Школы «конструктивизма». Гуманитарные интервенции, рост незападных ценностей

После распада Советского Союза и социалистического лагеря, воспринятые европейцами как победа западного мира, страны НАТО стали продвигаться на Восток через Восточную Европу и постсоветские страны. Эти (по сути, неоколониальные) устремления были завуалированы благими намерениями, как продвижение демократии, прав человека, верховенства закона и т.д. Само по себе содействие укреплению демократических ценностей и верховенства закона в постсоветском пространстве является положительным шагом. Однако, оно стало восприниматься как стремление нерегиональных игроков вмешиваться во внутренние дела суверенных государств. Ярким подтверждением данной мысли является книга французского врача и дипломата Бернара Кушнера «Обязанность вмешиваться» (1987), где он утверждал, что демократические государства не только имеют право, но и обязаны для защиты прав человека вмешиваться в дела иностранных государств, невзирая на их суверенитет. Данное утверждение способствовало появлению и последующему расширению в 90-х годах прошлого столетия в международном праве понятия «гуманитарная интервенция», санкционирующего применение военной силы против иностранного государства или каких-либо сил на его территории для предотвращения гуманитарной катастрофы или геноцида местного населения. Первой гуманитарной интервенцией нового времени специалисты считают военную операцию НАТО против Югославии в 1999 г.

Инициирование и поддержка «цветных революций» во всем мире, а также открытая военная интервенция в Афганистан (2001) и Ираке (2003), воздушные удары по Сирии для свержения легитимной власти президента данной страны под лозунгом защиты «прав и свобод человека», расширение потока мигрантов и вынужденных переселенцев привели к выхолащиванию ценности данной благородной идеи. Поэтому одновременно росла ценность восточной концепции «пять принципов мирного сосуществования», где особо стали цениться принципы «невмешательства во внутренние дела друг друга» и «равенство и взаимная выгода».

Вскоре после создания ISAF в Афганистане Центральная Азия стала постепенно территорией соперничества двух мировых конкурирующих концепций: западной концепции «прав человека» и восточной «панча шила» (или «пять принципов мирного сосуществования»).

С 2005 года началось переосмысление среди политического руководства стран Центральной Азии мотивации военно-политического присутствия западных стран в регионе, когда положение дел с их «гуманитарной интервенцией» в Афганистане не улучшилось, а наоборот, обострились общие проблемы поддержки стабильности и безопасности. Поэтому они обратили свое внимание к незападным ценностям и концепциям. Они стали поступать согласно известному высказыванию яркого представителя теоретической школы «конструктивизма» Александра Вендта – «Анархия это то, что из нее делают государства», когда не западные ценности, а незападная концепция «пять принципов мирного сосуществования» стала тем идеологическим инструментом, посредством которого они стали налаживать межгосударственные отношения между собой и с внешним миром.

Если главной целью «Большой игры» более столетней давности было перекрыть доступ к региону для своего геополитического противника, то главной целью новой конкуренции является превращение региона в огромную «транзитную зону» обширной Евразии.

Естественно, политика «качели приоритетов» стран региона, во многом, была продиктована острой необходимостью не попасть «между молотом и наковальней» и продолжить процесс максимальной интеграции в мировое сообщество. А сам характер конкуренции сверхдержав можно характеризовать не логикой «Большой игры», а реанимированием политики империй древности и средневековья, вооруженной «шелковой дипломатии», где жесткая борьба за контроль над главными маршрутами трансконтинентального торгового пути и их узловыми пунктами традиционно преобладала над другими элементами данной дипломатии

Все это многообразие процессов и тенденций в Центральной Азии свидетельствует о том, что в регионе происходит не только возрождение «Большой игры» или Великого шелкового пути, но и более глубинные трансформации, имеющие глобальный характер. В контексте кардинальных глобальных трансформаций начала XXI века для государств относительного молодого региона мира – Центральной Азии – вопрос их объектности или субъектности в международной системе является, очевидно, определяющим при выборе стратегических перспектив и модели дальнейшего развития как наций и народов, так и как единого региона. С теоретической точки зрения, как видим, «регионализация Центральной Азии» – это вопрос, в котором переплелись как внутренние, так и внешние факторы влияния, усложняющие этот выбор.

[1] См.: Никитенко В.Н. Проблемы безопасности Центральной Азии. – М., 2009. – С. 42.

[2] См.: Никитенко В.Н. Проблемы безопасности Центральной Азии. – М., 2009. – С. 65.

[4] См.: Norris Pippa. The problems of politics in contemporary world. – Oxford, 2008. – P. 72.

[5] Marion F. Justice and the Politics of Difference. – London, 2009. – P. 41.

[6] Денисенко Е. Между точками отсчета и невозврата // Вечерний Бишкек. – 2011. – №12. – С. 10.

[7] См.: Старр Ф. Партнерство для Центральной Азии. 11.02/2011 // http: www.globalaffairs.ru// Prostranstve-integracionnye/6789 

[8] См.: Богатуров А.Д. Центральная Азия в международной политике // Полис. – 2009. –№2. – С. 12.