Магазинные воры будут выпороты, исхлёстаны, отшлёпаны, высечены до крови, а затем переданы в руки закона. 14 страница

Луиза говорит:

– А сейчас ты разве не счастлива?

Луиза говорит:

– Конечно, счастлива. Но разве ты не понимаешь, о чём я? Что значит – быть вот так счастливой?

– Вроде понимаю, – говорит Луиза. – Это когда мы были маленькими. В лагере гёрлскаутов.

– Ага, – говорит Луиза. – Именно. Только сначала тебе придётся избавиться от призраков. По‑моему, они негигиеничные. Могу познакомить с приятным мужчиной. Виолончелистом. Уровень сперматозоидов не слишком, зато сам очень славный.

– Какой номер? – говорит Луиза.

– Только без предубеждения, – говорит Луиза. – Ты его не встречала. И лучше не думай о нём как о номере. Я тебе его покажу. Да, и номер восемь тоже. Ты обязательно должна познакомиться с моим красавцем, номером восемь. Надо нам пообедать вместе, и я тебе о нём расскажу. Он сражён. Я его сразила.

Луиза идёт в туалет, а Луиза остаётся на месте. Она думает о призраке. Почему ей нельзя иметь и призрака, и ребёнка? Почему она всегда должна что‑то отдавать? Почему другие не могут поделиться?

И вообще, зачем Луизе другой ребёнок? Что, если он возненавидит Луизу так же, как Анна? Что, если он тоже раньше был собакой? Что, если её ребёнок возненавидит Луизу?

Когда музыканты возвращаются на сцену, Луиза наклоняется и шепчет Луизе:

– Вон он. Тот, с большими ладонями, справа.

Луизе непонятно, о ком именно говорит Луиза. У них у всех большие ладони. И на которого ей глазеть? На приятного виолончелиста, о котором ей лучше не думать как о номере? На номер восемь? Она приглядывается. С того места, где сидит Луиза, все виолончелисты кажутся красивыми. Какие они хрупкие, думает она, в своих строгих чёрных костюмах, как они позволяют музыке стекать по струнам и уходить меж пальцев. Какая беспечность. Ничего нельзя выпускать из рук.

Виолончелистов на сцене шестеро. Возможно, Луиза спала с каждым из них. Луиза думает: если бы я оказалась с ними в постели, с любым из них, то узнала бы, какие они на вкус, что любят и как. Я узнала бы, кто из них какой номер. Но они не узнали бы меня.

    

Призрак снова вырос. Стал колючим. Ощетинился короткими волосками. Они рыжевато‑коричневые и колкие на вид. Луиза думает, что сейчас к нему лучше не прикасаться. Всю ночь он снуёт туда и сюда у её кровати, по‑змеиному скользя на брюхе. Пальцами рук он впивается в доски пола, потом толкается пальцами ног. Его рот постоянно раскрыт, как будто он глотает воздух.

Луиза идёт в кухню. Открывает банку консервированной кукурузы, банку груш, финики. Кладёт всё это на тарелку и ставит перед призраком. Он проползает мимо. Может, он, как Анна, – разборчивый. Луиза не знает, что ему нужно. Луиза отказывается снова спать в гостиной. В конце концов, это её спальня. Она лежит без сна и слушает, как призрак всю ночь напролёт ползает туда‑сюда вдоль кровати, шурша по натёртым полам.

Наутро призрак оказывается в шкафу: стоит на голове, прислонившись к стенке. Хватит, думает она и едет в торговый центр, где покупает целую стопку дисков. Пэтси Клайн, Эммилу Харрис, Хэнк Уильямс, Джонни Кэш, Лайл Ловет. Она спрашивает продавца, есть ли у них йодли, но он молод и толку от него чуть.

– Ничего, – говорит она. – Я возьму эти.

Пока он прокатывает её кредитку, она говорит:

– Подождите. А вы призрака когда‑нибудь видели?

– А это, дамочка, не ваше дело, – говорит он. – Но если бы увидел, то заставил бы его показать, где он зарыл свое сокровище. Тогда я откопал бы его клад, и стал богатым, и не продавал бы вам сейчас это дерьмовое кантри. Конечно, если сокровище не проклято.

