Листая страницы учебника

Рассмотрим, для примера, содержание двух рос­сийских учебников для 10–11 классов: под редак­цией члена-корреспондента АН СССР Ю. И. По­лянского за 1991 год, и под редакцией академика Д. К. Беляева, профессора Г. М. Дымшица и про­фессора А. О. Рувинского за 1996 год.

На странице 43 учебника за 1991 год говорится об отсутствии принципиального различия между микроэволюцией (приспособительной изменчивостью организмов, позволяющей им выживать в меня­ющихся условиях среды обитания) и макроэволю­цией (образованием новых биологических таксонов). В учебнике за 1996 год об этом же говорится на странице 167, когда описывается предполагаемый процесс видообразования, но при этом без употреб­ления терминов макро- и микроэволюция. Возмож­но, опущение этих терминов в более позднем изда­нии учебника связано с тем, что современная биология со всей определенностью указывает на то, что микроэволюция принципиально отличается от мак­роэволюции и никогда в нее не переходит. Часто встречающиеся в природе «горизонтальные», мик­роэволюционные изменения, как пишут биолог из Мюнхенского политехнического университета док­тор Зигфрид Шерер и его коллега Райнхард Юнкер, являются следствием перегруппировки уже суще­ствующих генов, подобно тому, как «в ходе карточ­ной игры постоянное перемешивание и раздача карт создают все новые и новые их сочетания, что, однако, не приводит к появлению новых карт» [46, с. 34] – необходимой для макроэволюции генетической ин­формации. Сам же генетический аппарат, по сло­вам исследователя Фрэнсиса Хитчинга, является «мощным стабилизирующим механизмом, основной целью которого является предотвращение эволюци­онирования новых форм» [цит. по: 16, с. 29].

Эту точку зрения разделяет сейчас большинство исследователей, занимающихся молекулярными ме­ханизмами наследственности. Так, на одном из со­вещаний ведущих мировых эволюционистов, про­ходивших во второй половине XX столетия — то есть когда уже были раскрыты молекулярные ос­новы генетики — обсуждался вопрос: можно ли распространять механизмы, лежащие в основе мик­роэволюции, чтобы объяснить феномен макроэво­люции. Ответ был категоричен — «определенно нет» [цит. по: 37, с. 87]. Исследователь Даррел Кауц писал по этому же поводу следующее: «Людей вво­дят в заблуждение, заставляя верить, что посколь­ку микроэволюция — реальность, то макроэволю­ция такая же реальность [цит. по: 37, с. 87]. Фрэнк Марш, заслуженный профессор биологии в отстав­ке из Университета Эндрюса, также утверждал со всей определенностью: «Микроэволюция — да. Макроэволюция — нет! Это факт... огромной важности, заслуживающий глубокого изучения» [цит. по: 37, с. 87]. По словам доктора философии в об­ласти генетики Лейна Лестера и его коллеги Реймонда Болина, «биологические изменения имеют рамки и... эти рамки установлены структурой и функциями генетического механизма» [цит. по: 37, с. 85][5]1.

Впервые об этих рамках было сказано в первой главе книги Бытия, когда Творец, определяя законы существования сотворенных трав и деревьев, повеле­вает им сеять семя и приносить плоды по роду их (Быт. 1, 12). В настоящее время об этих же рамках свидетельствует и наука, со всей определенностью отвергающая эволюционный миф: «предложенные эволюционной теорией механизмы эволюции могут изменить данный фенотип внутри определенных гра­ниц, но не настолько, чтобы можно было ожидать возникновения новых функций в плане развития от низших форм к высшим (с увеличением сложнос­ти)» [цит. по: 46, с. 92]. Этот вывод был сделан на основании исследования молекулярного механизма наследования признаков и подкреплен конкретными математическими расчетами. Достаточно сказать, что вероятность конкретного изменения в генетическом аппарате, затрагивающего структуру только лишь пяти белков, составляет величину порядка 10^-275 [14, с. 24]. «Нет смысла обсуждать эти цифры. При та­кой вероятности требуемой мутации за все время су­ществования жизни во Вселенной не смог бы появить­ся ни один сложный признак» [14, с. 24]. По словам исследователя И. Л. Коэна, «с математической точки зрения, основанной на законах вероятности, совершен­но невозможно, чтобы эволюция была механизмом, создавшим примерно 6 млн. видов известных сегод­ня растений и животных» [цит. по: 37, с. 24]. Поэто­му, утверждает Коэн, «в тот момент, когда система ДНК–РНК стала понятной, полемика между эволю­ционистами и креационистами должна была сразу же прекратиться» [цит. по: 37, с. 4–5].

