Пятьдесят шесть дней после Казни Ша'ик 39 страница

Со стороны Футгара раздался жалобный стон.

Заставив себя встать, Харлочель увидел, как Гончие ворвались в город — его глаза расширились, когда целая секция толстой стены взорвалась — к небу полетели кирпичи и камни, поднялась туча пыли, а потом до него докатилась новая волна…

… мимо пронесся конь с белыми от страха глазами….

— Не к нам! — пропыхтела Чистая Криница, силясь встать. — Слава богам — они просто мимо пробегали — просто….

Она снова закашлялась.

Ноги Харлочеля подогнулись, он опустился на песок. — Бессмыслица, — прошептал вестовой, дергая головой. Здания в городе рушились под напором…

— Что?

Он глянул на Криницу. "Ты не понимаешь… я поглядел в глаза черной твари, женщина!" — Я видел… видел…

— Что?

"Я видел чистый ужас…"

Земля снова затряслась. Новые крики сзади — он выкрутил голову и увидел, как пятеро зверей прокладывают пути по разоренному лагерю — больше, еще больше, чем… о боги…

 

* * *

 

— Он велел ждать… — начал Ното Свар и завопил, когда лошадь под ним дернулась столь резко, что захрустели кости (он готов был поклясться в этом!), повернулась задом к проклятому храму и рванулась так резво, что хирург поленом вылетел из седла.

Приземлился он неудачно — услышав, как хрустнули ребра — но боль исчезла под давлением более опасного несчастья. Рыбья кость вонзилась в гортань!

Он захрипел. Небеса сверху потемнели, глаза выпучились…

Девушка склонилась над ним. Нахмурилась.

"Глупый, глупый, глупый…"

Она протянула руку к зияющему горлу и выдернула кость.

Застонав от благости свободного дыхания, Ното Свар тут же зажмурился, вновь ощутив колющую боль, которую рождал в ребрах каждый вдох. Глаза открылись, наполнившись слезами.

Девушка все еще нависала над ним, но ее внимание было отвлечено. Она смотрела не на вход храма, а на улицу.

Туда, где кто-то бил в барабаны преисподней. Грохот заставил плясать мостовую под ним — новая боль…

"А день начинался так хорошо…"

 

* * *

 

— Не Солтейкен, — сказал Паран. Богиня извивалась на троне — вонзившийся в руку кусок отатарала поставил ее на грань пребывания в мире. — Вовсе не Солтейкен. Хотя может так казаться. Увы, Полиэль, все гораздо сложнее. Вестовой недавно сказал, поглядев в мои глаза… да, этого оказалось достаточно и, судя по этому вою, я все рассчитал верно…

Капитан поглядел на женщину, лежащую у ног богини. Без сознания, может, уже мертва. Он не думал, что Гончие озаботятся ей. Капитан подобрал поводья и выпрямился. — Боюсь, мне нельзя задерживаться. Скажу напоследок: ты совершила ужасную ошибку. К счастью, долго расплачиваться не придется.

Город сотрясали все более близкие удары.

— Смешайся со смертными, Полиэль, — добавил Паран, разворачивая мерина, — и заплатишь.

 

* * *

 

Человек, названный Страховидом — когда-то он имел другое имя и вел иную жизнь — скорчился в углу. Трое жрецов убежали в коридор. Он остался в одиночестве. "Так одиноко. Снова". Жалкий мятежник, молодой и гордый своими делами. Все пропало в единый миг.

Гральская лошадь, дыхание с ароматом свежей травы, зубы, словно резаки, вгрызаются в кости, срезав по пути плоть. Он везде видел зеркала своего уродства — всякий, взглянувший на него, корчил рожи и отворачивался, а иногда — хуже того — взирал с извращенным удовольствием. Ужас его положения пустил глубокие корни, наполнив душу алчными позывами видеть боль и страдания окружающих, видеть, как вокруг формируется легион жалких уродов, солдат нового знамени. Где каждый столь же мерзок, как он сам.

