Римский Колизей – дать подняться или добить?

Детям – жизнь от родителей или родителям – жизнь от детей?

Прокопий (Пащенко), иером.

 

4 мая 2020 г.

 

О родителях много пишут и говорят. Что пишут и что говорят? Что «во всем» виноваты именно они, это они «травмировали» детей, «не долюбили» их, «не поняли». Детские суициды, наркомания, а также – «взрослые» – алкоголизм, разводы, неумение и нежелание работать, апатия, сломанные жизни – все это родители – смерть им! При малейшей попытке возразить, валится вал ссылок на работы по психологии с посылом: приговор окончателен и обжалованию не подлежит!

 

Римский Колизей – дать подняться или добить?

 

В седой древности, в Риме, в театре Колизей на потеху публике выводили людей, приготовленных на час кровавого развлечения. Кого-то из них специально обученный боец мог экстравагантно проткнуть копьем / мечом или каким-либо орудием. Затем к поверженному наземь приставив острие, этот (специально обученный) ждал решения присутствующих: дать поверженному поднять и уйти живым или добить его?

Присутствующие свое решение выражали так же, как и сейчас выражают в отношении какого-нибудь видео ролика, размещенного в сети. Жить ролику в сети в топовых позиций – рука с пальцем вверх. Не жить ролику в топе, а пресмыкаться в нижних строчках – рука с пальцем вниз.

На современную арену Колизея выведены родители как класс / формация / подвид Homo sapiens. Решается вопрос: дать им поднять или добить их.

О родителях много пишут и говорят. Что пишут и что говорят? Что «во всем» виноваты именно они, это они «травмировали» детей, «не долюбили» их, «не поняли». Детские суициды, наркомания, а также – «взрослые» – алкоголизм, разводы, неумение и нежелание работать, апатия, сломанные жизни – все это родители – смерть им!

При малейшей попытке возразить, валится вал ссылок на работы по психологии с посылом: приговор окончателен и обжалованию не подлежит! Присутствующие поднимаются и в экстазе тянут палец вверх, ведь их такой поворот дела устраивает.

 

Снимается личная ответственность за собственный выбор, поднимая палец вверх ты оказываешься словно убеленным чей-то кровью. В случае жизненной неудачи ты всегда можешь сослаться на, что тебя «не долюбили» и потому «ты такой вырос». Смерть им! – вторят присутствующие в ответ на лозунги обвинения.

Но что это? Как только палачи (специально обученные) добили всех родителей, тут же преторианцы погнали всех присутствующих на арену – в те же лужи крови. Оказывается, присутствующие успели сами стать родителями и нашлись те, кто заявил, что был этими родителями «не долюблен» и «травмирован».

Тот, кто не сумел простить родителей (даже, если они в чем-то и были виноваты), тот, кто живет, культивируя обиду и чувство собственной ими (родителями) ущемленности, тот, сам того не замечая, формирует в себе особое состояние нервной системы. Сквозь это состояние нервной системы он смотрит на мир, совершает выбор «второй половинки», принимает решения, связанные с процессом воспитания собственных детей. Создав семью, родив детей, он им и прочим домочадцам, хочет того или нет, на вербальном и на невербальном уровне транслирует свою надломленность, свое агрессивное отношение к родителям (смерть им!). И его собственные дети включаются в создаваемую им матрицу домашнего быта и усваивают такое отношение как норму поведения (если, конечно, у них не появляется опора на мировоззрение иного плана, позволяющее соблюдать «внутреннюю гигиену» в отношении идей, транслируемых совне и поражающими мозг в случае некритичного их усвоения).

Что происходит, когда дети не видят, что их мамы и папы по-человечески относятся к своим родителям? Дети отказывают в таковом отношении и своим родителям (включаются в проносящийся сквозь века вой / вопль «Смерть им!»)

Вот и получается, что пафос победы и эйфория, испытанные при виде публичного побиения камнями (закалывания ножами) родителей, были недолги. Выросшие дети тащат «победителей» туда же – к позорному столбу.

