Глава двадцать первая 9 страница

Карса ведь провозгласил малазанцев своими врагами.

Воин выскользнул в переулок и направился на восток. Низко пригнувшись, он быстро бежал, осторожно высматривая путь, отыскивая укрытия, в любой миг ожидая крика, знака, что его обнаружили.

Теблор нырнул в тень большого дома, который чуть накренился над переулком. Ещё пять шагов, и он выйдет на широкую улицу, которая ведёт к берегу озера. Незаметно пересечь её будет нелегко. В городе оставались Сильгаровы охотники, а также неведомо сколько малазанцев. Так ли много, чтобы ему пришлось туго? Неизвестно.

Пять осторожных шагов, и Карса очутился на краю улицы. На дальнем её конце, у озера, виднелась небольшая толпа. Из дома выносили завёрнутые в саваны тела, а двое мужчин пытались удержать обнажённую молодую девушку. Та шипела и пыталась выцарапать им глаза. Карса не сразу её припомнил. Кровь-масло по-прежнему пылало в её теле, и толпа с тревогой отступила. Всё внимание было приковано к окровавленной, извивающейся женщине.

Быстрый взгляд вправо. Никого.

Карса метнулся через улицу. До переулка напротив оставался всего один шаг, когда теблор услышал хриплый вопль, а затем разноголосые крики. Оскальзываясь в жидкой грязи, воин поднял меч и взглянул на толпу вдалеке.

Но увидел лишь спины: нижеземцы бежали, точно перепуганные олени, бросая на землю трупы в саванах. Молодую женщину выпустили. Та упала в грязь, завизжала, ухватила одной рукой одного из мужчин за лодыжку. Тот протащил её почти на длину роста по грязи, прежде чем девушка сумела повалить нижеземца на землю. И с животным рычанием забралась на него.

Карса нырнул в переулок.

Рядом отчаянно зазвенел колокол.

Теблор побежал дальше, на восток, держась параллельно главной улице. В конце её — на расстоянии тридцати с лишним шагов — виднелось вытянутое одноэтажное здание из камня. Окна в нём были закрыты тяжёлыми ставнями. Пока Карса бежал к нему, успел краем глаза заметить троих малазанских солдат: все в шлемах, забрала опущены, но ни один не повернул к нему головы.

В конце переулка предводитель замедлил шаг. Теперь он смог как следует рассмотреть каменное строение. Чем-то оно отличалось от остальных домов в городе. Архитектура строгая, прагматичная — такая бы понравилась теблорам.

У перекрёстка Карса остановился. Взгляд направо показал, что здание выходило на главную улицу, за которой виднелась площадь, по размерам не уступавшая площадке перед западными воротами. За ней показалась городская стена. Куда ближе слева длинный дом заканчивался. Там располагался деревянный загон, а рядом — конюшня и несколько сараев. Карса вновь повернулся вправо и слегка наклонился вперёд.

Троих малазанских солдат нигде не было видно.

Где-то позади продолжал надрывно звенеть колокол, но город казался до странности безлюдным.

Карса побежал к загону. Тревоги никто не поднял, и теблор, перешагнув через ограждение, направился к задней двери в каменный дом.

Её оставили открытой. В передней обнаружились козлы, крюки и полки для снаряжения, но всё оружие забрали. В затхлом, пыльном воздухе стоял запах страха. Карса медленно вошёл. Напротив входа располагалась вторая дверь — закрытая.

Одним ударом ноги теблор вышиб её внутрь.

Большая комната, ряды коек по обеим сторонам. Пусто.

Как только утих грохот выбитой двери, Карса, пригнувшись, вошёл в проём, выпрямился внутри, огляделся, принюхался. В воздухе разлился запах нервного напряжения. Предводитель чувствовал, будто кто-то остался здесь, но никого не видел. Воин осторожно шагнул вперёд. Прислушался, не услышал дыхания, сделал ещё шаг…

Сверху упала петля, охватила плечи теблора. Затем послышался дикий крик, и удавка резко затянулась на шее воина.