Явление Полиэли стало даром судьбы — а ныне мерзавец убил ее, медленно убивал ее — отнимая у него все. Снова.

По плитам пола застучали подковы. Он отпрянул, и всадник промчался по широкому коридору, переходя в быстрый галоп.

Страховид смотрел вслед, его глаза излучали ненависть.

"Потеряно. Все потеряно".

Он обратил лицо к алтарной комнате…

 

* * *

 

Быстрый Бен приземлился, словно кот; но поток ядовитого страдания сидящей в трех шагах плененной богини заставил его скорчиться, закрыв голову руками. "О, Амманас, ты умеешь позабавиться". Он повернул голову и нашел взглядом Торахвель, недвижно лежавшую у подножия алтаря.

"Бедная девочка… я никогда не мучил ее так. Но… покажите мне милосердного ребенка, и я во всеуслышание поклянусь, что верю в чудеса. Я просто отдавал должок. Ее привела сюда излишняя чувствительность. Но к чему жизнь, если нет тысячи поводов раскаиваться?"

В комнате присутствует отатарал. Нужно схватить ее и вытащить наружу. Подальше от этого отравленного дурдома — и все будет хорошо. Итак, Амманас играет честно. Как удивительно…

Тут он услышал завывание Псов, громким эхом разнесшееся по коридорам.

 

* * *

 

Паран выехал из прохода и резко дернул коня вправо — он едва успел разминуться с черным Шеном, мчащимся прямо в Храм. За ним показался Руд, затем Барен; в огромной пасти Барена извивалась и шипела рептилиеобразная пантера — она пыталась замедлить бег своего пленителя, цепляясь когтями за камни пола, но без всякого успеха. Далее бежали Слепая и Геара.

Вбежав в храм, Геара взвыла, и в ее голосе слышалась дикая радость, как будто один миг отделял Гончих от давно замышленной мести.

Паран поглядел им вслед, потом заметил Ното Свара, над которым склонилась безымянная девушка. — Худа ради, — бросил он. — Времени нет — поставь его на ноги. Солиэль, мы идем в твой храм. Свар, а где, во имя Бездны, ваша лошадь?

Девушка выпрямилась и поглядела на улицу: — Близится гибель моей сестры.

Капитан взглянул туда же и увидел Дераготов.

"Ох. Ведь это я все начал…"

Храм за их спинами содрогнулся, по стенам побежали трещины.

— Пора!

 

* * *

 

Быстрый Бен схватил сестру за капюшон и потащил к стене. Он понимал, что это бесполезно. Гончие пришли за ним, а в комнате витает дух отатарала.

Амманас никогда не играл честно, и колдун готов был признать: в этот раз его обхитрили. "В первый раз, он же и последний…"

Он поднял голову, услышав клацанье когтей по плитам коридора…

 

* * *

 

Страховид посмотрел на атакующего зверя. Демон. Прекрасное, чистое создание. С ним уже покончено, у него нет ничего, ради… "Да, пусть меня сразит красота".

Он встал на пути демона…

… и получил сильный толчок, ударившись о стену и чуть не потеряв сознание. Не устояв на ногах, мужчина упал, ощутив, что вокруг клубятся, извиваются тени, наступает тьма…

Демон навис над ним. И появился другой силуэт — изящный, весь в черном, с ножами в руках. Лезвие глубоко вонзилось в плечо зверя.

Демон заревел в ярости и боли. Отскочив, развернулся навстречу новому врагу.

А его уже там не было, он оказался напротив — руки и ноги так быстро двигались, что движения казались странно размытыми. Ножи вновь коснулись демона. Он прижался к стене, сверкая глазами.

По коридору, грозно лязгая когтями, приближались новые демоны. Они замедляли шаги…

… потому что силуэт оказался между ними. Сверкание лезвий, уже покрывшихся кровью — будто танец в воздухе, там и тут. Пришелец кружился на месте, его руки извивались, словно змеи; нога с не меньшей ловкостью взметнулась, ударив ближайшего зверя по голове (голова у него была длиннее и шире лошадиной) — и голова эта поднялась вверх, за ней последовали плечи и торс. Демон с нелепым изяществом взлетел, переворачиваясь через спину, и с размаху врезался в стену.

