Актуальность нашего исследования

 

В действительности, современные западные направления в эзотерике полностью противоположны таким буддистским концепциям и очень далеко отстоят от традиции индуизма. Похоже, однако, что большинство авторов, говорящих от имени новых направлений, об этой разнице предпочитают умалчивать. Они стараются выражаться так, чтобы у читателя возникло впечатление, что, присоединившись к ним, он примкнет к многовековой и мощной традиции, насчитывающей уже многие тысячи лет и миллионы верных последователей. Аргументируется все это тем, что такое количество людей просто не могло же ошибаться в течение столь продолжительного времени. Словно заблуждение, повторенное множество раз, станет от такой повторяемости истиной, будто его истинность гарантирована тем, сколько человек повторит это утверждение. При всем при этом, ведь в течение многих тысячелетий миллионы людей считали, что наша Земля – плоский диск, а она при этом спокойно продолжала оставаться шаром.

Итак, Запад не стал последовательным продолжателем восточных концепций. Слишком велики были культурные различия. Уже появилось довольно много чисто западных течений, и появляются все новые и новые. У всех у них есть одна общая черта. Все они, прямо или косвенно, оказываются плодом общения с миром иным, с духами умерших, уже совершивших переход за завесу смерти, «уход», и они делятся с нами опытом такого перехода и предупреждают о том, что нас там ждет. «Ушедшие» поддерживают общение с нами с помощью самых разных средств, будь то: вертящийся стол, медиум, перевернутый стакан или дощечка, автоматическое письмо, магнитофон, радиоприемник, телефон, компьютер, астральное путешествие и т. д.

Многие, конечно, придут в недоумение от того, что я столько внимания уделяю подобной литературе. Но пусть они повнимательнее оглядятся вокруг. Уже почти совсем исчезли магазины религиозной книги. Вместо них появились так называемые «плюралистические» книжные, в которых можно найти литературу на любой вкус, от классических текстов восточных религий до пособий по черной магии, а также широкий спектр литературы по астрологии, нумерологии, таро, исламу и каббале, эзотерике и парапсихологии. Христианству там отведена одна небольшая полочка, одна среди многих. Хотим мы того или нет, но дело обстоит именно так. Феномен этот будет и далее лишь обостряться, если, конечно, будет продолжать прогрессировать наблюдаемый нами сегодня упадок церкви.

Потому что все эти феномены общения с миром иным, на мой взгляд, очень важны и серьезны. Нельзя просто отмахнуться от них, не разобравшись, в чем там дело. Феномен этот существует, и значительная часть сообщений из мира иного, действительно, поступает к нам от наших дорогих умерших, продолжающих жить в совсем другом измерении[105].

Конечно, именно это ощущение бесспорности контакта с миром иным и придает подобным сообщениям особую убедительность. Контакт этот может продолжаться годами и нередко сопровождается необычными знаками, так что, в итоге, те, кому были сделаны такие знаки, уже не сомневаются в том, откуда они их получили.

Проблема, а проблема тут имеется, и немалая, состоит в том, что подобные сообщения не согласуются между собой. Речь, всякий раз, идет о захватывающих теоретических построениях, зачастую довольно сложных, в которых разрешаются все основные метафизические проблемы; о сложных космогониях, в которых четко прописана иерархия всех начал вплоть до промежуточных сущностей. Но, за исключением нескольких точек соприкосновения, каждая новая такая система ни капельки не похожа на предыдущую. Мы находимся перед той же проблемой, какая возникла во времена гностиков, когда было бесчисленное множество систем и течений. Все это, однако, производит впечатление сугубо рассудочных, очень произвольных и довольно безжизненных, по большому счету, конструкций.

Мне бы хотелось, для начала, чтобы последователи каждого такого откровения, каждой системы, потрудились ознакомиться с сообщениями, полученными другими группами. Но эти другие группы чаще всего расположены в других странах и получают сообщения на других языках. Каждая группа знать ничего не знает об остальных и поэтому считает себя единственной и наделенной особой миссией по спасению мира. Однако, если бы те, кто получают подобные сообщения (нередко, и правда, содержащие весьма важные откровения), смогли бы принять к сведению то, как бесконечно разнообразны переданные таким образом системы, они бы начали осознавать, как сложны сами механизмы подобных контактов, а значит, смогли бы начать относиться и к полученным сообщениям с должной дистанцией.