Стоило Карсе поднять меч, чтобы рассечь пеньковую верёвку, у него за спиной с потолка упали четыре фигуры, а удавка с бешеной силой рванула теблора наверх, так что ноги Карсы оторвались от пола.

Вдруг наверху послышался треск, невнятная ругать, и потолочная балка переломилась. Верёвка ослабла, но петля по-прежнему туго сжимала горло теблора. Задыхаясь, Карса резко развернулся, взмахнул мечом — клинок рассёк лишь воздух. Малазанцы уже упали на пол и откатились в сторону.

Карса сорвал верёвку с шеи, затем двинулся к ближайшему из солдат на полу.

Чары ударили теблора в спину, безумная волна колдовства окутала его. Карса пошатнулся, затем заревел и отбросил её прочь.

Взмах меча. Малазанец успел отпрыгнуть, но конец клинка дотянулся до его правого колена и раздробил кость. Человек взвыл и повалился на землю.

Огненная сеть упала на Карсу, неимоверно тяжёлая паутина боли, от которой теблор рухнул на колени. Попытался разрубить сеть, но клинок запутался в пламенных нитях. И паутина начала сжиматься, словно живая.

Воин забарахтался в колдовской сети, но через несколько мгновений уже не мог пошевелиться.

Раненый солдат продолжал орать, пока жёсткий голос не бросил короткий приказ и комнату не осветило призрачное сияние. Крики сразу прекратились.

Люди окружили Карсу, один из них присел на корточки рядом с головой теблора. Покрытое шрамами лицо, тёмная кожа, лысая макушка покрыта татуировками. В улыбке блеснул ряд золотых зубов.

— Ты ведь понимаешь по-натийски, да? Это хорошо. Ты только что сломал Хромому и без того больную ногу, и он этому вовсе не рад. Но всё равно, то, что ты сам пошёл к нам в руки, запросто перекрывает даже домашний арест, под который нас всех поместили…

— Давай его убьём, сержант…

— Да хватит уже, Осколок. Колокол, сходи поищи рабовладельца. Скажи, мол, поймали мы его сокровище. И отдадим, но не задаром. Да, и потише при этом — не хочу, чтоб снаружи собрался весь город с факелами и вилами. — Затем сержант поднял глаза на другого солдата и добавил: — Отличная работа, Эброн.

— Да я чуть в штаны не наложил, Шнур! — откликнулся человек по имени Эброн. — Когда он просто взял и отбросил моё самое гнусное заклятье.

— Оно и видно… — пробормотал Осколок.

— Что видно? — возмутился Эброн.

— Ну, что умное завсегда полезней гнусного, вот что.

Сержант Шнур хмыкнул, затем сказал:

— Эброн, помоги, чем можешь, Хромому, пока он не пришёл в себя. А то ведь снова крик поднимет.

— Само собой. А голосина у него могучая, как для карлика, верно?

Шнур протянул руку, осторожно просунул пальцы между горящими нитями и постучал пальцем по кровному мечу.

— А вот и один из знаменитых деревянных клинков. Говорят, они такие крепкие, что ломают даже арэнскую сталь.

— На лезвие глянь, — вмешался Осколок. — Они его натирают смолой, вот она и…

— И укрепляет древесину, да. Эброн, а эта твоя паутина причиняет ему боль?

Ответ чародея послышался откуда-то со стороны:

— Окажись там ты, Шнур, уж выл бы почище Псов Тени. Но недолго, потому что помер бы почти сразу и зашипел, как жир на углях.

Шнур нахмурился, глядя на Карсу, затем медленно покачал головой:

— А он даже не дрожит. Будь в наших рядах тысяч пять таких… мы бы Худ знает что могли учудить.

— Может, даже очистили бы Моттский лес, да, сержант?

— Может, — согласился Шнур. Он поднялся и отошёл в сторону. — Где там застрял Колокол?

— Да, небось, найти никого не может, — ответил Осколок. — Никогда прежде не видел, чтобы весь город повлезал в лодки и отчалил.

В прихожей послышался топот, и Карса предположил, что явились по меньшей мере шесть человек.

