Кадр из датского фильма «Ведьмы». Реж. Б. Христенсен. 1922 г

 

Итак, набор приемов, основанных на ловкости рук или садизме, позволял найти метину у кого угодно. Но чем бы закончилось «честное» испытание? Есть ли на человеческом теле места, соответствующие теории инквизиторов и демонологов? Судя по старинным (вызывающим доверие) источникам – есть.

Вот, например, поиск 1646 года. Я не усмотрел здесь лазеек для жульничества. Два палача – один местный, а другой вызванный из соседнего города – раздели женщину до пояса, завязали ей глаза и долго кололи в голову, грудь и спину. Колдунья стонала и жаловалась на боль. Так продолжалось, пока ей не воткнули булавку в середину спины. Этот укол она не почувствовала. Речь не может идти об обманной игле – судя по протоколу, булавку оставили в теле. Нельзя сказать и о том, что обвиняемую довели до изнеможения, поскольку испытание возобновили и она продолжала ощущать боль. Женщину тыкали то в руки, то в бёдра, то в грудь – каждый раз она вскрикивала. Каково же было удивление арестованной, когда ей сказали, что ведьмин знак уже восемь минут как найден. Палач загнул ей руку назад и дал возможность лично убедится, что в спине торчит игла, о которой она и не подозревает. Пальцы женщины наткнулись на булавочную головку; она сама извлекла булавку, но кровь из ранки не сочилась. Палачи вгляделись внимательней и узрели нечто похожее на следы дьявольских когтей. Клятвы и отпирательства не помогли злополучной подследственной. Все единодушно решили, что обнаружен настоящий ведьмин знак (Lea, 1939 стр. 1205).

Желая узнать, есть ли у этой истории рациональное объяснение, я рассказал её врачу – прекрасному специалисту в области иглоукалывания. Меня интересовала точка зрения современной медицины.

– Нечувствительные точки? Сколько угодно, – ответил мой собеседник. – Они расположены на теле мозаично, и попасть в них иглой – дело чистой случайности. Попросту говоря, это места, где мало нервных окончаний. Укол в такую точку по ощущению напоминает щелчок пальнем. Кроме того, многое зависит от заточки и формы иглы. Если это лезвие, имеющее острые грани, оно рвёт ткани тела; отсюда боль и обильное кровотечение. Очень неприятно раздвигает мышцы игла, расширяющаяся как конус. А вот гвоздь, напротив, может не причинить болевые ощущения, особенно если его вогнать ударом. Это же не конус, а стержень. Диаметр в начале и в конце одинаков. Если сделать пулевидную заточку, кровь может совсем не выступить. Такой вот интересный эффект.

– А что такое пулевидная заточка? – спросил я.

– Это игла круглого сечения с чуть закруглённым кончиком. Она не рвёт мышечную ткань, а как бы раздвигает. Если на пути встречается кровеносный сосуд, он сдвигается в сторону. Игла его обходит. Короче, если иметь опыт и необходимый инструмент, «ведьмины знаки» можно найти у ста процентов испытуемых, подытожил свои наблюдения врач.

 

Шила для поиска стигматов дьявола. Иллюстрация к книге Реджинальда Скотта «Розыски колдовства», изданной в 1584 г. У правого шила острие убирается внутрь.

 

Были испытания специально для начала допроса. С виду лёгкие, они тем не менее «изобличали» многих… Прочитать с ходу без запинки «Отче наш» – это просто или нет? В спокойной обстановке просто. Но в подвале, когда перед глазами разложены путающие орудия пыток, женщины нередко сбивались и замолкали на пятом или шестом абзаце. Молитва, произнесённая недостаточно связно, считалась верным признаком колдуньи (Konig, 1928 стр. 106).

Следующее испытание требовало не памяти, а артистизма.

Надо было заплакать по требованию инквизитора Шпренгер и Инститорис писали в «Молоте ведьм»:

«Если судья хочет узнать, дано ли ведьме колдовское упрямство в сокрытии правды, пусть исследует, может ли она плакать, когда находится на допросе или пытке. По мнению сведущих людей и на основании личного опыта, это отсутствие слёз указывает самым определённым образом на вышеназванный колдовской дар. Ведьма, несмотря ни на какие увещевания, не может проливать слёз. Она будет издавать плаксивые звуки и постарается обмазать щёки и глаза слюной, чтобы представиться плачущей. Окружающие должны внимательно наблюдать за ней. Но, чтобы добиться её действительных слёз, если она не виновна, судья или пресвитер должен возложить на нее руку и произнести: „Я заклинаю тебя горчайшими слезами, пролитыми нашим Спасителем и Господом Иисусом Христом на кресте для спасения мира. Я заклинаю тебя самыми горячими слезами преславной девы. Его матери, пролитыми ею над Его ранами в вечерний час, а также и всеми слезами, пролитыми всеми святыми и избранниками Божьими, глаза которых Бог отёр теперь от каждой слезы, для того, чтобы ты, поскольку ты невиновна, пролила слёзы. Если же ты виновна, то слёз не лей. Во имя Отца и Сына и Святого Духа – Аминь“». Опыт показал, что чем больше их заклинали, тем меньше они могли плакать… Однако возможно, что они после, в отсутствии судьи и находясь вне застенка, плачут в присутствии стражи (Инститорис, и др., 1932 стр. 265, 266).