Кирпичи разлетелись осколками, стена обрушилась в соседнее помещение; тело демона влетело туда же, пропав в туче пыли.

Остальные твари недоуменно замерли, а тень внезапно оказалась прямо пред носом Страховида.

Темноволосая женщина, вытирающая кровь с кинжалов.

По полу что-то зацокало. Он поглядел вниз: по сторонам ее стояли два птичьих скелетика. Клювы открыты, из пустых гортаней доносятся шипящие звуки. Один прыгнул, дернув головой и щелкнув зубами…

… и демоны попятились.

Раздалось шипение более громкое — зверя, висящего в демонской пасти. Страховид заметил, что его жуткие глаза наполнились ужасом, переходящим в панику…

Женщина покойно сказала, явно обращаясь к Страховиду: — Иди за колдуном и его сестрой — они нашли пролом позади тронного помоста — думаю, у них есть время убежать. И у тебя, если поспешишь.

— Я не хочу, — ответил он, не удержав слез. — Я хочу умереть. Немедленно.

Эти слова заставили женщину оторвать взгляд от демонов.

Он смотрел в удивительные глаза, черные как эбеновое дерево, миндалевидные. На лице ее нет ни единого признака отвращения — всего лишь взгляд… и за ним нечто вроде… печали.

— Иди в Храм Солиэли, — произнесла она.

— Она отворачивается от меня…

— Не сегодня. Не с Ганоэсом Параном, схватившим ее за шкирку. Иди. Исцелись.

Это невозможно — но как посмеет он перечить ей?

— Спеши. Не знаю, каким образом Телораст и Кодл сдерживают угрозу и насколько их хватит…

Едва она произнесла эти слова, из коридора донесся новый рык. Демоны сбились в кучу у порога, яростно взвизгивая.

— Вон оно как, — пробурчала женщина, поднимая кинжалы.

Страховид вскочил и помчался в алтарную комнату.

 

* * *

 

Неверие. Быстрый Бен не понимал, что задержало Псов — он уловил звуки яростного боя, злобное рычание, визг боли… бросил взгляд в коридор, втаскивая Торахвель в боковой проход и вроде бы увидел… что-то. Кого-то призрачного среди теней, обороняющего вход.

Кто бы там не сражался, он подарил магу жизнь. И его сестре. Такую монету Быстрый Бен не разменяет на мелочь.

Бросив Торахвель на плечо, он как мог скорее поспешил по узкому коридору.

Вскоре кто-то увязался следом. Быстрый Бен выругался, разворачиваясь (при этом Торахвель ударилась головой о стену и застонала).

Подбежал человек с уродливым лицом. Колдун догадался, что его когда-то укусил конь. — Я помогу! — крикнул он. — Быстро! Сама судьба ворвалась в храм!

"Не он ли сражался с Гончими?" Сейчас неважно. — Бери ее за ноги, дружище. Чем быстрее мы выйдем с освященной земли, тем меньше достанется Худу…

 

* * *

 

Гончие явно решили броситься на Апсалару скопом. Она вложила кинжалы в ножны. — Кодл, Телораст, хватит шипеть. Время смываться.

— Тебе не весело, Апсалара? — пискнула Кодл.

— Да уж точно! — сказала Телораст, угрожающе мотая головой. Было заметно, что Псов ее угрозы пугают все меньше.

— Где она? — спросила Кодл.

— Пропала!

— Без нас!

— За ней!

 

* * *

 

Полиэль, Серая Богиня чумы, болезни и страдания, оказалась запертой в собственном кошмаре. Сила ушла, воля таяла. Она сидела на троне, содрогаясь, и в ладони торчал кусок гибельного металла.

