Новый огонь. А солнце все так же светит

На Вороньем полуострове стояла небывалая жара, и все улицы были залиты солнцем. По лестнице замка Хранителя спускался человек. Его длинные окрашенные пепельной сединой волосы, ниспадая на правую часть лица, прикрывали старый шрам и отсутствующую ушную раковину. Идя по ступеням, он опирался на свой посох. Глаза его казались спокойными и умиротворенными, но взгляд в них был отрешенным, нехотя воспринимающим свет, и будто смотрящим из глубины, как бы издалека. Одет он был в серый, походящий под цвет его волос, балахон, в левом рукаве которого можно было увидеть руку, что заканчивалась культей в районе запястья.  

Энки Малис, уже больше десяти лет как сложивший полномочия Хранителя и передавший их в руки своих помощников, вышел из замка, где уже давно больше не живет, чтобы направиться в свой дом на окраине столицы и выпить вина. Теперь он пил только по особым поводам. А сегодня умер Харо Маниталлер, которому было 79 лет.

Похороны состоялись через три дня. К тому моменту в город по приглашению успел приехать Хранитель Южных земель Гастон Тоно. Мероприятие проводилось, как и всегда, за городом, недалеко от той самой поляны, где Энки сражался с Эллилем Тиусом. К месту стекались толпы, а непосредственно перед началом собралось практически полгорода и, вероятно, подавляющее большинство старшего поколения, что было не удивительно, учитывая тот факт, что умерший был одним из первых лиц страны и, несмотря ни на что, считался любимцем народа.

Среди пришедших был и Энки Малис, которого в городе любили не меньше, но любили более затаенной, более сокровенной любовью. Встав в ряд со своими старыми товарищами Ионой Кешон, Энеко Сабасом и Ульфом Андерсом, которые фактически делили между собой пост Хранителя страны, Малис безмолвно ждал начала похорон. Там же рядом с Энки был и его бессменный телохранитель Рамон, продолжающий свою службу даже после ухода Малиса из замка. Неподалеку скромным надзирателем вырисовывался силуэт Суэна. Чуть поодаль от основной массы собравшихся, и ближе всех к еще не разожженному погребальному костру стоял Йоши Маниталлер – приемный сын Харо.

Вскоре принесли тело и уложили его на уготованное место. Сначала речь держал сын умершего, потом слово дали Гастону Тоно. Последним выступить должен был Малис.

– У меня с Харо Маниталлером сложились непростые отношения. – Начал свою речь Энки. – Пару раз мы были близки к тому, чтобы убить друг друга. Не всегда можно быть другом тому, кто кажется тебе хорошим человеком, порой обстоятельства складываются иначе. Тем не менее, в конце концов мы с ним поняли друг друга. Я обрел в нем крепкую опору, а он во мне, хотелось бы верить, того, за кем можно идти, не оглядываясь. Я не сразу понял этого человека, но когда сделал это, проникся к нему глубочайшим уважением. Харо Маниталлер был одним из достойнейших людей, которых я когда-либо встречал. Он знал цену человеческой жизни, понимал, как устроен мир и пытался жить по его правилам. Мир же отвечал ему жестко и бесцеремонно. Харо пережил двух родных сыновей, он был изгнан со своей родины, но всегда продолжал стоять на ногах и делать то, что нужно. Это тот, на кого мы все должны ровняться, ведь даже в свои преклонные годы, до которых ему удалось дожить, он продолжал трудиться на благо тех, кто ему верил, и чьи ожидания он никогда не посмел бы обмануть.

Спустя пару минут костер уже разгорался. Так ушел восемьдесят девятый Хранитель Южных и первый Хранитель Горящих земель Харо Маниталлер.

 

Событие, выбивающееся из привычной давно устоявшейся жизни, как всего города в целом, так и каждого человека в частности, прошло, и Энки готов был вернуться к обычным будням. Теперь он уже не был правителем, обремененным всяческими обязательствами и проблемами. Оставив свой пост, Малис зажил жизнью отшельника и коротал дни, пребывая в непрекращающейся, обволакивающей все его чувства, меланхолии. Время тянулось мучительно медленно, а все попытки отвлечься и развеяться приводили к еще большему погружению вовнутрь себя.

Энки пробовал пить, но это заставляло его чувствовать себя опустившимся животным и вызывало стыд. Он пробовал рисовать, но это казалось ему лицемерием, так как рисовал он произвольно, без порыва и без вдохновения, лишь, чтобы занять себя и свой разум – и так было с каждым делом, за которое он брался. Ничто не увлекало его. Малис разочаровался, но даже не мог понять, в чем именно: в себе или в мире вокруг.

Он пробовал путешествовать, но везде все виделось ему одинаковым, а люди банальными и скучными. Понимая их искреннюю доброту и своеобразную уникальность, он при этом не мог прочувствоваться к ним и хоть сколько-нибудь заинтересоваться их историями и бытом. С наигранным вниманием Энки слушал об их детях, их работе, надеждах на будущее, и о том, как изменился мир.

Мир, действительно, изменился. Вот уже 15 лет на материке не было войны. Все шесть стран активно сотрудничали и развивались. Общими усилиями практически полностью был искоренен голод, а количество бедняков сильно сократилось, да и бедняками теперь называли тех, кому еще лет 20 назад многие могли бы позавидовать.

Малис же сидел у себя в доме на отшибе столицы Горящих земель. Он уже давно прекратил всяческие попытки занять себя хоть чем-нибудь полезным. Теперь бывший Хранитель и человек, который, по признанию многих, считался архитектором того мира, который теперь воцарился на материке, не чувствовал никакого удовлетворения или радости. Считая слова благодарности, что высказывали ему в каждом городе, наивным преувеличением, он пренебрежительно отвергал приписываемые ему заслуги. Теперь большую часть времени он проводил в воспоминаниях о прошлом, перебирая варианты и возможности, как можно было бы все изменить, не случись того или иного события; какой была бы жизнь, прими он другое решение в одном из поворотных моментов; во что превратился бы мир, не будь его самого вовсе.

При этом, Энки предпочитал отгородиться от всего, что связывало его с прошлым, поддерживая лишь формальные связи с теми, кому он сам передал бразды правления Горящих земель, и жестко отвергая все остальные, оставляя при себе лишь верного телохранителя Рамона и поддерживая дружескую переписку с Салом Боосом, которая за полтора десятилетия успела превратиться в формальность, даже несмотря на серьезную озабоченность Бооса состоянием друга. Люди, как и все остальное, перестали быть чем-то важным и оставались лишь напоминанием о том, что все могло бы быть иначе.

Энки Малис так и не смог найти для себя место в новом мире, о котором он и сам когда-то искренне мечтал. Он предпочел остаться в разломе между двумя мирами, оплакивая все, что было потеряно на пути из одного в другой, в том числе и себя. Перестав видеть в жизни хоть какой-нибудь смысл, Малис превратился из сильного и расчетливого правителя в человека на склоне лет, что подобно одиноким старикам, лишившимся семьи, доживают свои дни, смиренно ожидая скорой смерти, как избавления и отпущения грехов. Время же продолжало свое бессловесное и неуклонное течение.

Не прошло и суток после похорон, когда в дверь дома, что стоит на отшибе города, постучались. Открыв, Энки встретил на своем пороге Иону Кешон. Уже не молодая, она продолжала умело поддерживать свою увядающую красоту и выглядела вполне опрятно и даже привлекательно. Плавным движением глаз Иона спросила разрешения войти.

Они сели в неубранной гостиной. Кешон чувствовала себя достаточно вольготно и выжидающим взглядом смотрела на Энки, который в свою очередь выглядел раздраженным и с нервозностью ждал, пока гостья заговорит. Иона молчала.

– Зачем ты пришла? – Не выдержав, спросил Малис. – Я просил вас не приходить ко мне в дом, а если что-то будет нужно, вызывать в замок.       

– И все же я решила зайти. – Серьезным и ровным тоном, растягивая слова, проговорила гостья.

Они вцепились взглядами друг в друга: ее – жесткий, сдержанный и как всегда проницательный; его – раздраженный и усталый.

– Девяносто девятый Хранитель Лесных земель Ален Грас мертв. – Оборвав давящую тишину, произнесла Кешон.

– Как он умер? – Спросил Энки. Казалось, теперь он взял себя в руки и говорил спокойно и бесстрастно.

