Вид Севастопольского рейда

По имевшимся у нас сведениям можно было предполагать, что английские руководители турецких властей составили для начала войны обширный план наступательных действий со стороны Закавказья, чтобы таким образом отвлечь значительную часть наших сил от западной границы; поэтому должно было ожидать движения больших запасов и войск от Босфора к восточным берегам Черного моря⁹.

Для наблюдения за таким передвижением решено было в начале октября вновь выслать в крейсерство эскадру вице-адмирала Нахимова¹⁰ из четырех 84-пушечных кораблей, 3 фрегатов, 2 бригов и 1 пароходо-фрегата¹¹, включая сюда и все находившиеся между Крымом и Босфором крейсера. Этой эскадре предписывалось крейсировать между Анатолией и Крымом, держась, по возможности, на меридиане Тарханкута и параллели 43° и иметь поочередно один фрегат и бриг на Севастопольском рейде как для отдыха этих судов, бывших в крейсерстве с начала лета, так и для сообщения с портами.

Цель посылки эскадры указывалась та же, что и раньше высланным крейсерам, т. е. желание ввиду ожидаемого разрыва иметь наши морские силы у берегов Турции и особенно на сообщении Константинополя с анатолийскими приморскими городами. Одновременно с этим Нахимову указывалось по-прежнему до получения новых инструкций не считаться в войне с турками.

Командиру Севастопольского порта вместе с этим предписывалось¹² поставить на пароходах «Крым», «Одесса» и «Херсонес», находившихся на сообщениях с Константинополем, предназначенную им артиллерию, снабдить их командами и всем необходимым по военному положению, а весь остальной флот держать в полной готовности к выходу в море.

225

Не успел еще П. С. Нахимов уйти из Севастополя, как там были получены неофициальные сведения¹³ о том, что турецким судам приказано атаковать после 9 (21) октября наши суда, если они их встретят в море в меньших силах и что из Константинополя в Батум послано три турецких пароходо-фрегата с орудиями. Поэтому Нахимову предписывалось распространить свое крейсерство к Анатолийскому берегу между мысом Керемпе и портом Амастро с таким расчетом, чтобы быть на пути сообщения между Константинополем и Батумом.

Нашей эскадре разрешалось подходить на вид берегов, но не позволялось начинать враждебных действий против турок без открытия таковых с их стороны или же без повеления высшего начальства.

11 октября Нахимов ушел в море, чтобы через месяц с лишним вновь явиться в Севастополь уже с лаврами синопского победителя¹⁴.

На следующий день, 12 октября, князь Меншиков и Корнилов, находясь в Одессе, получили известие об открытии турками военных действий у Исакчи, причем князь Александр Сергеевич решил немедленно отправить Корнилова в Севастополь, откуда он должен был предпринять обширную рекогносцировку во главе соединенной эскадры из четырех больших пароходов. Ему было поручено осмотреть Кальякский и Бургасский заливы, спуститься мимо Босфора к мысу Кефкен-Аден и далее дойти до мыса Керемпе, на меридиане которого он должен был встретиться с эскадрой Нахимова. Корнилову надлежало в случае открытия турецкой эскадры немедленно дать знать об этом как эскадре Нахимова, так и остальному флоту, который должен был тотчас же выйти с ними на соединение¹⁵.

16 октября Корнилов прибыл в Севастополь, сообщил особым приказом по флоту о деле под Исакчей¹⁶, выразив уверенность, что всем известная исправность судов Черноморского флота дает полную надежду, что флот этот, быв вызван на бой врагами России, докажет свету справедливость доброй славы, им приобретенной, и предписал ряд мер к полной готовности флота выйти по первому требованию в море.

С этой целью в Севастополе были сформированы три эскадры: две парусные — под флагом контр-адмирала Новосильского, из 6 кораблей (из них четыре 100-пушечных) и 2 фрегатов¹⁷, и под флагом контр-адмирала Вульфа, из 4 кораблей¹⁸, и одна пароходная — под флагом контр-адмирала Панфилова, из 4 пароходов¹⁹. Первые две эскадры составляли резерв на случай надобности выхода в море, а также и для защиты Севастопольского рейда; эскадра же пароходов предназначалась для производства рекогносцировок²⁰.

226

Одновременно с этим Корнилов отправил корвет «Калипсо» к Нахимову²¹ с подтверждением высочайшего повеления быть до времени в оборонительном положении и выжидать первого выстрела со стороны турок. «Опять предостерегаю вас от англичан, — заканчивал свое письмо Корнилов. — Вам известно, как они решительны, когда дело идет об истреблении чужих кораблей поодиночке; я все опасаюсь, что они выскочат из Босфора, чтобы на вас напасть».

