Заброшенное поле кукурузы

Латунный подсвечник

“Меня зовут Хейзел, и во время, когда я пришла на консультирование, я была обычной студенткой, училась на медсестру и выполняла свою норму работы в психиатрии. Человек из персонала рекомендовал мне поговорить с Вильямом. Хотя моя работа и была стрессовой, думаю, я могла бы справиться с ней, если бы моя жизнь была счастливее. Мои родители расстались за два года до этого, и мои эмоции по поводу их недавнего развода были еще свежи. Мой отец — адвокат, очень интровертированный человек, которому никогда не было легко общаться с людьми иначе как на профессиональной основе, и это становилось трудным для меня, когда я бывала расстроена. Теперь у него другая партнерша. У матери нет никого другого. Я чувствую, что меня рвут на части, когда они оба предъявляют ко мне разные и трудные требования. Я также занимаюсь с моими младшими братом и сестрой, которые оба живут с матерью. Стресс проявляется в том, что меня поглощают ощущения моей низкой самооценки и беспомощности. Я очень раздражительна, и очень часто меня легко довести до слез”.

 

Вильям: Вы произнесли слово “беспомощность”. Вы можете представить себе, как она выглядит?

Хейзел: О какой странной вещи вы у меня спрашиваете, но я попытаюсь ответить. Ну, это действительно странно, я вполне ясно представляю себе латунный подсвечник. В нем нет свечи, и он выглядит так, как будто его сто лет не чистили.

 

На первый взгляд, кажется, нет никакой логической связи между беспомощностью и латунным подсвечником. Это, может быть, натяжкой, но, возможна ассоциация со светом как с противоположностью тьмы, и пустой подсвечник говорил: “Нет света, поэтому надежды нет. Но могла бы и быть.”

 

Вильям: Хейзел, может быть, подсвечник — это вы, и что-то внутри вас заброшено.

Хейзел: Я могу продолжить.

 

“К концу первого сеанса Вильям дал мне многое, о чем можно подумать, а также пару стратегий для того, чтобы справиться со стрессом. Я чувствовала, что наконец есть кто-то, услышавший мои невысказанные чувства относительно самой себя.

Второй сеанс стал сюрпризом. Вильям принес латунный подсвечник, который годами стоял в буфете и сильно нуждался в полировке. Он не имел особой ценности в таком виде, и я спросила, могу ли унести его и почистить”.

 

Вильям: Давайте используем это в качестве предметного урока. На прошлой неделе вы сказали, что подсвечник олицетворяет ваше ощущение беспомощности. Вы подумали об этом? Интересно, как, по вашему ощущению, он связан с вашей самооценкой и ощущением того, что вы бесполезны и беспомощны. (Несколько секунд Хейзел сидит, глядя вдаль.)

Хейзел: У меня есть воспоминание об одной из моих учительниц, которая всегда унижала меня и велела мне не метить слишком высоко, иначе я потерплю крах. Я чертовски зла на нее, но также зла и на моих родителей. Мне не очень удобно высказывать это. Я бы лучше поговорила о странном сне. Я потеряла пациента на пустынном острове, и это была моя вина.

Вильям: Пациента? Потеряли? Что вы имеете в виду?

Хейзел: Это был мой отец. И, может быть, я чувствовала, что потеряла его. Я думала, что это каким-то образом моя вина: мне следовало бы помешать разрыву.

Вильям: И это чувство ответственности довольно тяжело давит на вас?

Хейзел: Да, глупо, не правда ли? Почему я должна была это делать? Они достаточно взрослые. Это логическая сторона, но я все же ощущаю свою вину. (Хейзел выглядела так, как будто была готова заплакать, но кусала губы.)

Вильям: Похоже, как будто сейчас ваша голова борется с вашим сердцем.

Хейзел у лыбнувшись: Позвольте мне рассказать вам еще один сон, который приснился мне несколько ночей назад. Я восхищалась большим озером и думала о том, что находится в его глубинах. Посередине был остров, но слишком далеко, чтобы я могла увидеть, что на нем.

Вильям: Интересно, является ли это озеро чем-то, связанным с вашими нереализованными ресурсами, тем, что лежит не на поверхности.

Хейзел: Спасибо, это очень обнадеживает. Какие же ресурсы лежат у меня не на поверхности?

