2020-06-10
90
Корик захохотал: — Он попросту еще не получил ножом в ногу.
— Мы сблизимся, — заметил Флакон, — теперь, когда над нами командир — тиран.
— Умный парень, — сказал Смычок.
— Еще раз спасибо, — буркнула Улыба.
Он ласково ей улыбнулся.
* * *
— Они остановились, — пробормотал Калам. — Что бы это значило?
— Не знаю, — сказал Быстрый Бен.
Они оба лежали ничком на вершине холмика. Одиннадцать Отродий Луны висели неровным строем над соседней грядой холмов, в двухстах шагах. — Ну, — спросил ассасин, — что сходит в этом Магическом пути за ночь?
— Она уже наступает. Как видишь, ничего особенного.
Калам обернулся и оглядел взвод, растянувшийся за ними на пыльном склоне. — И каков план, Быстрый?
— Конечно, использовать ночь. Мы нырнем под одну…
— Нырнем? Там нет укрытий, там даже тени нет!
— Я думаю, блестящий план.
Ассасин вытянул руку и дал Быстрому Бену тумака.
— Ох. Ладно, план протух. У тебя есть получше?
— Во-первых, отошлем взвод назад к Четырнадцатой. Два крадущихся человека лучше, чем восемь. Не сомневаюсь, они готовы сражаться — но если сверху спрыгнет тысяча К'чайн Че'малле, особого прока не будет. И потом — они же лыбятся, они же с трудом удерживаются, чтобы не сплясать!
Сержант Геслер послал им воздушный поцелуй.
Калам перекатился, чтобы было удобнее следить за молчаливыми крепостями.
Быстрый Бен вдохнул. Поскреб обросший подбородок. — Приказ Адъюнктессы…
— Забудь. Тактическое решение, на наше усмотрение.
Геслер пропыхтел снизу: — Она и нас видеть не хочет, Калам.
— О. И почему же?
— Хотя вслух нахваливает. Не знаю. Мы же были на "Силанде". Прошли на корабле сквозь стену огня…
— Мы все прожили трудную жизнь, Геслер…
— Наше усмотрение? — сказал Быстрый Бен. — Мне нравится. Можешь испытать эти слова на ней самой.
— Давай их отсылать.
— Геслер?
— Очень хорошо. Я бы не хотел тащиться за вами в сортир, извините за выражение.
— Давайте уж решать, — добавил Буян. — Я от ожидания поседел.
— Может, это пыль?
— Как скажете.
Калам подумал и произнес: — Может, захватим волосатого фалари йца? Готов идти с нами, капрал? Как арьергард?
— Арьергард? Эй, Геслер, ты был прав. Они идут в сортир. Согласен, если только сержант не станет сильно скучать.
— Скучать? — ухмыльнулся Геслер. — Отныне девушки станут замечать МЕНЯ.
— Их борода влечет, — ответил Буян. — Но бороду не сбрею даже ради тебя.
— Это все из-за того, что под ней живет.
— Возьми меня Худ, — вздохнул Калам. — Быстрый, отошли их всех.
* * *
Апсалара стояла в четырех лигах севернее Эрлитана, смотрела на море. Мыс другой стороны пролива А’рат едва виден — просто перерыв в монотонности горизонта. Это Коса Кансу, длинная и узкая, к востоку от нее находится порт Кансу. У ног Апсалары скакали два связанных жилами скелета; они рылись в мусоре, отыскивая личинок, и рассерженно шипели — ведь желанные насекомые вываливались из челюстей.
Кажется, даже кости — или физические воспоминания внутри костей — сохраняют силы. Телораст и Кодл начали перенимать стереотипы поведения, свойственные при жизни летучим ящерицам. Они охотились на змей, подпрыгивали в воздух за ризанами и бабочками-плащовками, дрались между собой, бегали, загребая задними ногами песок. Апсалара подозревала, что вскоре они потеряют всякое разумение.