– А если никакого клада не окажется? – говорит Луиза.

– Тогда я засунул бы этого призрака в бутылку и сдал в музей, – говорит пацанёнок. – Живой настоящий призрак. Наверняка денег стоит. Купил бы себе мотоцикл и рванул в Калифорнию. И писал бы свою музыку, без всяких грёбаных йодлей.

    

Призраку, похоже, нравится Пэтси Клайн. Он, конечно, ничего такого не говорит. Но и не исчезает. Он выходит из шкафа. Ложится на пол, так что Луизе приходится его обходить. Он стал толще, плотнее. Может, при жизни он был фанатом Пэтси Клайн. Волосы на его теле поднимаются и мягко колышутся, точно их перебирает ветерок.

Джонни Кэш нравится им обоим. Луиза довольна – теперь у них есть что‑то общее.

«I’m onto Jackson! – поёт Луиза. – You big talken man»[45].

Ночью звонит телефон. Луиза садится в постели.

– Что? – говорит она. – Ты что‑то сказал?

Где она, в отеле? Она быстро приходит в себя. Призрак опять лежит под кроватью, высунув наружу руку, будто останавливает какое‑то спальное такси. Луиза снимает трубку.

– Номер восемь только что сказал мне очень странное, – говорит Луиза. – Ты пробовала кантри‑музыку?

– Да, – говорит Луиза. – Но без толку. Ему, кажется, понравилось.

– Уже легче, – говорит Луиза. – Что ты делаешь в пятницу?

– Работаю, – говорит Луиза. – А потом не знаю. Может, возьму в прокате фильм или ещё что. Хочешь зайти, посмотреть призрака?

– Я хочу привести кое‑кого, – говорит Луиза. – После репетиции. Виолончелисты тоже хотят его увидеть. Вообще‑то, они хотят для него сыграть. Всё сложно. Приготовишь нам чего? Например, спагетти. Ну, ещё какой‑нибудь салат, хлеба чесночного. Я принесу вино.

– Сколько виолончелистов? – говорит Луиза.

– Восемь, – говорит Луиза. – И Патрик занят. Так что я могу привести Анну. В образовательных целях. Твой призрак всё ещё голый?

– Да, – говорит Луиза. – Но ничего. Он оброс шерстью. Можешь сказать ей, что это собака. Так чего ждать?

– Всё зависит от призрака, – говорит Луиза. – Если ему понравятся виолончелисты, он уйдёт с одним из них. Залезет в какую‑нибудь виолончель. Говорят, для музыки это очень хорошо. И для призраков тоже. Они как маленькие рыбки, которые живут на больших рыбах. Прилипалы. Номер восемь как раз мне это объясняет. Он сказал, что инструменты с привидениями – не просто инструменты. У них как будто есть душа. Музыкант больше не играет на инструменте. Он – или она – играет на духе.

– Не знаю, как он туда поместится, – говорит Луиза. – Он довольно большой. Не всегда, правда.

Луиза говорит:

– По‑видимому, виолончели внутри куда больше, чем кажутся снаружи. И потом, тебе‑то он всё равно не нужен.

– Да вроде нет, – говорит Луиза.

– Если слух разойдётся, музыканты начнут стучать в твою дверь с утра до ночи и с ночи до утра, – говорит Луиза. – И попытаются его украсть. Никому не говори.

    

Глория и Мери приходят навестить Луизу на работе. Через неделю они с группой уезжают в Грецию. Объездят все острова. Вместе с Луизой они заказывали отели, экскурсии, автобусы и паспорта. Луиза им нравится. Они рассказывают ей о своих сыновьях, показывают фото. Они считают, что ей надо выйти замуж и родить ребёнка.

Луиза говорит:

– Кто‑нибудь из вас видел призрак?

Глория трясёт головой. Мери говорит:

– Дорогая моя, да постоянно, пока не выросла. Это наследственное, призраки и всё такое. Сейчас, конечно, вижу их меньше. Зрение уже не то.

– И что вы с ними делаете? – говорит Луиза.

