XI. Что ждет нас завтра

С каждым произнесённым словом Драко у Северуса перехватывало дыхание. Его бросало то в жар, то в холод, затуманивался рассудок. Мальчик говорил совсем не ту истину в совсем не подходящее время и это пугало. Пугало осознание того, что не стоило молчать так долго. Нужно было сказать уже давно, и тогда бы сейчас Адриан принял всё намного проще, опровергая жестокие слова, но нет. Не сказал потому, что боялся последствий, которые тогда казались намного губительнее, чем могли бы быть на самом деле. Как он ошибался. Ничего хуже этой злой шутки судьбы Северус не мог себе представить. Удручало ещё то, что мальчишка знал об этом. Откуда? Как? Люциус рассказал? Зельевар отказывался верить… Или Нарцисса? Нет-нет! Вероятнее всего догадался, а может и просто говорил наугад. Но как попал-то - пальцем в небо. Это просто наваждение. Ночной кошмар, который пройдёт с восходом солнца. Северус ждал. Ждал, но рассвет так и не наступил, а слова Драко резали по незащищенному и открытому сердцу. Больно и страшно. Он доверился этому миру, желая начать всё с начала. Он сильно привязался к Адриану. Даже был бы рад хотя бы раз в жизни услышать от него заветное слово «отец». А теперь всё, что было до дня рождения в мэноре сейчас можно перечеркнуть жирной линией или же скомкать и сжечь, смотря, как тлеет прошлое. Северус — мастер по распознаванию эмоций и причинно-следственной связи сейчас мог с уверенностью сказать о потере доверия со стороны Гарри. О потере не просто доверия…

«Он не простит меня… А я ведь всё делал для него. И ещё сделаю… Я не смогу отказаться от него… Не так легко. Никогда».

Северус оказался рядом с занесенной для пощечины рукой. Он был страшен в своём приступе неконтролируемого гнева. От пощечины Драко спас Люциус, в воздухе поймав руку друга и жестко её зафиксировав:
— Северус, у него всё ещё есть отец. Позволь мне самому решать что делать, — спокойно проговорил аристократ, но кто мог знать, как тяжело далось ему спокойствие. Поведение сына очень огорчало. Люциус беспокоился за отношения в семье Снейпов, а если конкретнее, то беспокоился за душевное состояние самого зельевара. Он знал, как дорог был тому их хрупкий мир.

Северус сделал несколько вздохов, чтобы успокоиться. Вскоре рука обмякла, и Малфой отпустил её, дав повиснуть вдоль тела:
— Следи за языком своего сына, Люциус. Иначе я оторву его ему. Клянусь — язык погубит Драко, — зло, но тихо, прошипел Северус, боясь повернуться и увидеть полное ужаса лицо сына.

Адриана же вовсе не было слышно: ни всхлипа, ни стона, словно на его месте больше никого нет. Пустое место. Нет. Почти пустое…
За спиной Северуса стоял юный волшебник, чей мир в одно мгновение разбился вдребезги. Всё, во что он верил, что было важно — потеряло право на существование. Нет, конечно, он чувствовал некоторую ложь в словах Драко, но поведение, реакция отца на слова Снежка его шокировала. Было обидно слышать столько гадостей про себя самого, а ещё обиднее видеть, что это не просто злая шутка. Северус, если бы сказанное было ложью, просто смолчал бы или усмехнулся в своей обычной пренебрежительной манере. Так он делал, когда общался с заказчиками или Лекруа и этого же ждал сейчас Гарри. Вопреки ожиданиям Северус был в гневе, а это значит, что на свет вылезла истина. Беспроигрышная детская логика. Попробуй, разубеди. Северус — опекун, которому Адриан доставляет много проблем. А он… Приемный сын… Сирота? В это трудно поверить, но где тогда настоящие родители? К глазам подступали слезы, а в горле образовался ком нервов. Казалось, что мальчик вот-вот громко разрыдается, но он молчал, сжав кулаки и склонив голову. Его трясло, по щекам катились слезы, но он не проронил ни слова, ни звука.

Нарцисса взволнованно наблюдала, надеясь, что всё происходит не с ними. Женщине не хотелось верить, что хрупкий, доверительный мир разрушен по вине её сына. Мир, связывающий всех действующий лиц на этой приусадебной поляне. Но больше всего ей было страшно за Драко… Он самолично портил отношения с тем, без кого не сможет. От этого страха её словно приковало к земле:
— Ох, Мерлин, — тихо взмолилась волшебница, — «что же ты делаешь, Dragon?»

— Драко, иди в свою комнату. Обдумай всё. Поговорим позже о твоём поведении, — тон Малфоя не терпел препирательств. За этот день сын успел ослушаться его уже даже не единожды. Ожидалось наказание.

Люциус никогда не наказывал его с применением насилия. Он не рукоприкладствовал, выяснял отношения, если это требовалось, только с глазу на глаз. У Малфоев не было принято выставлять своё грязное бельё или личную жизнь на всеобщее обозрение. Сегодняшний инцидент не был исключением и Драко это знал.

Никто не станет его ругать прямо сейчас, но испытывать терпение отца не хотелось. На этот раз мальчик послушался: надув губы, он стремглав убежал обратно в поместье. Строгий взгляд Люциуса проследил за ним.

Зельевару пришлось взять всю свою волю, которая только могла найтись среди паники, в кулак и медленно повернуться. Бегать от своих страхов он никогда не собирался и сейчас не будет. Лучше смотреть им в лицо, как он сейчас и поступает. На том же самом месте, где раньше стоял такой знакомый, родной мальчик, оказалась бездушная кукла, оболочка, чьи глаза, не моргая, смотрели в землю. Из пустых глаз лились тихие слезы:
— «У него шок… Но когда отойдёт — ждать беды». Анри… Я могу объяснить.