"Невелика потеря". При жизни это были жестокие, подлые, совершенно недостойные доверия твари. Кажется, однажды они владели каким-то Королевством. Нет сомнения, захватили силой или хитростью. Она не будет жалеть об их исчезновении.
— Апсалара! Кого мы ждем? Мы открыли, что не любим воду. Жилы размокают. Мы развалимся на части.
— Нам надо пересечь пролив, Телораст, — ответила Апсалара. — Конечно, ты и Кодл можете пожелать остаться здесь.
— Ты намерена плыть?
— Нет, я намерена использовать Магический путь Теней.
— О, тогда мы не вымокнем.
— Нет, — засмеялась Кодл, подскакавшая к ногам Апсалары. Она замотала головой: — Не сырые, о, как хорошо. Мы же идем, да, Телораст?
— Мы обещали! Нет, не обещали. Кто это сказал? Мы просто готовы охранять твой сгнивший труп, Апсалара, только это и обещали. Не понимаю, почему так смутилась. Ты вскоре умрешь. Это очевидно. Так бывает у смертных, а ты же смертная, так ведь? Ты должна быть ей, ты кровоточишь три дня — мы учуяли.
— Идиотка! — зашипела Кодл. — Конечно она смертная, и мы тоже были женщинами, помнишь? Она кровоточит, потому что такое бывает. Не всегда, но иногда. Регулярно. Или нет. Разве что она отложит яйца, когда ее найдет самец, что означает…
— Она змея? — спросила Телораст насмешливым тоном.
— Нет, не змея. О чем ты думаешь, Телораст?
Небо меркло, вода пролива окрасилась алым. Одинокий парус купеческой караки поворачивал к югу, в Эрлитанское море.
— Магический путь здесь сильно ощущается, — сказала Апсалара.
— О да, — отвечала Телораст, поглаживая левый локоть Апсалары костяным хвостом. — Яркое проявление. Это новое море.
— Возможно, — ответила женщина, оглядывая иззубренные утесы у пролива. — Под волнами есть руины?
— Откуда нам знать? Может быть. Точно, совершенно. Руины. Большие города. Храмы Тени.
Апсалара нахмурилась: — Во времена Первой Империи не было храмов Тени.
Кодл опустила голову и тут же подняла. — Дессимбелакис, проклятие множеству его душ! Мы говорили о временах Лесов. Великих Лесов, что покрывали эту страну задолго до Империи. Даже до Т'лан Имассов…
— Тсс! — зашипела Телораст. — Леса? Безумие! Ни одного дерева вокруг, и страшащиеся теней никогда не жили. Почему бы им им поклоняться? Они и не поклонялись, потому что не жили. Эта теневая сила — природное рвение. Истина в том, что первый культ рожден из страха. Ужасное неизвестное…
— Становится еще ужаснее, когда становится известным! — оборвала ее Кодл. — Ты так не думаешь?
— Нет, не думаю я так. Не понимаю, о чем ты. Ты выболтала слишком много тайн, и все они неправильные. Смотри! Ящерица! Моя!
— Нет, моя!
Скелеты полезли на утес. Что-то маленькое, серое ускользнуло по воздуху.
Ветер крепчал, взъерошивал гладь залива, доносил сырой аромат моря даже до высокой скалы. Пересекать водное пространство, пусть по Магическому пути — эта мысль ей не нравилась. Стоит ослабнуть контролю, и она выпадет из Королевства, обнаружит себя посредине кишащего дхенраби моря, в лигах от берега. Верная смерть.
Конечно, она могла выбрать маршрут по суше. К югу от Эрлитана, в Пан'потсун, затем по западному краю нового моря Рараку. Но она выбьется из времени. Котиллион и Амманас пожелали избавиться ее руками от множества мелких игроков, рассеянных по лику земли, но что-то внутри нее чуяло приближение важных событий, а с ним нарастающую потребность — неотложную нужду — быть на месте без задержек. Взмахнуть кинжалом, воздействовать на сонмище судеб. Сделать все, что сможет.
Она подозревала, что Котиллион предугадал ее характер, понял, что сможет довериться ее инстинктам, пусть она сама плохо их понимает.