– В письме от господина Хенваса говорится лишь о смерти Хранителя, о причинах ни слова.

– Хенваса? – Не скрывая удивления, переспросил тот.

– Да. – Будничным тоном отвечала Иона. – Они также приглашают нас на похороны, и настаивают на том, чтобы в знак солидарности приехали все Хранители, и вы тоже.

– Ясно. – Выдохнул Малис. – Когда?

– Выезжаем завтра же.

– Хорошо.

Утром следующего дня делегация от Горящих земель двинулась в путь. Из представителей правления страны в нее вошла лишь Иона Кешон, так как Ульф Андерс до сих пор официально считался пропавшим без вести или погибшим, но, что важнее изменником, а Энеко Сабас отказался выезжать с полуострова на основании того, что никогда не имел никакого отношения к Лесным землям и начинать не желает. Кроме того, с Малисом поехал его телохранитель Рамон, а также в качестве охраны делегации в путь отправились командующий охраной замка Хранителя – Суэн; приемный сын похороненного накануне Харо – Йоши Маниталлер; один из членов на данный момент уже расформированного личного отряда Малиса – Ларус Палл, теперь с остальными членами того отряда служащий в охране замка под началом Суэна. С ними также ехал Гастон Тоно и его делегация из Южных земель. Письмо Хенваса пришло на полуостров до того, как они успели уехать после похорон Маниталлера, так что им было предложено подождать и отправиться в Лесные земли вместе, на что те, не раздумывая, согласились.

Они переплывали залив. Энки любил плавать на кораблях и во время плаванья предпочитал находиться на палубе, дыша полной грудью и вглядываясь в горизонт. Так он лишний раз напоминал себе, насколько огромен мир, и насколько сам он ничтожен. Мысль о собственной незначительности давала ему некоторое успокоение. Обводя взглядом просторы вокруг, он притуплял свои чувства, переставая сокрушаться о прошлом. Все меркло и терялось на фоне масштабов, подобных тем, что открываются светящей в небе звезде.

– Господин Малис. – Окликнул слабо знакомый голос. – Могу я к вам присоединиться? – Спросил Гастон Тоно, изображая гримасу дружеского приветствия.

Тот смиренно кивнул. Хранитель южан встал рядом, всем своим видом напрашиваясь на принужденную беседу и периодически кося взгляд на обезображенную часть лица Энки и пустой левой рукав его балахона.

– Мы не виделись с того самого дня, когда был заключен мир. – Заговорил Гастон Тоно. – Я много слышал о том, что с вами случилось. Мне говорили, что вы даже приезжали в нашу страну, правда так и не заглянули ко мне в гости.

– Я странствовал не ради пышных приемов. – Низким голосом отвечал Малис. – Мне хотелось побывать среди обычных людей и чтобы они считали меня таким же обычным. Но большинство все равно меня узнавали, особенно в крупных городах.

– Это неудивительно. У вас довольно яркие знаки отличия. – С добродушной улыбкой проговорил южанин, вновь бросая взгляд на культю. – Ваши увечья, да и знаменитый посох – люди передают истории о вас из уст в уста.

Энки ответил молчаливым взглядом.

– Всегда хотел спросить, как вы выжили, после того боя с Эллилем Тиусом? – Спросил Тоно. – Говорят, вы сражались далеко за городом. Есть разные слухи, например, будто вы сами вернулись в город пешком, или что вас спас ваш дракон, отнеся ваше израненное тело, удерживая его в лапах.

– Глупости. – Небрежно отозвался Энки. – Мы дрались не так уж и далеко от города, а раны были вполне совместимые с жизнью. Как бы там ни было, я отключился сразу после сражения. Меня спасли люди из замка, кажется, это был начальник охраны, Суэн. Он отвез меня в город, где уже и позаботились о том, чтобы я не умер. Что же до дракона, то я не видел его с того самого дня. Он исчез.

– Что ж, реальность как всегда оказывается куда менее захватывающей. – С усмешкой подытожил тот.

– Лучший друг моего детства, он же мой двоюродный брат, отрезал мне кисть руки и изуродовал лицо, после чего я убил его, насквозь пробив его грудную клетку, господин Тоно. – Ровным строгим тоном проговорил Малис. – Куда уж захватывающей? 

Тот слегка опешил, хотел было что-то сказать, но Энки уже развернулся спиной и направился в свою каюту, где и провел оставшиеся часы плаванья. 

Сойдя на берег, делегация пересела на лошадей и вновь двинулась в путь через Южные земли. Спустя день дороги они остановились в столице у южан на ночь. Столица Южных земель была одним из самых красивых городов на материке, и Энки долго не ложился спать, гуляя по местным улицам. А когда он уже собрался было отойти ко сну, посреди одной из улиц ему встретилась Иона.

– Так и знала, что вы не спите. – Сказала она, сверкнув взглядом.

– Я вообще мало сплю. – Нехотя отвечал Малис.

– Чего ждете от возвращения домой? – С любопытством вопросила Кешон.

– Я уже очень давно ничего не жду. – Смотря в сторону неполной луны, произнес Энки. – Да и нет там моего дома. Я потерял свой дом много лет назад.

– И все же, это место, где мы родились и выросли. – Настаивала та. – Неужели у вас не возникает никаких чувств при мысли о возвращении туда спустя столько времени?

– Можешь поделиться чувствами с Суэном. – Сурово отозвался Малис. – Он тоже там родился и вырос.

– А я все же думаю, что это пойдет вам на пользу, не зря же вы в своих путешествиях так и не добрались до Лесных земель. – Проговорила Кешон уже вслед уходящему Энки.

Вернувшись в выделенные для него покои, Малис опустил голову на подушку и попытался уснуть.

Когда, спустя еще двое суток, делегация, наконец, добралась до столицы Лесных земель, их встретили первые лица страны – Лем Клеменц, бывший главным советником умершего Хранителя и Син Протектор, заведующий домом Протектора.

Лем отдельно поприветствовал Иону Кешон и Гастона Тоно, и лишь после этого обратился к Малису, зато обращение это было наполнено самой искренней добротой и радушием. Син Протектор также крепко пожал Малису руку, на что Энки ответил колким и жестким взглядом. Лем все еще стоял рядом с ними и поспешил осадить обоих, но те уже и сами отстранились друг от друга, предпочитая оставить прошлое и не распыляться на ненужные конфликты. Лем, Энки и Син медленно поднимались по ступеням замка, ведя за собой всех остальных. Втроем они были последними живыми представителями старого диверсионного отряда, составленного из детей в начале шестнадцатилетней войны. Каждый из них прошел с того времени огромный путь, и у каждого этот путь был не похож на путь другого, но, тем не менее, все они шли бок о бок по этой старой лестнице.

Как оказалось, делегация Горящих и Южных земель прибыла не последней. Несмотря на то, что представители Равнинных земель и их Хранитель Имон Гранд, а также Хранитель Речных земель Оскар Алеистер уже были здесь, в столицу все еще не приехал Сал Боос Хранитель Горных земель, которому было уже около восьмидесяти лет.

По окончании всех официальных процедур приема гостей, уставших с дороги, господ провели в крыло, где им были выделены покои. 

– Энки, я еще зайду к тебе позже. – Пообещал Лем, поспешно удаляясь.

– Да, конечно. – Без особого отклика в голосе отвечал Малис, а после поймал на себе презрительный взгляд Сина Протектора, который, правда, в ту же секунду отвел глаза.

Дело уже шло к вечеру, все прибывшие гости сидели в своих покоях, а в замке Хранителя кипела работа, шла подготовка к похоронам и передаче титула преемнику, имя которого еще не было подтверждено, но все полагали, что, за неимением лучшего, им станет Лем Клеменц.

Тем временем Син Протектор спустился вниз по лестнице замка и направился в подвалы. В темноте коридоров подземелья он заходил все дальше, пока не уперся в запертую дверь. Недолго провозившись с ключами, он открыл ее и прошел внутрь, где при огнях свечей, увлеченный чтением, его встретил белокожий мужчина.

– Он приехал. – Сказал Син.

– Хорошо. – Отозвался мужчина.

Старые друзья Энки Малис и Лем Клеменц поговорили лишь на следующее утро, когда Лем застал Малиса на кладбище замка Хранителя. На всем материке уже давно не было традиции захоронять тела умерших, и по большей части их сжигали, а прах развеивали в том или ином месте. Кладбища с могилами были лишь символом памяти и практически ушли в прошлое. Тем не менее, многие древние роды, а особенно правящие династии продолжали сохранять традицию и ставили умершим членам семьи небольшие памятники или могильные плиты. Именно на таком кладбище и стоял Энки в то утро, когда его окликнул старый друг.