Вспоминает старая притча про кладбище стариков. В древности (и эта древность в виде эвтаназии возвращается) стариков еще живых свозили в лес на саночках умирать (варианты умерщвления были разными). Логика была в том, что никто не хотел кормить человека, который не мог физически работать. И вот папа с маленьким сыном везут дедушку (еще живого!) в лес на саночках. Когда они довезли дедушку до места назначения и пошли домой, сын спросил папу, зачем тот оставил в лесу саночки. «Они нам больше не нужны, сынок», – ответил папа. «А как же я тебя повезу, когда ты состаришься», – спросил сын. Папа задумался… «Знаешь, что сынок, – после раздумий ответил папа, – давай вернемся за дедушкой».

Выше было отмечено, что в случае добровольного принятия внутрь своей жизни обиды и непрощения со временем формируется особое состояние нервной системы. Слова о формировании особого состояния нервной системы, сквозь призму которого человек будет смотреть на мир (и, соответственно, не будет видеть в мире ничего хорошего) основаны на учении академика Ухтомского. Ухтомский считал, что рождающиеся поколения являются судом и возмездием для отцов. Вновь рождающееся поколение закрепляет, осуществляется и воплощает те зачатки и неясные замыслы, «которые носились втайне предками и отцами!» То, о чем едва думалось, теперь начинает действовать в реальной истории. В факте возмездия сказывается, куда была направлена культура отцов. Была ли это культура человека, ведущего животный образ жизни, «замкнутого в себе и в своей индивидуалистической слепоте к другому, или культура преодоления себя ради другого».

В последующий поколениях для одних подчеркивается закон возмездия, а для других подчеркивается «закон любви и общественного роста». С одной стороны, дети являются историческим возмездием для своих отцов, но они же в других случаях являются увеличением любви, которая в зачатках осуществлялась отцами.

«В первом случае дети преимущественно уничтожают дело отцов, в свою очередь уничтожаясь своими детьми и внуками. Тут “смена” есть уничтожение прежнего. Во втором случае дети продолжают и укрепляют обновленными силами дело отцов. Тут “смена” есть углубляющееся продолжение».

Один жизненный принцип порождает «последовательное пожирание отцов детьми, вроде родословной римских цезарей или родословия крыс и кроликов». Другой жизненный принцип порождает, «родословие от отца племен Авраама через Исаака и Иакова до Христа» – последовательная развитие любви как принципа жизни![1]

Иными словами, сегодняшние дети (которые завтра сами станут родителями), поднимая палец вверх или давая шанс своим родителям выжить, сами выбирают то будущее, ту родословную цепочку, в которую будут сами включены. Даже, если родители и были включены в родословие последовательного «пожирания отцов детьми», кто-то должен остановить этот поезд, мчащийся к обрыву.

Вот ты прощаешь, ты находишь мужество любить и протянуть руку примирения. Если так, есть шанс, что подобным образом в отношении тебя поступят и твои дети.

 

Введение в проблему

 

Как было отмечено, много пишут и говорят, что во всех проблемах детей (которые, вот, – пародокс, тоже скоро станут родителями со всеми вытекающими ниже последствиями) виноваты родители, которые «травмировали», «не долюбили», «не поняли». При малейшей попытке возразить, валится вал ссылок на работы по психологии с посылом: приговор окончателен и обжалованию не подлежит!

Необходимо учесть, что, как в данном случае, так и в других, побеждает более системное видение вопроса. И даже более – не только самого вопроса, но и, если хотите, – видения своего рода, «экосистемы», «умвельта», в которые разбираемый вопрос вписан и включен.

 

Иными словами, возьмем ситуацию, при которой кто-то утверждает, что некая девушка не может построить своей жизни только потому, что получила психотравму от мамы. И этот кто-то утверждает, что девушка ни в коем случае не должна прощать свою маму, а должна «прорабатывать» свои травмы и повышать своей градус «счастья-счастья».