Нужно спешить.
Миг концентрации. Сцена перед ее глазами переменилась. Утес стал склоном, полным поваленных деревьев. Ели, кедры, лиственницы — их корни вырвались из земли, их стволы расплющились, как будто невообразимый ветер поразил целую горную гряду. Под свинцовым небом эта окутанная туманами лесистая долина простерлась через простор, мгновением раньше бывший морским заливом.
Скелеты семенили за ней, дергая головами.
— Я тебе говорила, тут лес, — прошептала Телораст.
Апсалара показала на неразбериху упавшего леса: — Что тут случилось?
— Магия. Драконы.
— Не драконы.
— Нет, не драконы. Телораст права. Не драконы.
— Демоны.
— Да, ужасные демоны, чье дыхание — врата Магических путей. О, не прыгай в их пасть!
— Не дыхание, Кодл. Просто демоны. Маленькие. Но много. Валили ствол за стволом, ибо были злыми и склонными к актам бессмысленного разрушения.
— Как дети.
— Да, правильно Телораст сказала. Как дети. Чертенята. Но сильные. Очень. Громадины, мышцы — во!
— Итак, — вмешалась Апсалара, — здесь сражались драконы.
— Да, — брякнула Телораст.
— В мире Тени.
— Да.
— Наверное, те самые драконы, что сейчас заключены в каменном кольце?
— Да.
Апсалара кивнула и начала пробираться по склону. — Будет трудно. Сомневаюсь, что путь через лес сбережет время.
— Лес Тисте Эдур, — крикнула Кодл, рыская вокруг. — Они любили эти леса.
— Все здешние природные тени, — согласилась Телораст. — Сила постоянная. Черное дерево, кровяное дерево, все ужасные штуки. Эресы боялись не напрасно.
Вдалеке над верхушками деревьев скользила необычная тень. Апсалара присмотрелась. Это карака, отбросившая в здешний мир свое эфирное отражение. Она видит сразу два Королевства — достаточно обычная вещь. Но все же… "кто-то плывет на той караке. Кто-то очень важный…"
* * *
Деджим Небрал, Т'ролбарал, древнее создание Империи Дессимбелакиса, ползал у основания мертвого дерева — или, скорее, струился, словно змея, у вывороченных, сухих корней, семиглавый, о семи телах, принимающий пестроту окружающей земли, зелени и скал. Свежая кровь медленно остывала, наполнив желудки Дивера. Даже в пустошах нет недостатка в жертвах. Пастухи, добытчики соли, бандиты, пустынные волки — Деджим Небрал не ведал недостатка в пище по пути к месту засады.
Дерево, приземистое, корявое, с несколькими толстыми сучьями, пережившими столетия смерти, некогда выросло в трещине камня на пятачке, отмечавшем встречу тракта и высокой башни из выветренного камня. Дорога здесь меняла направление, огибая основание утесов, и резко спускалась на высоту десяти человек, вилась среди булыжников и каменной крошки.
По сторонам тракта возвышались другие утесы, покрытые трещинами и уступами.
Дивер атакует здесь, сразу с двух сторон, выскочив из теней.
Деджим Небрал был доволен. Терпение всегда вознаграждается свежим мясом, эхом предсмертных воплей… и сейчас ему осталось лишь подождать появления жертв, избранных Безымянными.
Скоро.
* * *
Между деревьев достаточно места — собор теней и тяжелого сумрака, потоки сырого воздуха — он гладил лицо Апсалары, двигавшейся в сопровождении суетливых ящериц. Как ни странно, ей здесь нравилось. Почва оказалась ровной, путь не загораживал ни один упавший ствол, как будто деревья тут не умирают никогда. Она не встречала животных, не набредала на тропы и следы; но все же попадались поляны, круглые проплешины, покрытые мхом и окруженные стоящими на равных расстояниях кедрами — или не кедрами, а похожей породой, с грубой, волокнистой, черной как деготь корой. Эти круги казались слишком совершенными, чтоб быть естественными — но никаких явных признаков искусственного их насаждения не наблюдалось. Телораст сказала, что в таких местах сила Теней становится "яростной".