– Да ничего, – говорит Мери. – На хлеб их не намажешь, поговорить с ними – вряд ли, да и денег на них не заработаешь.

– Я однажды баловалась со спиритической доской, – говорит Глория. – С другими девчонками. Мы спросили, за кого выйдем замуж, и она назвала имена. Я забыла какие. По‑моему, она не угадала. Потом мы испугались. Мы спросили, с кем мы говорим, и она написала З‑Е‑В‑С. А потом пошла какая‑то мешанина из букв. Чушь.

– А как насчёт музыки? – говорит Луиза.

– Я люблю музыку, – говорит Глория. – Иногда плачу, если песня хорошая. Раз я видела выступление Фрэнка Синатры. Ничего особенного.

– Музыка потревожит привидение, – говорит Мэри. – Одна музыка их пробуждает. Другая успокаивает. Мы раньше ловили духов в скрипку моего брата. Это как рыбу удить или собирать светлячков в банку. Но мама всегда говорила, чтобы мы их не трогали.

– У меня есть призрак, – сознаётся Луиза.

– Ты не могла бы кое‑что у него спросить? – говорит Глория. – На что похожа смерть? Я всегда хочу побольше узнать о том месте, куда отправляюсь. Я‑то не против перемены мест, но хочется знать, как там будет. Иметь какое‑то представление.

    

Луиза спрашивает призрака, но он ничего не говорит. Может, он уже не помнит, что такое жизнь. Может, забыл язык. Он просто лежит на полу в спальне, на спине, раздвинув ноги, и смотрит на неё так, как будто увидел что‑то особенное. Или, может, думает об Англии.

    

Луиза готовит спагетти. Луиза разговаривает по телефону с поставщиками.

– Значит, по‑вашему, мы мало заказали шампанского, – говорит она. – Я знаю, что это гала‑концерт, но я не хочу, чтобы гости надрались. Просто пусть будут чуть навеселе. Весёлые люди легче подписывают чеки. А от пьяных мне никакого толку. Сколько ещё, по‑вашему, нам нужно?

Анна сидит на полу в кухне и наблюдает, как Луиза режет помидоры.

– Приготовь мне что‑то зелёное, – говорит она.

– Съешь свой карандаш, – говорит Луиза. – У твоей мамы не будет времени готовить зелёную еду, когда появится второй ребёнок. Придётся тебе есть обычную еду, как все, или жевать траву, как коровы.

  – Я сама буду себе готовить зелёную еду, – говорит Анна.

– У тебя будет сестрёнка или братик, – говорит Луиза. – Придётся тебе следить за своим поведением. Отвечать за свои поступки. Делиться своей комнатой и игрушками – не только простыми, но и зелёными тоже.

– Не будет у меня никакой сестры, – говорит Анна. – У меня будет собака.

– Ты ведь знаешь, как это бывает, а? – говорит Луиза, сталкивая капающие соком помидоры в кастрюлю. – Мужчина и женщина влюбляются, целуются, и у женщины получается ребёнок. Сначала она толстеет, потом едет в больницу. Домой возвращается с ребёнком.

– Всё ты врёшь, – говорит Анна. – Мужчина и женщина вместе идут в приют. Выбирают собаку. Приводят её домой и кормят детской едой. И потом однажды у собаки выпадает вся шерсть, и она становится розовой. И она учится говорить, и носит одежду. И ей дают новое имя, не собачье. Ей дают детское имя, а собачье забирают.

– Как хочешь, – говорит Луиза. – У меня тоже будет ребёнок. И у него будет такое же имя, как у твоей мамы и у меня. Луиза. И ребёнка твоей мамы будут звать так же. И только ты одна будешь Анной.

– Моё собачье имя было Луиза, – говорит Анна. – Но тебе нельзя так меня называть.

Луиза входит в кухню.

– Хватит с меня поставщиков, – говорит она. – Ну, и где оно?

– Что где? – говорит Луиза.

– Ну, оно самое, – говорит Луиза, – ты знаешь что.

– Я его сегодня не видела, – говорит Луиза. – Может, ничего и не получится. Может, он захочет остаться здесь. – Она весь день не выключала радио, настроенное на волну кантри. Может, призрак поймёт намёк и спрячется где‑нибудь, пока все не уйдут.