Измены, так много измен — мощь Увечного Бога пропала, покинула ее — а этот неизвестный, смертный убийца с ледяными глазами — он НИЧЕГО не понимает. Во чье имя? Ради чьего освобождения ведется война? Проклятый идиот.

Какое проклятие — увидеть в конце все пороки, все мерзости рода человеческого выставленными на всеобщее обозрение, при свете дня! Разве не все ее последователи ищут, сознательно или бездумно, чистоты самоуничтожения? Одержимые, они вбирают смерть в себя, но их мучения — слабое отражение смертей, приносимых ими земле, воздуху, воде. Люди разрушают себя — и делают жертвой весь мир.

Апокалипсис редко приходит внезапно; нет, среди смертных он крадется исподволь, неотвратимый, усердно портящий жизнь, здоровье, красоту.

Больные умы и порочные душонки затянули ее в свой мир; ради спасения земли, ради возможности исцелить ее, уничтожив главнейших вредителей, она старалась искоренить род людской распространением чумы. Едва ли они заслужили иной участи! И вот, она сама умирает.

Богиня задрожала. "Измена!"

В зал вошли пять Гончих Тени.

Ее смерть. "Амманас, ты глупец".

Одна Гончая выплюнула что-то из пасти, и оно покатилось к ступеням подножия, извиваясь и брызгая слюной.

Даже в тисках боли Полиэль сохранила здравость рассудка. Она опустила взор, пытаясь понять (а Гончие уже успели обежать подножие ее трона, направившись к пролазу жрецов), зачем здесь чешуйчатая пантера с гангренозной лапой, с переломанными бедрами. Она не может убежать. Псы бросили ее здесь — почему?

"А, разделить мою участь…"

Последняя мысль, едва ли утешительная — появились Дераготы, пылающие злобой и голодом, древние как любой Старший бог. Они упустили одну добычу, но с удовольствием порвут другую.

Искалеченного, вопящего от страха и ярости.

Искалеченную богиню, искавшую способ исцелить Бёрн. Ибо такова была истинная причина лихорадки, таков был тщательно выверенный жребий болезни. Лишь люди — последним усилием напомнила она самой себе — "лишь люди полагают объектом спасения свой род и только свой род".

А потом Дераготы, первые поработители человечества, схватили ее.

 

* * *

 

— Она теперь Носительница, — сказал Страховид. — И даже больше. Чума станет свободно истекать из нее, пусть даже погибнет Полиэль. Один раз начавшись, поветрие будет развиваться и дальше. Прошу, идем со мной, — добавил он, следя за попытками незнакомца пробудить Торахвель.

Тот поднял безнадежный взор. — Идти? Куда?

— В храм Солиэли.

— Равнодушная сука…

— Прошу, — настаивал Страховид. — Ты увидишь. Я не могу не верить ее слову.

— Какому слову?

— Это рядом. Ее нужно исцелить. — Он нагнулся, поднимая женщину за ноги. — Как раньше. Недалеко.

Чужак кивнул.

Из храма позади них вырвался короткий вопль, столь пронзительный, что по толстым стенам пошла паутина трещин. Из них вырывались струйки пыли. Фундаменты начали проседать со стонущим гулом, следом прогибались мостовые.

— Нужно торопиться! — сказал Страховид.

 

* * *

 

Спешившись и взяв трепещущего, задыхающегося Свара за воротник, Паран пнул ногой двери храма. Вспышка силы скромная, но достаточная, чтобы намекнуть Солиэли на его нынешнее умонастроение.

Когда он вошел в двери, девушка проскочила мимо, бросив на удивление восторженный взгляд, и спешно удалилась в главный зал.

Стены коридоров расписаны фигурами, коленопреклоненными, с головами, опущенными в поклонении, мольбе или отчаянии. Для этой мерзкой богини, скорее, верно последнее, подумал Паран. С арок свисали похоронные пелены, без сомнения, готовившие паству к самому худшему.

Едва они вошли в зал, как полы задрожали — обваливался Великий Храм Полиэли. Паран подтолкнул шатающегося Ното Свара к алтарю. "При удаче он похоронит треклятых Дераготов. Но биться об заклад не стану".