Тихий голос произнёс:

— Благодарю вас, сержант, за возвращение моей собственности…

— А это уже не твоя собственность, — отрезал Шнур. — Он теперь заключённый в Малазанской империи. Убивал малазанских солдат, не говоря уж о том, что попортил казённое имущество, когда дверь вышиб.

— Вы же не серьёзно…

— Я всегда серьёзен, Сильгар, — тихо процедил Шнур. — Я себе примерно представляю, что ты хочешь сделать с этим великаном. Кастрировать, язык отрезать, отрубить руки и ноги. Посадишь его на цепь и будешь ходить по южным городам, набирая себе новых охотников за головами. Только Кулак уже внятно дал понять своё отношение к твоей работорговле. Ты на оккупированной территории — теперь это часть Малазанской империи, нравится тебе это или нет, и она не ведёт войну с этими «теблорами». Нет, само собой, мы не одобряем, когда всякие отступники спускаются с гор, грабят, убивают подданных Империи и всё такое. Вот почему этот ублюдок теперь арестован. И приговор его ждёт скорее всего обычный: отатараловые рудники на моей милой малой родине. — Шнур вновь присел рядом с Карсой. — А значит, мы ещё много времени проведём вместе, потому что наше подразделение отправляется домой. Ходят слухи о мятеже, хотя лично я сомневаюсь, что до того дойдёт.

Позади него заговорил работорговец:

— Сержант, малазанская власть на этом континенте весьма ненадёжна — сейчас, когда ваша главная армия застряла под стенами Крепыша. Неужели вам так нужен здесь… инцидент? Столь грубо попрать наш местный обычай…

— Обычай? — не сводя глаз с Карсы, Шнур осклабился. — По обычаю натии убегали и прятались во время теблорских набегов. То, что ты продуманно, умышленно поработил сунидов, — ситуация неслыханная, Сильгар. Уничтожение этого племени было для тебя коммерческим предприятием. И весьма прибыльным. Так что попираешь здесь только ты — притом законы Малаза. — Сержант поднял взгляд, ухмыльнулся ещё шире. — Как думаешь, какого Худа наша рота вообще здесь делает, а? Ты, надушенный кусок навоза!

В воздухе разлилось напряжение, руки легли на рукояти мечей.

— Я бы советовал сохранять спокойствие, — проговорил откуда-то сбоку голос Эброна. — Я знаю, что ты — жрец Маэля, Сильгар, и уже почти дотянулся до своего Пути, но я тебя в бесформенную жижу превращу, если хоть на палец его приоткроешь.

— И прикажи своим громилам отойти, — добавил Шнур. — А то этот теблор отправится на рудники в весёлой компании.

— Ты не посмеешь…

— Да ну?

— Твой капитан бы никогда…

— Худа с два.

— Ясно. Что ж, Дамиск, выведи-ка пока людей наружу.

Карса услышал удаляющиеся шаги.

— Итак, сержант, — продолжил после паузы Сильгар, — сколько?

— Что ж, признаюсь, я подумывал о том, что можно устроить какой-нибудь взаимовыгодный обмен. А потом городской колокол прекратил трезвонить. Значит, наше время вышло. Увы. Капитан вернулся — слышишь быстрый топот копыт? То бишь теперь у нас всё официально, Сильгар. Конечно, может так быть, что я тебя всё это время водил за нос, пока ты наконец не предложил мне взятку. А это, знаешь ли, преступление.

Карса слышал, как в загон въехал отряд малазанцев. Немногочисленные окрики, стук копыт, короткий разговор с Дамиском и другими охранниками снаружи, затем тяжёлые шаги отдались в досках пола.

Шнур обернулся:

— Капитан…

Его перебил рокочущий голос:

— Я ведь вас посадил под арест! Эброн, не припоминаю, чтобы я давал тебе разрешение вернуть оружие этим горьким пьяницам…

Затем голос капитана вдруг прервался.

Карса почувствовал улыбку в тоне Шнура, когда тот заявил:

— Этот теблор попытался штурмовать нашу позицию, сэр…

— Что вас, конечно, сразу протрезвило.