Но давайте обзорно посмотрим хотя бы на некоторые из таких, наиболее известных откровений. Я ограничусь здесь упоминанием лишь нескольких, самых известных авторов. Я знаю, что мой выбор покажется кому‑то чрезмерно субъективным, но все дело в том, что подобных «откровений» просто слишком много! В любом случае, здесь речь пойдет не о сравнительном анализе их ценности, но об общей эволюции понятия «карма» на Западе.

 

Аллан Кардек

 

Аллан Кардек[106] был настоящим первооткрывателем того, что уже потом, из его рук, получило им же изобретенное название – «спиритизм». Конечно, общение с «духами» случалось и до него. Оно случается во все времена и во всех культурах. Уже даже были подробные описания Рая, Ада и Чистилища – например, текст Сведенборга в XVIII веке. Но харизма Сведенборга представлялась чем‑то необычным и уникальным. Тогда как Аллан Кардек систематизировал информацию об общении с миром иным и показал, что доступно оно почти всем. Причем обобщения были сделаны не им одним единолично, но стали итогом контактов с миром иным целой группы людей. Однако, как это часто бывает, его многочисленные последователи и продолжатели его дела часто огрубляют и упрощают его учение, что в итоге приводит к ложному истолкованию его идей. Во Франции спиритические кружки «кардекистов» немногочисленны, но зато в Бразилии существует целое мощное движение, насчитывающее не менее тринадцати миллионов членов. Многие из них, к тому же, еще и добрые католики. Группы спиритов, часто относящие себя к последователям Кардека, довольно многочисленны и в других странах Латинской Америки.

Стоит тут отметить один любопытный факт: многие сторонники идеи реинкарнации сегодня склонны приписывать эту идею и Аллану Кардеку, причем без всякого основания. В качестве довода они приводят обычно знаменитую фразу, выгравированную на надгробии учителя: «Родиться и умереть, родиться снова и беспрестанно совершенствоваться, таков за кон». Речь тут будто бы идет об универсальном законе, касающемся всех людей, согласно которому все люди должны опять возвратиться на землю, чтобы прожить на ней снова новые жизни, и так множество раз. Но учение Аллана Кардека говорит совсем не об этом. По его мысли, есть лишь две разновидности усопших, которым придется вернуться на землю: это те, кто не преуспел в духовном совершенствовании, для них повторное рождение на земле будет обязательным; а также те, кто возвращается, чтобы закончить или выполнить определенную миссию, и вот для них возврат на землю будет сугубо добровольным.

Иными словами, лишь плохих учеников оставляют на второй год. «Является ли это необходимостью – родиться вновь на Земле? – Нет, но если вы не продвигаетесь, то тогда вы рискуете попасть в какой‑нибудь другой мир, который стоит не больше и может оказаться даже хуже этого»[107].

А вот суждение о тех, кто не довел свою миссию до конца: «Дух, продвинувшийся в земном своем существовании, может ли он иногда воплотиться снова в том же самом мире? – Да, если не смог исполнить своей жизненной задачи, и тогда он сам может испросить разрешения довершить ее в новом существовании: но это уже не будет для него испытанием»[108].

Наши следующие жизни должны, по Аллану Кардеку, в нормальном случае протекать уже в других мирах, каждый раз в гармоническом соответствии с той духовной эволюцией, которая имела место в предыдущей жизни. Эта мысль очень четко выражена в «Книге Духов», например, в параграфе 985:

«Воплощение души в мире менее грубом, является ли оно возмещением? – Это следствие ее очищения, ибо по мере того, как духи очищаются, они воплощаются в мирах все более совершенных, покуда не сбросят с себя всякую материю и не отмоются от всех ее нечистот, дабы вечно наслаждаться блаженством чистых духов на лоне Божьем»[109].