 

“Я уходила с этого сеанса с еще двумя идеями, которые должны были помочь мне справиться. Во-певых. Я часто ловила себя на мысли: “Я не хороша”. Вильям предложил мне заменить ее на “Я эффективна”, записать и положить где-нибудь на виду, чтобы я могла почаще читать это утверждение. Вторая идея — карусель. Я хорошо представляла себе различные вещи, поэтому мне следовало воображать себя на карусели с огромным ярлыком — “негативное мышление”. Я должна была представить себе очень быстрое движение по кругу, а затем медленно остановить его, сойти с карусели и пройти через дверь, помеченную надписью “позитивное мышление”. Я нашла, что эта идея действительно хорошо работает”.

 

На третьем и последнем сеансе.

 

Хейзел: Я сделала все, что могла, с вашим подсвечником, Вильям, но все равно есть несколько отметин, которые я не могу убрать, извините.

Вильям: Он выглядит действительно хорошо, спасибо. Давайте оставим его на столе. Вы, кажется, действительно разочарованны тем, что не смогли проделать работу лучше?

Хейзел: Да. У меня это заняло сто лет, и я действительно получила удовольствие, делая это, знаете, возвращая его к тому, чтобы он снова выглядел ярким.

Вильям: Значит, для вас важно делать вещи совершенными?

Хейзел: Вы попали в точку. Я не люблю неудач, не люблю приходить второй. Я чувствую, что должна слушать ворчание отца и ворчание матери, а если не слушаю, тогда я — неудача.

Вильям: Кажется, вы действительно вините себя за их неудачный брак.

Хейзел: Знаю, прозвучало глупо, когда я так сказала. Я хотела бы быть более самоуверенной, но нахожу это невероятно трудным. Это то, над чем я должна работать.

Вильям: Хейзел, вы несколько раз отозвались о том, что говорите или чувствуете как о глупости. Это выглядит так, словно вы чувствуете, что я осуждаю вас, как родитель, который все время говорит: “О, прекрати эти глупости”.

Хейзел: Опять правда. Мне всегда говорили, что я глупая. В основном, мой отец. Он был таким логичным, а я хотела читать волшебные сказки и фантазии. Так что, да, я думаю, я боюсь: вы осуждаете меня, как осуждал он.

Вильям: Гм.

Хейзел: Кажется, я видела много снов в последние недели. Ничего, если я расскажу еще один? Я была наверху полуразрушенной стены. За ней находился “потайной сад”. Снаружи все было ярким и зеленым, внутри холодным и серым. Мне нужно было помочь спуститься со стены.

Вильям: Весьма противоречиво. Потайной сад, однако он темный и серый. Не очень симпатичный сад. Если этот сад — это вы, что бы вы почувствовали?

Хейзел: Думаю, так оно и есть. Внутри я довольно жалкая, снаружи — все отлично, у меня хороший фасад.

Вильям: А стена?

 

“После обсуждения я подумала, что сад, окруженный стеной, это была действительно я, а стена — защиты, которые я выстроила вокруг себя, хотя теперь они частично разрушены, и я должна признать: мне нужна помощь. Когда я опять посмотрела на мрачную картину за стеной, я почувствовала, что мне очень грустно. Может быть, в один из этих дней я смогу снова прийти на консультирование и попытаюсь найти, что еще находится за стеной”.

 

Комментарий

 

Хейзел пришла только на три сеанса, но когда бы мы ни встречались после этого в колледже, она выглядела хорошо. Он чувствовала себя напряженной и зажатой из-за войны между родителями, и это усиливало стресс, который она испытывала. Многие люди хорошо справляются со стрессом на работе, потому, что они относительно свободны от стрессов в личной жизни. Хейзел была интровертированной личностью (ее собственная оценка) и предпочла бы решать проблемы сама. Так что чистая случайность, что курирующая медсестра завоевала ее доверие и предложила связаться со мной.

Первый сеанс, поскольку нужды Хейзел были срочными, прошел в боковой палате большой психиатрической больницы. По коридору ходили пациенты. Как консультант колледжа я был доступен для студентов и очень часто приходил к ним, если они не могли прийти ко мне.