Как к данной ситуации относится принцип «умвельта» (в кавычки это слово берется, потому что оно заимствовано из сферы биологии)? Утверждающий изложенные принципы должен предъявить не только собственное мнение по разбираемому вопросу, но и объемное понимание таких явлений / процессов как: травма, ее преодоление, последствия для психики избрания стратегии прощения или непрощения.

Если человек вместо описания структуры процессов дает ссылки на вал статей и книжек, то «это не считается». Вал статьей и книжек может быть также основан на личном мнении их авторов. Цитируемые авторы должны демонстрировать не только мнение (я считаю), но – предоставить аргументацию, основанную на анализе явлений / процессов. Если человек что-то утверждающий ссылается на вал цитируемой литературы, то наличие многих ссылок – вовсе не факт, что доказывает его правоту.

 

Вопрос об источниках

 

Эту мысль неоднократно озвучивал Нассим Талеб в своей книге «Рискуя собственной шкурой». Он отмечал, что если авторы на «собственной шкуре» не проходили того, о чем пишут или в отношении чего принимают решения, то их публикация и рекомендации мало чего стоят. Также от отмечал, что массив литературы по какому-либо вопросу может создаваться взаимно поддерживающими друг друга авторами, то есть массив может быть вызван наличием определенной коалиции в научных кругах, в вовсе не справедливостью транслируемой точки зрения.

Выводы, транслируемые в таких публикациях, не выдерживают проверки временем, так как не учитывают фундаментальных принципов, обеспечивающих выживание человека / экономической модели / общества. Принцип проверки временем и выживаемостью Талеб назвал эффектом Линди [промоутеры могут сколько угодно говорить о эффективности новой экономической стратегии, но вызванный этой стратегией коллапс покажет несостоятельность их доказательной базы]. Авторы, не предъявляющие серьезных доказательств, ссылаются друг на друга, создавая впечатление того, что вопрос решен всеобще и на самом высоком уровне.

 

Но в данном случае, как пишет Талеб, люли «отказываются понимать, что “престижные” публикации, осуществиться которым помогают отзывы коллег (по принципу “рука руку моет”), несовместимы с Линди – они означают всего-навсего, что некая группа влиятельных (сегодня) людей довольна вашей работой»[2].

Талеб также предупреждает, что выводы непроверенные временем, пусть и подкрепленные ссылками на чьи-то работы, могут оказаться ложными. Он пишет, что «когда бабушка или другие пожилые люди дают вам совет, он работает в девяноста случаях из ста» [потому что у бабушки и у людей поживших на белом свете есть жизненный опыт]. «Вто же время … то, что написано психологами и бихевиористами, верно меньше чем в десяти случаях из ста … была предпринята попытка воспроизвести результаты, изложенные в ста психологических статьях из научных журналов за 2008 год; это удалось всего в 39 случаях. … То же самое наблюдается в медицине и нейробиологии»[3].

То есть иными словами, навалом ссылок на психологическую литературу не стоит смущаться. Совпадение результатов в результате перепроверки (то есть данные, полученные в ходе исследования были перепроверены) только в 39 случаях показывает, что более половины выводов, представленных массивом литературы, оказались, как нынче модно говорить, фейковыми.

Либо эксперимент был проведен слишком в рафинированных условиях (во время эксперимента не учитывались влияния, реализуемые в реальной жизни), либо выборка была маловата. А что если и по «родительскому вопросу» нас «бомбят» цитатами из той группы в 61%?

О том, что означает попасть под град цитат и быть им изрешеченным, свидетельствует опыт известного публициста И.А. Солоневича, бежавшего в эпоху репрессий из советского концлагеря и оказавшего в Германии. Прибыл он в Германию накануне Второй Мировой Войны. Немецким профессорам, генералом и прочему люду он пытался объяснить последствия для Германии вторжения в СССР.