— Ещё как, сэр. Соответственно, наш разумный чародей решил вернуть нам оружие, чтобы мы сумели организовать поимку этого дикаря-переростка. Увы, капитан, потом дело несколько осложнилось.

Заговорил Сильгар:

— Капитан Добряк, я пришёл сюда, чтобы просить вернуть мне раба, но столкнулся с открытой враждебностью и угрозами со стороны этого взвода. Смею надеяться, их дурной пример не служит свидетельством глубины падения всей малазанской армии…

— Вот уж точно нет, — ответил капитан Добряк.

— Великолепно. Теперь, с вашего позволения…

— Он предлагал мне взятку, сэр, — сообщил Шнур взволнованным, тревожным тоном.

Воцарилось молчание, затем капитан спросил:

— Эброн? Это правда?

— Боюсь, что да, капитан.

В голосе Добряка звучало холодное удовлетворение, когда он проговорил:

— Какая неприятность. Подкуп — это ведь преступление…

— Я ему то же самое сказал, сэр, — поддакнул Шнур.

— Да меня просто вынудили сделать предложение! — прошипел Сильгар.

— Ничего подобного, — возразил Эброн.

Капитан Добряк сказал:

— Лейтенант Порес, приказываю поместить работорговца и его охотников под арест. Поручите двум взводам проследить, чтобы их заключили в городской тюрьме. И посадите их в отдельную камеру, не в ту, где заперли этого главаря разбойников, которого мы поймали на обратном пути: вряд ли у пресловутого Кастета найдётся здесь много друзей. Кроме тех, которых мы вздёрнули у дороги к востоку отсюда, разумеется. Да, и пришлите целителя для Хромого — Эброн, похоже, слегка испортил дело, хоть и попытался помочь бедолаге.

— Ну, знаешь ли! — огрызнулся Эброн. — Я ведь не маг Деналя!

— Следи за своим тоном, чародей, — спокойно предупредил капитан.

— Виноват, сэр.

— Ещё мне любопытно, Эброн, — продолжил Добряк, — какова природа заклятья, которое ты наложил на этого воина?

— Ну, это такая форма Рюза…

— Мне известно, каким Путём ты пользуешься, Эброн.

— Так точно, сэр. Её используют, чтобы ловить и оглушать дхэнраби в море…

— Дхэнраби? Гигантских морских червей?

— Так точно, сэр.

— Кхм, так какого же Худа этот теблор до сих пор жив?

— Хороший вопрос, капитан. Крепкий попался, тут уж ничего не скажешь.

— Храни нас Беру.

— Да, сэр.

— Сержант Шнур.

— Сэр?

— Я решил снять с тебя и твоего взвода обвинение в злостном пьянстве. Скорбь о павших. Понятная реакция, учитывая все обстоятельства. На этот раз. Если снова наткнётесь на заброшенную таверну — не стоит воспринимать это как знак начинать дебош. Я понятно выражаюсь?

— Абсолютно, сэр.

— Хорошо. Эброн, сообщи взводам, что мы покидаем сей живописный городок. В срочном порядке. Сержант Шнур, твой взвод должен заняться погрузкой припасов. Это всё, солдаты.

— А с пленником что делать? — спросил Эброн.

— Как долго продержится твоя чародейская сеть?

— Сколько скажете, сэр. Но боль…

— Он с ней, похоже, справляется. Оставьте как есть и придумайте способ погрузить его на телегу.

— Так точно, сэр. Нам понадобятся длинные жерди…

— Да что угодно, — пробормотал капитан Добряк и пошёл прочь.

Карса почувствовал, что чародей внимательно смотрит на него. Что бы там ни говорил Эброн, боль давно ослабла, а ритмичное напряжение мускулов теблора начало ослаблять нити.

Скоро, уже скоро…

 

Глава третья

Среди семей-основателей Даруджистана значится имя Номов.

Мисдри. Благородные дома Даруджистана

— Я успел по тебе соскучиться, Карса Орлонг.