Надо отдать должное практической хватке инквизиторов. Я вовсе не уверен, что большинству читателей удалось бы пройти предложенный в «Молоте ведьм» тест. Зарыдать именно в ту секунду, когда это велено, не так‑то просто. Вот почему недостатка в разоблачённых преступницах не было, а в народе даже укоренилась поговорка: «Ведьмы не плачут» (Konig, 1928 стр. 98).

Но попробуем представить, что испытуемая выполнила требования судей. Спасена ли она? Вовсе нет. В «Молоте» предусмотрен и этот случай:

«Свойство женщин – это плакать, ткать и обманывать. Нет ничего удивительного в том, что вследствие лукавых происков дьявола, с Божьего попущения, даже и ведьма заплачет».

Таким образом, потерпев неудачу с испытанием слезами, судья мог переключиться на добывание других улик. «Неисповедимы пути Господни», – вздыхали Шпренгер и Инститорис. Зарыдавшую женщину можно было бы счесть невиновной – но нельзя выпускать тех, на кого есть донос, или тех, которые кажутся суду подозрительным (Инститорис, и др., 1932 стр. 266).

Стоит ли говорить, что при таком подходе даже прирождённая артистка не могла вырваться из когтей трибунала. Энтони де Лонан выудил у осужденной им колдуньи такую информацию: ведьмы могут пролить три слезы из правого глаза (Lea, 1939 стр. 572)… Да что там три слезинки – плач в при ручья вряд ли что‑то значил для инквизитора, если он заранее решил отправить осуждённую на костёр.

Завершая главу, обращусь к экзотике. Некоторые испытания имели локальный характер – они редко выходили за пределы определённой местности, да и вообще применялись нечасто. В Ирландии женщин заставляли лизать бронзовый топор, раскалённый в огне от веток терновника (Lea, 1892 стр. 292, 293). В Нидде одной восемнадцатилетней девушке перебили переносицу, чтобы по потоку крови судить о её виновности либо невиновности. В 1618 году проводили испытание хлебом, которым ведьма должна была подавиться (Konig, 1928 стр. 106).

Пожалуй, только в последнем случае из всех описанных в этой главе испытание могло что‑то прояснить. По‑видимому, уже тогда подметили, что при волнении рот пересыхает. Эта особенность не прошла и мимо внимания африканских знахарей, которые искали виновников преступления, заставляя подозреваемых жевать маниоку, а потом смотрели, у кого она сухая (Райт, 1971 стр. 96, 97). По этому же принципу действуют и некоторые модели «детектора лжи».

 

Глава 9. Допрос

 

Итак, подследственная уже в камере пыток. Что её ждёт? Послушаем очевидца – протестантского священника Мейфарта, у которого однажды вырвалось восклицание, что он отдал бы тысячу талеров, лишь бы вытравить истязания ведьм из памяти:

«В юности моей мне приходилось прислуживать при этих допросах. Что же это за ужас! О, дорогие братья во Христе, я видел, как палачи и мучители приводили чудно созданное человеческое тело, на красоту которого радуются сами ангелы, в такой позорный вид, что, вероятно, самим чертям становилось завидно, как это могут находиться люди, которые в таком благородном искусстве затмевают адских духов… Я видел, как палачи работали плетьми, как они секли розгами, дробили кости тисками, навешивали гири, кололи иглами, перекручивали верёвками, жгли серой, поливали маслом, палили факелами. Да, я свидетель всему этому позору и должен громко об этом вопиять (Сперанский, 1906 стр. 20, 21)».

Даже привычные ко всему судьи порой дивились, что ведьмам хватает сил терпеть такие зверские пытки. Особенно их сбивало с толку, если неожиданную стойкость проявляла хрупкая девушка. Иногда недоумение прорывалось в красноречивых оговорках. Сломив таки шестнадцатилетнюю колдунью, судьи оставили запись: «Удивления достойно, что девица столь юных лет могла так долго продержаться (Wachter стр. 161)».

Может быть, человек, написавший эти слова, на минуту представил себя на её месте? Или тут намёк на то, что колдунье помогал дьявол??

Следствие в те времена велось бесчеловечными методами. Женщин заставляли пожалеть о том, что они вообще родились на белый свет. Можно осуждать судей за жестокость, но нельзя не признать, что пытки были просто необходимы для успешной охоты на ведьм.

Как бороться с преступлением, которое совершается вдали от людских глаз и не оставляет вещественных доказательств? Считалось, что преступников двое: колдунья и дьявол. Дьявола к суду не привлечёшь. Остаётся его сообщница. Разве расскажет она по доброй воле, что видела чертей и обещала им служить? Ещё можно было бы рассчитывать на откровенность, если бы кара за колдовство была символической. Но закон предписывал выносить ведьмам смертный приговор.

С еретиками инквизиции было проще. Их поведением можно было манипулировать, обещая снисхождение. На костёр возводили, главным образом, упорствующих грешников. Тех же, кто отрёкся от ереси, могли даже освободить из‑под стражи… С ведьмами духовные судьи так поступать изначально не могли. Оставалось вымучивать у них роковое признание…

Интересно, что в эпоху раннего Средневековья пытка была чужда европейскому правовому сознанию. Церковь тоже до поры чуралась этого средства. Только рост ересей заставил Церковь изменить свои взгляды.