Мая 20ХХ года, 12:30, квартира Романовых, город Касторово

 

Владимир Фёдорович, отец Дмитрия Романова, вышел встречать Лену на остановку. Она поначалу отказывалась от такого повышенного внимания, но, когда провожатый продемонстрировал ей систему (а вернее, полное отсутствие оной) в нумерации домов, и оказалось, что нужный тридцать пятый дом находится позади семьдесят восьмого, но его окружает двухметровый забор, обходить который нужно не по асфальтовой дорожке, казалось бы, единственно верному пути, а по выбитым до синевы кочкам среди травы… Елена не уставала благодарить Владимира Фёдоровича, что он не поленился встретить гостью.

– Да там та дорожка упрётся в такой же забор, тут хотели точечную застройку делать, заборы поставили, даже материал свозить начали, а потом началось – кризис, перестановки наверху…

– И эту стройку свернули?

– И эту, и многие другие.

– Но вам, наверно, даже радоваться нужно, вместо стройки – детская площадка?

– Где? Тут? Тут место выгула собак и ночёвок пропоиц.

– А где же дети гуляют?

– Да по ту сторону, – неопределённо махнул рукой мужчина и резко помрачнел:

– Мы там с Димой гуляли. А Сташины с Олей. Там… – он придержал шаг, прищурился, отвернулся. – Там они друг друга в первый раз и увидели. Они в песочнице играли. Дима стукнул Олю совочком, а она надела ему на голову ведёрко. Кто же мог знать, кто мог знать…

Лене стало не по себе.

Она понимала, что надо бы что‑то сказать, какие‑то слова утешения, ободрения, поддержки, но все они скомканным наждаком крутились в горле. Даже классическое, общепринятое «мои соболезнования» казалось донельзя глупым и фальшивым.

– Я… – Марченко заговорила и не узнала своего голоса. – Я сделаю всё, слышите, всё, что в моих силах. Я… не одна здесь, у меня есть надежда. Он…

Мысли путались, слова не желали укладываться во внятные фразы.

– Я не одна здесь. Вы же обратились в «Отдел «Т.О.Р.», со мной приехал консультант, то есть, экстрасенс, я тоже сначала не верила, но…

Владимир Фёдорович повернулся к ней, и Лена удивилась невероятной жёсткости взгляда:

– А я верил. Верю. Буду верить. Я знаю, что вы поможете. Понимаете? Знаю. Знаю, что есть правда, которая всегда выходит наружу, и что есть справедливость, которой вы поможете восторжествовать.

До квартиры шли молча. Вокруг бушевал май: жаркий ветер трепал траву, кусты, деревья, цветы на балконах; с детской площадки долетали смех, крики, скрип качелей, стук мячей. Лена смотрела на всё это словно сквозь серый фильтр, приглушающий яркость. Слышала как сквозь вату.

Понимала: они со Скрипкой никогда не смогут утешить родителей Димы и Оли. Но… вдруг у них всё получится, истина, действительно, выйдет наружу, и две семьи, Романовы и Сташины, обретут покой?

Понимала: о каком покое она думает… это всё слова. И то, что время лечит – тоже слова. И торжество справедливости, и вся эта правда – ничто не вернёт к жизни Ромео и Джульетту…

Квартира Романовых встретила Марченко тёплым сумраком квадратной прихожей и заливистым лаем вислоухого беспородного щенка. Он вылетел навстречу хозяину, но обнаружил на своей территории чужака и теперь старательно прыгал, припадая на передние лапы, и верещал, словно нежданный гость мог испариться, если пёсик залает погромче. Владимир Фёдорович заглянул в зал и прошёл на кухню.

Щенок подскочил ещё ближе.

– Ой, – сказала Лена. – Я, конечно, не боюсь собак, но…

– Буся! Буся! – позвали юного охранника из зала, и он, радостно вскидывая хвостом, поскакал на голос хозяйки. Та не замедлила явиться, уже со щенком на руках. Он крутился веретеном, но больше не лаял, только тихо повизгивал от счастья.

– Здравствуйте, меня зовут Светлана, а вы – Елена Валерьевна?

– Э… лучше просто Елена, – Марченко оценила обстановку и мгновенно приняла решение, что для этих людей, да и для неё самой комфортнее будет именно так. – Милый… очень милый Буся. И имя такое милое.

– О, на самом деле его зовут Луи Буссенар, – вздохнула Светлана, и на её лице расцвела бледная улыбка. – Когда мы принесли его в дом, он первым делом влез на журнальный столик, где лежала книжка «Похитители бриллиантов», и отгрыз ей корешок.

– Мило… – повторилась Лена, чувствуя себя ужасно неловко.

Во‑первых, она всегда так себя ощущала, попадая домой к людям, с которыми её сводили дела следствия. Во‑вторых, начав работать в отделе «Т.О.Р.», постоянно испытывала некую подвешенность и неопределённость, разговаривая с клиентами без «консультантов» – не могла же она что‑то обещать за своих коллег, не зная, на что они способны, а что – не могут сделать!