Тисте Эдур, Куральд Эмурланн — их присутствие сохранилось, но не сильнее, чем это бывает на кладбищах, у курганов и могильников. Старые сны таились, угасая, в траве, в сучьях деревьев и кристаллах узорчатого камня. Забытые шепотки в ветре, вечно кружащем над помеченным смертью местом. Эдур ушли, но лес не забыл хозяев.
Тьма впереди. Что-то упало сверху, тонкое и прямое. Канат толщиной в запястье, привязанный к увязшему во влажном грунте якорю.
Прямой, как ее путь. "Ах, если я ощутила ЕГО присутствие, то и ОН ощутил меня. Похоже, это приглашение".
Телораст зашипела в спину: — Что ты делаешь? О, сколь ужасный пришелец! Жуткий, устрашающий, кошмарный, звероликий чужак! Не ходи туда! О, Кодл, смотри — она лезет.
— Она не слушает нас!
— Мы слишком много болтали, вот и результат.
— Ты права.
Нужно сделать что-то важное, путь она начнет прислушиваться к нам.
— Хорошая мысль, Кодл. Придумай что-нибудь!
— Я пытаюсь!
Их голоса стихали по мере подъема Апсалараы. Она ступала на толстые сучья, рвала натянутые паучьи сети; маленькие блестящие твари разбегались по сторонам. Кожа перчаток нагрелась, лодыжки заломило. Она добралась до первого узла на канате, поставила на него ногу и остановилась. Внизу виднелись только черные стволы, пропадавшие в тумане — словно ноги громадного зверя. Отдохнув немного, женщина продолжила подъем. Узлы попадались после каждого десятого подтягивания. Кто-то позаботился о ней.
Над головой маячило дно караки, черное, покрытое ракушками, влажно поблескивающее. Она добралась, поставила ноги на планки обшивки и через два своих роста нашла клюз — место, в котором исчезал якорный канат. Перебралась через борт и увидела три ступени, ведущие на заднюю палубу. Слабо мерцающие облачка тумана означали смертных, сидевших или стоявших около узлов такелажа, у большого рулевого весла; один виднелся высоко на вантах. У грот-мачты стояла гораздо более четкая фигура.
Он ей знаком. Апсалара копалась в памяти, но разум выдавал только ложные узнавания. Знакомый… и нет.
Он шагнул вперед со слабой улыбкой на красивом, гладко выбритом лице, протянул руки: — Не уверен, каким именем вы пользуетесь. Вы были лишь девочкой — неужели прошло всего несколько лет? Трудно поверить.
Сердце тяжело застучало в груди, и она удивилась этому. Страх? Да, но не только. Вина. Стыд. Она прокашлялась. — Я зовусь Апсаларой.
Короткий кивок. Его лицо внезапно изменилось. — Так вы не помните меня?
— Да. Нет. Не уверена. Должна помнить — но не помню.
— Это были трудные времена, — сказал он, опуская руки, словно не был уверен, как она его примет. — Ганоэс Паран.
Апсалара стащила перчатки — надо было хоть что-то сделать — и провела ладонью по лбу, поразившись количеству вдруг вступившего пота. Он сразу же заледенел, стянув кожу. — Что вы здесь делаете?
— Могу спросить то же самое. Предлагаю удалиться в мою каюту. Там вино. Еда. — Он снова улыбнулся: — Фактически я там уже сижу.
Глаза ее сузились: — Кажется, вы обрели некоторую силу, Ганоэс Паран.
— Можно и так сказать.
Апсалара пошла к каюте. Едва он закрыл за ней дверь, как начал растворяться. Она услышала движение со стороны стола, обернулась и увидела гораздо более прозрачного Ганоэса Парана. Он наливал вино. Голос донесся словно из далекой дали: — Вам лучше бы выйти из Магического пути, Апсалара.
Она так и поступила, в первый раз почувствовал под ногами крепкую палубу, ощутив ритмические качания корпуса судна.