– Уверен каждый из них был бы рад твоему возвращению – Сказал Лем, увидев, что Малис возложил по цветку к могилам своего отца и матери, а также могилам Ана, Ларса и Эллиля Тиусов.

– Хотелось бы верить. – С печальной полуулыбкой отозвался Малис.

– Я хотел поговорить с тобой. – Предельно серьезным тоном произнес Клеменц.

– Конечно.

– Думаю, лучше перенестись в мой кабинет.

– Как скажешь.

Еще раз скользнув взглядом по могильным плитам, Энки направился вслед за старым товарищем.

– Ален Грас, надо признать, был не сильно выдающимся Хранителем, благо на его долю выпало, наверное, самое спокойное время, которое мы только можем припомнить, да и люди ему доверяли, относились вполне благосклонно, ибо связывали с его приходом и конец войны и начавшееся вскоре благоденствие и расцвет. – Проговорил Лем, когда они уже оказались в кабинете Хранителя. – И все же его смерть становится для нас ударом. Внезапность его ухода сильно встряхнула весь замок, но еще большим потрясением стало заключение господина Хенваса, которое гласит, что наш всеми любимый Хранитель был отравлен.

– Кто еще знает? – С каменным лицом спросил Энки.

– Кроме меня, старика Хенваса и тебя – никто.

– Хорошо. И кто, по-твоему, мог это сделать?

– Я не знаю. – Замявшись, произнес Лем, после чего затянул долгую паузу. – Хенвас считает, что это мог сделать твой сын Белил.

– Ясно. – Лишь выдохнул Малис.

– Даже если так, ему нужны были бы сообщники внутри страны и даже внутри замка. – Поспешил добавить Клеменц. – Именно поэтому мы и осторожничаем.

– А почему ты рассказал об этом мне?

– Тебе я доверяю. – Твердо произнес Лем. – Я же говорил, чтобы там ни было, ты хороший человек. К тому же, Белил твой сын, и если это правда был он, тебе нужно знать.

– Еще когда Эллиль рассказал мне о том, что Белил сбежал, я попросил своего человека, бывшего убийцу из наших земель по имени Васко, которого когда-то послали за мной, найти Белила... Первые 7 месяцев он присылал отчеты о поисках, но потом пропал, и вот уже почти 15 лет ни весточки. Я не знаю, мог ли Белил убить его, а после спустя годы вернуться в Лесные земли и отравить Хранителя. Мог ли? А главное, зачем?

– Нам нужно быть осторожными и держать ухо востро. – Подытожил Клеменц. – И ты должен знать еще кое-что. В завещании Алена Граса было лишь одно имя, и это имя не мое.

– Чье же? – Слегка опешив, спросил Энки.

– Сепп Андерс – сын Ульфа Андерса. Мальчик совсем еще молод и неопытен. После исчезновения отца он остался один, а по окончании войны попал под крыло нового Хранителя, который нашел в мальчике свою будущую замену. И хоть знали об этом немногие, с тех пор Ален Грас не видел в роли преемника никого, кроме молодого Андерса.

– Где сейчас этот мальчик?

– Там, где и должен быть – у себя дома. – Спокойно отвечал Лем. – Мы решили скрывать настоящее наследство Граса, пока обстоятельства его смерти не прояснятся. Сам Сепп так же ничего еще не знает.

– И какой план действий?

– Пока проведем похороны, а там посмотрим. Я бы попросил тебя не уезжать сразу после мероприятия, если возможно.

– Да, хорошо. – Согласно кивнул Энки. – Я могу пока навестить Хенваса?

– Конечно. Правда, думаю, лучше после похорон. Он очень слаб сейчас, вся эта история сильно подкосила его. – Развел руками Клеменц. – Ждать осталось недолго, Боос приехал час назад. Похороны назначены на вечер, а к утру большинство гостей уже разъедется, и мы сможем заняться делами.

– Хорошо.

Возвращаясь в свои покои, Малис скакал с мысли на мысль, размышляя о своем сыне, заговоре против теперь уже мертвого Алена Граса и его преемнике, молодом парне, который даже не подозревает, что вскоре станет сотым Хранителем своей страны, а его без вести пропавший отец, заклейменный изменником, жив, здоров и находится сейчас на Вороньем полуострове. Но вскоре отмахнувшись от этих мыслей, Энки уже думал о том, как ему избежать встречи с Салом Боосом до начала похорон. Старый друг наверняка пожелает не упустить возможность помучить его нравоучениями и своей товарищеской заботой. Но, что бы Малис не придумал, все было напрасно, так как, перейдя порог своих покоев, он увидел, что старик Боос уже ждал его там, сидя в кресле с бокалом вина наперевес.

– Ты страшно постарел. – Вымолвил Сал, после того, как Малис смиренно сел с ним рядом. – Когда ты приезжал ко мне последний раз во время своих путешествий, то выглядел лет на 50, сколько тебе и было, теперь, спустя десять лет, выглядишь на все 75.

– А ты ничуть не изменился. – Устало ухмыльнувшись, отозвался Энки.

– Не думал, что ты тоже сюда приедешь, тебя ведь ничто не обязывало.

– Меня попросили. – Развел руками тот.

– И хорошо. – Отпивая из своего бокала, буркнул Хранитель Горных земель. – Может, хоть это на тебя повлияет положительно, и ты, наконец, выйдешь из спячки.

– Слушай, Сал, может, хватит? – Раздраженно сказал Малис. – Всем так хочется поговорить о том, что со мной не так. Я свободный человек и могу делать все, что хочу, не нужно лезть ко мне со своими советами и мнениями. Я живу так, как мне нравится.

– Ты идиот. – Со всей серьезностью выговорил Боос. – Вот скажи мне, на что ты потратил эти годы? Жалел и мучил себя? Сейчас самое свободное время, которое у нас когда-либо было, и как ты им распоряжаешься? Я понимаю, тебе было тяжело, ты лишился многого, делал не самые правильные вещи, тебе пришлось убить человека, который был тебе дорог, ты стал калекой и совсем запутался в том, чего хочешь от жизни, но неужели можно просто взять и сдаться, броситься в реку лицом вниз и, не сопротивляясь течению, утопать и захлебываться? Зачем тогда ты так рьяно боролся за жизнь? Чтобы жить так?

– Я не знаю, Сал. – Выдохнул Малис. – Я просто делал то, что должен был, и все. Теперь я ничего никому не должен.

– Ты должен себе! Должен жить. Твой отец говорил, что жизнь в постоянной борьбе со смертью – не жизнь, но то, что у тебя сейчас, это тоже не жизнь. Ты просто стоишь на месте, и даже не смотришь вперед, вцепившись взглядом в прошлое, которое тебя и убивает.

– Ладно. И что ты хочешь, чтобы я сказал?

– Мне плевать, что ты скажешь, я хочу, чтобы ты перестал замыкаться и прятаться от людей, которым ты дорог и которые дороги тебе. Начни жить, и я от тебя отстану.

– Ты думаешь все так просто? – Вскипев, вопросил Энки. – Думаешь, мне не хочется просто взять и зажить счастливой жизнью? Тебе кажется, что все так элементарно, но я живу с этим состоянием много лет. Я не помню, когда мог последний раз полной грудью вдохнуть воздуха и сказать, что, действительно, счастлив и плевать, что будет потом. Меня ни на секунду не оставляет чувство, что я потратил свою жизнь впустую, что занимался совсем не тем и натворил ужасных вещей. Я лишний, я ошибка и должен был быть мертв. Ты знал, что мой дядя приказал повитухе убить мою мать и меня, но эта старуха сжалилась надо мной и оставила в живых? Представь, что было бы, исполни она приказ. Я представляю это каждый день. Я рад, что ты заботишься обо мне, и поверь, ты такой не один, но давай не будем делать вид, будто ты или хоть кто-то еще, действительно, меня понимаете, потому что это не так.

– Ты слишком зациклился на себе и своих проблемах. – Ученым тоном проговорил Сал. – Тебе кажется, что ты один такой несчастный, и никому не постичь глубины твоих страданий. Это самообман. Ты не уникален, хватит стонать и прими все, что было. Тебе нужно идти дальше.