Приезжают виолончелисты. Семеро мужчин и одна женщина. Луиза даже не пытается запомнить, кто из них кто. Женщина высокая и худая. У неё длинные руки и длинный нос. Она съедает три тарелки спагетти. Виолончелисты говорят друг с другом. Они не говорят о призраке. Они говорят о музыке. Ругают акустику. Хвалят спагетти Луизы. Луиза только улыбается. Она смотрит на женщину‑виолончелистку, видит, как рассматривает её Луиза. Луиза пожимает плечами, кивает. Она поднимает вверх пятерню.

Луиза и виолончелисты, похоже, чувствуют себя как дома. Поддразнивают друг друга. Рассказывают анекдоты. Знают ли они? Говорят ли они о Луизе? Хвалятся ли? Сравнивают впечатления? Как они могут знать Луизу лучше, чем Луиза знает её? Внезапно Луиза чувствует, что это вовсе не её дом. Он принадлежит Луизе и виолончелистам. Это их призрак, а не её. Они здесь живут. После обеда они останутся, а она уйдёт.

Луиза помнит, что номер пятый любит импортное кино. У него золотые рыбки. И потрясающее чувство юмора, как говорила Луиза.

Луиза встаёт и идёт на кухню, чтобы принести ещё вина, а Луизу оставляет с виолончелистами. Сосед по столу говорит Луизе:

– У вас очень красивые глаза. Мне кажется, я видел вас как‑то в зрительном зале.

– Возможно, – говорит Луиза.

– Луиза только о вас и рассказывает, – говорит виолончелист. Он молод, ему лет двадцать пять или двадцать четыре. Луиза спрашивает себя, не тот ли это, с большими руками. У него тоже красивые глаза. Она говорит ему об этом.

– Луиза не всё обо мне знает, – кокетничает Луиза.

Анна прячется под столом. Она рычит и притворяется, что хочет укусить виолончелиста. Он знает Анну. Они все к ней привыкли. Наверное, даже считают её милой. Дают ей кусочки брокколи, салат.

Гостиная полна виолончелей в чёрных футлярах – точь‑в‑точь саркофаги на колёсиках. Саркофаски. Коляски для мёртвых младенцев. После обеда виолончелисты несут стулья в гостиную. Там они достают виолончели и настраивают их. Анна протискивается между виолончелями, виснет на спинках стульев. Дом наполняется звуками.

Луиза и Луиза сидят в холле на стульях и смотрят внутрь. Говорить они не могут. Слишком шумно. Луиза открывает сумочку, вытаскивает пакетик берушей. Даёт две Анне, две Луизе, две оставляет себе. Луиза вставляет беруши. Теперь виолончели звучат как из‑под земли, как будто они играют в подземном озере или в пещере. Луиза ёрзает.

Виолончелисты играют почти час. Когда они делают перерыв, Луиза ощущает такую ломоту во всём теле, как будто виолончелисты всё это время швыряли в неё комочки звука. Она почти удивлена, что на её руках нет синяков.

Виолончелисты идут на улицу покурить. Луиза отводит Луизу в сторону.

– Скажи мне прямо сейчас, если никакого призрака у тебя нет, – говорит она. – Я отправлю их по домам. Честное слово, я не буду сердиться.

– Призрак есть, – говорит Луиза. – Правда. – Но она и не старается, чтобы это прозвучало убедительно. Вот чего Луиза не знает: Луиза сунула в свой шкаф плеер. Поставила на повтор диск Пэтси Клайн и приглушила звук.

Луиза говорит:

– Он разговаривал с тобой за обедом. Что ты думаешь?

– Кто? – говорит Луиза. – Он? Он очень милый.

Луиза вздыхает.

– Ага. Я тоже думаю, что он очень милый.

Виолончелисты возвращаются в дом. Молодой виолончелист в очках и с большими руками смотрит на них обеих и улыбается им широкой радостной улыбкой. Может, они курили не сигареты.

Анна заснула в чьём‑то футляре, похожая на крупную зелёную горошину в гробу.