— Садитесь, — взмахнул рукой Паран. — Пейте. Вот хлеб, сыр, соленая рыба.
— Как вы почувствовали мое присутствие? — спросила она, усаживаясь в прикрепленное к полу кресло. — Я путешествовала по лесу…
— Да, по лесу Тисте Эдур. Апсалара, не знаю с чего начать. Есть Владыка Колоды Драконов, и вы сидите с ним за одной бутылкой. Семь месяцев назад я жил в Даруджистане, в Доме Финнест, с двумя вечно-спящими гостями и Джагатом — слугой… хотя если он услышал бы такие слова, наверное, постарался бы меня убить. Раэст — не самая приятная компания.
— Даруджистан, — пробормотала она, отвернувшись, забыв о бокале в руке. Все обретенное было самообладание осыпалось, сметаемое вихрем беспорядочных воспоминаний. Кровь, кровь на руках, снова и снова… — Я все же не понимаю…
— Мы ведем войну, — сказал Паран. — Странно, но я нахожу сегодня нечто полезное в словах, некогда сказанных мне сестрой — когда мы посылали друг на дружку игрушечные армии. Чтобы победить, ты должен узнать всех игроков. Всех. Живых, готовых встретить тебя на поле боя. Мертвых, легенды о которых стали оружием, продолжают их влияние, словно вечно стучащие сердца. Тайных игроков, неодушевленных игроков — саму землю, море. Все, что хочешь. Леса, горы, реки. Течения видимые и невидимые — нет, Тавора не говорила всего этого, она выражалась куда как кратко — но мне потребовалось много времени, чтобы ее понять. Не "знай врага своего". Это слишком просто и легко. Нет, это означает "знай врагов своих". Большая разница, Апсалара, ибо одним из врагов может оказаться лицо в серебряном зеркале.
— Но вы же назвали их игроками, не врагами. Мне кажется, вы изменили угол зрения. Это от роли Владыки Фатида?
— Хм, я и не думал. Игроки. Враги. Есть разница?
— Первое слово подразумевает… манипуляции.
— И вы хорошо понимаете их.
— Да.
— Котиллион все еще владеет вами?
— Да, но не так… откровенно.
— Теперь вы одна из его доверенных агентов, служительница Тени. Ассасин, ведь ассасином вы были и раньше.
Она подняла взор. — И к чему вы ведете?
— Сам не уверен. Просто пытаюсь привыкнуть к вам, понять, какую миссию вы сейчас выполняете.
— Если хотите деталей, лучше поговорите с самим Котиллионом.
— Я раздумываю.
— Ганоэс, Паран, ради этого вы пересекли океан?
— Нет. Как я уже сказал, мы на войне. Я не проводил время зря перед осадой Коралла. Я отыскивал игроков… и среди них подлинных врагов.
— Ваших?
— Мира.
— Думаю, вы всех убьете.
Он вроде бы моргнул — лицо было опущено к бокалу. — На короткое время, Апсалара, ты была невинной. Даже наивной.
— Между одержанием со стороны бога и пробуждением неких воспоминаний.
— Я гадаю, что породило такой цинизм?
— Цинизм? Вы твердите о мире, но дважды сказали, что воюете. Провели месяцы, изучая все лжи грядущей битвы. Но подозреваю, что даже вы не осознаете всего масштаба конфликта, того конфликта, в который мы вовлечены.
— Вы правы. Потому я и желал поговорить.
— Мы можем оказаться по разные стороны, Ганоэс Паран.
— Можем. Но я так не думаю.
Она промолчала.
Паран вновь наполнил кубки вином. — Пантеон разделился. Увечный Бог нашел союзников.
— Почему?
— Почему? Ну… я не знаю. Сочувствие?
— Это ему научился Скованный?
— Тоже не знаю.
— Месяцы изучения? — Она подняла брови.
Он рассмеялся. Такая реакция очень ее обрадовала.
— Вы совершенно правы, — сказала Апсалара. — Мы не враги.