– Мне некуда идти, Сал. – С улыбкой на губах произнес Малис. – Передо мной лишь тьма, а в этой тьме скрывается бездна. И я стою перед этой бездной, не решаясь сделать шаг вперед.

– Тогда сделай этот шаг. – Нервным движением поднимаясь на ноги, бросил Боос. – И будь, что будет.

Хранитель горных земель осушил свой бокал вина и решительным шагом направился к двери.

– Ты прав, я не уникален. – Проговорил ему в след Энки. – Но от этого мне ничуть не легче.

Боос ушел, не обернувшись.

 

Начиная с похорон Ана Тиуса, все похороны высших лиц страны в Лесных землях проходили не на пустыре, на глазах у всех пожелавших прийти горожан, а в закрытом формате за замком Хранителя. Это было сделано по настоянию Ларса Тиуса и укрепилось после его смерти. Теперь на мероприятие допускался лишь узкий круг лиц, составляемый администрацией замка. Простым горожанам же предлагалось собраться на главной площади, что располагалась по другую сторону замка, и наблюдать за поднимающимся в небо дымом от погребального костра.

Вечером люди уже начинали толпиться на площади. Тем временем, по другую сторону от замка также скапливалась приглашенная знать. Энки Малис, постукивая о землю своим посохом, пришел туда одним из последних. Покосившись на ложе, готовящееся для тела отравленного Хранителя, он скромно присоединился к группе, стоявшей отдельно от всех прочих. Это были первые лица Лесных земель, Хранители, каждый со своей свитой и отдельной охраной, а вокруг них всех специально выделенный отряд, состоящий, как рискнул предположить Энки, из выпускников дома Протектора.

Встав рядом с Ионой и ее скромной охраной из трех человек в виде Суэна, Ларуса Палла и Йоши Маниталлера, Малис со скучающим видом стал оглядывать лица вокруг. Вот Лем, с серьезным выражением лица стоящий рядом с Сином Протектором, чье постаревшее лицо так и не затянуло в себя ужасный шрам, полученный им еще в юношестве. Вот Сал Боос, явно заметивший на себе взгляд Энки, и теперь демонстративно напустивший на себя важный и непроницаемый вид. Вот Гастон Тоно, стоически выносивший уже вторые похороны за неделю. Вот Имон Гранд, который, несмотря на годы и тронувшую его волосы седину, казался все таким же молодым и сильным воином и правителем, каким Энки запомнил его на совете Хранителей пятнадцать лет назад. А вот Оскар Алеистер, который, как раз наоборот, успел сильно состариться за прошедшие годы, и теперь дрожавший на прохладном ветру в ожидании конца мероприятия. А вот и Рамон – верный телохранитель Малиса, служба которого стала для Энки чем-то самим собой разумеющимся и практически незримым. Вот и в этот раз, уже не мальчишка, а взрослый мужчина, Рамон, будто ангел-хранитель, незаметно оказался прямо за его спиной.

Наконец тело мертвого правителя возложили на погребальный костер, и Лем, как одним из его приближенных советников читал речь. Энки не слышал его, он продолжал оглядываться вокруг. Он бросил короткий взгляд на Иону, и на пару мгновений возгордился тем, какой она стала, пройдя через все, что он взвалил на эту хрупкую и милую девочку, которой просто хотелось быть полезной и нужной.

Речь была закончена, и костер загорелся, источая из себя клубы черного дыма. Малис не смотрел на дым, бросая короткие взгляды в сторону Хранителя Горных земель. Сал, как ни странно за эти годы похудел и выглядел болезненным. Энки вспомнил, что этот старик говорил ему утром и в горле у него защемило. Поймав, наконец, взгляд Бооса, Малис слегка кивнул ему головой, стараясь изобразить на лице приятное выражение. Тот кивнул в ответ, не скрывая дружелюбной ухмылки, не лишенной насмешки, будто празднуя победу в затянувшемся споре.

Энки еще не успел отвести своего взгляда от старого друга, когда из груди Сала выглянуло, окрашенное в кроваво-красный цвет, лезвие меча. Мгновение растянулось на минуты, пока Малис наблюдал за тем как шутливый и самодовольный вид Бооса терял свою выразительность и превращался в пустое стекло.

Происходившее же в следующие минуты прошло как пара мгновений. Обернувшись себе за спину, Энки, не осознав произошедшее, запечатлел в памяти то, как чей-то меч пронзил живот Рамона, старающегося заслонить собой своего господина Малиса. Тут Энки резко дернули на руку, это был Суэн.

– Уходим! – Кричал он. – Быстрее! Нужно уходить!

Перебирая ногами, Малис последовал за ним. На них пытались напасть, но Суэн и оказавшийся тут же Ларсу Палл отгородили его от атак. Эти двое вели Энки к замку. Но сам он не желал спасаться, а лишь повиновался тем, кто теперь был сильнее его и имел смелость настаивать на своем.

Перебирая ногами вперед, Малис обернулся назад. Скользнув взглядом по тому месту, где стояли Хранители, он увидел лишь груду срубленных, будто высохшие деревья, тел. Вдруг весь его дух охватила паника. Он начал искать среди тел одно единственное – девушку с длинными светло-русыми волосами.

– Где Иона?! – Кричал он. – Почему вы не защищаете ее?! Где она?!

Но времени не было, нужно было бежать, бежать как можно быстрее. Грубым хватом держа Энки за локоть, Суэн настойчиво тащил его за собой. Они уже добрались до коридоров замка, когда Ларус Палл отделился от них, потонув в наступающей толпе вооруженных убийц, в которых Малис теперь уже точно признал выходцев из дома Протектора.

Добравшись до противоположенных ворот, Суэн помог Энки взобраться на лошадь, после чего уселся на нее сам, и они бросились бежать еще быстрее, свернув ближе к полям, не решаясь ехать через улицы города. Суэн гнал лошадь, а Малис все оглядывался назад, ожидая, что вслед за ними, так же спасаясь от вражеского преследования, бросится знакомое лицо – может Лем или Иона, а может Рамон или Сал; может кто-то из других Хранителей, ну, или хотя бы старый телохранитель Бооса Лэло Беренгар, чье обездвиженное тело Энки среди прочих заметил в той груде мертвецов – хоть одно знакомое лицо.

Но вместо этого он услышал звук, который поначалу показался ему вполне знакомым, но все же был чужим. Этим звуком был крик, а точнее рев – драконий рев. Далее над ними с Суэном нависла тень, которая увеличивалась с каждой следующей секундой, после чего прямо перед их носом приземлился дракон.

Малис не видел своего дракона уже полтора десятилетия, но сразу понял, что это не он, ибо животное, представшее перед ним, было на треть меньше в размерах, да и отличалось странной, будто бы приплюснутой или вовсе усеченной мордой. А на спине монстра сидел бледный мужчина с тонкими руками, в котором Энки без труда и большого удивления признал своего сына Белила.

– Рад, наконец, встретиться с тобой, дорогой отец. – Прокричал тот, будто насмехаясь. – Признаюсь, я разочарован, увидев перед собой немощного и затасканного калеку. Эта встреча виделась мне совершенно иначе, но видно так распорядилась судьба. Когда-то ты был выше, сильнее и смотрел на меня, на больного и беспомощного ребенка сверху вниз, смотрел с жалостью, не в силах скрыть отвращение – теперь же все иначе, теперь я выше и сильнее, а ты слаб и жалок.

Малис взирал на него и слушал. Слушал внимательно и смотрел пристально, а после закрыл глаза, опустил голову и замер в ожидании.

– Смори на меня! – Вскричал Белил. – Я хочу, чтобы ты видел меня, видел свою смерть. Я хочу видеть твой взгляд. Хочу знать, что ты чувствуешь!

– Если хочешь убить меня, то убивай. – Суровым и тяжелым тоном, будто с болью преодолевая каждое слово, произнес Энки. – Я заслуживаю смерти, а ты заслуживаешь убить меня. Я несу полную ответственность за то, каким ты стал, и ты заслуживаешь отмщения. Так давай покончим с этим.