Образ потускневшего латунного подсвечника полон символизма. Латунь — это прочный, хотя и рентабельный сплав. Подсвечник и функционален, и декоративен. В подсвечнике Хейзел не было свечи, значит, он не был функциональным, а его красота была испорчена тем, что он был лишен блеска. Значит, он вообще не имел большой ценности, хотя и обладал потенциалом. Свет, который дает свеча, функционален: он освещает и показывает путь. Свеча также имеет духовный смысл. Для Хейзел подсвечник, возможно, представлял ее саму, хотя она изначально вообразила его как свою беспомощность. Ощущение собственной беспомощности заставляло ее чувствовать себя бесполезной, как лишенный блеска, неиспользуемый подсвечник, очень нуждающийся в том, чтобы о нем позаботились. Это был сильный образ, и хотя Хейзел не плакала (может быть, потому что обстановка была не соответствующей), она была глубоко тронута.

Вот одна из двух стратегий, которые я ей предложил: стоп-мысль. Она применяется для того, чтобы поставить негативные мысли под контроль. Каждый раз, когда негативная мысль приходит в голову, она безжалостно выталкивается сознательным усилием воли. Мысленно или вслух говорится: “СТОП”! Это ставит мышление под контроль личности, а не личность под контроль мысли. Второй стратегией стало обучение релаксации. Очень часто я учил клиентов постепенной, глубокой релаксации. Однако иногда обстановка была неблагоприятна для этого, значит, следовало применять более короткую форму. Концентрируясь на одной части тела (например, правой руке) и вводя туда глубокую релаксацию, человек обнаруживает, что все его тело становится расслабленным. Важно и то, что разум также становится расслабленным.

Самооценка подобна нежному, хрупкому цветку, который так легко изувечить необдуманными словами. Раны, которые мы получаем от подобного легкомыслия, нередко остаются неисцеленными и причиняют боль. Люди, имеющие власть, особенно родители и школьные учителя, благодаря своему положению очень легко могут ранить чувствительных детей. Хейзел узнала это, когда вспомнила, как ее унижала учительница. Первый сон Хейзел (о потерянном пациенте) пробудил эмоцию, а полученный вывод, по-видимому, указывал на чувство, что она потеряла своего отца. Пустынный остров — это также одинокое место, уход из которого труден. В то же время земля посреди моря указывает на твердую основу, но остров также подвержен тому, чтобы быть проглоченным бурным морем.

Неспособность и фрустрация Хейзел по поводу того, что она не может удалить все пятна с подсвечника, предоставляет прекрасную возможность посмотреть на аспект ее личности, не удовлетворенной тем, что является меньшим, чем совершенство. С этим было связано ее чувство неудачи, которое привело к исследованию того, как семья Хейзел ожидала, что та будет способна справиться со всем. А также чувство неудачи, когда она не справлялась, когда она не была совершенной личностью. Она чувствовала, что все ожидают от нее, что она будет именно такой. Хотя я и не предлагал ей образ перетягивания каната, эта аналогия весьма полезна для пациентов, ставящих акцент на выигрыше одной стороны. Связанная с этим работа с образами состоит в том, чтобы побудить человека представить себе, что он канат, и почувствовать напряжение.

За три сеанса Хейзел достигла большого понимания. Кроме того, она узнала, как пользоваться несколькими методами, которые пригодятся ей, где бы она ни была.

 

№2 ЭНДИ

Заброшенное поле кукурузы

“Я Энди, студент третьего курса, учусь на медбрата. Я пришел на консультирование по поводу проблем на экзаменах и личных трудностей. Я младший из пяти детей и действительно не думаю, что мои родители когда-нибудь учили меня брать на себя ответственность. Это одна из трудностей работы: временами я испытываю слишком большую ответственность. Другой момент: я делаю все, о чем меня просят. Я уступаю слишком уж легко. Я хочу изменить свое поведение и надеюсь, что консультирование направит меня по этой дороге.

Вильям: По-моему, вы очень себя принижаете. Посмотрим, сколько хороших вещей вы сможете написать о себе на доске.

Энди: Я знаю, что неумен. Я хочу написать “умный”, но не могу.

Вильям: Чей это голос говорит вам, что вы не умны?

Энди: Я знаю, что это мой собственный голос.

Вильям: Значит, вы видите себя неумным. Что еще?

Энди: О, я клоун, дурак, всегда заставляющий людей смеяться. Мой старший брат, Мартин, он художник, и отличный. Джун, самая старшая, и следующие двое братьев, Джим и Том. Они управляли моей жизнью.

Вильям: Как?

Энди: Всегда принимая за меня решения, всегда унижая меня. Я никогда не чувствовал, что у меня есть хоть какая-то независимость.

Вильям: Энди, когда вы говорите, я чувствую сильную боль вот здесь, в кишечнике. У меня подозрение, что я забираю эту боль у вас.