Капитан вытащил карту и швырнул на пол: — Солиэль, призываю тебя.

Девушка, стоявшая справа от алтаря, вдруг начала падать — но тут же выпрямилась и подняла голову, близоруко моргая. Ее улыбка стала еще шире.

Паран навеки запомнил каждую мелочь в облике Солиэли — столь сильна была ее обузданная ярость. Богиня появилась за алтарем, столь же бесполая, как покойная ее сестрица; ее тонкие пальцы, которым привычнее было закрывать веки покойникам, сейчас сжимались в кулаки. — Ты совершил ужасную ошибку… — захрипела она.

— Я не закончил, — бросил капитан. — Раскрой свою силу, Солиэль. Соверши исцеление. Можешь начать с присутствующего здесь Ното Свара; потом вложи в него мощь, достаточную по величине и длительности для излечения всех в лагере за городской стеной. Когда ты закончишь с ним, подойдут другие — последыши Полиэли. Исцели всех и пошли… — Его голос отвердел. — Семь Городов слишком много страдали, Солиэль.

Она долго смотрела на него, а потом дернула плечиком: — Ладно. Что до страданий, разбираться с ними я предоставляю тебе. Не по своей воле.

Паран нахмурился и повернулся, услышав удивленный возглас позади. Моргнул, улыбнувшись: — Быстрый Бен!

Колдун и Страховид несли женщину — он уже видел ее пред алтарем Великого Храма. Паран сразу всё понял, но тут же понял, что понял не всё. Или вообще ничего.

Быстрый Бен глянул в сторону алтаря. Глаза его сузились: — Она? Дыханье Худа, вот уж не думал… ладно. Ганоэс Паран, это твоих рук дело? Ты знал, что Гончие придут за мной?

— Не совсем… хотя понимаю, почему ты думаешь так. Ты играл с Повелителем Теней? Ради нее, — он указал на бесчувственную женщину.

Колдун криво ухмыльнулся: — Сестра моя.

— Он высвободил Дераготов, — сурово и обвиняюще сказала Солиэль. — ОНИ РАЗОРВАЛИ ЕЕ В КЛОЧКИ!

Сестра Бена замычала и подобрала ноги.

— Дерьмо, — шепнул маг. — Мне пора бежать. К остальным. Пока она не очнулась.

Паран вздохнул, скрестив руки на груди. — Быстрый, ты же не…

— Тебе не хуже меня известно, что такое гнев сестры! — бросил маг, делая шаг в сторону. И оглянулся на Страховида. Тот стоял столбом, не сводя взора с богини. — Давай. Ты был прав. Иди к ней.

Страховид с тонким всхлипом двинулся к алтарю.

Паран увидел, что Быстрый Бен открывает Магический путь. Он помедлил и оглянулся на капитана: — Ганоэс. Скажи мне кое-что.

— Что?

— Тавора. Можно ей доверять?

Прямой вопрос повис в воздухе словно свист кнута. Капитан заморгал. — Колдун, в нужное время Тавора сделает то, что потребуется.

— Потребуется ей или солдатам? — настаивал Бен.

— Для нее, друг, это одно и то же.

Их взоры скрестились еще на миг. Колдун вздохнул: — Когда все кончится, я поставлю тебе кружку пива.

— Я не забуду, Быстрый.

На устах колдуна мелькнула незабываемая, приводящая в ярость улыбка. Он исчез в портале.

Едва он с шелестом сомкнулся, сестра встала на четвереньки. Волосы свесились на лицо, но Паран расслышал, что она шепчет: — Там был волк.

Он склонил голову набок. — Пес Тени.

— Волк, — повторила она. — Самый милый, самый сладкий волк на свете…

 

* * *

 

Быстрый Бен открыл глаза, огляделся.