— Это правда, — тихо, но голос ребенка, такой чужой, готов был сорваться, — скажи, Северус, это правда? — мальчик тихо всхлипнул. Шок от пережитого не давал истерике разыграться в полной мере, но так больно ему ещё никогда не было.

Адриан не хочет показать, что плачет, а потому не поднимает головы. Гордость выше этого, да? Так повторял Северус, но зачем… Ему никто не сказал, что может быть так больно.

— Анри… Ты мой сын и ничей больше! Это большое недоразумение. Ты успокоишься, и я всё объясню.

— Это правда! Я не твой сын. Не… Не просто же так звал тебя Северусом, не… Отцом! Ты смолчал, когда он обзывал меня сиротой! Это правда... Ты не позволял мне играть с другими детьми, держал в доме и не позволял выходить с тобой! И это тоже правда... Это правда! Прекрати врать мне!

— Адриан, сын мой, … Мой и…

— Я тебя ненавижу! — мальчиком овладела истерика, — Я вас всех ненавижу! Вы всё знали. Всё знали и молчали. Ненавижу! — глаза ребёнка налились тьмой: радужка и белки почернели, слились с зрачком, придав детскому лицу потусторонний, демонический вид. Северус вспомнил, что такие глаза он уже видел однажды: в том измерении, у того существа, что, не сумев прогнать, предупреждал его о последствиях.

— Не принимай всерьёз, сказанное Драко… Он поддался эмоциям. Помнишь, мы обсуждали как это плохо? Его слова абсурдны. Ты мой сын…

— Ты знаешь — это не так… Я не маленький. И понимаю, когда мне недоговаривают, — тихо прошептал мальчик и поднял лицо влажное от горьких слёз. Сглотнув ком в горле, он яростно сверлил Северуса не своими глазами.

— Хорошо, раз так… — Северус не мог больше смотреть на страдания сына, опрометчивое сердце рвалось на встречу: утешить, дать то, чего так просят, — «К чему упрямишься?» Да, сын. Я не принимал участие в твоём зачатии, но это не отменяет того факта, что я твой отец…

— Как это может быть? Опять врёшь? Моё имя тоже выдумка? Я Адриан Снейп?

— Услышь меня. Твоё полное имя Адриан Гаррольд Поттер-Снейп… Адриан Снейп и Гарри Поттер… Поттеры, твои биологические родители, назвали тебя Гарри, и потом они…

— Гарри Поттер… Северус… «Мне плохо, папа… Помоги!» Я тебя ненавижу! Видеть тебя не хочу! — Волосы на макушке зельевара встали дыбом, стоило только представить, что он потеряет сына. — Стой! Не подходи! — вскричал мальчик, когда Северус сделал несколько осторожных шагов навстречу.

— Анри, дослушай! — он сделал ещё один шаг, поспешив.

— Не подходи! — мальчик остановил опекуна громким вскриком. В маленькой головке кипел котёл — эмоции грозились свести с ума. Их было много: обида, страх, негодование, недоверие, презрение, злоба, отчаяние: — Оставьте меня одного! Никого не хочу видеть! — под всеобщее молчание он, рыдая, пробежал мимо взрослых, на лицах которых застыло чувство глубокого сожаления и печали, а у кого-то и паники. Руки Северуса тряслись от волнения. Всё тело била мелкая дрожь. Испуганное, заплаканное и, казалось, искаженное злобой лицо сына внушало сильную тревогу.

«Не натворил бы глупостей».

— Анри… — зельевар спрятал стиснутый кулак в карман, надеясь поскорее взять себя в руки. Надо быть сильным, — Ему всего шесть лет… Я хотел ещё немного подождать, — тихо сам себе прошептал он и повернулся, чтобы посмотреть Адриану в след, — «Догоню — прогонит, закатив истерику. Столько свидетелей. Нельзя. Хорошо, что это произошло только при Люциусе и Циссе. Хотя чего хорошего…»

— Северус… Я думаю, что всё наладится… Анри смышленый мальчик, — попыталась утешить его Нарцисса, которая, наконец, обрела дар речи и вновь могла передвигаться. Она не верила в легкий исход такого душевного потрясения, но постаралась подбодрить друга семьи. Как мать, она понимала глубину нанесенного подлого удара. Трудно поверить, что Драко мог так жестоко поступить — она всегда видела в нём лишь ангела. Дети самые злые существа — они говорят всё, что держат в голове, не думая о последствиях. А ещё она в первый раз видела Северуса вышедшим из-под контроля:
«Это тоже могло напугать Адриана… Северус всегда такой сдержанный, уверенный…»

— Люциус, — минуя своим пустым взглядом Циссу, он посмотрел на друга. Посмотрел взглядом, который говорил о слишком многом, говорил о том, что предназначено не для всех: печаль, страх, растерянность, безысходность. Глаза загнанного зверя, когда охотники настигают, а бежать уже некуда. Нет. Глаза отца, испуганного за сына:
— Гарри Поттер — проклятое имя… Я знал, что этим всё и кончится.

«Сын Лили и Джеймса… Мой сын.»

— Надеюсь, Драко образумится и Анри позволит всё объяснить, — Люциус положил на плечо друга руку и слегка сжал его, — Нарцисса права. Адриан смышленый мальчик. Видел, как Драко смотрит на Анри? Он просто запутался…

— Глаза полные ненависти и, кажется, ревности… Не думала я, что так получится, — тихо подытожила Нарцисса, — их воссоединение должно было быть сказочным… Я столько раз видела сны о счастливом завершении разлуки.

