Орел, Дикая Свинья и Кошка

Перевод А. Зарина

 

 

Орел свил гнездо на вершине

Высокого дуба. Внизу, у корней,

Кабан поселился с семьею своей,

А Кошка – в ветвях, в середине.

Все были довольны. Никто никому

Соседством не делал помехи,

И, с делом мешая утехи,

Жил каждый, как было по вкусу ему.

Но Кошке лукавой согласье такое

Ни ночью, ни днем не давало покоя.

Решила поссорить соседей она;

Взобралась к Орлу на вершину

И молвила: «Вместе кручину

Должны мы делить. Я лишилася сна.

Грозит нам погибель с детями:

Мы скоро раздавлены будем ветвями!

Смотрите: внизу, подле самых корней,

Проклятый Кабан с Кабанихой своей

Без отдыха землю копают,

Готовя погибель для наших детей.

Они, добираясь до самых корней,

Те корни тотчас обрывают.

Дуб рухнет. Малютки из гнезд упадут

И смерть у Свиней в логовище найдут!» –

И, страхом наполнивши сердце Орла,

С ним Кошка лукаво простилась,

И только на землю спустилась,

Как к Свиньям в жилище смиренно вошла.

«Друзья и соседи! – сказала она. –

Пришла я к вам с вестью печальной.

Подслушала речи Орла я случайно

И вам передать их по дружбе должна.

Лишь только из вас кто из дому уйдет, –

Тотчас же Орел поросят унесет.

Пожалуйста, только молчите про это,

Не то он сживет меня в злости со света!» –

И, ужас посеяв в семье Кабана,

Счастливой домой возвратилась она.

Орел, опасаясь за участь птенцов,

Боится лететь за добычей.

Кабан, позабыв свой обычай,

Боится оставить свой кров.

Идут дни за днями. Их голод терзает;

Но бросить детей ни Орел, ни Кабан,

Поддавшись на Кошкин коварный обман,

Ни тот ни другой не дерзает:

Орел опасается дуба паденья,

Кабан же Орла посещенья.

Сидят они оба, а голод не ждет:

Подохли Кабан, поросята,

От голода сдохли орлята,

Подох и Орел в свой черед.

А Кошка за подлое дело

Всем дубом одна завладела.

 

Что выдумать может коварный злодей

На гибель иль ради раздора –

Того не придумать. Всех прочих гнусней

Несчастий из дара Пандоры

То, коим весь мир возмущался всегда;

Названье ему – клевета!

 

 

Пьяница и Жена его

Перевод О. Чюминой

 

 

У каждого есть свой порок,

В который он впадает неотступно;

И стыд, и страх нейдут при этом впрок,

Чему пример я приведу невступно.

Жил Пьяница один, тянувший Вакхов сок,

Губя свой ум, здоровье, кошелек.

Подобные ему не проживут полсрока,

Назначенного им, как, совесть заглуша,

Все спустят до гроша.

Испробовав не в меру сока

Лоз виноградных, разум свой

Оставил он на дне бутыли,

И был Женою в склеп опущен гробовой

Затем, чтоб винные пары перебродили

Там на свободе. От паров

Очнувшись, наконец, и саван, и покров,

И свечи видит он, дивясь тому немало.

– Ого! – воскликнул он. – Ужель вдовою стала

Жена моя? – Тогда наряжена

Алекто, фурией геенскою, предстала

Под маскою его Жена,

Держа сосуд с дымящейся похлебкой,

Достойной князя тьмы. И вот, на миг один

Не сомневается душою он неробкой,

Что он – геенны гражданин.

– Кто ты? – спросил он у виденья.

– Я ключницей служу у сатаны

И пищу приношу тем, кто обречены

В гробу на заключенье. –

Тут бессознательно супруг спросил ее:

– А ты не носишь им питье?

 

 

Подагра и Паук

Перевод И. Крылова

 

 

Подагру с Пауком сам ад на свет родил:

Слух этот Лафонтен по свету распустил.

Не стану я за ним вывешивать и мерить,

Насколько правды тут, и как, и почему;

Притом же, кажется, ему,

Зажмурясь, в баснях можно верить.

И, стало, нет сомненья в том,

Что адом рождены Подагра с Пауком.

Как выросли они и подоспело время

Пристроить деток к должностям

(Для доброго отца большие дети – бремя,

Пока они не по местам!),

То, отпуская в мир их к нам,

Сказал родитель им: «Подите

Вы, детушки, на свет и землю разделите!

Надежда в вас большая есть,

Что оба вы мою поддержите там честь,

И оба людям вы равно надоедите.

Смотрите же: отселе наперед,

Кто что из вас в удел себе возьмет –

Вон, видите ль вы пышные чертоги?

А там вон хижины убоги?

В одних простор, довольство, красота;

В других и теснота,

И труд, и нищета».

«Мне хижин ни за что не надо», –

Сказал Паук. «А мне не надобно палат, –

Подагра говорит. – Пусть в них живет мой брат.

В деревне, от аптек подале, жить я рада;

А то меня там станут доктора

Гонять из каждого богатого двора».

Так смолвясь, брат с сестрой пошли, явились в мире.

В великолепнейшей квартире

Паук владение себе отмежевал:

По штофам пышным, расцвеченным

И по карнизам золоченым

Он паутину разостлал

И мух бы вдоволь нахватал;

Но к рассвету едва с работою убрался,

Пришел и щеткою все смел слуга долой.

Паук мой терпелив: он к печке перебрался,

Оттоле Паука метлой.

Туда, сюда Паук, бедняжка мой!

Но где основу ни натянет,

Иль щетка, иль крыло везде его достанет

И всю работу изорвет,

А с нею и его частехонько сметет.

Паук в отчаянье, и за город идет

Увидеться с сестрицей.

«Чай, в селах, – говорит, – живет она царицей».

Пришел – а бедная сестра у мужика

Несчастней всякого на свете Паука:

Хозяин с ней и сено косит,

И рубит с ней дрова, и воду с нею носит.

Примета у простых людей,

Что чем подагру мучишь боле,

Тем ты скорей

Избавишься от ней.

«Нет, братец, – говорит она, – не жизнь мне в поле!»

А брат

Тому и рад;

Он тут же с ней уделом обменялся:

Вполз в избу к мужику, с товаром разобрался

И, не боясь ни щетки, ни метлы,

Заткал и потолок, и стены, и углы.

Подагра же – тотчас в дорогу,

Простилася с селом;

В столицу прибыла и в самый пышный дом

К Превосходительству седому села в ногу.

Подагре рай! Пошло житье у старика:

Не сходит с ним она долой с пуховика.

С тех пор с сестрою брат уж боле не видался;

Всяк при своем у них остался,

Доволен участью равно:

Паук по хижинам пустился неопрятным,

Подагра же пошла по богачам и знатным;

И – оба делают умно.

 

 

Волк и Журавль

Перевод И. Крылова

 

Что волки жадны, всякий знает:

Волк, евши, никогда

Костей не разбирает.

Зато на одного из них пришла беда:

Он костью чуть не подавился.

Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;

Пришло хоть ноги протянуть!

По счастью, близко тут Журавль случился.

Вот кой-как знаками стал Волк его манить

И просит горю пособить.

Журавль свой нос по шею

Засунул к Волку в пасть и с трудностью большою

Кость вытащил и стал за труд просить.

«Ты шутишь! – зверь вскричал коварный. –

Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!

А это ничего, что свой ты долгий нос

И с глупой головой из горла цел унес!

Поди ж, приятель, убирайся,

Да берегись: вперед ты мне не попадайся».