Лицо Торвальда Нома превратилось в один чёрно-лиловый синяк, правый глаз заплыл так, что не открывался. Прикованный к передней стенке фургона даруджиец сидел на гниющей соломе, глядя, как малазанские солдаты опустили теблора на дно при помощи жердей из молодых деревьев, которые они просунули под руки и ноги огромного, опутанного колдовской сетью воина. Фургон жалобно заскрипел под весом Карсы.

— Бедные волы, — проворчал Осколок, вытягивая свою жердь. Солдат тяжело дышал, лицо его покраснело от натуги.

Рядом стоял второй фургон, который как раз оказался в поле зрения лежавшего неподвижно на старых досках Карсы. Во второй повозке сидели Сильгар, Дамиск и ещё трое нижеземцев-натиев. Белое лицо работорговца покрывали пятна, голубые, вышитые золотом оборки его одеяния смялись и запачкались. Увидев его, Карса захохотал.

Сильгар резко повернул голову, тёмные глаза пронзили воина-урида, будто клинки.

— Поработитель! — издевательски позвал Карса.

Малазанский солдат по имени Осколок забрался в фургон, наклонился и некоторое время рассматривал Карсу, затем покачал головой.

— Эброн! — позвал он. — Иди сюда. Паутина уже ослабла.

Чародей быстро оказался рядом с ним — и нахмурился.

— Худ его побери, — пробормотал маг. — Раздобудь нам цепи, Осколок. Потяжелей и побольше. Капитану расскажи. И поторапливайся.

Солдат мгновенно исчез из поля зрения теблора. Эброн хмуро уставился на Карсу:

— У тебя что, отатарал в крови течёт? Видит Нерруза, это заклятье тебя должно было давным-давно убить. В лучшем случае боль свела бы тебя с ума. Но ты ведь не более безумен, чем был неделю назад, верно? — Чародей помрачнел ещё сильнее. — Есть в тебе что-то… что-то…

Внезапно со всех сторон в фургон полезли солдаты, одни волокли цепи, другие остановились чуть позади — со взведёнными арбалетами в руках.

— А трогать их можно? — спросил один из малазанцев, нерешительно замерев над Карсой.

— Уже можно, — ответил Эброн и сплюнул.

Одним решительным рывком, заревев от усилия, Карса вновь испытал силу магических пут. И чародейские нити лопнули.

Заполошные крики. Дикая паника.

По-прежнему сжимая меч в правой руке, урид начал вставать, но тут что-то с хрустом ударило его по голове.

И опустилась тьма.

 

Карса очнулся. Он лежал на спине навзничь, а под ним покачивалось и подскакивало дно телеги. Прибитые скобами к доскам цепи опутывали руки и ноги теблора, перекрещивались на груди и животе. На левой стороне лица засохла коркой кровь, так что слиплись веки. Он чуял запах пыли, пробивавшийся сквозь доски, и вонь собственной желчи.

Где-то за головой Карсы заговорил Торвальд:

— Всё-таки живой, значит. Что бы там ни говорили солдаты, мне ты казался вполне мёртвым. Воняешь уж точно как труп. Ну, почти. Если тебе интересно, друг, прошло шесть дней. Этот сержант, который с золотыми зубами, крепко тебя приложил. Даже черенок лопаты сломал.

Как только Карса попробовал оторвать голову от зловонных досок, в черепе взорвалась острая, пульсирующая боль.

— Слишком много слов, нижеземец. Молчи.

— Молчать — не в моей натуре, увы. Разумеется, ты можешь и не слушать. Итак, хоть ты, наверное, думаешь иначе, но нам сейчас впору радоваться своей доброй удаче. Были рабами Сильгара, стали заключёнными Малаза — заметное улучшение. Не спорю, меня могут казнить, как обыкновенного разбойника — кем я, собственно, и являюсь, — но куда вероятнее, нас отправят в имперские рудники в Семи Городах. Никогда там не бывал, однако дорога туда дальняя — по суше и по морю. Может, пираты нападут. Или поднимется шторм. Кто знает? А может, рудники не так плохи, как о них рассказывают. Что нам стоит немного помахать киркой? Жду не дождусь того дня, когда они дадут тебе в руки заступ — о-о-о, тут-то ты и повеселишься, верно? Можно с нетерпением ждать будущего.