— По этому "мы" я заключаю, что вы говорите за Повелителя Теней и Котиллиона.
— Насколько это возможно… а я могу не все. Никому не измерить глубину разума Амманаса. Да даже и Котиллиона. МНЕ явно не измерить. Но он показал… умение сдерживаться.
— Да, это у него есть. Если подумать, удивительно.
— Амманас размышлял над полем грядущей битвы годы, если не десятки лет.
Он хмыкнул и состроил кислую гримасу: — Тоже верно.
— Какая у вас роль, Ганоэс Паран? Какую роль вы хотите сыграть?
— Я благословил Увечного Бога. Место в Колоде Драконов. Дом Цепей.
Она поразмыслила — и кивнула: — Я вижу резоны для этого. Но что же ведет вас на Семиградье?
Он бросил на нее взгляд. — Кажется, я бесконечно пережевывал это решение… а вы в мгновение ока ухватили причину. Отлично. Я здесь, чтобы встретить врага. Устранить угрозу. Боюсь только, что не успею вовремя. Тогда постараюсь разгрести свалку, сделать все, что смогу, прежде чем отправлюсь…
— На Квон Тали.
— Откуда… как ты узнала?
Она взяла кусок сыра, вытащила из рукава нож и порезала сыр на части. — Ганоэс Паран, похоже, нам предстоит долгая беседа. Но прежде — где вы намерены высадиться?
— Кансу.
— Хорошо. Это ускорит и мое путешествие. Две моих миниатюрных компаньонки сейчас карабкаются на борт, прыгая по ветвям деревьев. Вскоре они начнут охоту на крыс и других паразитов, что займет их на некоторое время. А мы с вами давайте закончим ужин.
Он не спеша откинулся в кресле. — Мы придем в порт через два дня. Что-то мне подсказывает, что эти дни пролетят, как чайка на крыльях бури.
"И я так думаю, Ганоэс Паран".
* * *
Деджима Небрала охватили древние воспоминания. Ветхая стена, освещенная заревом пожаров, полосы дыма над улицами, полными мертвых и умирающих, сладкий аромат крови из канав. О, было величие в Первой Империи, этом первом, грубом процветании человечества. В понимании Деджима Т'ролбаралы стали кульминацией истинно человеческих черт, смешанных с силой зверя. Дикость, склонность к жестокости, хитрость хищника, не проводящего границ и склонного уничтожить сначала соперников своего вида, а уже потом чужого. Готовность питать дух на порванной плоти детей. Оглушающая вспышка разума, способного оправдать любое действие, каким бы отвратительным оно не казалось.
Оснащенные когтями, клыками длинней ножей, а также способностью Диверов становиться многим из одного… "Мы должны были выжить, мы должны были править. Мы рождены властителями, а массы людей — наши извечные рабы. Если бы Дессимбелакис не предал нас, своих родных детей".
Даже среди Т'ролбаралов Деджим был лучшим. Создание, превзошедшее самые дикие кошмары Первого Императора. Владычество, подчинение, начало новой империи — вот что ожидает Деджима, и о, как он наестся. Его раздует, его будет тошнить от человеческой крови. Он заставит склониться новых богов — недоносков.
Лишь выполни задание — и мир ждет тебя. Пусть он не ведает, пусть слепо отрицает…. Будут перемены, ужасные перемены.
Добыча Деджима, искусно заманенная на этот путь, приближается. Совсем скоро.
* * *
Раковина в утреннем свете блестела белым. Карса Орлонг вынул ее из мешка, когда заменял куски порванной недавно кожаной одежды. Он сидел на высоком, тощем коне, набросив на широкие плечи зашитую, окрашенную кровью шкуру белого медведя. Без шапки, с толстой косой, свесившейся на правую половину груди, украшенной фетишами: костяшки пальцев, куски прошитого золотой нитью шелка, клыки. На его поясе пришит ряд человеческих ушей. Огромный кремневый меч подвешен за спиной; два кинжала с рукоятями из кости, длинные и широкие как мечи, торчат из отворотов достающих до колен кожаных сапог — мокасин.