– Не тебе указывать мне, что делать! – Глаза Белила, смотрящие сквозь пленку линз, защищающих его зрачки от солнца, расширились, а голос переходил в истошный и невыносимый крик. – Рад, что ты признаешь вину, но этого мало. Я хочу, чтобы ты молил о прощении, и не только меня, но и мою мать, которую ты убил, и чьего сына обрек на болезнь, а после бросил, брезгливо отвернувшись и сбежав…

– Ты прав. – Лишь отвечал Малис. – Я сбежал. Я решил игнорировать то, что мучило меня. Я заставил себя забыть то, что мне не хотелось помнить. Я трусливо сбежал от этого и предпочел сделать вид, что ничего не было и нет, а теперь я готов расплатиться, но я сделаю это стоя.

Лицо Белила залилось красной ненавистью. Он уже готов был выкрикнуть что-то еще, но его голос потонул в диком реве, звук которого Энки узнал без толики сомнения, а затем оборвался, когда крылатая тень спустилась с неба и, налетев на его дракона, перекусила тому шею.

Малис выдохнул то ли от облегчения, то ли от досады. Вместе с Суэном они опасливо приблизились к огромному монстру, который продолжал смыкать свою пасть на шее чуть меньшего по размерам сородича. Энки шел плавными размеренными шагами, он уже и думать забыл о Белиле, который, в момент нападения, слетел со спины своего питомца и, сломав себе несколько костей, лежал в овраге совсем рядом.

Малис тем временем неслышным шагом подошел почти вплотную к своему старому товарищу и замер, лишь, когда тот резким движением повернул к нему свою голову, а затем и все тело. И вновь, как когда-то давно, Энки не без страха положил свою ладонь на его нос. В ответ тот слегка фыркнул, после чего вытянул перед Малисом свою длинную шею и замер в ожидании. Поспешными движениями, Суэн помог Энки забраться, а затем полез следом. Оба еще даже толком не успели нормально и надежно устроиться, когда монстр рывком поднялся в небо и понес их вдаль.

В голове у Малиса все смешалось. Все произошедшее представлялось ему мутным сном, и он, сидя на спине крылатого монстра и встречая лицом порывы ветра, будто только пробудившись от горячечного кошмара, силился восстановить фрагменты и образы, что предстали его глазам вместо заурядных похорон заурядного Хранителя. Воскрешая сцены убийств, так внезапно прорезавшие тишину и размеренный темп скорбного ритуала сожжения, и фигуры мертвых тел, что уловил его взгляд в суматохе побега, Энки понимал и осознавал произошедшее, но словно сдавливаемый петлей на шее не мог уложить в голове то, как все это могло случиться на самом деле. Перед глазами стоял образ сына, белого как мел и яростно вопящего, требующего раскаяния и внимания. К горлу подступила тошнота. Посмотрев вниз, Малис увидел, что они летят над морем, и судя по всему их полет продолжается уже давно. Ему захотелось спрыгнуть, но и в этот раз он не смог решиться на бесповоротное действие.

Вскоре дракон приземлился на Вороньем полуострове в столице Горящих земель, где их встретили настороженно и тревожно. Малис был не в себе и его спешно уложили в постель и окружили сиделками. Суэн же кратко пересказал все, что видел и знал о случившемся и сопутствующих событиях, Ульфу Андерсу и Энеко Сабасу.

– Они убили всех. – Резюмировал он свой рассказ. – Мы чудом спаслись, и то, скорей лишь потому, что нас изначально приказано было отпустить, чтобы Белил мог сам расправиться с господином Малисом.

Сабас тут же поспешил составить письма в столицы каждой из стран, призывая их к оружию. Вместе с Андерсом они выбрали дату сбора и начали подготовку. К счастью, все адресаты, получив письмо, без сомнений откликнулись на призыв и выразили полную готовность выделить свои войска. Через две недели армии Горящих, Южных, Горных, Речных и Равнинных земель должны будут встретиться в небольшой деревушке близ границы Южных и Лесных земель, дабы вместе отомстить за своих правителей и выбить из столицы Лесных земель предателей и убийц.

Подготовка к отправке войск под командованием Иаго Куика шла полным ходом, но Ульф, оставшийся неудовлетворенным рассказом Суэна, ждал, пока Малис придет в себя и сможет дополнить картину произошедшей трагедии, ведь, кроме всего прочего, Суэн даже не смог подтвердить смерть Ионы Кешон, которая, по его же словам, пропала из виду в самом начале кровавой расправы.

– Что с Ионой? – Сходу вопросил Андерс, едва пришедшему в себя Энки. – Она жива? Вы видели ее?

Но Малис также не мог удовлетворить его определенным ответом. Опустив взгляд, Энки рассказал все, что видел и слышал за то время, что пробыл в Лесных землях, не обойдя стороной, но и не делая особого акцента на том, что пост Хранителя Лесных земель унаследует сын Ульфа Сепп Андерс, и что, вероятнее всего, мальчик еще жив, притом даже не подозревает о своей значимости для будущего страны.

Тогда Ульф и решил, что тоже поедет в Лесные земли вместе с армией. Каково же было его удивление, когда и сам Малис выказал стойкое желание, отправиться туда же.

– Белил мой сын. – Пояснил он. – Это я во всем виноват. Все то хорошее, чего мне удалось достичь, рушится под весом моих же проступков и ошибок. Сейчас я не имею права оставаться здесь и отсиживаться. То, что происходит, напрямую вытекает из моих слабостей и страхов прошлого. Слабостей и страхов, которые я игнорировал, от которых я бежал, но больше я не отвернусь и не сделаю вид, будто меня это не касается. Я должен покончить с этим и обрубить все концы.

Вскоре армия Горящих земель выехала в путь. Во главе войска, состоящего целиком из добровольцев, так как регулярная армия на полуострове была упразднена за ненадобностью вскоре после окончания последней войны, был, уже успевший выйти на пенсию, Иаго Куик, ведущий спокойную жизнь обычного горожанина и изредка подрабатывая частными уроками по обращению с мечом для старых друзей или просто тех, кто хорошо платит. Ульф Андерс ехал как представитель правления страны и участвовать в боевых действиях не планировал, и кроме того был окружен личной охраной лучших бойцов замка Хранителя в лице Ерина Сугула и Таи Лэзор, которые когда-то входили в состав личной охраны Энки Малиса. Сам же Малис ехал, хоть и вместе со всеми, предпочитал держаться отстраненно, но с одобрения Ульфа и Энеко Сабаса за ним вызвался приглядывать Суэн.

– Зря вы поехали. – Высказался тот, обращаясь к Энки.

– Потому что старый или потому что калека? – С насмешкой отозвался Малис.

– Потому что ОН хочет, чтобы вы приехали. – Весомо произнес Суэн. – Ваш сын уже попытался убить вас. Нет смысла давать ему еще один шанс, он одержим, и обязательно им воспользуется.

– Именно поэтому я и еду. – Отвечал ему Энки. – Как ты думаешь, зачем вообще все это было затеяно? Какой Белилу прок от смерти Хранителей? Не думаю, что он жаждет власти, а если и жаждет, то она не является его конечной целью. Здесь ты прав – ему нужен я, и он не успокоится, пока не доберется до меня.

– И что же? Вы хотите отдать себя ему в жертву, ради какой-то вселенской справедливости, потому что не уделяли ему должного внимания, когда он был ребенком?

– Ты не понял. – Усмехаясь, выдохнул Малис. – Белил, конечно, несчастный человек, и я как никто другой повинен в его несчастье. Все, что я сказал ему тогда, было искренне, но сейчас меня он совершенно не волнует. Я еду туда, потому что так и не увидел среди тел, лежавших на траве, Иону. Я верю, или может, просто хочу верить, что она жива, и ее еще можно спасти. Я еду за ней. – Повисла пауза, и Суэн, казалось, немного улыбнулся, на что Энки поспешил добавить. – К тому же у него драконы, ты сам видел. Эллиль сказал, что он украл все пять яиц. Перед нами предстал лишь один, но это не значит, что у него их больше нет. Здесь тоже может понадобиться моя помощь. – И он кивнул в небо, где в тот момент было пусто, но не так давно, расправив свои крылья, кружил монстр, вновь вернувшийся к своему родителю.