Итак, Дарвин глубоко ошибался, ставя знак ра­венства между изменчивостью живых существ и эво­люционным усложнением. Изменчивость имеет чет­ко определенные границы, которые никогда и ни­кем не переходятся. Сколько бы не изменялись вьюрки на Галапагосских островах — они всегда останутся вьюрками и никогда не превратятся в аистов или же летучих мышей, поскольку законы природы запрещают подобные превращения. Из плавников рыбы также никогда не возникнет ко­нечность наземных животных, а из чешуи динозав­ров никогда не образуются перья птиц. Невозмож­но эволюционное образование у млекопитающих тех принципиально новых признаков, которые отсутству­ют у их предполагаемых предков, а именно – шер­стяного покрова, постоянной температуры тела, вскар­мливания своих детенышей молоком. Казалось бы, все эти выводы экспериментально подтвердить не­возможно из-за тех огромных сроков, которые, по мнению эволюционистов, требуются для прохож­дения макроэволюции. Однако это не совсем так. Данные, подтверждающие невозможность прохож­дения макроэволюционных процессов, не так давно были получены в экспериментах на бактериях.

Дело в том, что для прохождения предполагаемого эволюционного процесса нужно не абсолютное время, а количество поколений, каждое из которых подвер­жено небольшим изменениям, передающихся по на­следству следующему поколению. Ученые-эволюционисты подсчитали, что около ста тысяч сменивших друг друга поколений было бы достаточно, чтобы из самого примитивного «первобытного человека», жив­шего, по их предположению, многие сотни тысяч лет назад, достичь уровня человека современного [46, с. 41]. «Такое количество поколений может быть до­стигнуто у бактерий чуть больше, чем за один год. Бактерии нетребовательны в разведении и позволя­ют проводить опыты с огромным количеством осо­бей (1 мг бактерий соответствует приблизительно 10 миллиардам особей). Поэтому они вполне подходят для экспериментальных проверок эволюционной мо­дели» [цит. по: 46, с. 41].

И такая экспериментальная проверка была про­ведена. Опыты проводились не один год и даже не одно десятилетие, что по количеству смененных по­колений вполне сопоставимо с предполагаемыми сро­ками эволюционного процесса. Однако никаких су­щественных изменений, позволяющих говорить об эволюционном усложнении, у бактерий обнаружено не было. Полученные результаты «свидетельствуют о большой генетической стабильности бактерий» [46, с. 43]. Изменения были такие же, как и при прове­дении селекционных работ с обычными сельскохо­зяйственными животными и растениями[6]. «Все ре­зультаты наблюдений относятся к области микро­эволюции. Ни в одном из случаев не могло быть доказано возникновение качественно нового генети­ческого материала» [46, с. 41]. При всем этом «ста­бильность основных форм бактерий подтверждается результатами генного картирования... Можно до­казать явления микроэволюции у бактерий, образовавших новые штаммы с измененными биохими­ческими и физиологическими свойствами, однако эти факты не дают экспериментальных подтверж­дений макроэволюции, того, что из известных ранее возникли новые основные формы или конструкции» [46, с. 49].

Однако, вернемся к содержанию разбираемых нами учебников. Сразу же за темой мифического перехода микроэволюции в макроэволюцию в учеб­нике за 1991 год идет изложение не менее мифиче­ского «биогенетического закона», согласно которому человек в своем эмбриональном развитии последо­вательно проходит те стадии, которые ему якобы пришлось пройти ранее в развитии эволюционном. В учебнике за 1996 год этот же «закон» излагается на с. 149-150. Весьма примечательно то, что в свое время Дарвин объявил биогенетический «закон» главным доказательством своей теории эволюции [7, с. 34]. А «открыл» его не кто иной, как Эрнст Геккель – тот самый Геккель, который нарисовал в свое время «питекантропа» задолго до того, как были предъявлены первые вещественные «доказа­тельства» его существования. Нечто подобное про­изошло и с биогенетическим «законом».

В свое время Геккель предъявил ряд изображений зародыша человека, на которых в районе шеи дейст­вительно были видны какие-то образования, похожие на рыбьи жаберные щели, а задний конец его тела явно выступал, так что его Геккель объявил руди­ментом хвоста. Однако профессиональные эмбрио­логи когда взглянули на изображения зародышей, сделанные Геккелем, то обвинили этого эмбриолога-самоучку в мошенничестве. Геккель был обвинен в подлоге пятью профессорами [3, с. 125]. Он признал свою вину, но оправдывался тем, что дескать все так делают[7]. Тем не менее ученый совет университета города Иены, где работал Геккель, официально при­знал его идею несостоятельной, а самого автора винов­ным в научном мошенничестве [3, с. 125; 7, с. 27-28]. Что же на самом деле можно обнаружить в заро­дыше человека? Посмотрим на

следующий рисунок, выполненный профессионалами-эмбриологами [46, с. 131].