В‑третьих, её накрывало странное чувство вины каждый раз, когда встречалась с родственниками погибших. Она, Елена, была жива. А их близкие – нет. От того, что убивала их не она, легче не становилось.

– Простите, – ещё раз бледно улыбнулась Светлана. – Простите, что держу на пороге, мне сложно собираться с мыслями, я сегодня немного растерянная, дело в том, что у нас тут, можно сказать, гости, мы надеялись, что вы придёте вместе с Сергеем Скрипкой…

Лена мысленно воткнула Серёже в пятую точку опоры сапожную иглу по самое ушко. Ну надо же было так «удачно» акклиматизироваться!

– К нам пришли Валентина и Пётр, родители Оли. Сташины. Вы проходите, сейчас мы познакомимся, чаю выпьем…

В зале стоял длинный узкий столик, накрытый ажурной салфеткой. Чашки, чайник, изящная вазочка с зефиром и печеньями.

Только что в кабинете Карского, в месте, вызывающем у неё отвращение едва ли не на физиологическом уровне, Лена с удовольствием выстраивала «шахматные партии» предполагаемых ответов и подбирала варианты вопросов, и всё это словно само собой проходило, не требуя никаких специальных усилий. Теперь, в уютной квартире, общаясь с приятными людьми, она путалась в простейших фразах. Ей очень хотелось помочь им, только вот как?

Сташины и Романовы были совершенно разными. И в то же время что‑то их объединяло. Марченко долго не могла понять, что, а потом вдруг догадалась: их делало схожими одно общее горе. Это оно не давало Светлане улыбаться радостно и ярко, наблюдая за выкрутасами Буси, это оно вставало стеной между внешним миром и взглядом Владимира Фёдоровича, это оно припорошило серой пылью красивые лица Петра и Валентины. Оно выбелило волосы, прорубило глубокие, преждевременные борозды морщин…

Разговор, на удивление, завязался живой и лёгкий. Не прошло и пятнадцати минут, а Лена уже забыла опасения, что может сказать что‑то не так, не то, не в тему и почти перестала замечать это странное, тягостное… может, тень беды существовала только в её воображении?

Нет. Романовы и Сташины были просто замечательными людьми, общительными, весёлыми, но в каждой шутке жила грусть, и общение выстраивалось большей частью на воспоминаниях.

– Я понимаю, что для вас это больно, однако по‑другому нельзя. Мы назначили на завтра, на одиннадцать утра, проведение следственного эксперимента… – Лена сначала сказала это непринуждённо и легко, а потом только сообразила, что всё‑таки нашла нужную точку для приложения тяжёлой фразы.

Все четверо её собеседников одновременно кивнули, а Владимир Фёдорович положил брелок с ключами на стол:

– Возьмите.

Марченко взяла ключи, взвесила на ладони. Самодельный брелок, цветочек, собранный из кусочков кожи, обвязанных крючком… интересно, кто из них вяжет?

– Я надеялась, что вы сможете присутствовать… или для вас это…

Она не договорила, но все присутствующие, кажется, поняли завершение фразы – «или для вас это слишком тяжело».

– Что вы, – усмехнулся за своей стеной Владимир Фёдорович. – Я думал, что нас не допустят, а так, если это разрешено, то мы…

– Мы бы хотели присутствовать все, – закончил за него Пётр, и Лена почувствовала, что не сможет ничего сказать в ответ.

А если скажет хоть слово – заплачет.

Марченко кивнула.

Вскоре разговор продолжился, словно и не было неловкой паузы с ключами. Лена узнавала всё больше интересных подробностей о жизни Димы и Оли. Поначалу ей сложно было понять эту странную жажду делиться рассказами о том, где «Джульетта» любила гулять, с кем «Ромео» дружил, в какой спортивный клуб ходил, в каком хоре пела Оля… потом догадалась: родители точно так же, как она сама, считали, что в незначительных мелочах может таиться разгадка происшествия. Все они могли оказаться важными для следствия.

Уже вечерело, когда Елена засобиралась в гостиницу.

– Вот… – протянула ей объёмистый пакет Светлана.

Марченко автоматически взяла его и, пока раздумывала, надо ли так сразу заглядывать и что бы там могло оказаться, Валентина развела руками:

– Там фотоальбомы и диски, где есть видео с нашими ребятами. Может быть, Сергею понадобятся.

И Лена выдала первую явную глупость за весь день:

– Наверное, вы часто их смотрите?

Родители запереглядывались и словно назначили в ходе перестрелки взглядами главного ответчика.

– Что вы, – сказал Владимир Фёдорович. – Что вы, нет, конечно. Мы не смотрим фотографии, не смотрим видео. Как‑то так получилось…