— Когда я тебе язык отрежу.

— Юмор? Худова плешь, вот уж не думал, что ты на это способен, Карса Орлонг. Ещё что-нибудь хочешь сказать? Милости прошу!

— Есть хочу.

— К вечеру мы доберёмся до Кульверновой Переправы — двигаемся мучительно медленно, и всё из-за тебя, ты ведь, похоже, весишь больше, чем должен, даже больше, чем Сильгар и четверо его подручных. Эброн говорит, плоть у тебя не обычная, — как и у сунидов, само собой, только в большей степени. Кровь почище, наверное. И уж точно — позлее. Помню, когда я был ещё мальчишкой, в Даруджистан приехали циркачи с седым медведем на цепи. Поставили для него здоровенный шатёр у Досадного города, брали серебром за вход. В первый же день я туда попал. Толпа была огромная. Все ведь думали, что седые медведи вымерли много сот лет назад…

— Тогда вы все — глупцы, — проворчал Карса.

— Совершенно справедливо. Потому что внутри сидел медведь — в ошейнике, в цепях, красноглазый. Толпа устремилась внутрь, и я тоже, и тогда треклятый зверь взбесился. Разорвал цепи, словно стебельки травы. Ты не поверишь, какая началась паника. Меня чуть не затоптали, но я смог выползти из-под края шатра, так что ничего мне не сломали. А медведь — от него во все стороны тела летели. Зверь скрылся в Гадробийских холмах, и больше его не видели. Понятное дело, до сего дня ходят слухи, дескать, ублюдок там устроил берлогу, сожрал какого-нибудь пастуха… и его стадо. В общем, ты мне напоминаешь этого седого медведя, урид. Взгляд такой же. Взгляд, который говорит: «Цепи меня не удержат». Поэтому мне так интересно увидеть, что же будет дальше.

— Я не стану прятаться в холмах, Торвальд Ном.

— Не сомневаюсь. Знаешь, как они тебя собираются грузить на корабль заключённых? Осколок мне рассказал. Снимут колёса с этой повозки. Вот так. Поедешь на этих треклятых досках аж до Семи Городов.

Колёса фургона соскользнули в глубокие, каменистые колеи: тряска вызвала новые волны боли в голове Карсы.

— Ты ещё здесь? — спросил через некоторое время Торвальд.

Карса молчал.

— Ну и ладно, — вздохнул даруджиец.

Веди меня, предводитель.

Веди меня.

Мир оказался не таким, как он ожидал. Нижеземцы были слабы и сильны одновременно — у Карсы это никак в голове не укладывалось. Он видел хижины, построенные одна на другой, видел лодки размером с целый теблорский дом.

Они ожидали увидеть ферму, а нашли целый город. Думали, что будут гнаться за трусами, а столкнулись с решительными и опасными противниками.

А суниды стали рабами. Самое ужасное открытие из всех. Теблоры, чей дух был сломлен. Такого Карса прежде даже представить себе не мог.

Я разобью цепи сунидов. В том клянусь перед Семью Ликами. Я дам сунидам рабов-нижеземцев… нет. Поступить так — значит совершить такое же зло, как то, что нижеземцы причинили сунидам, да и своим сородичам тоже. Нет, собрать души мечом — куда чище, куда достойней.

Карса задумался о малазанцах. Было ясно, что это племя основательно отличается от натиев. Завоеватели из далёких земель. Поборники строгих законов. Их пленники — не рабы, но заключённые, хотя различие, похоже, — лишь в названии. Заключённых ведь тоже заставят работать.

Но ни малейшего желания работать Карса не испытывал. Оттого выходило, что это — наказание, призванное ослабить дух воина, а со временем — сломить его. Такая же доля, что постигла сунидов.