Итак, Аллан Кардек использует термины «воплощение» или «реинкарнация», но лишь для того, чтобы выразить мысль, что в мире ином у нас будет тело, все более одухотворенное на каждом новом этапе. И тут мы с вами оказываемся гораздо ближе к Оригену, или даже к апостолу Павлу или святому Григорию Нисскому. Мы будем переходить «из славы в славу», как говорит апостол Павел (2 Кор 3, 18), и «от начала к началу, через начало события, у которого нет конца», как говорит св. Григорий. То есть речь здесь у Аллана Кардека, также как у индуистов и буддистов, идет об «очищении», совершающемся при переходе из одной жизни в другую, но климат такого очищения выглядит уже совсем по‑другому. Речь идет уже не о попытке избежать адского круговорота рождения и смерти, а просто о прохождении разных этапов необходимого пути эволюции. Те жизни, которые предстоят нам после смерти, будут тогда не возвращением, не «круговоротом»: наоборот, они выстраиваются по прямой, по линии, бесконечно поднимающейся ввысь. Мы оставляем столь характерную для индийской мысли круговую концепцию времени, чтобы вернуться к иудео‑христианской линейной концепции. С психологической и духовной точки зрения, отличие принципиальное! Каждая из наших жизней при этом приобретает смысл, что можно выразить в двух словах: направление и значение.

К тому же Аллан Кардек, после многочисленных сеансов медиумического общения с «духами», пришел к твердому убеждению: умерший продолжает жить в мире ином и целиком и полностью сохраняет там свою личность. И тут мы уже весьма далеко ушли от буддизма. Вдобавок к этому, мы, попав в мир иной, испытаем там огромную радость от встречи с теми, кого здесь так любили. Ссылаясь на опыт всех уже имевших место случаев медиумического общения «с нашими родными и друзьями, покинувшими землю прежде нас»», он добавляет: «Нам радостно знать, что они счастливы, радостно от них самих узнать подробности их нового существования и приобрести уверенность в том, что и мы, в свою очередь, присоединимся к ним»[110]. Он, правда, не слишком вдается в объяснения, каким образом существа, живущие в совершенно разных мирах, принципиально отличающихся с точки зрения их эволюции, смогут, тем не менее, в один прекрасный день «воссоединиться», но главное тут все‑таки четко проговорено: личность каждого человека сохраняется, и он сможет узнать и вновь обрести тех, кого любил.

 

Леон Дени

 

После Аллана Кардека движение спиритизма возглавил Леон Дени (1846–1927), и его учение по многим пунктам оказалось совершенно иным. Во‑первых, по Леону Дени, наша эволюция начинается гораздо раньше, ведь наша душа медленно возрастает, проходя при этом через разные стадии, от животного мира до возможности стать человеком. Во‑вторых, протекает эта эволюция намного медленнее, ведь нам понадобится множество воплощений на этой земле, пока мы сумеем, наконец, взмыть к лучшим мирам. Похоже, что порой душа может даже регрессировать, чего совсем не было у Аллана Кардека:

«После бесчисленного множества смертей и новых рождений, падений и взлетов, освободившись от реинкарнации, она возрадуется в небесной жизни…»[111]

И все же у обоих этих авторов есть одни общий элемент, вполне согласующийся к тому же с индийскими образцами: это закон кармы. Наше последующее воплощение предопределено чем‑то вроде естественного закона, зависящего от нашего поведения в жизни предыдущей. И снова: каждый здесь отвечает только сам за себя. «Дух в себе самом несет элементы своего счастья или несчастья; он счастлив или несчастен в зависимости от степени своего нравственного очищения; он страдает от собственных несовершенств, естественные плоды которых он пожинает, а вовсе не от специального и именно ему адресованного наказания и осуждения»[112].

Это может привести к очень жесткой концепции кармы. У Леона Дени, например, она дана так: «Давайте уважать умственно отсталых, калек, сумасшедших. Пусть боль станет для нас сакральной! В гробнице тела дух бодрствует и страдает, потому что, в самых глубинах личности, он осознает свою нищету и низость. Поостережемся, как бы и нам из‑за несдержанности и излишеств, не заслужить в свою очередь их участь»[113]. В этом тексте, как и во многих других, ему подобных, не предлагается никакого другого объяснения страданий в этой жизни. Любое страдание в этой жизни неизбежно связано с попранием Божьего закона в предыдущей.

 

Елена Блаватская

 

Параллельно движению спиритизма, начало которому положил Аллан Кардек, развиваются и другие течения подобного рода. Например, в Англии появляется теософия, разработанная Еленой Блаватской (1831‑1891) и получившая развитие затем у Анны Безант и Чарльза Ледбитера. Жизнь этой гениальной авантюристки была полна событий и такого опыта, какой мало кому выпадает на долю. Она совершила не одно, а несколько кругосветных путешествий, причем было это в то время, когда путешествовать было во много раз сложнее, чем теперь. Она живала среди краснокожих, интересовалась мормонами, водуизмом, несколько раз останавливалась в японских храмах, побывала в Бирме, на полуострове Малакка, на острове Явва, в Китае и т. д. Но больше всего ее привлекал Тибет. Она сумела попасть туда задолго до Александры Давид‑Неэль, хотя до Лхасы так и не добралась.