Женщине так хотелось избежать проблем с отношениями между мальчиками. Когда все печальные факты их связи подтвердились, она решила, во что бы то ни стало, хотя бы подружить ребят. Даже этот праздник был организован ради мирного воссоединения. Всё тщетно?

— От любви до ненависти один шаг. Твой сын не понял, что испытывает сильнее. Мы знаем, что они связаны, а Драко не может ненавидеть Адриана, — сухим лекторским голосом произнес зельевар и устремил взор в сторону поместья, — Да… «Что же я наделал?..» Но он поступил… непростительно. Он…

— Ты прав…

— Анри сейчас очень растерян, потерян и в этом есть моя вина.

— Всё хорошо, друг мой. Адриан умный мальчик, вы справитесь.

— Моргана, за что мне это…

— Кажется, уже пора возвращаться, — тихо заметила Нарцисса, — Не ищи пока Адриана… Нам стоит дать ему немного времени. Хотя бы до завтра… Праздник должен был длиться до позднего вечера, но, полагаю, нам стоит переходить к завершающему этапу уже сейчас.

«Время. Завтра».

Стук в дверь спальни наследника. Мальчик хотел поскорее покинуть это место и искал дорогу к выходу, как его обнаружили, и стали выспрашивать, чей он и кого ищет. Он не смог ничего ответить и от обиды выкрикивал лишь:
— «Ненавижу» Драко, «ненавижу тебя,» Северус! Оставьте меня в покое!

О том, что спальня Драко находится именно здесь, он не знал, но озабоченная гостья поместья и видимо мать приглашенных на праздник двух милых близнецов была более сведуща в расположении комнат. Решив, что ребенок ищет кого-то из них, она отвела его к спальне Драко и постучала в двери.

По ту сторону двери он ощущал бурю эмоций, но идти обратно на поляну не хотелось, а выхода он так и не нашел. Ему хотелось сказать Драко, что-то столь же болезненное в отместку, но в голову не шло ничего, кроме банальной истерики. Все мысли сейчас кружились вокруг реакции Северуса, но от этого злости не становилось меньше:
— Драко, тут к тебе мальчик. Я полагаю, ты его знаешь, — обратилась она к кому-то за дверью, а затем нагнулась к Адриану, — пока я разыщу твоих родных и сообщу им о случившемся, прошу, посиди здесь.

— Миссис Менориан… — дверь приоткрылась.

— Оставляю его на тебя, Драко.

— Но…

Адриан вошел в комнату, подталкиваемый в спину, и запер за собой дверь. Воцарилась тишина, разряжаемая лишь тихими шмыганьем.

— Не реви, как девчонка! Ненавижу соплежуев! За поступки надо отвечать!

Из-за кого по его мнению ему так плохо?! Адриан быстро вскипел и готов был уже броситься на обидчика с кулаками, и всё же, не стал этого делать. Слова мальчика, подогрели ярость, дали сил встрепенуться, но, что удивительно, отложили вновь зарождающуюся истерику.

— Когда-нибудь и ты ответишь, — утирая нос рукавом, пробормотал Анри. Сейчас не до правил поведения.

— Кто? Что? — Малфою-младшему показалось, что он ослышался.

— Ты обманщик!

— А ты плакса! Тебя всё равно накажут и правды не узнают! Кому она нужна, когда ты сам признался.

Откуда в мальчике столько злобы? Инстинкт говорил, что Драко уязвлён, однако осознание этого не радовало. Вновь вернулись страх, раздражение и обида. Захотелось поскорее спрятаться где-нибудь. Потеряться. А ещё он ощутил потребность в прекращении спора… Это не доставляло никакого успокоения или утешения, а значит, надо успокоиться, а вот Драко не знал меры:
— Ты хотел казаться крутым — тебе удалось одурачить отца и крестного, но не меня! Я как увидел тебя, понял, что ты не сын крестному! Не в масть! Мне противно смотреть на тебя! Так и хочется ударить или задушить, как щенка породистой суки от дворняги!

Драко знал это, все термины, потому как Люциус разводил собак и очень яростно следил за их родословной. Когда его титулованная сука понесла от случайного связи, Лорд Малфой лично свернул шейки всем щеночкам на глазах у семьи, невнимательных слуг и хозяина дворняги, нанёсшего ему личное оскорбление. Бедняга до сих пор выплачивает моральную компенсацию.

— Потерпишь… Вы оба обманщики, — тихо и, казалось, безжизненно. Адриан молил, что бы ссора поскорее закончилась. Она слишком сильным эхом отдавалась у него внутри, била по напряженным нервам. Он уже и сам был не рад, что спровоцировал её… И его услышали.

Ответную реплику Драко прервал стук в дверь. Домовой эльф внес в комнату гору подарков и поместил её на письменном столе.

— Это, наверное, мама прислала. Ого! Да тут прибавилось… Посмотрим!

Он спешно распаковывал подарки, разбрасывая их содержимое в две кучки: оставить и сжечь. Здесь было всё, о чем только мог мечтать обычный ребенок, но мало что подходило к статусу Драко или к его запросам. Распаковывал, забыв о ссоре. Подарки важнее.

— Тебе столько не дарят, да? Наверное, потому что не заслуживаешь, а вот я всегда слушаюсь своих родителей и они меня.

Адриан не ответил на эту явную провокацию. Нет, он не понял намеренного укола, просто очень устал.

— О, а это подарок крестного! Смотри-смотри, — Драко махает красиво упакованной коробочкой в воздухе, — Интересно, что там!

На сердце кольнуло обидой. Он вспомнил, как трепетно Северус выбирал ему этот подарок, но совсем забыл, как крестный одаривал его. Хотя дождя из подарков никогда не было.