В назначенный день войска пяти из шести стран собрались близ границы Лесных земель. Во главе каждой из армий стоял новый Хранитель. Некоторых из них, как в случае с новыми Хранителями Горных и Южных земель, Энки уже знал – это были Фрида Боос, унаследовавшая свое место от отца, и Аелл Тунор, командовавший войском южан во время штурма столицы Речных земель на последней войне. В то же время, были и новые лица: сменив славного и благородного воина Имона Гранда, Равнинные земли возглавил Тилл Рейн – относительно молодой купец лет тридцати, известный у себя на родине своим богатством и крупной благотворительной деятельностью; в Речных же землях, где Оскар Алеистер отменил правила наследования и передал полномочия выбора Хранителя народу, который определял достойного этого поста путем всеобщего голосования, новым Хранителем стал пятидесятилетний директор столичной больницы по имени Арн Ланзо.

После недолгой процедуры обмена приветствиями и знакомств всех друг с другом незнакомых объединенные войска сразу пяти армий, общая численность которых достигала почти тридцати тысяч человек двинулись на столицу Лесных земель. И долгое время они не встречали вообще никакого сопротивления. А люди в городах и поселениях, похоже, знали о сложившейся ситуации еще меньше, чем наступающие. Лишь в нескольких городах управляющие смогли показать им письмо, подписанное Сином Протектором, в котором говорилось, что во время похорон Аллена Граса произошла попытка переворота. Протектор писал, что бунтовщики убили большую часть гостей, а в их числе и Лема Клеменца, который должен был стать следующим Хранителем. По словам Сина сейчас ситуация нормализовалась и вскоре будет выбран новый Хранитель. Также в письме было предостережение о возможном вторжении со стороны соседних стран с целью воспользоваться временной слабостью Лесных земель. К счастью большинство людей отказались в это верить. То ли причиной тому была неоднозначная репутация нынешнего Протектора, то ли неправдоподобность коварного вторжения со стороны вчерашних союзников – так или иначе, командующие большинства городов и поселений относились к тридцатитысячному войску иноземцев, как к прояснению в мутном сером небе, и настойчиво выпытывали у них хоть слово о том, что на самом деле происходит в столице.

Но были и те, кто оставался верен любым приказам столицы и готов был стоять горой на пути вторгшихся в страну иноземцев. И так уж сложилось, что одним из таких людей был Орсон Миела, служивший командующим Ремайгата – второго по величине города Лесных земель. Этому гордому и, многолетней службой заслужившему уважение жителей Ремайгата, человеку суждено было погубить в бессмысленном и безнадежном бою добрую половину мужского населения города и унести с собой около девяти тысяч человек с другой стороны. Сам же Орсон Миела выживет, примет поражение и пропустит оставшиеся двадцать с лишним тысяч человек через Ремайгат дальше к столице. Спустя несколько месяцев, когда вся правда о событиях, произошедших на похоронах Аллена Граса, получит огласку и станет предметом пересудов на улицах и в домах по всей стране, командующий Орсон Миела добровольно оставит свой пост, публично принеся извинения горожанам, а после, запершись в собственном доме, резким движением руки сделает разрез на горле. От уха до уха.

Не встречая больших преград после Ремайгата, объединенные войска пяти из шести стран материка уже приближались к столице, где им предстояло вступить в последний бой и покончить с неприятелем. Противник встретил их на подходе к городу. На открытой местности выстроилось небольшое войско, насчитывающее от силы полторы-две тысячи человек. Но не люди взволновали наступающих, не кучка солдат заставила каждого на мгновение замереть и усомниться в своих силах. В небе над толпой парили два дракона, и именно они были главной силой людей, захвативших столицу Лесных земель, силой, которая внушала страх любой, даже самой мощной и многочисленной армии. Но армия, состоящая на половину из молодых ребят, впервые отправившихся на войну и уж тем более ни разу не видевших драконов, хоть и дрогнула, все же продолжила двигаться вперед, успокоившись мыслью, что над их головами кружит крылатый монстр, и этот монстр на их стороне.

На Малиса же вид двух драконов, очевидно принадлежащих его сыну, произвел весомое впечатление, ведь, чтобы он ни говорил, ему до конца не хотелось верить, что Белил смог выходить больше одного дракона. Теперь Энки лишь надеялся, что эти двое – последние. А кроме всего прочего, его сильно настораживал тот факт, что против их многотысячного войска выставили лишь жалкие две тысячи человек. Малиса не отпускала мысль о том, что он совсем не знает, чего можно ждать от Белила. Казалось, тот мог вытворить, что угодно, даже сжечь всю столицу со всем ее населением. Энки и его товарищам же оставалось лишь действовать напролом.

Армия объединенных стран сближалась с войском противника. Малис при поддержке Суэна взобрался на дракона и полетел вперед, дабы отвлечь драконов на себя. Это сработало, ибо оба монстра тут же двинулись в его сторону, рассекая воздух. Как оказалось, эти двое по своим размерам уступали дракону Энки еще сильнее, чем тот, восседая на котором, их с Суэном встретился Белил.

Похоже, у сына не получилось полностью повторить успехи отца, хотя Малис предпочел списать это на дело случая и тот факт, что его дракон долгое время жил в абсолютной свободе, не зная над собой ни хозяина, ни родителя, и до того, как вернуться к Энки, успел облететь весь мир, вырасти и окрепнуть в естественных условиях, в то время как питомцы Белила, скорее всего, провели всю свою жизнь под его жестким контролем. Из-за этого двое оставшихся драконов были катастрофически малы по сравнению со своим сородичем, который теперь являлся их противником. Тем не менее, они нападали яростно и агрессивно. Один, бывший совсем мелким и мог сравниться разве что со средних размеров каретой, сразу же устремился к дракону Малиса и, пройдя напролом, пользуясь малыми размерами и соответствующим весом, которые позволяли ему развивать большую скорость, умудрился вцепиться зубами в шею сородича. Дракон яростно взвизгнул от боли и заметался в небе, стараясь сбросить своего мучителя. Тот не разжимая пасть, продолжал сидеть на его шее.

Видя мучения своего старого товарища, при этом еле удерживаясь на его спине, Энки предпринял попытку дотянуться до мучителя посохом. Не выходило. Тогда он просто метнул свое оружие, которое уже давно не использовал по назначению. Посох попал в цель и пробил вредителю брюхо. Тот ослабил хватку и вскоре отпал от шеи своего сородича, упав вниз, где в суете сражения копошились солдаты.

Второй дракон Белила, имевший куда большие размеры чем его павший брат, все это время кружил рядом, стараясь так же вцепиться и ранить противника. Его размеры уже позволили бы нанести более серьезные повреждения, чем неприятные, но все же терпимые следы от укуса, что оставил другой. И, тем не менее, он был почти в два раза меньше дракона Энки.

Оставшись в небе наедине, они какое-то время кружили, стараясь боднуть, укусить и поранить друг друга, но это ни к чему не приводило. Тогда, продолжая выдерживать дистанцию, последний питомец Белила вытянул свою шею и готовился исторгнуть струю пламени. Малис видел, как из уже открытой пасти твари наружу вырывалось пламя, но прежде чем оно успело разрастись и достигнуть его, дракон под ним, проделал то же самое. И его огонь поглотил сначала вспышку сородича, а после и самого монстра.

Продолжая держаться, в воздухе и панически взмахивать крыльями, он пылал и кричал от боли и ужаса. А когда огонь начал спадать, дракон Энки налетел на него и прямо в небе начал методически разрывать его обожженное тело на части, отрывая челюстями куски крыльев и толстую, твердую как камень, чешую. В конце концов, истерзанное тело животного было брошено чуть поодаль от трупа его сородича.

На земле тем временем кипело сражение. Солдаты объединенной армии не сразу поняли, что происходит. Двадцатитысячное войско легко смяло немногочисленные ряды обороны, но воины противника словно исполины стояли стеной и держали прессинг, не падая от ударов и ран, будто, не чувствуя страха и боли, шли на врага.

Вряд ли тогда кто-нибудь, кроме Малиса, мог бы догадаться об истинной причине их стойкости и бесстрашия. Лишь после битвы отдельные участники сражения будут рассказывать, как сносили врагам головы и пронзали их сердца, а после с ужасом наблюдали, как те продолжают двигаться и сражаться, будто ни в чем не бывало. Кто-то упомянет, что, встретившись взглядом с одним из этих солдат, не смог обнаружить в них ничего, ни страха, ни ярости, ни злости, лишь застывшие глазницы без выражения и чувств. Но даже тогда никто толком и не смог объяснить, что все это значило.

Прежде чем оборонительные силы столицы Лесных земель пали под натиском противника и вступившего в бой дракона, наступательные силы объединенных войск потеряли более пяти тысяч человек, отдавших жизнь в очередном бессмысленном бою, сражаясь с мертвыми куклами, оживленными и ставшими безмолвным и холодным оружием в руках своего мучителя.