Энди: (Почти плача) Вы правы. Я хочу закричать: «Оставьте меня в покое. Как я вас ненавижу”.

Вильям: Неужели даже сейчас вы не чувствуете себя независимым от них? Кажется, вы обвиняете их за это?

Энди: Да, но это неправильно, так?

Вильям: Давайте посмотрим на это таким образом: все время мы обвиняем других людей за то, что получаем. Мы отказываемся взять на себя ответственность за это. Что вы об этом думаете?

Энди: Это задевает, но вы правы. Что я могу с этим сделать, Вильям? (В его голосе слезы беспомощности).

Вильям: Энди, это большой шаг вперед, и я думаю, вы смелый, раз сделали его. Требуется мужество, чтобы принять некоторую ответственность. Путь вперед может оказаться нелегким; часто он труден. Как вы думаете справиться с этим?

Энди: Если говорить правду, то не знаю, но я пойду.

 

На третьем сеансе мы с Вильямом провели много времени, говоря о детстве и отрочестве и о том, как я себя чувствовал. Я сказал что-то вроде “ребенку надо, чтобы его любили”. Вильям подхватил это и спросил, чувствую ли я, что нуждаюсь в любви. Это было слишком прямо для меня, поэтому я уклонился от ответа и заговорил о женщинах. У меня никогда не было большого успеха. Что я могу дать? Я действительно унижал себя”.

Вильям: Проанализируйте термины и выберите, в какой модели вы больше всего действуете: родитель, взрослый, ребенок.

(Мы уже обсуждали РАС модель.)

Энди: Это, должно быть, мой ребенок. По-видимому, угрюмый и испорченный.

Вильям: А как вам видятся наши отношения?

Энди: Это определенно взрослый человек. Вот один из хороших моментов. Я думал, вы будете задавать много вопросов — снимать все слои луковицы и добираться до причины: почему я такой, какой есть.

Вильям: И когда этого не происходит, как вы себя чувствуете?

Энди: Отлично. Я — взрослая часть, но я не должен полностью избавляться от своего ребенка, правда? Я бы не хотел этого.

Вильям: Нет, конечно, нет, особенно от свободного, спонтанного ребенка. Я часто думаю, что мой ребенок слишком задавлен чересчур ранней ответственностью, судя по тому, что вы говорите, — в противоположность вам.

 

На четвертом сеансе мы договорились использовать образы в большей степени.

Вильям: Теперь вы чувствуете себя расслабленным. Представьте себе луг в теплый солнечный день. Вы смотрите вокруг и видите лес, холм, ручей и дом. Расскажите, что вы себе представляете.

Энди: Это поле кукурузы, вроде квадратное, а лес — в углу, позади меня. Поле простирается справа от меня и далее, на холм. Я не могу нигде представить себе дом.

Вильям: Как вы чувствуете себя сейчас?

Энди: Я не думаю, что имею право находиться здесь. Я продолжаю ожидать, что услышу кого-то, кто велит мне встать и сделать что-нибудь полезное.

Вильям: Теперь я хочу, чтобы вы представили себе, следующее: вы лежите и смотрите наверх, в синее небо. Почувствуйте, что кукуруза поднимается над вами, а затем почувствуйте полные початки. Теперь представьте себе корни, уходящие от вас вниз, в землю, и соединяющиеся с корнями кукурузы. Оставайтесь так столько, сколько захотите и просто принимайте то, что говорят вам образы.

(Энди начал очень тихо плакать, потом заговорил.)

Энди: Я знаю, что это поле я и оно заброшено. Я немножко спустился вниз, к корням, затем мне стало как-то жутко. Часть меня хотела идти прямо вниз, но была и другая часть, которая все время твердила: “Берегись”.

Вильям: Энди, расскажите это полю, кукурузе, еще чему-то, что там есть.

Энди: Мне жаль, что вас забросили, я хочу сказать, мне жаль, что я вас забросил.

В конце сеанса.

Вильям: Теперь мы проговорили это. Я вижу, время почти вышло, поэтому предлагаю вам вернуться на луг и увидеть, изменился ли он.

Энди: Да, он изменился. Я стою лицом к вершине холма, где светит солнце. Я говорю лугу, что буду заботиться о нем. Я не позволю другим людям строить на нем бетонные дороги, на моем лугу.

Вильям: Это чудесно. Что говорит луг?