— Ого. Крестный меня так любит. Класс…

— Рад, что нравится, — Гарри почувствовал, как в кармане что-то дернулось, грозясь вылезти, — «Кулон… Так хочет быть подарком? А мне уже и дарить ничего не хочется. Но он чужой, а чужое ни мне, ни кому-то другому не нужно. Чужое и плохое всегда выбрасывают». Да, кстати… — достав небольшой бирюзовый бархатный мешочек, бросил его на стол Драко в отдел «сжечь».

— Крестный мне плохого не подарит! — продолжал Малфой-младший, но обратил внимание на брошенный пакетик, — ты чего? Что это? — вертит в руках, — подарок. А что такой маленький? Я не сирота, как ты, а сын лорда! Надеюсь, это что-то ценное. Ерунда мне не нужна.

— Если не понравится — оставишь в этой же куче, — он указал на кучу для сжигания.

— Откуда ты знаешь…

— О чем?

— О том, что эта куча для плохих подарков.

— А такие бывают? Не знаю. Догадался… Выбрось, я ошибся, когда выбирал.

— Я и без тебя знаю, что делать, — гордо вздёрнул нос наследник рода.

Адриан лег на постель, не заручившись разрешением, аккуратно укутываясь в покрывало. Он замерзал — руки и ноги коченели, а в голове шумело. Внутренняя дрожь медленно выходила за контролируемый уровень. Его уже трясло не только от холода, но и от подходящей истерики, которая вновь грозилась разразиться. Шок сходил. Северус и Драко… На них он реагировал по-особому сильно.

«Хочу домой… к Лекруа… Холодно и плохо…» — молил ребёнок.

— Ух ты… — Драко заглянул в мешочек и его глаза расширились от восхищения и удивления, — С-спасибо…

— Не за что… — буркнул Анри. У него зуб на зуб не попадал и голос дрожал.

— Красиво… Стоит, наверное, очень дорого… Явно магическое… Крестный посоветовал, да?

— Нет… — голос был совсем больным и немного сонным.

— Сам что ли? Эй? Ты чего это? Залез на мою кровать с ногами! Я не разрешал! — он подошел к постели и развернул мальчика к себе лицом с намерением отчитать и скинуть с постели. Анри дрожал, пустым и каким-то печальным взглядом тёмных, не изумрудных глаз, смотря в сторону, — Эй? Ты чего?! Я позову крестного!

— Нет! Не надо… — дернулся Гарри, останавливая Малфоя, — не надо никого звать.

«Уверен?» — раздалось в сознании.

— Ты заболел?

— Нет. Не знаю. Может немного, — мальчик поджал к себе ноги и обнял их, — холодно.

— Расстроился что ли? — не смотря на слова Адриана, Драко понял всё сразу, но осознание не принесло должного удовлетворения:
«И почему я не радуюсь? Ему ведь плохо. Героя из себя строил, а сам сейчас опять расплачется, как какая-то девчонка. Ой! А если крестный узнает? Он ведь меня винить будет… Плохо».

— Нет… Не говори Северусу… — продолжал Гарри, — И тебя это не касается… У него ведь из-за меня одни проблемы, да? — он уже шептал, а не говорил.

— Не буду я никому говорить.

Драко забрался на постель и немного грубо взял Адриана за руку. Разряда тока, ударившего их при знакомстве, не последовало. Да и сил жест никак не прибавил. наоборот, стало холоднее, словно он пустел, как прохудившаяся тара.

— Это хорошо помогает, когда болеешь или ещё что-нибудь… — объяснил мальчик, — Так обычно делает maman, — он устроился рядом, слегка приобняв гору из покрывала.

— Ты доставляешь всем одни неприятности. Это точно, — констатировал ребенок. Дрожащий в одеяле мальчик казался ему беззащитным. Хотя изначально он не собирался брать за руку, то после увиденного сдался своей совести и своим эгоистичным мотивам: «если я не утешу — крестный будет злиться, а ещё, если утешу, то мальчишка станет ко мне ближе и отклеится, наконец, от Северуса». В голове мелькало ещё много «за» и ни одного «против».

Драко заглянул в его лицо. Глаза закрыты:
— Спишь, что ли?

«Да замолчи ты уже… Мне и так плохо. Ты ведь ненавидишь меня, так не будь таким… Добрым».

Минута шла за декаду. Прижимая к себе тёплое, но дрожащее тело, Драко постепенно успокаивался. Он устроился на постели, совсем не ощущая ничего предосудительного в своих действиях. Наоборот. Проявленная забота ощущалась очень правильной, словно так и должно быть. Никакого отвращения, никакой брезгливости, ничего отрицательного, словно он держит за руку своего брата или сестру, о которых он и не мечтал. По телу пробежала теплая волна радости. Лежать в такой спокойной тишине и не задремать было бы ошибкой. Тем более если ощущалась такая умиротворенность, словно больше ничего не надо: ни подарков, ни внимания, ни даже злополучного крестного.

Затуманивающийся сном разум отбросил все ненужные переживания этого дня, оставив только всё самое важное: ревность захлестывала его только тогда, когда речь шла об Адриане. Поначалу он решил, что дело в отнятом у него внимании, но, погружаясь в сон, к пришло осознания истинной причины. Причиной был сам темноволосый мальчик. Драко ревновал не к нему, а его. Когда Адриан держал за руку Северуса — Драко хотел быть этой рукой. Когда Адриана обнимал Северус, не ругая за провинность — он хотел сделать тоже самое. Когда Адриана хвалили и окружали заботой — он хотел видеть его радостное лицо, получающее похвалу лишь от него одного. Ему хотелось спрятать его ото всех и в тоже время всегда видеть его улыбку: вспомнились мгновения на террасе и лицо залюбовавшегося небом Адриана.