До столицы было еще полкилометра, но больше никто не преграждал им путь. А, наконец, войдя в город, они были встречены не как захватчики или вторженцы, а как освободители и защитники. Жители наперебой рассказывали о бесчинствах, творившихся на улицах после похорон и до сего дня. В замок были вызваны все самые знатные люди, а вернулись лишь те, кто захотел подчиниться новой власти. Был введен комендантский час, народ запугивали драконами, люди Протектора патрулировали столицу, выискивая потенциальных бунтовщиков. Уже успели провести показательную казнь троих человек, которые, по словам Протектора, замышляли восстание.

Люди говорили стыдливо, будто извиняясь за свою слабость и неспособность к сопротивлению, ссылаясь на доверие к господину Хенвасу, который призвал жителей смириться и принять новый порядок, а также на драконов, которые до сих пор внушали страх тем, кто помнил дракона Энки, и тем, кто слышал о нем лишь по рассказам родителей.

И все же в лицах горожан угадывалась злость и досада, по которой Малис и многие другие поняли, что рано или поздно, но люди бы восстали, несмотря на слова авторитетов и ужас перед крылатыми монстрами. Теперь же народу оставалось лишь указать на замок, где сейчас, по их словам, окопались все примкнувшие к новому правлению люди, включая Протектора и бледного мужчину, что постоянно находился рядом с ним, и в котором люди старшего поколения узнавали сына Энки, Белила Малиса, сбежавшего из страны много лет назад.

Сам же Энки Малис стоял немного в отдалении рядом с Суэном и, прищуриваясь, поглядывал на толпу перебивающих друг друга и перешептывающихся между собой горожан. Жители столицы тоже не стеснялись поглядывать в его сторону. Они знали, что он приезжал на похороны, и что в замке его принимали как человека высокого ранга. Народ в Лесных землях принимал его присутствие спокойно, хоть и не без неопределенного трепета, они признавали его заслуги, и невольно уважали за все перенесенные им лишения и тяжбы, а после всех слухов и теорий, которыми покрылась история его побега из страны, предпочитали относиться к персоне Малиса сдержанно, но с опаской.

Энки стоял, опираясь на свой посох, который ему принес один из солдат, доставший это оружие прямо из тела убитого дракона. Скользя взглядом, Малис искал знакомые лица. Казалось, ему было это необходимо. Он искал ровесников и обращал свой взор к пожилым людям. Но еще до того, как он узнавал в стариках старых товарищей по оружию, те, открыто глядя ему в глаза кивали головой в знак приветствия и уважения. Но даже тогда он не смог почувствовать себя дома.

Вскоре, закончив расспросы, войско двинулось к замку Хранителя. Численность охраны замка, составленная из тех же самых воспитанников дома Протектора, что во все времена существования этого заведения славились верностью и отвагой, сложила оружие перед, в десятки раз превосходящей их небольшой отряд, армией.

Сам замок к тому моменту уже оказался опустевшим, так как все попрятавшиеся там господа, понимая, какой оборот приобретут события при штурме здания, поспешили воспользоваться предусмотренными отходными путями.

– Господин Куик, прошу вас составить поисковые группы, которые прочешут окрестности и проверят все известные нам пути отхода из замка. – Неожиданно скомандовал Энки.

– Да, господин Малис. – Резво отозвался тот, но, шагнув вперед, вдруг осекся, бросил вопросительный взгляд на Ульфа Андерса, стоявшего рядом с Энки, и, дождавшись положительного кивка, приступил к выполнению приказа.

– Оставшиеся, за мной. – Выкрикнул Андерс. – Мы прочешем замок.

Малис, предварительно отослав Суэна с Куиком и прочими, примкнул к группе Ульфа и шел с ним в первых рядах.

– Что вы ему сказали? – Осведомился Ульф, заметив, как Энки шептал что-то на ухо Суэну.

– Я сказал ему, где находится потайной ход, построенный по специальному приказу Ларса Тиуса. – Спокойно отвечал Малис. – Этот ход ведет прямо в соседнюю деревню.

Суэн пошел туда один. Проследовав по указанному Малисом направлению, он спустился в темный коридор и торопливым шагом двинулся вдоль сырых стен. Лишь спустя где-то четверть часа впереди замаячил свет от факела, но еще до того, как Суэн успел оценить ситуацию, тот, кто этот факел нес, обратился к нему.

– Кто ты? – Отбивался эхом о стены тоннеля суровый голос Протектора.

Не говоря ни слова, Суэн плавным и размеренным шагом приближался к Сину, аккуратно доставая из-за спины один из двух мечей, подаренных ему Малисом. Свет горящего факела упал ему на лицо, открыв его для взгляда Протектора. Суэн остановился. Оба не двигались и смотрели друг на друга, не моргая.

– Мы думали, ты мертв. – Произнес Син. – Лучше бы так.

– Меня не волнует, что вы думаете. – Резко бросил ему Суэн.

– Твой отец… – Хотел было выговорить тот, но голос его оборвался.

Легким движением, будто черкнув пером по бумаге, Суэн полоснул Протектора по горлу. Следующие полминуты он, не отводя глаз, наблюдал. Задыхаясь, Син схватился руками за шею, будто пытаясь забить разрез своими ладонями. Глаза его напряженно и со страхом смотрели на своего убийцу, но во взгляде не было ни мольбы, ни ненависти, лишь отчаяние. Он упал и вскоре перестал двигаться. А из зияющей на шее раны продолжала сочиться кровь. Суэн пошел назад в замок.

Тем временем в замке несколько отрядов солдат во главе с Малисом и Ульфом Андерсом прочесывали комнату за комнатой. Будто следуя за запахом, Энки, минуя прочие двери, прошел к покоям, предназначенным для Хранителя Лесных земель. Еле поспевая за ним, туда же с тревожным видом двигался Ульф, за которым в свою очередь следовал шлейф охраны и солдат.

Подойдя к нужной двери, Малис замер, будто перед поворотом, после которого нельзя будет повернуть назад. Но еще, прежде чем, кто-либо успел обратиться к нему или поторопить, он сжал свой единственный кулак и открыл дверь, ворвавшись в комнату, словно сошедшая с гор лавина.  

Первое, что бросилось ему в глаза, – это, как ни странно, не его сын, с непринужденным видом стоявший у окна прямо напротив двери, а лежавшая на кровати Иона Кешон. Она лежала на спине, на ней было праздничное платье, то же, что и на похоронах, ноги ее были вытянуты, руки скрещены на груди, а глаза закрыты, но никакой трупной бледности не было, а грудь еле заметно поднималась и опускалась с равными интервалами – Иона была жива.

– Она спит. – Пояснил Белил, проследивший за взглядом Малиса, но обращался он не только к отцу, а говорил с показной помпезностью, обращаясь также и к Ульфу с его охраной, столпившейся за Энки на входе в комнату. – Ее жизни ничего не угрожает.

– Что ты сделал? – Яростно вопрошал Ульф, выйдя из-за спины Малиса.

– Я облегчил ей ожидание своей участи. – Разводя руками, будто не понимая, с чего с ним разговаривают таким тоном, отвечал Белил. – Вместо томления в камере и отвратной пищи, я дал ей спокойный сон. Всего пару капель в день и вот, засыпая на утро после злосчастных похорон, наша Иона просыпается уже в объятьях своих спасителей… или же не просыпается вовсе.

Пока Ульф распалялся, в агрессивной манере рассказывая Белилу, что он с ним сделает, если с Ионой что-нибудь случится, взгляд Энки упал к противоположенной стене, где черной тенью стоял мужчина, вид которого показался ему знакомым.

– Это он. – Обратился к Малису Белил, полностью игнорируя угрозы Андерса.

И прежде чем Энки успел сообразить, кто имеется в виду, неизвестный мужчина сделал шаг вперед, и уже заходящее за горизонт солнце, пробившись через окно, осветило отсутствующий вид и стеклянные глаза на лице Васко из дома Протектора.

– Интересно, каково это, подсылать убийцу к родному сыну? – Театральным жестом вопрошал Белил спящую Иону. – Но все же, хочу сказать спасибо своему отцу, ведь именно Васко стал моим первым успешным экземпляром. С ним у меня связано столько всего.