Немецкие профессора, изучавшие Россию по книжкам, не понимали того, что понимал простой «Мюллер» [Солоневеч Мюллером называл простого крестьянина, не читавшего книжек, но имевшего жизненный опыт]. Например, в случае вторжения Германия рассчитывала воспользоваться сетью российских железных дорог. Но кроме простого Мюллера, которому придется месить сапогами грязь бездорожья, никто не понимал, что тонкая сеть железных дорог в России будет взрывать каждый день на каждом перегоне. Одна дорога на сто километров, и эти сто «километров будут во власти партизан».

Немецкие прогнозы, предвещавшие победу, были блестящими. И вот в реальной жизни (по Талебу – эффект Линди) «научные прогнозы генерала Кайтеля проваливаются истинно блестящим образом: партизанщина съедает военную машину “по винтикам, по кирпичикам”. И сталинградский рычаг этой машины остался без снабжения…» Солоневич еще до войны пытался объяснить генералу Кейтелю, что его солдатом придется на собственной шкуре прочувствовать, что такое партизанская война. Но генерал Кейтель не принял всерьез предостережения Солоневича насчет партизан.

Примечательны заметки Солоневича о профессуре. Так один немецкий профессор был, с точки зрения Солоневича, «как вьючный осел тщедушная спина которого изнемогла под тяжким грузом полных собраний сочинений и спинной мозг которого высох от цитат».

Профессор был с головы до ног набит цитатами, сквозь броню которых не проникнет ни одна живая, нормальная человеческая мысль и ни одно живое человеческое наблюдение. Он помнил все цитаты наизусть. Но он не понимал ничего. Ничего, имеющего отношение к человеческой жизни и человеческой истории.

Сливки германской интеллигенции были абсолютно убеждены в победе. Цитаты, приводимые в подтверждение такого исхода войны, были совершенно неопровержимы. Они выстраивались истинно железным строем и прорвать этот строй не было никакой возможности. Они цеплялись друг за друга – от Демокрита до Шпенглера, они были связаны железной исторической и логической последовательностью, они не оставляли ни одного незащищенного места и все они не стоили ни копейки. Но они были неопровержимы.

Немцы, в среднем, довольно хорошо знают русскую литературу. Но о Сталинграде ни у Достоевского, ни у Чехова, ни даже у Гегеля и Клаузевица не было сказано ничего.

«Я вел, – пишет Солоневич, – бесконечные споры с немецкой профессурой. Немецкая профессура била меня цитатами как хотела: загоняла в угол и нокаутировала на первом же раунде. … На мою голову вытряхивали целые картотеки из философии просто, из философии войны, из той геополитики, которую генерал Б. А. Хольмстон искренне считает наукой …. Вообще, это было жалкое зрелище. Заканчивались эти зрелища стандартно. Я, загнанный в угол, говорил: “Ну, посмотрим до Берлина”. Профессора смеялись и говорили: “Ну, посмотрим до Москвы – или до Урала”. Дело кончилось в Берлине».

«Для немецкой интеллигенции все было абсолютно бесспорно», согласно Гегелю «мировой дух» обитал в Берлине. «Маршала Соколовского [громившего немецкие войска] Гегель как-то не предвидел»[4].

То есть немецкая профессура, изучавшая Россию по книжкам, засыпала Солоневича цитатами, из которых следовало, что победа Германии – неизбежна.

Солоневич не имел возможности прорубить лес цитат, выстроенных совокупным валом профессорских речей и книжек. Ладно, сказал он, подождем до Берлина (то есть, до времени, когда советские войска войдут в Берлин, разгромив немецкую армию). Нет, дождемся до Москвы, – отвечала профессура.

 

Не в положении ли Солоневича находится кто-то, предупреждающую девушку, которая морально приготовилась бросить камень в родителей и говорящий: «Понятно, что тебе непросто, но не бросай камень в родителей, бросишь – не сложится жизнь»? «Нет, брошу, – отвечает девушка, – и очень даже сложится, и буду счастлива, и ничуть не пожалею, ни сколечки и ни капельки».

Дождались до Берлина…