Энди: Он говорит, что другие люди не могут разрушить его. Он говорит, что мы с ним связаны, и только я могу разрушить его. Но если я это сделаю, то буду разрушать самого себя.

(Энди поднимается и выглядывает в окно, очевидно, борясь с какой-то глубокой эмоцией. Это сильный сеанс для обоих.)

 

На пятом сеансе.

Энди: Я бы хотел поговорить о прошлой неделе, если это нормально. Я ушел с очень сложными чувствами; часть меня по-прежнему хотела плакать, еще одна часть чувствовала себя на высоте, а еще одна все время говорила: “Куча глупого вздора”.

Вильям: Это несколько сбивает с толку. Которая часть победила?

Энди: Слезы. Когда я вошел в свою комнату, они потекли. Я хотел плакать здесь, знаете, когда подошел к окну, но не смог. Извините.

Вильям: Я догадываюсь, что если бы вы заплакали, могло бы показаться, что вы уступаете, а именно с этим вы усиленно пытаетесь иметь дело.

Энди: Верно. Я плакал очень легко, и два моих брата всегда ругали меня из-за этого.

Вильям: Как?

Энди: О, вы не захотите это слушать.

Вильям: Они что, произносили время от времени устрашающие слова? Часто помогает удалить их жало. Попробуем?

Энди: Хорошо. Плакса, маменькин сынок, девчонка, неженка. Эти слова заставляли меня еще больше плакать.

Вильям: Похоже, что стрелы оставили в вас свои зубцы до сих пор. Вы можете просто посмотреть на это. Закройте глаза и представьте себе, что в вас стреляют.

Энди: Я вижу одну стрелу, приклеенную вот здесь, на лбу. Это не зазубренная стрела, а стрела с присосками, с которыми мы, бывало, играли.

Вильям: Значит, она там давно?

Энди: Годы. Как от нее избавиться?

Вильям: Энди! Представьте себе кого-то, приходящего к вам на помощь. Этот человек несет бутылку масла и нежно смазывает ваш лоб маслом, присоска медленно начинает уменьшаться. Вы чувствуете, как подушечка присоски скользит, когда масло попадает под нее. Человек берется за стрелу, легко тянет ее, она отлипает. Он отдает вам стрелу и нежно трет пятно, пока боль не проходит.

(К концу направленного воображения Энди заплакал. Слезы часто сопровождают исцеление.)

Энди: Вильям, знаете, я действительно чувствовал это. Это было чудесно. Вы не будете смеяться? Тот человек — это был наш священник. Я католик, не занимающийся очень много религией, но я бывал в церкви, перед алтарем. Священник взял святое масло, вот что это было.

Вильям: Энди, дайте мне догадаться: теперь вы чувствуете ту часть исцеленной. Боль прошла?

Энди: Не прошла, но стало намного лучше. Я думал о работе с образами. Она мне нравится, и я записался на курс медитации. Думаю, это поможет мне войти во “внутренний мир”, о котором вы говорите. Я действительно решил начать брать управление в свои руки и не винить других за то, что я такой, какой есть.

Вильям: Это звучит прекрасно, Энди. Теперь вернемся к вашему лугу. Чувствуете, что вы смотрите на него снова?

Энди: Конечно. Я смотрю на холм. Сейчас я вижу, что на его вершине дерево, но я покину холм. Глядя направо, я вижу большое открытое пространство.

Вильям: О чем оно напоминает вам?

Энди: Забавно, но оно напоминает о том, как много лет тому назад я заблудился на вересковых пустошах. Мне было лет десять. Я получил нагоняй, когда они нашли меня.

Вильям: Значит, это открытое пространство может быть тем, чем надо заняться — чувством волнения, смешанным со страхом.

Энди: Это очень метко, но, думаю, я буду продолжать делать то же самое. Я иду недалеко, но что меня поражает, так это одиночество, и я чувствую себя каким-то разочарованным, хотя все выглядит таким привлекательным.

Вильям: Могли бы вы связать сказанное с этим новым чувством открытого пространства. Вообразите, что вы снова ребенок, который просто отправился что-то исследовать.

Энди: Я испуган. Я хочу, чтобы мои три брата пошли со мной, но они убежали вперед, заставляя меня догонять их.

Вильям: Как вы чувствуете себя при этом?

Энди: Как прихлебатель и надоедливый человек.

Вильям: Для них вы — головная боль. Почему бы вам не взять управление ситуацией в свои руки сейчас, взять на себя инициативу и что-нибудь обнаружить.