Луиза пытается представить виолончелистов без одежды. Она пытается представить, как они, голые, трахают Луизу. Нет, Луизу, её саму. Который из них номер четыре? Вон тот, с бородой? Номер четвёртый, вспомнила она, любит, чтобы Луиза сидела на нём и подпрыгивала, как мяч. Она делает всю работу, а он размахивает руками. Дирижирует. Луиза считает, что это забавно.

Луиза представляет всех виолончелистов голыми в одной постели. Себя в постели с ними. Сначала тот, с бородой. Ложись на спину, приказывает она ему. Закрой глаза. Не двигайся. Я тут главная. Я дирижирую. Ещё один, с тощими ногами и выпученным животом. Молодой с чёрными кудрями, который так нагибается над своей виолончелью, что того гляди провалится внутрь. Который флиртовал с ней. Давай, командует она одному виолончелисту. Давай, командует другому. Что делать с женщиной, она не знает. Номер пять. Она даже не знает, как взяться за одежду пятой виолончелистки. Номер пять сидит на краю кровати, сунув ладони под ягодицы. Она ещё в лифчике и трусиках.

На мгновение Луиза задумывается о трусиках. На них мелкие цветочки. Барвинки. Номер пять хочет сказать Луизе, что именно ей делать. Но Луиза занята – выясняет, чем заняты остальные. Чей‑то рот присосался к её груди. Кто‑то тянет её за волосы. В руках у неё чей‑то член, другой трётся об её промежность. Члены повсюду. В очередь, в очередь, думает Луиза. Имейте терпение.

Номер пять достала из трусов виолончель. И играет на ней тихую грустную мелодию. Это отвлекает. Это совсем не сексуально. Другой виолончелист встаёт на постели и начинает прыгать вверх‑вниз. Скоро к нему присоединяются и другие. Кровать скрипит и стонет, а женщина пиликает всё быстрее. Перестань, думает Луиза, ты же разбудишь призрака.

– Чёрт! – говорит Луиза (она выдернула затычки из ушей Луизы, бросила их ей на колени). – Вон он, под твоим стулом. Гляди. Луиза, у тебя и правда есть призрак.

Виолончелисты не смотрят. Сидят, как воды в рот набрали. Только трахают пальцами свои виолончели, заставляют их стонать, соблазняют призрака йодлями, Пэтси Клайн, похоронными маршами, целыми городами из музыки, обещают ему, что он будет музыку есть, музыку пить и в музыку одеваться. Прежде Луиза ничего подобного не слыхала. Музыка звучит как колыбельная, потом как стая волков, потом как бойня, а потом она звучит, как комната в мотеле, где женатый мужчина говорит «я люблю тебя» и в то же время льётся вода из душа. У неё ломит зубы и колотится сердце.

Звук похож на зелёный цвет. Анна просыпается. Она садится в футляре, зажимая ладонями уши.

Слишком громко, думает Луиза. Соседи будут жаловаться. Она нагибается и видит призрака, который лежит под её стулом, маленький и симпатичный, как собачонка. Ой, бедняжка, думает она. Не дай себя одурачить. Не верь этим «ля‑ля‑ля». Обещаний не исполнят.

Но с призраком что‑то происходит. Он дрожит, крутится, разевает рот. Он выползает из‑под стула. Шерсть спадает с него и аккуратной кучкой остаётся лежать на полу. Сильными красивыми руками он тащит себя по полу, а ногами стрижёт, как пловец. Он хочет стать другим, бросить её и уйти. Луиза вытаскивает из уха вторую затычку. Протягивает их обе призраку.

– Останься, – говорит она вслух, – останься здесь, со мной и настоящей Пэтси Клайн. Не уходи. – Она не слышит своего голоса. Виолончели ревут, как пленённые львы и языки пламени. Луиза открывает рот, чтобы заговорить громче, но призрак уходит. Ну и ладно, ну и чеши отсюда. Плевать.

Луиза и Луиза и Анна смотрят, как призрак влезает в виолончель. Он подтягивается, стряхивая с себя воздух, как капли. Он уменьшается. Истончается. Он просачивается в виолончель, словно вода в землю. Остальные виолончелисты замолкают. Тот, который поймал призрака Луизы, играет гамму.