Васко стоял как вкопанный. На нем была все та же одежда, что и в тот день, когда Энки отдал ему приказ выследить его сына, только сейчас она была оборвана и местами пропитана давно иссохшей кровью, от которой оставались лишь темно бордовые пятна. Лицо Васко, испещренное страшными порезами и уродливыми швами, смотрело в пустоту, но Малису все виделся пристальный и вдумчивый взгляд его старого товарища.

– Прошу вас закрыть дверь, господа. – Обратился Белил к столпившимся на пороге солдатам. Те лишь растерянно обратили взгляды к Андерсу.

– Пусть они выйдут. – Бросил Энки сурово.

– Оставьте нас. – Скомандовал Ульф.

Послушные солдаты неуклюже и торопливо высыпались в коридор. Дверь захлопнулась, в комнате остались лишь Белил и Энки Малисы, спящая Иона Кешон и Ульф Андерс, а также живой труп Васко из дома Протектора.

Белил Малис стоял у окна. Вид у него был болезненный и вымотанный. Широкая штора защищала его вечно бледную кожу от заходящего солнца. Он был одет так, будто тоже присутствовал на похоронах и, так же как Иона, предстал сегодня перед гостями в том же наряде. Контрастно предыдущей встрече с Энки, теперь он был полностью спокоен и держал себя в руках, удостаивая отца лишь лукавой улыбкой и выжидательным игривым взглядом. 

– Зачем все это? – С горечью в голосе прервал тишину Энки. – Зачем тебе это нужно?

– Какая разница, зачем? – С вызовом отозвался Белил. – Важнее, что ты теперь будешь делать.

– Без знания мотива любой поступок остается просто фактом, и не будет до конца ясным, пока не станут известны причины, побудившие человека поступать тем или иным образом. Знание мотива может изменить все.

– Нет. – Спокойно отрезал тот. – Важны только действия, потому что именно они определяют текущее положение вещей. Ты убийца, и никакие мотивы не исправят этого факта. Я тоже убийца, и чтобы не стояло за моими поступками, я останусь убийцей. Мне не страшно признать это. В отличие от тебя.

– Я не отрицаю своих ошибок и жертв, на которые пошел. – Протестовал Энки.

– Но ты их оправдываешь. – С улыбкой вставил Белил. – Как сам ты только что сказал, мотив может изменить все. И именно так ты себя успокаиваешь. Оправдывая бесчеловечность и жестокость, хладнокровность и эгоизм, ты не признаешь себя убийцей, не признаешь свое зло, никто не признает. Может ты и скорбишь и сожалеешь, но силишься выискать нечто большее, что дало бы тебе право творить ужасы, высшую цель, достижение которой оправдает все. Но цель не оправдывает средства, ведь именно средства определяют твою цель. Ты лицемер и лгун. Ты врешь себе и другим. Я же признаю то, что сделал. Я урод, и знаю об этом. Мои мотивы отвратительны и жалки. Я готов убивать и сжигать города ради мелких эгоистичных целей, но мне даже в голову не придет оправдываться мифическим благом, потому что его не бывает. Поэтому я лучше тебя.

– И каков же твой мотив?

– С самого детства, я мечтал, что отец обратит на меня внимание, научит обращаться с мечом, может, посоветует книгу или просто проведет со мной день. Но я слишком рано понял, что отвратителен ему, причем даже больше, чем всем остальным. Тогда я был уродом лишь внешне, но внутри являл собой искреннего ребенка с простыми желаниями и банальными, но самыми настоящими мечтами. И я был один. Отец ушел, и забыл обо мне, а я продолжил жить и стараться стать кем-то, кем можно было бы гордиться. Ради чего? Может, ради подавления чувства собственной ничтожности и ущербности, а может, ради мнимой возможности доказать кому-то, что на меня стоит обратить внимание, что я не ничто, что я могу быть нужным. Только кому? Люди в городе смотрели на меня с подозрением. Я ненавидел отца, который обрек меня на такое жалкое существование и сбежал.

Ларс Тиус взял меня под крыло, но и он относился ко мне со снисхождением и взял как помощника или же персональную прислугу. Но он учил меня, помогал во многом, и часто рассказывал о своем предыдущем ученике, моем отце. Я ненавидел отца, но слушал истории о нем. Ларс вспомнил его не без теплых чувств, и от этого мне было еще противней. И все же я мечтал встретить именно его, хотел предстать перед отцом и показать, что я достоит внимания и уважения, что я не слаб, не жалок, что я такой же, как и он, что могу его понять, и может даже готов простить. Я представлял себе эту встречу множество раз. Будто наяву я видел, как принимаю раскаяния отца и с теплотой прощаю его за все. Но, когда я увидел его, когда он предстал передо мной, отец даже не различил меня в числе прочих солдат.

– Не понимаю, о чем ты. – В недоумении выпалил Энки.

– Даже когда Ларс намекнул тебе, ты увидел в строю солдат не своего сына, а какого-то ученика. Я был там и силился поймать твой взгляд, но ты узнал Ульфа Андерса, а не меня, обо мне ты даже не вспомнил. Может, поэтому, он сейчас стоит рядом с тобой, а я стою напротив.

– И что ты хочешь теперь? – Исчерпав терпение, вопросил старший Малис. – Вот я здесь, прямо перед тобой. Что тебе нужно?

– Ты здесь, потому что я вынудил тебя прийти. – Пояснил Белил. – Ты пришел ради своей любимой ученицы, пришел, чтобы спасти ее. Я же злодей, порождение твоего эгоизма, испорченный ребенок, которого ты не спас. И теперь тебе нужно просто выручить свою беспомощную ученицу из лап злодея.

– Я не понимаю.

–Я хочу, чтобы ты еще одни раз доказал, кем являешься; показал, что для тебя нет ничего важнее своих собственных интересов и привязанностей, что любая твоя прихоть стоит больше, чем жизни тысяч людей; и я хочу, чтобы ты осознал это, и признался в этом самому себе. Я хочу, чтобы ты убил своего сына. Убил своими собственными руками, жестоко и холоднокровно. 

Белил шагнул вперед навстречу к отцу. В глаза бросилась его хромота, вероятно, как последствие того падения со спины дракона. Солнечный свет упал ему на лицо, и его белая кожа начала едва заметно краснеть от ожога. Он встал перед Энки и сверлил его твердым требовательным взглядом.

Малис старший занес лезвие своего старого посоха для удара.

– Господин Малис! – Окликнул его Ульф.

Стальное лезвие посоха пробило тощую грудь Белила Малиса и пронзило сердце. Его тело упало на ту часть комнаты, что была залита закатным солнцем, которое продолжало выжигать кожу на уже мертвом теле, пока Ульф не накрыл труп тканью и не приказал его унести. Энки Малис тем временем уже стоял у изголовья кровати и с отсутствующим видом глядел на спящую Иону.

– Что с ней? – Обратился к нему Ульф.

– Она спит. – Спокойно ответил тот. – Если Белил не соврал, она проснется, как только пройдет действие препарата.

– И когда это?

– Скоро.

– Господин Андерс, а с этим что делать? – Спросил один из солдат, указывая на так и оставшегося недвижимым Васко.

– Его нужно похоронить. – Ответил за Ульфа Малис.

Еще до того, как солдат или же сам Ульф успели отреагировать на этот приказ, в комнату вошел Суэн.

– Ты нашел его? – Спросил у него Энки.

– Да. – Отозвался тот. – Мне пришлось убить его.

– Я просил тебя привести его живым. – С укором напомнил Малис.

– Он не хотел сдаваться. – Коротко ответил Суэн.

 

Иона Кешон очнулась лишь в следующий вечер. Ее заранее перенесли в гостевую спальню, чтобы освободить покои Хранителя. Проснувшись, она увидела перед собой Энки Малиса, который пришел к ней около двух часов назад и в итоге решил остаться. Заметив ее открывшиеся свету глаза, он ринулся к постели и встретил ее взгляд своим.

– Не уверена, что видела хоть когда-нибудь вас таким счастливым. – Произнесла она, силясь изобразить на еще вялом и неподвижном лице лукавую и смеющуюся улыбку. 

И тогда он рассказал ей все, что произошло за то время, пока она спала. Рассказал про сына, про его обиду и его укор; рассказал про Васко и его живой изуродованный труп; про мертвых Хранителей и до сих пор висящий перед его взором образ преданного телохранителя Рамона,