«Северус и papa зовут его Анри… Красивое имя, — весь его мир теперь кружился вокруг одного единственного ребёнка, — я тоже буду знать его так… А ещё лучше, если я придумаю ему другое имя, и так буду звать только я… Имя… Какое имя ему подходит? Дрожит… А ещё глаза небось красные. Плакал? Хм… Похож на мокрого котенка… А у нас две собаки…»

Драко заснул, не заметив слёз на лице приемного сына крестного. Адриан не спал — он притворялся, а точнее просто не смог заснуть. Неожиданное проявление заботы со стороны Драко смутило и взволновало его лишь по началу, но забыть так быстро всё происшедшее он был не в силах. Нахлынувшие воспоминания о Северусе причиняли боль и лишь усиливали обиду. Мальчик сдавленно застонал. Душевная боль перешла в другое состояние, причиняя уже физическое недомогание. В животе сильно кололо и ему стало трудно сдерживать стоны боли:
— Ммм…

XII. Осознание.

Драко в очередной раз снился странный сон, с размытыми фигурами в главной роли. Размытыми так сильно, словно именно на людях художник устал и решил отдохнуть. Их ни о чем не говорящие ему беседы то заглушались непонятно откуда взявшимся ветром, то были отчетливо слышны, словно слова говорили в рупор. Силуэты двигались, спорили, развлекались — в общем, жили своей насыщенной жизнью, которая никак не пересекалась лично с Драко, но в то же время она была ключевой, важной для него. Он это чувствовал, наблюдая откуда-то со стороны. Будучи одновременно где-то и здесь, он был не в силах изменить ход времени. Окружающий мир был незнаком, хотя отдельно взятые детали напоминали ему, к примеру, о родном поместье. В последнее время действия всё чаще происходят ближе к вечеру или же ночью. Быть может это от того, что Драко больше не спит днём?

— Я нигде не могу найти ___! Что-то случилось.

— Что такого могло случиться в Мэноре? Естественно, что после всего, что было, он расстроен. Нужно дать ещё немного времени, — успокаивающие интонации, — Если не давать им самостоятельности, то…

— Я уверен. Абсолютно. У него на шее зачарованный кулон.

— Я встретила Миссис ___. Она сказала, что отвела его к ___, — голос был женский и взволнованный.

— Веди меня к спальне ___. Немедленно.

— Пойдём… Он наверное спал, когда… и… не стал будить его.

— Не просто не стал, ___. Если с ним что-то случилось, то…

В этот раз сновидение было немного иным. Мальчик чувствовал, как привычная туманность рассеивается и ей на смену приходит, пока ещё хрупкое, понимание происходящего. Краски принимали всё большую реалистичность… Что-то стремительно менялось, однако он мог только догадываться, кем являются обладатели голосов, ведь к их силуэтам художник пока так и не притронулся.

—… в твоём доме, ___, ноги моей больше не будет.

— Не горячись, ___, я уверен, что мой сын хоть и запутался, но не стал делать ничего плохого. Я ему доверяю.

— Плохого, кроме того, что он уже успел сделать, ты хотел сказать?

— ___ хороший мальчик. Ты знаешь это, ___, — примирительно спокойный голос.

— Знаю, но я волнуюсь за ___. Парный кулон горячий и уже давно вибрирует.

Коридор, по которому они шли, был Драко очень знаком. Он, увешанный дорогими антикварными картинами и хрустальными бра, таил много воспоминаний и секретов его семьи. Сейчас он мог с почти полной уверенностью сказать, что действие происходит в Малфой-Мэноре. Художник нарисовал всё так, как было только не давно, так, как было сегодня на празднике.

Длинный коридор ведет к спальням, как гостевым, так и господским. Дверь, у которой остановились расплывшиеся тени, тоже была знакома — это дверь его собственной спальни. Даже в замочную скважину виден свет магического ночного светильника.

— Мы пришли… В комнате тихо.

— Открывай.

— Не торопись. Может они оба заснули?

— Открывай, ___.

— Прошу тебя, веди себя сдержанно и тихо. Не вспыли.

— С кем ты говоришь? Я самой спокойствие. Открывай!

— Хорошо. ___, ты обещал, да?

— Да, — шорох открывающейся двери.

Если до этого могли быть какие-нибудь даже маломальские сомнения, то сейчас они все развеялись. Это точно была его комната. Те же шторы, те же ковры, тот же ночник и тот же балдахин. Всё так, только на постели вместо себя, он видел размытое пятно, словно художник после промокашки вновь размыл неудавшуюся часть работы водой. Драко видел, как мерцают «капли жидкости» в свете его лампы.

— Что я говорил? Они спят. День был насыщенный и их сморило.

— Погоди, я хочу удостовериться.

— ___, они спят. Ты можешь их разбудить.

— Ты не веришь в волшебство парных кулонов, ___? С ___ что-то происходит и я хочу знать что. Вдруг ему нужна моя помощь.

— Но как видишь мой сын к этому не причастен… наоборот спит с ним в обнимку.

— Помолчи, ___, иначе мы их действительно разбудим. Мне отчего-то это нравится всё меньше, — шорох постельного белья.

— Что именно?

— Спят ли? Кулон вибрирует ещё сильнее… Тихо.