На песчаной прогалине оставался один Флакон, сидевший скрестив ноги. Неподалеку слышались громкие, возбужденные, обещающие скорую драку голоса. — Ловко, — сказал Флакон. — Амманас бросил вас на пути Гончих, и если бы они вас поймали, сейчас я хоронил бы тело. А вы использовали его Магический путь, чтобы придти сюда. Ловко. Какая-то нить должна была остаться, колдун. Амманас ее не увидел.

— А что тут творится?

Солдат пожал плечами: — Похоже, старые споры. Калам и Скрипач нашли Апсалару с окровавленными кинжалами. Они решили, что вы мертвы, хотя как…

Быстрый Бен уже вскочил на ноги и набирал скорость.

К моменту его прибытия дела шли к катастрофе. Калам надвигался на Апсалару, подняв длинные клинки. Отатараловое лезвие уже тянулось к ее горлу. Скрипач с растерянным видом стоял рядом.

Апсалара просто смотрела на грузного разъяренного ассасина. Никаких кинжалов в руках, на лице нечто вроде покорности судьбе.

— Калам!

Тот подпрыгнул — как и Скрипач.

— Быстрый! Мы нашли ее! Кровь на клинках — и ты…

— Хватит, — бросил колдун. — Отойди от нее, Калам.

Ассасин пожал плечами и вложил кинжалы. — Она не пожелала объясняться, — сказал он разочарованно. — Как всегда. Готов поклясться, Быстрый, она сама хотела…

— Хотела чего? Ты видишь, чтобы она вытаскивала оружие? Это боевая стойка, Калам? Разве она не Танцовщица Теней? Проклятый идиот! — Он сверкнул глазами на Апсалару и понизил голос. — То, что она хочет… не нам ей дарить…

Сзади заскрипели сапоги. Быстрый Бен поворотился и увидел, что подошли Флакон и капитан Сорт.

— Вот где вы все, — сказала капитан, с трудом убирая с лица выражение крайнего любопытства. — Пора в поход. При везении мы достигнем Армии к ночи. Синн так считает.

— Хорошие новости, — отозвался Бен. — Ведите, капитан. Мы за вами.

Однако сам он задержался, подождал, пока Апсалара пройдет мимо, и коснулся рукой ее рукава.

Женщина оглянулась.

Быстрый Бен не сразу решился сказать: — Я знаю, это была ты. Спасибо, Апсалара.

— Маг, я не имею представления, о чем ты.

Он отпустил ее. "Нет, мы не дадим ей того, чего она желает. А желает она смерти".

 

* * *

 

Покрытый пылью, изнуренный Котиллион вошел в тронный зал, остановился.

Гончие собрались у трона: две лежали, тяжело дыша и высунув языки, Шен ходил кругами, его черная шкура дергалась, с боков сочилась кровь. Котиллион понял, что раны получили все.

Амманас восседал на престоле, походя на бурлящее грозовое облако. — Погляди на них, — угрожающе прошипел он. — Внимательнее погляди.

— Дераготы?

— Нет, не Дераготы.

— Да, похоже, не они. Как будто ножевые раны?

— Я поймал его. И упустил.

— Кого же?

— Кошмарного тысячеликого колдунишку, вот кого! — Костлявые пальцы призрачной руки сжались. — Я держал его в кулаке, как тающий снежок. — Бог зарычал и подскочил на троне. — ЭТО ТВОЯ ВИНА!

Котиллион моргнул: — Стой. Не я нападал на Гончих!

— Это ты так думаешь!

— Как это?

Поднялась вторая рука, также сжимая воздух в бессильной злобе. Еще один рык — и бог исчез.

Котиллион поглядел на Барена и протянул руку.

Последовало грозное ворчание. Рука отдернулась.

— Это не я! — закричал он. Псы глядели на него, явно не соглашаясь.

 

* * *

 

Нависшая над лагерем пыль стала неразличима в сумерках, когда Паран с мерином в поводу, Ното Свар и девушка, имя которой было Невель Д'нафа, взобрались по склону и миновали первый ряд охранных постов.