– Вот, – говорит он. Луиза не слышит никакой разницы, но остальные виолончелисты вздыхают.

Её духа поймал бородач. Он держится за свою виолончель так, точно боится, что у неё вот‑вот отрастут ноги и она убежит. Вид у него, как будто он открыл Америку. Он играет что‑то ещё. Какую‑то старую песню, думает Луиза, красивую старую песню, и ей хочется плакать. Она снова вставляет в уши затычки. Играя, виолончелист смотрит на Луизу и улыбается. За тобой должок, думает она.

Но остаётся не он, а молодой виолончелист, тот, который сказал, что у Луизы красивые глаза. Луиза сама не знает, как это произошло. Она не уверена, что ей достался правильный виолончелист. Она не уверена, что призрак влез в правильную виолончель. Но виолончелисты уже упаковывают свои инструменты, благодарят её и уезжают, оставив полную раковину грязной посуды, которую Луизе придётся перемыть.

Младший виолончелист всё ещё сидит в её гостиной.

– Я думал, он достанется мне, – говорит он. – Я был уверен, что духа заиграю я.

– Я ухожу, – говорит Луиза. Но не уходит.

– Спокойной ночи, – говорит Луиза.

   – Тебя подбросить? – говорит Луиза виолончелисту.

Он говорит:

– Наверное, я ещё задержусь. Вдруг здесь найдется еще один призрак Если Луиза не возражает.

Луиза пожимает плечами.

– Спокойной ночи, – говорит она Луизе.

– Что ж, – говорит Луиза, – спокойной ночи. – Она поднимает Анну, которая уснула на кушетке. Анну дух не впечатлил. Он был не собака и не зелёный.

– Спокойной ночи, – говорит виолончелист, и дверь за Луизой и Анной захлопывается.

Луиза втягивает носом воздух. Он не женат, это не тот запах. Но что‑то он ей напоминает.

– Как тебя зовут? – спрашивает она, но прежде, чем он успевает ответить, вставляет затычки в уши. Они занимаются любовью в стенном шкафу, потом в ванне, а потом он лежит на полу в спальне и Луиза сидит на нём верхом. Чтобы изгнать духа, думает Луиза. Горячее только брюссельская капуста в соусе чили.

Губы виолончелиста двигаются, когда он кончает. Похоже, он повторяет «Луиза, Луиза», но она не оскорбляет его уверенностью. Может, он произносит её имя.

Она поощрительно кивает.

– Всё правильно, – говорит она. – Луиза.

Виолончелист засыпает на полу. Луиза набрасывает на него одеяло. Смотрит, как он дышит. Давненько она не наблюдала за спящим мужчиной. Она принимает душ и перемывает посуду. Убирает стулья из гостиной. Достаёт конверт и поднимает с пола горстку волос призрака. Кладёт их в конверт, остальное сметает. Вытаскивает из ушей затычки, но не выбрасывает их.

Утром виолончелист печёт ей блинчики. Он сидит за столом, а она стоит. Она подходит и нюхает его шею. Теперь она узнаёт его запах. Он пахнет Луизой. Жжёный сахар, апельсиновый сок и тальк. Она понимает, что совершила страшную ошибку.

    

Луиза в ярости. Луиза не знала, что Луиза умеет сердиться. Луиза бросает трубку, когда звонит Луиза Луиза приезжает к ней домой, но никто не подходит к двери. Хотя Луиза видит в окне Анну.

Луиза пишет письмо Луизе. «Прости меня, – пишет она. – Мне следовало знать. Почему ты мне не сказала? Он меня не любит. Просто он был пьян. Может, он запутался. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Не обязательно прямо сейчас. Скажи мне, что я должна сделать».

Внизу страницы она приписала: «P.S. Я не беременна».

    

Три недели спустя, Луиза водит компанию спонсоров по сцене. Все только что пообедали. Выпили вина. Она обращает их внимание на архитектурные детали, ряды дорогих прожекторов. Она стоит спиной к зрительному залу. Она разговаривает, она показывает наверх, она делает шаг назад, в пустоту. Она падает со сцены.