Мерцание на постели усилилось. Творец вновь размыл краски?.. И что теперь? Драко всматривался, надеясь что-нибудь разглядеть, но всё тщетно. Сознание спорило само с собой: на постели за этим пятном должен быть он, но в тоже время, если это сон, то за мерцающей дымкой может быть что угодно. Не придя к единогласному решению, Драко вновь устремил свой взгляд на фигуры, стоявшие рядом с постелью. Одна из них видимо села на край и потянулась к мерцающему туману…

— ___! Вызывай врача! Срочно! — отчетливо слышны нотки паники.

— Моргана!

— ___, ___! Приди в себя! ___, — в комнате послышался сдавленный стон.

Одна из фигур скрылась за дверью спальни.

— ___, я рядом и обязательно помогу… Потерпи!

Непонятное переплетение фигуры на постели зашевелилось и «картина» стала трещать по швам. Голос паникующего вдруг показался знакомым, но каким-то далёким… Сколько Драко не пытался, он ни как не мог вспомнить, кому голос может принадлежать. Шли долгие мгновения, а сон становился всё тоньше и грозился оборваться в любую минуту. Драко цеплялся за него. Сквозь трещины мира, которые можно видеть, смотря, к примеру, через сломанные стекла очков, он наблюдал, как силуэт, отодвигая одеяло, рушит причудливую фигуру на постели и берет себе её важную часть. Именно так. Важную… Стало очень холодно. Ему захотелось выкрикнуть: «Стой! Не порти! Прекрати! Ты ломаешь целое!». Но в этом мире у него нет право голоса или какой-либо волшебной силы, если даже «сломанные очки» он починить не может. Не имея прав и власти, однако, он был свободен и во сне Драко чувствовал себя взрослее и легче, словно лишался оков и обретал крылья.

— ___ собирается. Давай перенесем его ближе. В гостиную, к примеру.

— Хорошо… Он весь трясётся…

— Всё будет хорошо.

— Если бы я не медлил. Я ведь знал, чем это может закончится…

— Мы пришли вовремя. ___ поможет!

— Да. ___, слышишь? Сейчас будет лучше! Я обещаю… Прости, что оставил одного.

— Поспеши!

— Иду! Встречай его!

Сон рушился на глазах: осколки потолка, стен, ламп со звоном падали на кое-где уцелевшие островки каменного пола. Трещин становилось всё больше и больше. Они появлялись с той же прогрессией, с которой Драко стремился остаться в своём сне. Силуэты словно не замечали этого, продолжая суетиться вокруг небольшого сгустка тумана в руках одной из фигур, который теперь напоминал скорее большую гусеницу или личинку, чем часть когда-то единого целого, ведь он был не аккуратно укутан в салатовое покрывало. Потолок обрушился в опасной близости от оставшейся на постели маленькой фигурки — другой половины целого. Драко приблизился к ней и ощутил огромную потребность в пробуждении. Ощущение было странным… Нуждался в пробуждении? Своём или лежащей на постели фигуры? А не одно ли это тоже? Мысль оказалась материальна. Вместо мерцающей маленькой фигурки он увидел себя:
— Если это я… тогда.

Быстро обернувшись, он успел поймать взглядом спину, облаченную в праздничный костюм, и босые маленькие ступни, прежде чем мир содрогнулся, — Крестный… Адриан!

Оглушительный звон бьющегося стекла и болезненное пробуждение. Именно это ждёт всякого, кто был насильственно разбужен и выдернут из царства Морфея, тем более, если оно было магически дарованным. Взволнованные возгласы крестного вблизи спящего Драко необратимо привели к пробуждению последнего.

После такого «доброго утра» мальчик ещё некоторое время лежал в постели, приходя в себя, а когда стал мыслить «здраво», а не красными кроликами, спустился с постели. Не смотря на реалистичность сна и Армагеддона, его комната была невредима. Потолок, пол, светильник — всё на месте и целое. Он проверил. Обычно, если ему и снилось что-то подобное, то пробуждение было самым обыкновенным: не приятным, но и не болезненным. Однако сегодня всё было необычно и началось всё это с прихода в Мэнор Адриана…

— Анри! — и ведь почти забыл о нём, но хорошо, что быстро вспомнил.

Выбежав за дверь своей спальни, он постарался отбросить все посторонние мысли. Самое главное сейчас — это мальчик, которому плохо из-за него… Это-то он хорошо понимал. За отрытую настежь дверь ему ещё, конечно, влетит от maman, однако «влетит» — это слишком жестко сказано, скорее всего она просто сделает одиночное замечание. Главное, чтобы не узнал отец. Но об этом он подумает позже, если будет время, а сейчас — мальчик. Анри. Только он.

Коридор, лестница, двустворчатая дверь в гостиную. Драко бежал быстро, но осторожно. Благо ему никто не попался на пути. Многие гости, если не все, уже попрощались с родителями именинника и разошлись по домам. Только домовые эльфы приводили в порядок зал, комнаты и коридоры, суетясь и бубня себе что-то под сморщенные носы.

Драко прислонился к стене и стал слушать, изредка выглядывая из-за дверей, что бы посмотреть, что там происходит. Из гостиной доносились голоса: отец, крестный и…

«Там доктор!»

— Адриан заснул. Я дал ему новое лекарство и успокоительное. Советую не будить его пока, — отчетливо разобрал ребенок голос пожилого колдомедика. Драко заглянул.

На диване в гостиной спит темноволосый мальчик, укутанный в его салатовое покрывало. Он, кажется, немного бледен, но лицо спящего спокойное и не выказывает никаких эмоций. Взрослые перешли на более приглушенное общение.

«Почему он молчал? Ему уже лучше?»

— Что с ним, Господин Бруссе? — Драко напряг слух, ведь этот вопрос волновал и его.