Лагерь выглядел как после внезапной бури. Солдаты чинили палатки, связывали канаты, таскали вещи. Сорвавшиеся с привязи кони бродили вокруг, не позволяя никому подойти и обработать раны.

— Псы, — сказал Паран. — Они пробегали здесь. Как, подозреваю, и Дераготы. Неудачно. Надеюсь, ранений не очень много.

Ното Свар глянул на него оскалившись: — Капитан Добряк? Вы обманули нас. Ганоэс Паран, имя из списков павших.

— Имя, с которым слишком многое связано.

— Вы понимаете, капитан, что две последние оставшиеся на Семиградье армии подчиняются брату с сестрой? Ну, на данный момент. Едва Дуджек поднимется на ноги…

— Погодите, — промолвил Паран.

Харлочель и Чистая Криница приближались со стороны шатра. Они уже увидели Парана и его спутников.

В лице вестового что-то такое…

Они подошли. — Харлочель? — спросил Паран.

Тот опустил голову.

Криница прокашлялась. — Капитан Ганоэс Паран, Верховный Кулак Дуджек Однорукий умер два часа назад.

"Что до страданий, разбираться с ними я предоставляю тебе. Не по своей воле…"

Она знала. Уже знала.

Криница все говорила: — … лихорадка окончилась часа два назад. Они пришли в себя и сказали, кто вы такой. Капитан Паран, вы слушаете? Они прочитали дневники Дуджека. Все офицеры. Вы понимаете? Как полагается, голосование было анонимным. Мы объявили вас Верховным Кулаком. Теперь это ваша армия.

Она знала.

Все, что он сделал… слишком поздно.

Дуджек Однорукий мертв.

 

Глава 16

 

И сытые бездельники все шли, поспевая за наемными армиями. Безногий солдат — отставник прислонился к стене словно сброшенная, разбитая статуя, и на ладони его было начертано предостережение: даже армии не могут питаться золотом. Но юные, не нюхавшие битв не могут заглядывать далеко; им мнится, будто пути перед их детьми уже очищены; и пусть камни мостовых разобраны для постройки грубых стен и хижин, но мир все еще достоин восторга, он бросает к ногам сокровища, смоченные кровью. Вот они, лица цивилизованных людей — и ох, как же мы, падшие дураки, желаем оказаться среди их толпы, радостно черпать из бездонного корыта.

Как мы докатились до такого? Я все сижу, скрючившись у стены, и единственная брошенная мне монетка несет изображение лица какого-то древнего бездельника, знатного и сытого в свое время. Он тоже брел позади армий, да, пока… пока армии эти не пробудились с пустыми животами. О, что за гордость, что за лоск! Взгляните на дорогу! Я убежал бы от потока не познавших битвы, я бежал бы… когда б я не сражался за них, бездумных опустошителей будущего, когда бы сохранил ноги. Так созерцай же балдахины знати, гляди, как голод собирает множество людей и рождает гнев, как обращенные на меня взоры полнит алчность. Я убежал бы, вот только ноги…

 

Последние дни Первой Империи,

Согрунтес

 

Полоса темного песка, прерывающая зубчатые базальтовые утесы, скрылась под пандусами, грудами снаряжения, группами лошадей и солдат; большие шлюпки чертили полосы по воде, спеша на рейд, к скоплению транспортных судов. Уже третий день Четырнадцатая Армия грузится, готовясь бежать с зачумленной земли.

Кулак Кенеб еще немного поглядел на кажущийся хаос и, поплотнее натянув терзаемый северным ветром плащ, отвернулся от моря. Он шел к скелетообразным остаткам лагеря.

Проблем у них столько, что всех не припомнишь. Настроения солдат — комбинация из облегчения, горечи, гнева и покорности судьбе. Кенеб начинал всерьез бояться мятежа — задержка флота, нехватка пищи и воды раздували уголья недовольства. Раздраженную армию держало в рамках лишь отсутствие выбора — вести из городов на западе, востоке и юге были одинаковы. Чума. Лихорадка синего языка стала очень заразной и не щадит никого. Единственный путь спасения — флот.