Но этого не произойдёт, ибо я — урид, а не сунид. Когда они поймут, что не могут меня контролировать, им придётся меня убить. И вот истина передо мной. Если заставлю их понять это раньше, никогда не поднимусь с этих досок.

Торвальд Ном говорил о терпении — кодексе заключённого. Прости меня, Уругал, ибо ныне я должен принять этот кодекс. Должен сделать вид, что сдался.

Едва теблор успел подумать об этом, как понял, что ничего не получится. Малазанцы слишком умны. Глупо было бы слепо поверить в такую внезапную, необъяснимую покорность. Нет, придётся сотворить иллюзию иного рода.

Дэлум Торд. Ты станешь мне проводником. Твоя утрата — мой дар. Ты прошёл по этому пути прежде меня и показал дорогу. Я очнусь вновь, однако не сломленный духом, а утративший разум.

Ведь сержант-малазанец и вправду сильно его ударил. Мускулы на шее сжались, затвердели вокруг позвоночника. Даже дыхание вызывало пронзительные приступы боли. Карса попытался замедлить его, отогнать мысли от низкого рёва нервных окончаний.

Веками теблоры жили в слепоте, ничего не ведали о растущем числе — и растущей опасности — нижеземцев. Границы, которые прежде обороняли с яростным упорством, почему-то забросили, открыли для ядовитого влияния с юга. Карса решил, что очень важно выяснить причину такого морального разложения. Верно, что суниды никогда не числились среди сильнейших племён, но всё же они были теблорами, и постигшая их беда могла со временем коснуться и всех остальных. Жестокая истина, но закрывать на неё глаза значило бы вновь пройти той же тропой.

Необходимо было встать лицом к лицу с недостатками. Его собственный дед, Пальк, оказался отнюдь не тем славным воином и героем-победителем, каким хотел себя представить. Если бы Пальк вернулся в племя с правдивым рассказом, то теблоры услышали бы и предостережение, скрытое в нём. Медленное, неотвратимое вторжение уже началось, двигалось шаг за шагом. Война против теблоров грозила их духу и землям в равной степени. Быть может, такого предостережения хватило бы, чтобы объединить племена.

Карса поразмышлял об этом, и в мыслях его воцарилась чернота. Нет. Слабость Палька глубже: не ложь стала наибольшим его преступлением, а недостаток отваги, ибо он не сумел выйти за рамки строгих обычаев теблоров. Правила поведения, узкие границы ожидания родного народа — врождённая консервативность, которая подавляла всякое свободомыслие угрозой смертоносного изгнания — вот что лишило деда отваги.

Но, похоже, не лишила моего отца.

Фургон вновь подпрыгнул на камне.

Твоё недоверие я принял за слабость. Нежелание принимать участие в смертоносных играх гордыни и отмщения — за трусость. Но даже так, что́ сделал ты, чтоб отвратить нас от этих обычаев? Ничего. Ты лишь скрылся, спрятался… и принижал мои заслуги, насмехался над моим рвением…

Чтобы приготовить меня к этому мигу.

Что ж, отец, я уже вижу в твоих глазах удовлетворённый блеск. Но вот что я тебе скажу: лишь раны ты нанёс своему сыну. А ран у меня и так достаточно.

Уругал с ним. Все Семеро — с ним. Их могущество защитит его от всего, что грозит теблорскому духу. Однажды Карса вернётся к своему народу и уничтожит прежние обычаи. Объединит теблоров, и они пойдут за ним… в нижние земли.

И до того дня всё, что было прежде, — всё, что терзает его ныне, — лишь подготовка. Он станет оружием возмездия, и теперь сам враг закаляет его.

Видно, слепотой прокляты обе стороны. Так явлена будет истинность моих слов.

Такие мысли ворочались в голове Карсы, прежде чем сознание вновь покинуло теблора.

 

Он очнулся, заслышав возбуждённые голоса. Стояли сумерки, в воздухе разлились запахи лошадей, пыли и перчёной еды. Дно фургона под теблором больше не двигалось. Теперь он расслышал неразборчивое многоголосье, звуки множества людей и занятий на фоне плеска реки.

