Павлин, жалующийся Юноне

Перевод В. Жукова

 

 

Павлин Юноне говорил:

«Меня Юпитер одарил

Противным голосом… В природе

Он самый худший в птичьем роде…

Уж я не то, что соловей!

Простая птица, – а ведь пенье

Его приводит в восхищенье

Весной всех тварей и людей!»

Юнона в гневе отвечала:

«О злой завистник! перестань!

Тебе ль завидовать пристало

И возносить на небо брань?

Не ты ли носишь ожерелье

С роскошной радугой цветов,

Что так похоже на изделье

Из ловко собранных шелков?

Ты только плачешь, забывая

О том, что твой уж хвост один

Похож, каменьями играя,

На ювелирный магазин!

Скажи-ка мне, какая птица

С тобой сумела бы сравниться

Такою массою чудес?

Нет совершенства в группе птичьей, –

Но каждой птице дан удел,

Особый признак и отличье:

Орел отважен, горд и смел,

А сокол легкостью гордится,

Ворона – вестник всяких бед,

А ворон нам открыть стремится

Глубокий мрак грядущих лет;

И все довольны… Не мешало б,

Друг, и тебе, забыв мечты,

Не приносить мне больше жалоб,

Чтоб не лишиться красоты,

Которой мной отмечен ты!»

 

 

Кошка, превращенная в Женщину

Перевод А. Измайлова

 

 

Был в старину такой дурак,

Что в Кошку по уши влюбился;

Не мог он жить без ней никак:

С ней вместе ночью спать ложился,

С одной тарелки с нею ел,

И, наконец, на ней жениться захотел.

Он стал Юпитеру молиться с теплой верой,

Чтоб Кошку для него в девицу превратил.

Юпитер внял мольбе и чудо сотворил:

Девицу красную из Машки-Кошки серой!

Чудак от радости чуть не сошел с ума:

Ласкает милую, целует, обнимает,

Как куклу наряжает.

Без памяти невеста и сама,

Охотно руку дать и сердце обещает.

Жених не стар, пригож, богат еще притом,

Какая разница с котом!

Скорей к венцу. И вот они уж обвенчались;

Все гости разошлись, они одни остались.

Супруг супругу раздевал,

То пальчики у ней, то шейку целовал;

Она сама его, краснея, целовала…

Вдруг вырвалась и побежала…

Куда же? – Под кровать: увидела там мышь.

 

Природной склонности ничем не истребишь.

 

 

Лев и Осел на охоте

Перевод Ф. Зарина

 

 

В день именин своих затеял царь зверей

Охотой позабавиться на славу.

Понятно, дичь его крупней,

Чем воробей:

Оленей, кабанов он загонял в облаву.

Чтобы удачнее охота та была,

Лев в помощь взял себе Осла,

Который, голосом Стентора обладая,

Загонщиком мог быть, лес ревом оглашая.

Установив его в засаде меж ветвей,

Прикрыв кустами от зверей,

Лев дал ему приказ –

Реветь тотчас.

Лев был уверен: ни единый

Из всех зверей, услыша рев ослиный,

Не устоит,

И в страхе побежит.

Действительно: едва лишь по лесу раздался

Ослиный рев, – весь лес заволновался.

Не зная, что грозит, беды откуда ждать,

От страха звери заметались,

В смятенье бросились бежать

И в сети Льву попались.

Осел по глупости успехом возгордился

И молвил: «Как я отличился!»

С презрением ему на то ответил Лев:

«Ты прав, – твой был ужасен рев.

Я сам бы от него пришел в смущенье,

Когда бы твоего не знал происхожденья!»

Осел обидеться бы мог,

Хотя осмеян был по праву…

Но для Осла в обиде нет тревог:

Осел – животное покладистого нрава.

 

 

Эзопово объяснение одного завещания

Перевод А. Зарина

 

 

Если верить тому, что Эзоп говорил

(Он умнейшим средь граждан считался,

И за мудрость у греков оракулом слыл:

Всяк с советом к нему обращался),

Вот одна из историй. Ее кто прочтет,

Занимательной, верно, найдет.

 

Один богач имел трех взрослых дочерей,

Различных по характерам. Кокеткой

Одна взросла в семье своей,

Другая – пьяницей, а третья – домоседкой,

Скупой, расчетливой. Отец,

О смертном часе помышляя,

Законам следуя, как истинный делец,

Духовную составил, оставляя

Имущество свое трем дочерям

По равным трем частям;

Жене ж своей лишь то, что каждая даст дочь,

Когда своим добром владеть не будет мочь.

 

Вот умер он. Все тотчас поспешили

Узнать, кого и чем он наделил.

Когда же завещанье вскрыли,

Неясный смысл его невольно всех смутил.

Что матери возможно дать,

Когда своим добром не будешь обладать?

Что в завещании хотел сказать отец?

Напрасно думали и мудрый, и глупец.

Вот судьи собрались, устроили совет

И головы свои ломали;

Но как слова ни толковали, –

Все в завещанье смысла нет.

И, выбившись из сил,

Совет решил:

Пусть дочери добро все поровну поделят,

Кому что нравится; а матери своей

Пусть каждая из дочерей

Назначит пенсию иль часть добра отделит.

Согласно этому решенью,

Устроили раздел при помощи судей,

И каждая сестра по своему влеченью

Взяла одну из трех частей:

Кокетка дом взяла со всею обстановкой,

С конюшнею роскошных рысаков;

Чтоб ежедневно тешиться обновкой,

Взяла портних, уборщиц, евнухов,

Все драгоценные убранства.

А пьяница, для кутежей и пьянства,

Все принадлежности пиров:

Буфеты, погреба с вином сортов различных,

Для кухни и стола прислужников-рабов,

Служить пирующим привычных.

А третьей, что была жадна и бережлива,

Досталися рабы, домашний разный скот,

Сады и лес, луга и нивы,

Весь, словом, сельский обиход.

По нраву каждая свою достала долю,

Исполнивши отцом завещанную волю.

В Афинах граждане все жарко восхваляли

Оценку и дележ; и мудрый, и дурак

О завещанье толковали,

Хваля ареопаг.

Один Эзоп, с насмешкою лукавой,

Раздел премудрый находил

Лишенным даже мысли здравой

И говорил:

«Когда б покойник ухитрился

Ожить внезапно, как бы он

Решенью судей изумился

И попрекнул бы ваш закон!

Вы справедливостью гордитесь,

А завещанья не смогли

Понять, и даже не стыдитесь,

Что бедную вдову на голод обрекли!»

И после этого внушенья

Он снова произвел раздел именья.

И, как покойник завещал,

Его согласно воли,

Добро он разделил на равные три доли;

Но дочерям те доли дал

Их склонностям вразрез. Кокетке

Он дал посуду, вина, мед;

Безделки – домоседке,

А пьянице – весь сельский обиход.

Так доли их не стали уж «своими»,

И поделиться ими

Они охотно с матерью могли.

Когда ж в замужество пошли,

То ни одна из них не пожалела

Все матери отдать…

Сумел один Эзоп лишь разгадать,

В чем было дело.

Дивились граждане, что ум его светлей,

Чем несколько умов разумников-судей.