Рядом, на краю дивана, сидит крестный, держа тонкую ладошку мальчика в своей руке. От волнения и печали кожа его лица приобрела серый оттенок.

«Вид у него не здоровый…»

— Колики, — Северус хмурит брови, — Не волнуйтесь — так бывает. Вы и сами бы это поняли, если бы так не перенервничали. Проснётся, когда выспится и восстановится. Дети очень чувствительные создания…

«Колики? Это что? Заразно? Больно?!»

Люциус держит руку на плече друга. Его выражение лица выказывает легкое беспокойство, но не более. Аристократ не теряет марку ни при каких условиях.

— К примеру, когда мать отказывается кормить грудью или не уделяет должного внимания: надолго оставляет без присмотра, часто ругает или забывает, то волнение и стресс могут перерасти в боль. Обычно заболевает живот, что в нашем случае и произошло, однако может быть всякое… Нельзя забывать и о душе. Однако, думаю, что он отдохнет и всё, обязательно, нормализуется.

— Какое зелье вы ему дали? — Северус выглядит уставшим, слегка пристыженным, но всё-таки заинтересованным.

Мужчина корит себя за слепоту и промедление, а если бы он ещё и знал больше о детях и их болезнях, то был бы предупрежден, заметил бы сразу все признаки. Несмотря на долгую совместную жизнь, за здоровьем ребенка чаще следили эльфы или леди Малфой, которая была у них в доме частым гостем. На Северусе были только редкие согревающие и жаропонижающие, а остальное доставали Лекруа и Нарцисса.

— Не расскажете, что могло его так расстроить? — глаза колдомедика горели любопытством. Он посчитал, что о зельях можно поговорить и потом.

— Спасибо, господин Бруссе, более мы не будем вас задерживать, — спокойный тон аристократа заставил всех на время замолчать.

Старик не хотел уходить, не получив ответы на волнующие его вопросы, а Северус уже строил планы: перечитать больше медицинский трактатов по детским хворям, что бы в следующий раз не полагаться на колдомедика. Люциус же не желал делиться ни информацией о мальчике, ни вниманием Северуса… Книгам, зельям и Адриану он, конечно, давно и безвозвратно проиграл, но не проиграет Бруссе, которым мог бы заинтересовать друга в качестве детской медицинской энциклопедии.

Появившаяся заминка дала Драко возможность выйти из тени.

«Стресс? А это что такое? Живот… Наверное, больно. Бедный… И зачем смолчал? Всё равно ведь крестный узнал и пришел…»

Драко чувствовал себя не в своей тарелке. В первый раз ему было совестно перед кем-то. Перед крестным, а главное — Анри. Мальчик вызывал в нём противоречивые и не понятные чувства. Драко путался в ощущениях, но понимал, что по отношению к Адриану он поступил не правильно. Обычно Малфой Младший радовался, что мог показать свою «силу» перед остальными, но в этот раз Драко было откровенно стыдно за свой язык:
— Крестный… П-прости меня, — Драко вышел из-за двери и сделал несколько неуверенных шагов на встречу, — Я… н-не хотел… П-прости! — вблизи бледное лицо Адриана произвело на его очень впечатлительную натуру ещё более сильное влияние, и мальчик заплакал, шмыгая носом, —…О-он ведь выздоровее-еет? — очередной всхлип.

На вышедшего из своего укрытия ребенка обратили внимания все, кроме Северуса. Его взгляд, полный раскаяния и сожаления, был устремлен на бледное личико сына. Он словно искал в нём ответы на терзающие его вопросы. Искал прощения. Бруссе и Люциус замерли, ожидая каждый своего, но никто не ожидал того, что произошло.
Адриан очень много значил и значит для зельевара. За всё время, что они прожили рядом, ребенок стал самым дорогим созданием на Земле. Мужчина, который ещё лет восемь назад даже и подумать не мог о собственных детях, мечтая лишь о кратких мгновениях наблюдения за Лили, сейчас уже не мыслил себя без сына. Он беспокоился, грустил и смеялся… С ним. Без него. По нему. Иногда Северусу казалось, что он может чувствовать Адриана: его боль, его волнение, его радость. Он ощущал себя настоящим родителем. Впрочем, так оно и есть на самом деле, если не принимать в расчет особую натуру и манеру поведения мужчины. Настоящий родитель, как верный друг: общая цель, общие друзья и враги.

В отношении с Драко всё стало по примеру «аварийного отключения электроснабжения уличного освещения в зимний период времени в жилом маггловском микрорайоне Лондона из-за не санкционированного всплеска магии». А по-простому: темно и страшно. Ты точно заметил в конце улицы людей, но не знаешь кто они. Или же тебе мерещатся преступники и душегубы, не смотря на то, что только недавно ты видел у них лица своих соседей и друзей. А ещё позади кто-то быстро шагает, хрустя снежной коркой, и тебе кажется, что сейчас нападут из темноты, а ты не будешь готов обороняться. Ты ждешь этого и озираешься по сторонам, спешно шагая в сторону, где предположительно должен быть твой подъезд… Сердце бешено стучит, по телу пробегает холодок… Так и с Драко, вроде бы свой, даже любимый племянник, но теперь Северус ждет от него только беды, словно в темноте не может различить родного лица.

— Крестный, — словно скуля, позвал всхлипывающий ребенок.

— Адриан непременно поправится, — мальчик просиял, — Дома.

У Драко в грудной клетке что-то ухнуло и сжалось:
— Как? П-почему? Нет! Не хочу, чтобы вы уходили!

Наконец, зашевелились Люциус и Бруссе, которые ожидали совсем иной развязки извинений. Поведение зельевара сильно отличалось от предполагаемых обоими развитий событий. Один хотел, услышать прощение и воссоединение родственников, не смотря на всё случившееся, а другой — узнать таки причину переполоха в Малфой-Мэноре.