Семар Дев все смотрела на Тоблакая, особенно на татуировки. Сам воин обратился к западу, лицо его было непроницаемо. Она повернулась и снова проверила привязи запасных лошадей. Влезла в седло, вставила носки сапог в стремена и взялась за поводья. — Устройства, не требующие воды и пищи, не устающие и не хромающие. Вообрази свободу того мира, которое они могут принести нам, Карса Орлонг.
На нее воззрились очи варвара: подозрительность, какая-то животная осторожность. — Люди должны ходить повсюду. Какая свобода в малом мире, ведьма?
— Малом? Ты не понял…
— Звуки города возмущают меня. Покинем его сейчас же.
Она оглянулась на дворцовые ворота, только что закрытые и охраняемые тремя десятками солдат. Их руки то и дело нетерпеливо хватались за рукояти мечей. — Кажется, фалах'д не намерен прощаться официально. Да будет так.
Тоблакай ехал впереди, так что в пути по городу им мало что мешало. К одиннадцатому утреннему звону они достигли западных ворот. Семар Дев поначалу чувствовала себя скованно, замечая взгляды каждого встречного горожанина, но вскоре почувствовала удовольствие от роли знаменитости; проезжая в ворота, она даже послала одному из солдат широкую улыбку, помахала закованной в перчатку рукой.
Избранная ими дорога не относилась к впечатляющим достижениям инженерной мысли малазан, что соединяли главные города, ведь она вела практически никуда… На запад, в Джаг Одхан, древнюю равнину, успешно сопротивлявшуюся крестьянскому плугу — мистический заговор духов земли, дождя и ветров, любящих лишь глубокие корни сорных трав, готовых иссушать посевы, сжигать колосья, разносить ураганами чернозем. Одно или два поколения могут упорствовать — но одхан в конец концов возвращает себе дикий вид, привечает лишь бхедринов, прыг-скоков, волков и антилоп.
Итак, десять или больше дней на запад. Потом они наткнутся на русло сухой реки, вьющееся к северо-западу, на вырытые сезонными дождями овраги, поросшие шалфеем, кактусами и серыми дубами. Темные холмы на закате солнца — святое место, древнейший ориентир карт, помеченный потерявшим значение именем какого — то вымершего клана.
Они ехали по заброшенной дороге. Город вскоре пропал из вида. Карса оглянулся и оскалил зубы: — Слушай. Так лучше, да?
— Я слышу только ветер.
— Лучше, чем десять тысяч неутомимых устройств.
Он отвернулся, оставив Семар размышлять над этими словами. Изобретения имеют собственную тень морали, они сильнее многого — она хорошо понимала это. Но… может ли простое удобство стать злом? Действие по изготовлению вещей, усердное, постоянное — такое действие становится ритуалом, а с ритуалом приходит смысл, выходящий за рамки простого действия. Из этого ритуала рождается самооценка, а из нее самомнение. Но даже если так — разве упрощение жизни не несет в себе неотъемлемого блага?
"Упрощение. Нет заслуг, понятие "достижений" исчезает, словно язык того вымершего племени. Ценности уменьшаются, становясь оценками. О боги, я так смело толковала о свободе!" Она ударила лошадь пятками, подъехала к Тоблакаю. — И это все? Карса Орлонг, я спрашиваю тебя!
— У моего народа, — не сразу отозвался он, — все дни заполнены. Как и ночи.
— Чем же? Пленением корзин, ловлей рыбы, точением мечей, дрессировкой лошадей, готовкой, едой, траханьем…
— … рассказыванием сказок, высмеиванием дураков, делающих глупости. Да, все это. Ты, наверное, у нас была?
— Не была я у вас.
Он слабо, мимолетно улыбнулся. — Всегда есть что делать. И всегда есть возможность делать что-то плохо. Но, ведьма, никто из нас воистину не наивен.
— Воистину?
— Ликование не обязательно требует дикарских танцев.
— Но без всех этих ритуалов…
— … юные воины начинают мечтать о далеком.