Кенеб разделял некоторые настроения солдат. Сердце Четырнадцатой разбито под И'Гатаном. Удивительно, что горстка ветеранов была "духом жизни и жизнью духа" для тысяч воинов. Особенно если они, по мнению Кенеба, еще ничем не заслужили уважения.

Или способность выживать — сама по себе великая заслуга? Выживать — до И'Гатана. Как бы то ни было, в сердцевине армии образовалась явственно ощущаемая дыра, и она все расширяется.

Командование видело всё — но и оно раскололось. "У нас своя гниль в сердцевине. Тэне Баральта. Алый Клинок… жаждущий собственной смерти". В Четырнадцатой не осталось целителей, способных стереть жуткие шрамы с лица Кулака; чтобы восстановить руку и глаз, требуется владение Высшим Деналем, а такой талант встречается все реже. По крайней мере, в Малазанской Империи. "Эх, если бы Баральта потерял заодно и язык!" Каждое его слово отравлено, в нем слышится растущая злоба ко всему на свете, в том числе к самому себе.

Приблизившись к шатру Адъюнктессы, Кенеб увидел Нетер. Лицо у нее было мрачное, напряженное. Пастуший пес Крюк подковылял было к ней, но тут же ощутил настроение — покрытый шрамами здоровяк встал, якобы чтобы почесаться, и обратил все внимание на собачонку Мошку. Они вдвоем потрусили в сторону.

Кенеб тяжко вздохнул и подошел к юной ведьме. — Похоже, Адъюнктессы не порадовал твой доклад.

Девушка сверкнула глазами: — Не наша вина, Кулак. Чума просочилась в Магические пути. Мы потеряли всякую связь с Войском Дуджека с тех пор, как они встали под Г'данисбаном. Что до Жемчуга, — тут она скрестила руки на груди, — он ходит куда хочет, и мы не можем выследить его. Пусть дурак бравирует готовностью ходить в Магические пути, мы не обязаны отыскивать его кости.

Что может быть хуже Когтя в лагере? Только таинственное исчезновение этого Когтя. Но тут ничего не поделаешь. — Как давно вы говорили с Верховным Кулаком Дуджеком? — спросил Кенеб.

Виканка раздраженно отвернулась. — До И'Гатана.

Кенеб поднял брови. "Так давно? Адъюнктесса, вы многое скрываете от нас". — А адмирал Нок? Его маги преуспели?

— Им еще хуже, — бросила она. — Мы хотя бы на земле.

— Пока, — сказал кулак, не сводя с нее глаз.

— То есть? — оскалилась Нетер.

— Ничего… разве что… такая гримаса может стать постоянной. Ты слишком молода, чтобы уродовать лицо морщинами.

Ведьма с рычанием отвернулась.

Кенеб поглядел ей в спину, пожал плечами и вошел в командный шатер.

Брезент еще хранил запах гари, тяжкое напоминание об И'Гатане. Стол для карт оставили — он не помещался в шлюпки — и вокруг него сидели Адъюнктесса, Блистиг и адмирал Нок. Карт на столе не было.

— Кулак Кенеб, — произнесла Тавора.

— Думаю, еще два дня, — доложил он, расстегивая тяжелый плащ.

Кажется, адмирал держал речь перед его приходом. Он кашлянул и продолжил: — Я все еще полагаю, Адъюнктесса, что в приказе нет ничего неподобающего. Императрица не видит дальнейшей нужды в присутствии Четырнадцатой. Это все вопрос чумы — пока вам удавалось сдерживать ее, но это ненадолго. Особенно когда у вас кончатся припасы и придется искать продовольствие в округе.

Блистиг грустно хмыкнул: — В этом году плохой урожай. Кроме одичавшего скота, тут ничего не осталось. Нам придется идти к какому — нибудь городу.

— Точно так, — согласился адмирал.

Кенеб поглядел на Тавору: — Простите, Адъюнктесса…