Речь идет о колоссальном труде, написанном в состоянии неглубокого транса. Ей предстал Учитель из мира иного, который, как на экране, показывал ей фразы (причем никто, кроме нее, не мог их видеть), она же просто записывала их. Она всегда утверждала, что сама ни за что не смогла бы написать те тексты, которые просто списывала с образца в состоянии транса.

Удалось установить, что все те многочисленные цитаты, которые приводит Блаватская в своем труде, даны точно и без искажений. Речь, видимо, идет о книгах, которые она никогда не читала, и большинство из которых она бы никогда и не смогла прочесть, поскольку это довольно редкие книги. Некоторые из них, например, можно было найти лишь в Ватиканской библиотеке или в Британском музее.

Но при этом, в целом, ее творчество приводит читателя в замешательство. Нет никакого плана, никакого движения мысли. Мы находим здесь разнообразные переклички чуть ли не со всеми существующими религиями и набор весьма категоричных утверждений на самые разные темы. Вот, например, посмотрите, а то я уже давно вас не веселил. Вот только один отрывок из «Тайной доктрины», открытый буквально наугад:

«Со временем, в воздухе будет все больше и больше эфира. Когда эфир наполнит воздух, тогда дети будут рождаться без отцов. В Вирджинии есть необычная яблоня, она не цветет, но приносит плоды, похожие на ягоды и без косточек. Постепенно этот процесс охватит животных, а затем и людей. Женщины понесут детей без оплодотворения, а в Седьмом Круге появятся мужчины, которые и сами смогут размножаться. В Седьмой Расе Четвертого Круга люди каждый год будут менять кожу, у них будут новые ногти на руках и на ногах. Люди станут сначала более душевными, а потом более духовными. Под конец, в Седьмом Круге, родятся безгрешные Будды. Самым долгим будет Четвертый Круг Кали‑йоги, а последующие Пятый, Шестой и Седьмой будут совсем короткими»[114].

Я уверен, что нельзя свести все учение Блаватской лишь к подобным нелепостям. Я знал многих глубоко духовных и достойных всяческого уважения людей, относившихся к ее творчеству с огромным интересом. Но, конечно, подходили они к ее идеям выборочно, далеко не все в них принимая.

Бесспорным остается и тот факт, что в истории сыграла она довольно существенную роль. Завоевавший Индию Запад очень долго относился с долей презрения ко всем индийским религиозным традициям. «Цивилизованные», то есть выросшие на Западе или под западным влиянием инду сы, тоже разделяли в этом точку зрения своих хозяев. Тогда как созданное Блаватской движение вернуло индусам гордость за свою культуру. Так, ее влияние на юного Ганди в этом смысле оказалось решающим. В 1954 президент Индийской республики Р. Прасад признал, что Теософское общество заложило основы либеральной системы национального воспитания и образования в Индии:

«Сегодня, когда мы стали свободными, – сказал он, – и когда мы сами можем работать над собственным будущим, не стоит забывать, чем мы обязаны Теософскому обществу».

Блаватская сумела также познакомить Запад с древними индийскими традициями и положить начало волне интереса к ним. Без нее у нас сейчас были бы, как и прежде, ученые, хоть и изучавшие эти традиции пристально и страстно, но подходившие к ним лишь как к мертвому объекту знания, как к артефакту прошлого. Она же внесла в это знание новую струю, так что древняя культура предстала перед современным человеком как вечное и непреходящее сокровище, пригодное для человека и сегодня, и завтра. Мы увидим далее, что многие ученые теперь вполне с ней в этом согласны.

Мы находим, конечно, в ее произведениях и доктрину кармы, последовательного круговорота смертей и рождений. Она открыла для себя эту доктрину в индийской традиции и решила, что там она занимает центральное место. Но настоятельнее всего в своих произведениях она говорит о цикличности и эволюции, а не о самом законе кармы и о подробностях его применения. Кроме того, она особенно настаивает на реинкарнации тех, кого она называет «Гигантами истории», будь то Будда, Иисус, Александр Великий или Наполеон. Их возврат на землю объясняет для нее возврат некоторых великих идей, влекущих людей к добру или ко злу.