Мужчина – юрист – звонит Луизе на работу. Сначала она думает, что это, наверное, её мать упала. Юрист объясняет. Умерла Луиза. Сломала шею.

Пока Луиза старается осознать новость, юрист, мистер Бостик, говорит что‑то ещё. Луиза теперь опекун Анны.

– Подождите, подождите, – говорит Луиза. – Что вы говорите? Луиза в больнице? Я должна присмотреть за Анной?

Нет, говорит мистер Бостик. Луиза умерла.

– Луиза хотела, чтобы, в случае её смерти, вы удочерили её ребёнка, Анну Гири. Я полагал, что моя клиентка, Луиза Гири, обсудила это с вами. Родственников у неё не осталось. Луиза говорила мне, что вы – её семья.

– Но я же переспала с её виолончелистом, – говорит Луиза. – Я не хотела. Я просто не поняла, какой он был номер. Я не знала его имени. Я и сейчас не знаю. Луиза на меня так злится.

Но Луиза больше не злится на Луизу. Или, наоборот, теперь она будет злиться на неё всегда.

Луиза забирает Анну из школы. Анна сидит на стуле в школьном кабинете. Она не смотрит, когда Луиза открывает дверь. Луиза подходит и останавливается перед ней. Она смотрит на Анну сверху вниз и думает: вот всё, что осталось от Луизы. Всё, что у меня теперь есть. Маленькая девочка, которая ест только зелёное, которая раньше была собакой.

– Пойдём, Анна, – говорит Луиза. – Теперь ты будешь жить у меня.

Луиза и Анна живут вместе уже неделю. На работе Луиза избегает своего женатого любовника. Она не знает, как ему всё объяснить. Сначала призрак, теперь маленькая девочка. С комнатами в мотелях покончено.

Луиза и Анна приходят на похороны Луизы и бросают комочки грязи на Луизин гроб. Анна мечет свой резко, словно в цель. Луиза слишком крепко сжимает свой. Когда она отпускает его, под ногтями грязь. Она засовывает палец в рот.

Все виолончелисты тоже пришли. Без виолончелей они выглядят обрубленными, мелкими, как дети. Анна в зелёном похоронном костюме выглядит старше, чем они. Она нехотя держит Луизу за руку. Луиза пообещала Анне завести собаку. Так что теперь уж точно никаких мотелей. Придётся купить дом побольше, думает Луиза, с задним двором. Она продаст свой дом и дом Луизы, а деньги положит в опекунский фонд для Анны. Так она поступила с деньгами матери, так полагается поступать с деньгами родственников.

Пока священник продолжает говорить, номер восемь ложится на землю возле могилы. Виолончелисты подхватывают его с двух сторон и снова ставят на ноги. Луиза видит, что у него течёт из носа. На неё он не смотрит и нос не вытирает. Когда двое виолончелистов уводят его прочь, на его штанах сзади виден отпечаток могильной земли.

Патрик тоже пришёл. У него красные глаза. Он приветственно машет ладонью, увидев Анну, но не подходит. Горе заразно – он предпочитает держаться подальше.

Виолончелистка, номер пятый, подходит к Луизе после похорон. Она обнимает Луизу, Анну. Рассказывает, что организован мемориальный концерт. На него собирают деньги. Один из концертных залов, поменьше, будет назван именем Луизы Гири. Луиза соглашается, что Луиза была бы довольна. Они с Анной уезжают прежде, чем другие виолончелисты успевают сказать, как они сожалеют и как им будет не хватать Луизы.

Вечером Луиза звонит матери и говорит ей, что Луиза умерла.

– Солнышко, – говорит её мать. – Как мне жаль. Такая хорошая девочка. Мне так нравилось слушать, как она смеётся.

– Она на меня злилась, – говорит Луиза. – Её дочь, Анна, живёт теперь у меня.

– А что с её отцом? – спрашивает мать. – Ты избавилась от того привидения? По‑моему, это как‑то нехорошо – поселить ребёнка в одном доме с призраком.

– Призрак ушёл, – говорит Луиза.