Энди: Верно! Я нахожу грузовик, наполовину похороненный в земле. Он крепкий и прочный, и его нелегко будет разобрать.

Вильям: А что ваши братья?

Энди: Мартин — нормально. “Забавно, — говорит он, — я всегда знал, что ты его найдешь”. Два других брата завидуют, потому что луг мой, а у них нет того, что есть у меня.

Вильям: Это довольно важно. Может быть, мы оба сможем подумать об этом, прежде чем встретимся в следующий раз, но сейчас пора оставить луг и вернуться в эту комнату. В ваше собственное время...

Комментарий

Когда Энди находился на поле с кукурузой и говорил, как он пренебрегает им, это служило олицетворением его внутреннего мира, возможно, его воображения, возможно, его женского начала. Кукуруза олицетворяет обещание плодородия и связана с Деметрой (Церерой), богиней урожая. Я обсуждал с Энди вероятность того факта, что то, чем он пренебрегал, являлось функцией правого полушария его мозга. Я предложил ему короткое объяснение функции правого и левого полушарий и того, как многие из нас уделяют большое внимание развитию функций левого полушария и пренебрегают функциями правого полушария. Я предположил, что его левое полушарие было частью, предупреждавшей об осторожности, когда он отправлялся слишком далеко в корневую систему, боясь при этом заблудиться. Левое полушарие стремится контролировать ситуацию.

Я также говорил о психике, стремящейся к интеграции и целостности, и сказал Энди, что его путешествие может быть временами некомфортным и даже болезненным, но психика всегда будет работать на конечное благо. Это убедило его в том, что он может научиться доверять этой части самого себя.

Полезно было завершить сеанс опять на лугу, особенно когда дискуссия увела клиента оттуда. Хотя никакого большого вреда не произойдет от того, что сеанс завершиться “там и тогда”, но это немножко похоже на книгу, оставленную открытой: всякое может случиться. Я также думаю, что возвращение на луг все же даст клиенту возможность сравнить “до и после”.

Опыт Энди со “святым маслом” был одним из тех редких моментов прорыва в бессознательное клиента, от которых шевелятся волосы на голове. Я не имел понятия о том, что Энди католик, но когда он увидел стрелу, приклеенную ко лбу, передо мной возник мгновенный образ священника, помазывающего лоб маслом. Не желая “направлять” воображение, оставляя образ священника, я оставил выбор “человека” открытым для него самого. Выбор “масла” имеет очевидную связь с исцелением. Иногда я побуждаю представить себе теплое масло, нежно льющееся на место, которое болит.

При новом вхождении на луг на пятом сеансе и решении исследовать большое открытое пространство я прервал его вопросом: “Что это вам напоминает?” Я сделал это, чтобы ввести предостерегающий знак, в действительности не произнося “Осторожно”. Широкое открытое пространство может оказаться пугающим, когда исчезают ориентиры. Это оказалось плодотворным, потому что Энди установил связь с “забытым” воспоминанием. Не все открытые пространства пугающи; они могут символизировать расширение горизонтов, а это волнующе и полно возможностей.

Я попросил Энди что-нибудь найти. Я сделал это потому что подумал: это утверждает его положение, дает ему какой-то капитал, награду за то, что он взял инициативу в свои руки. То, что он нашел грузовик, заслуживает особой интерпретации. Транспортное средство олицетворяет движение (колеса) и энергию (мотор). Грузовик также олицетворяет нечто практическое, полезное. Наполовину похороненный грузовик означает что-то не полностью спрятанное, ждущее, что его обнаружат. Мы с Энди обсудили это на его последнем сеансе и подумали, что он обнаружил нечто драгоценное о самом себе, наполовину спрятанное в подсознательном.

Дело обстояло так: грузовик никуда не ехал, его надо было выкопать, и когда его выкопали, оказалось, что он довольно крепкий. Энди обнаружил, что имеет намного больше своего, чем представляли себе его двое братьев. Он обладал чем-то, чего они не имели, и это дало ему нечто, чем можно было гордиться.

Энди никогда не ощущал потребности вернуться для дальнейшего консультирования, он хорошо справился с выпускными экзаменами и принял назначение в отделение педиатрии.