 

Рудольф Штайнер

 

В Германии Рудольф Штайнер (1861–1925), пройдя через период увлечения теософией, создал в итоге свое собственное движение: антропософию. Система Рудольфа Штайнера лучше вытроена и более структурирована, чем мысль Елены Блаватской. Его творчество весьма обширно, почти сорок томов произведений. Он никогда не претендовал на то, что пишет под диктовку духов. Более того, даже мысль о возможности так писать вызывала у него содрогание. Но зато он погружался в глубокие медитации, очень напоминающие самогипноз. Иногда он являлся кому‑нибудь и, на свой манер, нередко настигал недавно умерших в мире ином, за чертой смерти.

Когда закончились нацистские преследования, его ученики вновь объединились и продолжили работу, так что их влияние в германоязычном мире все растет и растет. Они пытаются ввести свою доктрину в педагогику и в систему школьного обучения наравне с традиционными религиями. Существуют школы, в которых учебный процесс основан на идеях антропософской педагогики, фермы, созданные на основе антропософских идей о сельском хозяйстве, клиники и больницы, придерживающиеся данного учения.

Закон кармы в этой системе выражен вполне определенно, даже слишком определенно, как и все положения этого учения, выраженные с авторитарностью, не допускающей никаких возражений. Реинкарнация тут совершается всегда на земле. Похоже, череда смертей и рождений бывает довольно длинной. На карму, приобретаемую в течение жизни, очень сильно влияет пол человека: тот, кто родился мужчиной, в следующем воплощении обязательно будет женщиной, и так далее[115].

В этой системе напрочь отсутствует идея последовательного очищения, столь характерная для индийской мысли; вернее, очищение тоже имеет место, но это лишь бонус к подлинному обогащению всех наших личностей. Акцент сделан не на освобождении от чего‑то, а на прогрессе.

Закон кармы здесь уже значительно переработан. Он действует, но механизм его действия столь сложен, что просто невозможно вычислить его в конкретных жизнях конкретных людей. Существует индивидуальная карма, карма человечества, карма земли и, наконец, карма Вселенной. И их сочетания всегда создают довольно причудливые комбинации[116].

И это не какая‑то там малозначительная подробность, нет. Такая сложность выводит на сцену понятие о солидарности всех людей. И тут мы видим колоссальную перемену! Это понятие пробивает брешь в законе «каждый сам за себя», который ведь изначально был самой сутью, сердцевиной закона кармы.

И наконец, в центре истории человечества – Христос. Синтез Рудольфа Штайнера, как и Аллана Кардека, христоцентрический. Христос берет на Себя и разрешает в Себе последствия всех наших грехов и ошибок. И к тому же, Он дает каждому человеку силу преодолеть груз своей кармы[117].

Так что пейзаж вокруг нас кардинально поменялся: мы уже не в той картине оставленности и тотального одиночества, столь характерной для понимания кармы в индийской мысли. Здесь карма обозначает всего лишь связь причины и следствия в каждом из наших поступков. А мы с вами уже заметили, что такая связь (хотя самого этого слова у нас еще не было) проповедована в Евангелиях и даже раньше, во всей ветхозаветной традиции.

 

Современные авторы

 

Современные защитники идеи реинкарнации немало размышляли над понятием кармы, и, как и Рудольф Штайнер, обращали внимание на его сложность. Ведь закон кармы связан с идеей необходимости эволюции, прогресса, т. е. движения вперед, к тому, чтобы суметь, наконец, разделить жизнь с Богом. Но качество новой жизни, счастливая она или несчастная, уже не зависит автоматически от того, как мы вели себя в жизни предыдущей. Самые глубокие авторы акцентируют внимание на разнообразии ситуаций, и соответственно, на разных возможных решениях в каждом случае.

 

Мари‑Пиа Станлей

 

Вот пример автора, не претендующего на репутацию человека, получившего откровение непосредственно из иного мира. Мари‑Пиа Станлей вполне разделяет теорию перехода из одной жизни в другую (реинкарнации), но после множества прочитанных книг и собственных многолетних размышлений она вполне осознала и усвоила все проблемы, связанные с этой доктриной. Так, она сама обращает внимание на «перегибы» интерпретаций, основывающихся на элементарном автоматизме:

«Склонность видеть во всех наших бедах бумеранг, залетевший из нашей прошлой жизни, неизбежно ведет к следующему шагу: каждое приятное событие начинает тогда представляться вознаграждением… Учителя, воистину достойные этого звания, возражают против такой слишком жесткой интерпретации, соглашаясь при этом, что последствия всех наших поступков все же отзовутся в той или иной жизни, но такой отзвук не обязательно будет выглядеть благодеянием или наоборот»[118].