На линии раздаётся щелчок.

– Нас подслушивают, – говорит мать. – Молчи – нас могут записывать. Перезвони мне с другого телефона.

Анна входит в комнату. Встаёт за спиной Луизы. Она говорит:

– Я хочу жить с папой.

– Пора спать, – говорит Луиза. Ей хочется снять одежду, в которой она ходила на похороны, и лечь в постель. – Поговорим об этом утром.

Анна чистит зубы и надевает зелёную пижаму. Она не хочет, чтобы Луиза ей читала. Стакан воды ей тоже не нужен. Луиза говорит:

– Когда я была собакой…

Анна говорит:

– Ты никогда не была собакой… – и натягивает на голову одеяло, не зелёное, и больше ничего не говорит.

    

Мистер Бостик знает, кто отец Анны.

– Он ничего не знает об Анне, – говорит он Луизе. – Его зовут Джордж Кэндл, живёт он в Орегоне. Женат, двое детей. У него есть фирма – то ли производство органических продуктов, то ли строительство.

– По‑моему, для Анны будет лучше, если она будет жить с одним из родителей, – говорит Луиза. – Легче. С тем, кто знает хоть что‑то о детях. Я для этого не гожусь.

Мистер Бостик соглашается связаться с отцом Анны.

– Возможно, он даже не признается, что был знаком с Луизой, – говорит он. – Может, и не захочет.

– Скажите ему, что она замечательный ребёнок, – говорит Луиза. – Скажите, что она очень похожа на Луизу.

В конце концов Джордж Кэндл приезжает и забирает Анну. Луиза заказывает ему билеты на самолёт и номер в отеле. В обратный рейс на Портленд она заказывает два билета – для Анны и её отца – и убеждается, что Анна будет сидеть у окна.

– Орегон тебе понравится, – говорит она Анне. – Он зелёный.

– Думаешь, ты умнее меня, – говорит Анна. – Думаешь, ты всё обо мне знаешь. Когда я была собакой, то была в десять раз умнее тебя. Я узнавала своих друзей по запаху. Я знаю то, чего ты не знаешь.

Но не говорит что. Луиза не спрашивает.

Джордж Кэндл плачет, когда видит свою дочь. Он почти такой же волосатый, как призрак. Луиза чувствует запах его брака. И спрашивает себя, что, интересно, чувствует Анна.

– Я так любил твою мать, – говорит Джордж Кэндл Анне. – Она была совсем особенная. Прекрасная душа.

Они идут на Луизину могилу. Трава на ней зеленее, чем вокруг. Видно, где её наложили поверх, как экслибрис. Луиза мгновенно представляет собственные похороны, свою могилу и своего женатого любовника рядом. Она знает, что сразу после он пойдёт домой и примет душ. Если вообще придёт на похороны.

Дом без Анны кажется непривычно пустым. Луиза не ожидала, что будет скучать по ней. Теперь у Луизы нет ни лучшей подруги, ни призрака, ни даже приёмной бывшей собаки. Её любовник дома, с женой, дуется, а теперь и Джордж Кэндл летит домой к своей жене. Как она примет Анну? Может, Анна будет немного скучать по Луизе.

Той ночью Луиза видит сон, в котором Луиза без конца падает со сцены. Падает, падает и падает. И понемногу рассыпается на части. Крошечные кусочки отлетают от неё. Она вся состоит из божьих коровок.

Анна приходит и садится на кровать Луизы. Она волосатее, чем была, когда жила с Луизой.

– Ты не собака, – говорит Луиза.

Анна скалит на Луизу мелкие острые зубки. В руках у неё кусочек охры.

– Мир сверхъестественного обладает определёнными характеристиками, – говорит Анна. – Его можно опознать по цвету, зелёному, и по текстуре, ворсистой. Таковы его внешние качества. В мире сверхъестественного всё становится липким, но ты никогда не доходишь до внутренней сути вещей, Луиза. Ты знала, что Джордж Кэндл – вервольф? Остерегайся волосатых мужчин, Луиза. Или я хотела сказать – женатых? К числу прочих аспектов зелёного мира принадлежат музыка и запах.