— Северус, я полагаю, что сейчас вам с Анри не следует возвращаться домой, — примирительно заговорил Малфой Старший, — Не так скоро… Здесь он будет под лучшим наблюдением. За ним присмотрят и если будут подозрения или, не дай Мерлин, осложнения, то всегда можно вызвать господина Бруссе!
Люциус сделал шаг на встречу, гладя руку на плече друга. Северус никак не отреагировал.

— Мне кажется, что мы слишком злоупотребили вашим гостеприимством, Люциус, — он слегка качнул плечом, добившись того, что Люциус убрал руку, — Господин Бруссе полагается на лучший исход и я тоже не буду терять надежду, — Северус поднял спящего сына, устроив его у себя на коленях, — Я возьму покрывало? Вышлю позже. Совой или эльфом, — сказал он поднимаясь, — В крайнем случае, пришлю Лекруа.

— Северус, Подожди! Подумай как следует… Из-за чего это случилось? Из-за нашего молчания. Но не только, ведь так?

— Крёстный, не уходите! Останьтесь! Я буду хорошим! Я, правда буду хорошим!

— Не уходите сейчас… — вторил сыну Люциус, — Это произошло ещё потому, что мы растили их раздельно! Северус, они партнеры и если сейчас вновь их разлучить, то может случиться не поправимое… Мы не можем этого допустить!

— Анри спит, не кричите, пожалуйста. Я расскажу ему всё, что посчитаю нужным… Если он захочет меня выслушать.

Его голос был спокоен, но по тому, как сильно он прижимает к груди Адриана, можно понять, что испытывает зельевар на самом деле. Временное проявление сильных эмоций потом будет казаться ему проявлением своей слабости.

— Друг мой, прошу тебя, одумайся! Они только встретились и не смогут друг без друга. Ты сам читал об этом! Я уверен, что мы справимся. Вместе… Надо всё рассказать… Придумать план выхода из сложившейся ситуации. Останься…
Северус не мигающим взглядом смотрит на Люциуса, словно проверяет. Мгновение. Ещё одно и ещё… А в голове мелькают события сегодняшнего дня и обрывки отлученной от светской суеты жизни. В словах Люциуса есть истина.

— Хорошо… Но, я расскажу ему всё сам, как только буду уверен, что Анри ничего и никто не угрожает, — выразительный взгляд, направленный на Малфоя Старшего, — Сам, Люциус.

— Конечно, никто кроме тебя не будет этого делать. Я прослежу за этим… Драко осознал свою ошибку.

— Надеюсь… Только, я прошу дать нам время. На сборы… За это время я прошу тебя провести с Драко воспитательную беседу. Я… не стерплю «не выдержу» повторения подобного.

Указание Люциусу на несостоятельность в воспитании сына заставило аристократа замолчать и задуматься. В чем-то зельевар прав и он не всегда верно воспитывал сына, но…

Но Люциуса сейчас больше взволновало согласие на совместную жизнь, а не ошибки прошлого. Северус будет жить с ним в одном доме, на расстоянии шага, со своим сыном. Даже наличие при этом разговоре господина Бруссе не омрачило смысл сказанного. Он ведь так долго ждал и сможет, если потребуется, заставить колдомедика молчать. Авторитет портить нельзя. Тем более фактом плохого воспитания сына.

— Я думаю, что дома и стены помогают… — примирительно произнес «помятый» жизненным опытом старик, посчитав что сейчас должен последовать «вызов на дуэль рассерженного благородного кавалера». Естественно Бруссе понял и намотал себе на ус полученную информацию, — Я сопровожу вас и удостоверюсь, что всё хорошо, — предложил колдомедик.

— Не стоит. Назвать свой адрес я пока ещё в силах, — произнес немного ощетинившийся зельевар.

Бруссе насупился. Он предполагал, что оставшись наедине без посторонних глаз, он сможет выведать причину происходящего, но Северусу было не до утоления любопытства.

— Я колдомедик… — Бруссе предпринял последнюю попытку.

— А я отец, — парировал зельевар, — Всего хорошего, господин, — он склонил голову в вежливом поклоне, — лорд, — ещё один поклон.

— Северус, ты чего? — Люциус удивленно смотрел в спину друга, который чётко произносил свой адрес, бросая в камин порох.

— Северус…

— Адриан! — мальчик разразился рыданием, чувствуя, наверное, что в ближайшем будущем, дня два или целую неделю, таинственно манящего мальчика он не увидит, — крестный! Нет, не хочу! Папа!

Бруссе не смотря на то, что ему не удалось поговорить о случившемся, всё-таки смог вытянуть из услышанного разговора несколько «кусочков головоломки». Он прозвал её «Переполох в день рождение». Старик понял, что случилось что-то нехорошее. Причиной стало то, что партнеры росли отдельно и не знали друг о друге ничего. А вот что именно могло так расстроить сдержанного Снейпа он пока так и не понял. Состояние Адриана не внушало ему опасений. Колдомедик был уверен в скором выздоровлении Снейпа—младшего, а значит в ближайшее время мальчикам поведают об их предназначении друг другу. Это приведет к тому, что о сегодняшнем раздоре забудут. Или же предпочтут забыть, а Бруссе не любит, когда некоторые интересные факты из жизни наблюдаемых остаются неизвестны ему. Всегда хочется обладать исчерпывающей информацией в интересующем вопросе. Он чувствовал, что скоро за эти данные могут предложить целое состояние, которое поможет его аристократическому роду. Чувствовал, но пока не знал, согласится ли на щедрое предложение.