— Ага, снова очнулся, — отметил Торвальд Ном.

Карса открыл глаза, но не шевелился.

— Это Кульвернова Переправа, — не смутившись, продолжил даруджиец, — и последние вести с юга подняли здесь настоящую бурю. Ну, ладно, маленькую бурю, учитывая размер этого загаженного городишка. Тут поселились отбросы среди натиев, а это уже о многом говорит. А вот малазанская рота в большом возбуждении. Понимаешь, Крепыш только что пал. Большая битва, много чародейства, и Дитя Луны отступило — направилось, скорее всего, к Даруджистану. Возьми меня Беру, хотел бы я сейчас оказаться там, увидеть, как оно плывёт по-над озером — наверняка великолепное зрелище. А малазанцы, разумеется, хотели бы принять участие в битве. Идиоты, ничего не скажешь, — типичные солдаты…

— А почему бы и нет? — вдруг вклинился голос Осколка, и фургон качнулся, когда сержант забрался внутрь. — Ашокский полк заслуживает большего, чем торчать тут да вылавливать разбойников и работорговцев.

— Ашокский полк — это вы все, я так понимаю? — уточнил Торвальд.

— Ага. Треклятые ветераны — все до одного.

— Так почему же вы тогда не на юге, капрал?

Осколок состроил кислую мину, затем отвернулся и прищурился.

— Не доверяет она нам, вот почему, — проворчал он. — Мы все из Семи Городов, и эта сучка нам не доверяет.

— Прошу прощения, — не унимался Торвальд, — но если она — а под «ней» вы, я полагаю, имели в виду свою Императрицу — вам не доверяет, почему же отправляет на родину? Ведь Семь Городов вроде бы на грани восстания? Если вы можете переметнуться, не лучше ли было бы оставить вас в Генабакисе?

Осколок недовольно уставился на Торвальда Нома:

— А с чего бы мне вообще с тобой болтать, ворюга? Да ты, может, один из её шпионов. Треклятый Коготь, например!

— Если так, капрал, то вы не слишком-то нежно со мной обошлись. Эту деталь я не забуду упомянуть в своём докладе — в секретном, который я вот сейчас пишу. Осколок, правильно? В смысле «кусочек битого стекла», верно? И ты только что назвал Императрицу сучкой…

— Заткнись, — прорычал малазанец.

— Я лишь прояснил очевидное, капрал.

— Это ты так думаешь! — криво ухмыльнулся Осколок. Он спрыгнул вниз и пропал из поля зрения.

Долгое время Торвальд Ном молчал, а затем сказал:

— Карса Орлонг, ты хоть примерно понимаешь, что этот человек имел в виду последним своим замечанием?

Карса заговорил очень тихо:

— Торвальд Ном, слушай внимательно. Воин, которого я вёл, Дэлум Торд, получил удар в голову. Череп у него раскололся, вытекла кровь мыслей. Его разум не сумел вернуться обратно. И воин стал беспомощным, безвредным. Меня тоже ударили по голове. Череп мой треснул и вытекла кровь мыслей…

— Да ладно, только немного слюней…

— Тихо! Слушай. И отвечай потом шёпотом. Теперь я очнулся, дважды, и ты увидел…

Торвальд перебил его тихим шёпотом:

— Что разум твой заблудился в пути или что-то в этом роде. Это я увидел? Ты бормочешь бессмысленные слова, поёшь детские песенки и всякое такое. Ладно, хорошо. Я тебе подыграю, но с одним условием.

— Каким условием?

— Когда сумеешь сбежать, ты освободишь и меня тоже. Мелочь, как тебе может показаться, но уверяю тебя…

— Хорошо. Я, Карса Орлонг из племени уридов, даю слово.

— Отлично. Мне нравится такая ритуальная клятва. Звучит так, будто дана всерьёз.

— Она и дана всерьёз. И не насмехайся надо мной, иначе я убью тебя после того, как освобожу.

— Ага, вот теперь я разобрал и формальное предостережение. Придётся, видимо, вытянуть из тебя ещё одну клятву, увы…