— Как ты.
Он заговорил через два сотни шагов коня. — Мы трое отправились приносить смерть и кровь. Словно волы, мы были впряжены в ярмо тщеславия. Великие дела, тяжкие кандалы клятв. Семар Дев, мы пошли охотиться на детей.
— Детей?
Он поморщился: — На ваш род. Мелкие создания, размножившиеся, как личинки в гнилом мясе. Мы хотели — нет, я хотел — очистить мир от вашего рода. От вас, вырубающих леса, разрывающих землю, связующих свободу. Я был юным воином и искал великого.
Она глянула на татуировки беглого раба: — Ты нашел слишком многое.
— Я знаю все о малых мирах. Я рожден в таком.
— Так что опыт успокоил твое рвение, — кивнула ведьма. — Больше нет желания очистить мир от человечьей скверны.
Он поглядел через плечо. — Я так не сказал.
— Ох. Такое трудно вообразить одинокому воину, пусть даже и воину — Тоблакаю. Что случилось с твоими спутниками?
— Умерли. Да, ты правильно говоришь. Одинокий воин не сможет сразить сотню тысяч врагов, даже и детей.
— Сотню тысяч? О, Карса, это едва ли население двух Святых Городов. Твои враги насчитывают не сотни тысяч, а десятки миллионов.
— Так много?
— Ага, задумался?
Он медленно качал головой, явно забавляясь. — Семар Дев, даже десятки миллионов можно убить, город за городом.
— Тебе потребовалась бы армия.
— У меня есть армия. Она ждет моего возвращения.
"Тоблакаи. Армия Тоблакаев. О, от такого зрелища даже Императрица упустит мочу". — Нужно ли говорить, Карса Орлонг: я надеюсь, что ты никогда не вернешься домой.
— Надейся на что хочешь. Я сделаю все, что нужно, когда придет время. Никто меня не остановит.
Просто заявление, не хвастовство. Ведьме стало зябко на жаре.
* * *
Они приблизились к зубцам утесов, отмечающих Откос Турула, гладкий песчаниковый обрыв, усеянный устьями бесчисленных пещер. Резак увидел, что Геборий Руки Духа пришпорил коня, направил его вперед и сразу же остановил так резко, что поводья врезались в запястья. Между руками его промелькнул зеленый огонь.
— И что теперь? — пробурчал себе под нос дарудж.
Серожаб скакнул, подойдя поближе к молодому мужчине.
— Они что-то учуяли, — сказала сзади Фелисина. — Серожаб сказал, Дестриант страдает от лихорадки. Внезапное возвращение нефритового яда.
— Чего?
— Нефритового яда, он сказал. Не понимаю.
Резак покосился на Сциллару, ехавшую рядом. Она словно спала, почти упав на седло. "Потолстела. Боги, и это на той пище, что мы готовим? Безумие".
— Его безумие вернулось, — испуганно лепетала Фелисина. — Резак, мне не нравится…
— Вон там прорублена дорога. — Он указал рукой. — Ты сама можешь заметить проезд за деревьями. Мы заночуем у подножия, утром начнем подъем.
Резак повел за собой женщин. Вскоре они нагнали Руки Духа. Дестриант пялился на торчащие впереди утесы, качал головой и бормотал. — Геборий?
Взгляд его был нервным, горячечным: — Это война. — По полосатым рукам носились зеленые огоньки. — Старое принадлежит путям крови. Новое провозглашает свою справедливость. — Жабье лицо старика скривилось, став мрачным. — Их нельзя — невозможно — примирить. Ведь все так просто, видишь? Так просто…
— Нет, — поморщился Резак. — Не вижу. О чем вы толкуете? О малазанах?
— Скованный, наверное, прежде был из старого рода. Может быть. Да. Но сейчас он благословлен. Он вошел в пантеон. Он НОВЫЙ. Но тогда кто мы? Мы от крови? Или мы должны склониться перед справедливостью королей, королев, императоров и императриц? Скажи, дарудж, не написана ли справедливость кровью?