 

№3 Мойра

Колодец

“Я Мойра, мне двадцать пять лет, я учительница английского языка в большой общеобразовательной школе. После долгих трудных дебатов с собой я решила взять отпуск на год и объехать мир. Так почему же я почувствовала потребность в консультировании? С тех пор, как мой отец снова женился два месяца назад, я чувствовала себя совершенно лишенной побуждений, мне не хватало энергии. Мои родители развелись 18 месяцев назад.

Моя семья какая-то странная. Мать изначально имела связь с моим дедом, который, бывало, бил ее. Его сын, мой отец, часто вставал между ними. В конце концов мать ушла и вышла замуж за моего отца. Она на 18 лет старше моего отца. Теперь отец снова женился на женщине, которая только на семь лет старше меня. На свадьбе я познакомилась с целой кучей родственников, о которых никогда не знала, что они вообще есть. Теперь я чувствую себя обязанной узнать их, хочу я этого или нет”.

 

Вильям: Вы кажетесь рассерженной и обиженной и боретесь со слезами.

Мойра: Верно, но я также чувствую, что меня предали мои родители, оба. Я не хочу, чтобы казалось, как будто я против мужчин, но я знаю: мой отец любит меня; он набросился бы на меня, если бы я была неодета, он смотрит на меня с вожделением. И отец моей мачехи тоже хочет меня. Во всяком случае, все это создает для меня сильное напряжение, когда я прихожу к отцу и к Джейн, которые затем берут меня в гости к ее отцу. Я не могу понять, почему я просто не держусь от них подальше.

Вильям: Я хотел бы поделиться с вами образом. Я вижу реку, которая внезапно разделяется на много притоков, вся энергия реки истощается.

Мойра: Да, что-то вроде этого. Я просто хочу, чтобы это не было так болезненно.

 

На втором сеансе

 

Вильям: Мойра, пока вы говорили, я представил себе: вы спускаетесь в глубокий колодец. Как это звучит для вас?

Мойра: Я смотрю вниз, в колодец, но хочу ли я исследовать его? Я не знаю, что там, внизу. Могу ли я справиться с этим?

Вильям: Кажется, что вы как будто хотите какого-то успокоения от меня.

Мойра: Полагаю, да. Но это не способ, так ведь? Хорошо, я рискну.

Вильям: Вы хотите подготовиться?

Мойра: Нет, все будет в порядке, спасибо. (Через несколько минут). Черт, это трудно. Просто воображение, вы говорите? Нет лестницы, только куски камней, чтобы держаться и ставить ноги. Я начинаю бояться, что упаду.

Вильям: Я предлагаю вам найти площадку и немножко отдохнуть.

Мойра: Лучше, но я знаю, что это не так. Моя одежда совсем не для этого.

Вильям: Смените ее на что-нибудь более подходящее.

Мойра: Сменила, и это ничего не дало. Просто отговорка. Не внешнее надо менять, а что-то внутри меня.

Вильям: У вас есть представление о том, что бы это могло быть?

Мойра: Ну, я довольно упряма, вы могли бы назвать меня тупоумной, и так независима, что ненавижу принимать помощь.

Вильям: Но тогда почему же вы пришли сюда?

Мойра: Я обнаружила, что борюсь с этим. Я хочу измениться.

Вильям: Полагаю, если вы посмотрите вокруг, туда, где вы есть, вы найдете то, что поможет вам измениться. (Через короткое время с изумленным выражением.): Я нашла эту маленькую жемчужину.

Вильям: Кажется, вы в восторге от находки? Что она должна сказать вам?

Мойра: Она говорит: “Я люблю тебя, ты драгоценна”.

Вильям: “Жемчужина большой стоимости”. Что вы думаете об этом, Мойра?

Мойра начинает плакать: Это действительно чудесно. Это означает, что я драгоценна. Я забыла об этом. Спасибо.

Вильям: Жемчужина сформирована из боли, может быть, это имеет значение для вас. Сейчас пора заканчивать. Как вы хотите закончить это, вылезти или просто выбраться?

Мойра: Я надену свою старую одежду и вылезу.

 

На третьем сеансе

 

Мойра: Я думала о прошлой неделе и о жемчужине, и я, конечно, чувствую себя веселее и более оптимистично; как будто жемчужина дала мне уверенность и видение. Священник использовал часть 119 Псалма в своей проповеди в воскресенье: “Слово Твое — светильник ноге моей и свет стезе моей”. Я почувствовала, что жемчужина была для меня именно такой.

Вильям: Чудесный образ, чтобы начать наше путешествие. Что вы думаете о том, чтобы снова исследовать колодец?