Она идет и еще дальше и говорит о многообразии возможных видов реинкарнации:

«Реинкарнация не знает ни архетипа, ни строгого закона, есть лишь множество индивидуальных случаев со всеми их бесчисленными нюансами. Например, бывают жизни‑прививки, которые реализуют прежние мечты лишь для того, чтобы сберечь душу на будущее и очистить ее от ностальгии по прошлому как от заразной болезни. А бывают жизни‑противоядия, которые идут вразрез с предыдущими, чтобы восстановить нереализованные тенденции; бывают жизни‑марафоны, в которых быстрое продвижение вперед похоже на бег с препятствиями; жизни‑молоты, про должающие выковывать все тот же болезненный опыт. Жизни‑тупики, жизни‑ракеты… И когда все эти случаи множатся и разрастаются у нас на глазах, уже невозможно кричать с апломбом; вот это наказание, а вот это воздаяние!»[119]

И ведь уже Аллан Кардек, а позднее и Шри Ауробиндо признавали, что душа, пребывающая в промежутке между двумя воплощениями на земле, может свободно выбрать себе новое существование, в зависимости от той кармы, которую ей еще нужно очистить.

 

 

«Кружок Флоренция 77»

 

И все же, для большинства авторов, такая «свобода» все еще остается весьма иллюзорной. Этим объясняются, например, тексты, полученные в Италии «Кружком Флоренция 77» («Cerchio Firenze 77»). Речь идет о сообщениях из мира иного, которые разные собеседники передавали оттуда в течение тридцати семи лет через одного потрясающего медиума: Роберто Сетти (1930–1984). Это огромное наследие опубликовано на сегодняшний день уже в восьми томах, причем к ним впридачу выходят еще и дополнительные издания, в которых даются добавочные сведения, позволяющие лучше воспринять информацию, содержащуюся в основных томах, и более подробно представить историю кружка[120]. Появившись где‑то через сто лет после Аллана Кардека, эти книги стали в Италии как бы аналогом его сочинений во Франции. Конечно, в мире ином тут на связи была совсем другая группа духов, не та, что вдохновляла Аллана Кардека. Но синтез здесь тоже выстроен довольно продуманно и сильно и тоже удовлетворяет самым высоким философским и моральным требованиям, чем и объясняется столь серьезный успех и все возрастающее влияние этих книг у тех, кто разочаровался в традиционных религиях. Не читающий по‑итальянски читатель, конечно, вряд ли наслышан об этих книгах, но это еще не повод предать их забвению, – я глубоко убежден, что эхо их отзовется со временем и у нас, также как постепенно дошли до нас и книги Штайнера и Блаватской.

Поясним для тех, кто сомневается в подлинности феномена, что Роберто Сетти произносил эти тексты в состоянии глубокого транса, так что сам потом узнавал их содержание уже из рассказов своих друзей или из магнитофонной записи.

Итак, духи, вышедшие с ним на связь, объяснили, что такая свобода выбора всего лишь иллюзия: если вас мучит жажда, а поблизости есть вода, вы решите выпить эту воду и останетесь при убеждении, что реше ние ваше было свободным и добровольным. Точно так же и душа, обладающая потребностью в развитии и совершенствовании и, в частности, в определенных благоприятных условиях для такого развития, когда вдруг обнаружит стечение таких благоприятных условий, решит, что выбрала их сама, свободно и добровольно[121]. Итак, эти корреспонденты из иного мира считают, что не нужно питать иллюзий. Закон кармы определен и весьма категоричен, даже если применение его к реальности и оказывается довольно сложным.

Эти же корреспонденты настаивают на одиночестве каждого человека на пути самосовершенствования. «Это не имело бы никакого смысла, а значит и вправду невозможно, чтобы кто‑то смог взять на себя карму другого, хотя некоторые и претендуют на это, утверждая, что сильный учитель может взять на себя карму своего ученика. Но если правда в том, что карма дана нам ради нашего продвижения по пути познания, тогда так поступивший учитель навредил бы тем самым своему ученику, так как отнял бы у него возможность самосовершенствования»[122].

