автомобиля в распоряжении похитителей, скорее всего, не было, во всяком случае не было такого, на котором бы можно перевозить лошадей. А его кобыла не уступала в скорости Пегому.

Миновала ночь. Джо дал лошади отдохнуть и попастись и сам подкрепился горсточкой провианта. Затем он снова поднялся в путь. Ему понадобился целый день, чтобы достичь цели – начала осыпающейся тропы среди обрывистых скал. Эти места только время от времени посещались геологами и археологами. Здесь не росло ни кустика, ни дерева, ни травинки. Ни одно животное не задерживалось в этой бесплодной пустыне. Величие и таинственность этой местности состояли в том, что она не терпела у себя ничего живого. При закате солнца смешивались красные и серо‑коричневые тона в бесподобную симфонию бесплодия и манящих красок. Но у Стоунхорна не было времени любоваться этой картиной. Он вышел на естественную осыпающуюся тропу, которая тянулась посредине между подножием и вершинами скал, и ему надо было обращать внимание на каждый шаг лошади, чтобы вместе с ней не свалиться. Было уже достаточно темно. Ему потребовалось еще полночи, чтобы достичь места, где тропа приближалась к шоссе. Дорога тут была рядом, ее даже было видно, но самого Стоунхорна вряд ли могли заметить люди, проходящие по шоссе. Он решил подождать здесь до рассвета. Но долго ждать не пришлось.

Вдали зацокали лошадиные копыта. У Джо не было никакого сомнения, что это они. Кто же еще будет скакать через Бэд Ленд? Стоунхорн решил оставаться на месте и постараться не шуметь, чтобы раньше времени не насторожить воров. Он зарядил свое ружье и вынул ноги из стремян, чтобы быть свободнее в движениях.

Шум приближался.

Небо на востоке начинало светлеть, тонкий серп месяца уже не казался таким ярким. Внизу, в глубокой долине, было еще темно, но все‑таки можно было заметить движение. Скоро можно было различить трех всадников. Они вели с собой еще двух лошадей. Джо различил очертания Пегого. Джо прицелился:

– Хэлло! Руки вверх!

Никто из троих не подчинился. Услышав оклик, они моментально схватились за оружие. Джо выстрелил чуть раньше дважды. Выстрелы прозвучали один за другим. Он успел заметить, что двое упали с лошадей, но третий раз выстрелить не успел. Повалилась его собственная лошадь. Пуля попала ей в голову. Джо вместе с лошадью покатился вниз, в темную глубину. Он потерял сознание.

Когда Джо пришел в себя, был уже день. Он лежал в расселине, над которой вдоль крутого склона протянулась тропа. Он еще счастливо отделался: совершив такое падение, он оказался на теле убитой лошади. Попробовал пошевелить руками и ногами. Получилось. Тогда он потихоньку стал выбираться из‑под засыпавшей его земли и обломков камней: один из них, видимо, ударил его по голове и стал причиной потери сознания. Джо огляделся в поисках выхода из расселины.

Он не знал, как долго пролежал без сознания, но, потому как день уже был в разгаре, враги, конечно, давно могли бы его убить, если бы отыскали. Вероятно, посчитали, что он мертв.

Было нелегко из глубокой расселины по сыпучему склону выбраться на дорогу. Когда ему это удалось, его ждала неожиданность: к его радости, там стояла лошадь, обыкновенная оседланная лошадь, и он тотчас же завладел ею. Но Пегого и гнедой кобылы не было. Стоунхорн поискал убитых или следов раненых: ведь он был убежден, что дважды попал. Но, наверное, третий забрал обоих своих товарищей с собой. На это он должен был затратить время.

Стоунхорн втянул в себя воздух. Пахло горелым мясом. Он пошел на запах и нашел между скал два тела с совершенно сгоревшей одеждой. Опознать трупы было невозможно. Это мог сделать только третий, чтобы не напали на его след.

Что произойдет, если Стоунхорн сообщит о происшествии полиции?

Станут производить расследование, почему Джо застрелил людей, как потом нашел обугленные тела. Он конокрадов окликнул, они тотчас схватились за оружие. Право самозащиты было, определенно, на его стороне. Но поверят ли ему или, возможно, клятва того, третьего, который ушел, перетянет?

Стоунхорн медленно пошел назад, к чужой лошади, которую он крепко привязал. Если он теперь поедет на ней, он тоже, собственно, будет конокрад? У него не было ни одного свидетеля.

Настроение у него испортилось: о чем бы он ни подумал, все было не в его пользу. И не на кого было опереться, ни близкого друга, ни отца. Жена могла многое, но она не мужчина.

Джо отпустил чужую лошадь и пустился в путь пешком. Он даже был в состоянии бежать, у него были деньги в кармане, и, возможно, ему удастся обнаружить, где третий с Пегим и гнедой кобылой. Пока была одна‑единственная дорога, их разделяло только расстояние.

Через два часа Стоунхорн достиг развилки и повернул на Нью‑Сити. Это был ближайший населенный пункт, где воры могли надеяться потихоньку сбыть дорогих коней. В середине дня Стоунхорна догнал попутный грузовик, и водитель посадил его, хотя он был индеец и имел при себе оружие. Вечером Джо оказался в Нью‑Сити и был радушно принят Элком. Он рассказал молодому индейскому священнику о краже лошадей, но ни слова не проронил о том, что разыгралось в глуши Бэд Ленда. Так как было еще не слишком поздно, Джо мимоходом зашел к Расселу, своему коллеге по ловле телят, чтобы информировать его и приветствовать, в заключение посетил с той же целью свою сестру в кишащей детьми хижине. Девочки и мальчики сразу же повисли на молодом дядюшке – победителе родео, и Джо в мыслях обратился к тому дню своего триумфа, о котором под давлением последующих событий почти совсем забыл. Но и эти воспоминания тоже больно кольнули его, образ Пегого возник перед ним так отчетливо. Он отдал сестре на сохранение свое охотничье ружье; пистолет, однако, оставил при себе. Он не стал долго задерживаться у Маргарет, только попросил не запирать дверь, потому что хотел ночью вернуться, но это могло произойти и очень поздно. Он намеревался пойти в большой салун, где собирались рабочие, торговцы скотом и ковбои, заходили, случалось, и темные дельцы, появлялись и индейцы предместья. Он надеялся, что вдруг услышит там что‑нибудь, нападет на след. А так как конокрад ехал верхом, он мог достичь Нью‑Сити немного раньше, чем Стоунхорн, если этот город был его целью. Вор мог воспользоваться и другой дорогой, не обязательно же ему было ехать по шоссе.