Мойра: О, я не знаю, есть еще что-то? Да, полагаю, так, он не закончен. Я в той же одежде и чувствую себя более комфортно в ней. Я быстро оказалась на площадке, точки опоры более определенны сегодня, и в колодце больше света.

Вильям: Откуда идет свет?

Мойра: Он был здесь все время. Я просто не видела его.

Вильям: Ваши глаза открыты.

Мойра: Теперь я на дне колодца, и здесь нет ничего значительного, только сгоревшие спички.

Вильям: И что они говорят вам?

Мойра: Что кто-то был здесь, а поскольку вокруг нет скелетов, они справились с этим снова. Теперь не смейтесь, но мне это кажется знакомым.

Вильям: Как будто вы были здесь до прошлой недели?

Мойра: Что-то вроде того, но мне комфортно, как в цитадели.

Вильям: Как насчет того, чтобы дать колодцу имя?

Мойра: Может быть, “Ноктюрн”? Спокойно и мирно.

Вильям: Звучит очень уместно, потому что это ваше безопасное место, место, куда никто не может вторгнуться.

Мойра: Сейчас я иду наверх, и это странно. Третье дно было сухим, а верхний кусок довольно влажный, и здесь не так комфортно.

Вильям: Может быть, этот кусок нуждается в дальнейшем исследовании?

 

“К концу третьего сеанса я чувствовала себя намного спокойнее и лучше контролировала происходящее. Я повидала своего отца и мачеху, они устроили мне потрясающий день рождения. Я поняла, насколько сильна связь между нами. На четвертом и последнем сеансе мы с Вильямом говорили о манере, в которой я отношусь к людям — обычно остаюсь поодаль, чувствую себя под сильным давлением и делаю рывок к людям, не вполне желательным, и наши отношения не развиваются. Теперь я понимаю: это непродуктивно, и чувствую, что новообретенная сила и понимание медленно помогут мне изменить это. Последнее утверждение — что я нетерпима к людям, которые только болтают, но не разговаривают — было болезненным допущением. Скоро я уезжаю в кругосветное путешествие, но оно будет иным по сравнению с тем, которое я только что закончила. Я не уверена, которое из них в конце концов окажется легче.

 

Комментарий

 

“Работа с образами — двусторонняя. Я, конечно, не ожидаю, что клиенты примут мои образы, если они не согласны с ними. Однако они часто принимают их, а если образы совпадают не полностью, то нередко дают отправную точку. Образ разделенной реки — сильный образ, если думаешь об энергии, а в случае Мойры — о рассредоточении энергии.

Спуск в колодец — это, конечно, спуск в бессознательное, и даже в естественном мире такой спуск был бы пугающей перспективой для многих из нас. Мойра настаивала, что ей не нужна никакая подготовка, например, веревка, и ее настойчивость дает некоторый ключ к ее независимой натуре. Колодцы — конечно, старые колодцы, — копали вручную, затем обычно выкладывали кирпичом или камнем, и они были глубокими. Такой колодец символизирует сооружение, созданное человеком, и то, что кто-то проделал этот путь раньше и обеспечил выход.

Колодец похож на подземную тюрьму: он темный и находится под землей. Когда человек представляет себя в подземной тюрьме, иногда бывает полезно побудить заменить этот образ на колодец и найти лестницу или ступеньки, чтобы помочь выбраться. Когда колодец открыт, виден свет, а он действует как символ надежды.

Предоставление площадки или чего-либо подобного, вроде плато, когда поднимаешься на гору, существенно, если существуют признаки того, что путь кажется клиенту трудным, или возникает страх. Жемчужина в колодце самый совершенный пример нахождения красоты в самом неожиданном месте, символ света во тьме и сокровища внутри бессознательного. Надев свою старую одежду, Мойра символизировала степень интеграции, говоря, что ее прежняя сущность теперь более приемлема.

Мой комментарий относительно “жемчужины высокой стоимости” относится к одной из притч Иисуса и по-видимому, он вызвал связь между нею и проповедью о “светильнике”. Это случается нередко и является иллюстрацией юнговской концепции “синхронности”. Кажется, Мойра была уже готова “слышать” намек. Быть ближе к верху колодца значит находиться ближе к сознательному уровню: то, что клиент чувствует дискомфорт, возможно, является достоверным показателем того, что следует проделать еще дополнительную работу возле сознательного уровня.

 

№4 София