Итак, мы видимо, что христианской перспективе полного или хотя бы частичного участия в спасении другого человека здесь просто нет места. Но концепции «Кружка Флоренция 77» начинают расходиться также и с индийской традицией, и с традицией Аллана Кардека. Здесь еще можно встретить классические утверждения о том, что наша будущая жизнь зависит от нашего поведения в этой, или что скупец в будущей жизни станет жертвой другого скупца. Но появляется и уже совсем другой дискурс. Какие‑то другие собеседники из мира иного (а может быть и прежние, не страшась того, что противоречат сказанному ранее) объяснили нам, что речь при переходе из одной жизни в другую идет вовсе не об очищении. Нет! Самое главное – это обогащение нашего высшего сознания, а этого невозможно достичь всего за одну земную жизнь: «Невозможно живому существу всего за одно земное воплощение достичь той степени сознания, при которой можно воспринять самые высокие нравственные и религиозные идеалы»[123]. И не так уже и важно, в каком порядке мы сделали эти наши инвестиции в собственное сознание: «Тот факт, что одно из наших предыдущих воплощений на земле пришлось, скажем, на эпоху Французской революции, а другое было по времени раньше, в период Ренессанса, не играет, на самом деле, никакой роли. Строго говоря, для личностной эволюции важно лишь то, что оба эти воплощения имели место, больше ничего»[124].

Итак, мы видим, что разница тут принципиальная. Речь идет теперь не об очищении, не о последовательном освобождении от чего‑то, но об обогащении, о последовательном приобретении. Уже нет протяженности существования при переходе из одной жизни в другую, медленного и постепенного подъема, а есть лишь композиция, постепенно образуемая в мире ином, причем порядок компонентов в ней уже не играет никакой роли.

 

Джейн Робертс

 

Одним из бестселлеров литературы такого рода стали, конечно, откровения, полученные Джейн Робертс от существа, известного под именем Сет. Оказалось, словно бы случайно, что так же звали и одного из великих гностиков первых веков нашей эры, иранского направления мысли. Он был рожден от Адама и Евы, но не плотским рождением, как Авель и Каин, и был вознесен на небо Высшей Матерью, открывшей ему секреты вышнего мира. Есть целый ряд книг, повествующих об этом мифическом имени[125].

Итак, Сет через Джейн Робертс дает свое, довольно своеобразное толкование кармы. Мы, как определенная «личность», характеризуемая нашим внешним «Я», проживем лишь одну‑единственную жизнь. Но зато на более глубоком уровне множество внешних «Я», или личностей, образуют некое единое «существо», или мое глубокое «Я».

Такая интерпретация подходит уже очень близко к концепции, которая мне лично кажется весьма интересной. Уже сделан не один шаг в этом направлении[126]. Каждому уровню существования тут соответствует определенный уровень сознания, а сознание высшего уровня контролирует или интегрирует все низшие уровни. Так сознание атома включает в себя сознания составляющих его частиц, сознание молекулы включает в себя сознания составляющих ее атомов, и так далее, так что все наши внешние, поверхностные «Я» оказываются в итоге интегрированы в высшее сознание. Так выглядит, в частности, теория «объединения», разработанная течением мысли, получившим название Принстонского гнозиса[127].

Сет объясняет, что на уровне такого глубинного «Я» время уже не играет никакой роли. Поэтому для него и не существует жизни, которая по времени предшествует той, что у нас сейчас. Ему, конечно, сразу возразили: а как в таком случае вообще может существовать причинно‑следственная связь при переходе из одной жизни в другую, и как здесь возможен прогресс? Какое‑то время Сет уклонялся от объяснений, но, в конце концов, признал, что, да, он и в самом деле несколько упростил ситуацию, чтобы нам было понятнее: «Прошлый опыт не будет причиной настоящего опыта. Вы формируете прошлое, настоящее и будущее одновременно».

И это, заметьте, «работает» не только внутри одной жизни, но и при переходе от одной жизни к другой. И если мы, в итоге, находим похожие элементы в самых разных жизнях, то речь тут идет не столько о похожести, сколько о том факте, что всеми этими жизнями правит одно и то же глубинное «Я»[128].

Это уже совсем новая концепция. Слово «карма» все еще встречается на уровне привычных для Сета упрощений. Но это уже не закон причинно‑следственной связи, который мы обычно связываем с представлением о карме, а что‑то совсем другое.