Между тем предполагаемый Корниловым выход на рекогносцировку несколько задержался, так как по прибытии в Севастополь он не нашел всех пароходов в сборе.

22-го числа он получил от князя Меншикова письмо, дающее понятие о том фальшивом положении, в которое был поставлен наш флот запутанными дипломатическими отношениями и постоянной неизвестностью о мире и войне. «Может быть, — писал он, — нелишне было бы показаться вам у Сулина, дабы узнать, не было ли между тем покушений турок учинить набег за Дунаем, и, следовательно, начать действительную войну, что нам развязало бы руки... Но ежели бы турецкий флот действительно расположился где-либо вне Босфора, хотя бы то было и с охранным кораблем английским и французским, я решусь, под своей ответственностью, на всякое действие»²².

Осторожность нашего Министерства иностранных дел во всем том, что касалось действий Черноморского флота в этот период кампании, отчасти объясняется тревожными донесениями барона Бруннова из Лондона о нервности, с которой руководитель английской политики в Константинополе лорд Стратфорд относился ко всем действиям Черноморского флота.

«Я очень рад, — ответил лорд Абердин барону Бруннову на сообщение последнего о благополучном окончании перевозки 13-й дивизии на Кавказ, — что эта операция окончилась до входа эскадр в Мраморное море. Если бы в Константинополе узнали, что ваш флот вышел в море с целым корпусом десанта, то могли бы подумать, что он имеет назначением Варну, Трапезунд, Батум, и Бог знает, чем все это могло бы кончиться»²³.

Только 23 октября Корнилов, подняв свой флаг на «Владимире», вышел с пароходами «Громоносец», «Одесса» и «Херсонес» с Севастопольского рейда и взял курс на Сулин. Предпринимая рекогносцировку, Корнилов принял все меры, чтобы возможно подробнее и незаметнее рассмотреть неприятельские бухты, быть готовым в случае встречи с соответственными силами турок к бою всей соединенной эскадрой²⁴, а также чтобы своевременно известить Нахимова, Севастопольскую эскадру и князя Меншикова, если в море выйдет превосходный в силах турецкий флот. На этот случай он заблаговременно отдал на пароход «Херсонес»,

227

долженствовавший известить П. С. Нахимова, запечатанный конверт с инструкцией для действий эскадры последнего. Корнилов высказывал в ней желание, чтобы Нахимов при получении известия о выходе турецкого флота в море двинулся вдоль азиатского берега к Босфору, чтобы отрезать отступление неприятельскому флоту, и он сам предполагал с прибывшей из Севастополя эскадрой действовать с фронта. Если же, оканчивал он, «вам удастся предупредить Севастопольскую эскадру и застать неприятеля на якоре под его крепостями, то блокировать его до соединения, и тогда, с Божьей помощью, может повториться знакомое вам Наваринское сражение!»²⁵

24 октября утром Корнилов подошел к Сулину, где от экипажа австрийского парохода узнал, что флоты западных держав начинают занимать свою позицию в Бейкосе и носятся слухи, что часть их останется в Галиполи; турецкий же флот не покидал еще Буюк-Дере, но там собиралась особая эскадра для отправления ее в Батум.

Несмотря на эти известия, эскадра продолжала свою рекогносцировку к югу, перестраиваясь, смотря по обстоятельствам, то в боевой порядок²⁶, то в походный²⁷, на таком расстоянии друг от друга, которое, по возможности, скрывало бы величину эскадры от взоров неприятеля, но позволяло бы ей в случае столкновения с противником действовать совместно. Сам же Корнилов, пользуясь быстротой хода «Владимира», не дающим дыму антрацитным отоплением и прикрываясь парусами, подходил на самое близкое расстояние к турецким берегам.

Таким образом, им были подробно осмотрены все заливы и рейды на европейском берегу Турции вплоть до Босфора, но нигде не было замечено ни одного военного судна. 26 октября эскадра пароходов подошла при дурной погоде с сильным северо-западным ветром на 30 миль к Босфору. Тогда Корнилов, опасаясь, что эскадре придется бороться с крепким северо-восточным ветром, который предвещали и барометр, и облака, и потеряв всякую надежду встретить какие-либо военные турецкие суда, кроме обыкновенных крейсеров, содержимых у самого пролива, отправил с донесениями «Громоносец» в Одессу, а «Херсонес» в Севастополь. Сам же адмирал, имея за собой в пяти милях «Одессу», чтобы таким образом возможно более продолжительное время скрывать свое приближение, направился на «Владимире» к Константинопольскому проливу.

В четвертом часу дня он различал уже маяки и между ними множество купеческих судов, среди которых вскоре обнаружил эскадру турецких крейсеров, состоявшую из пяти фрегатов, одного корвета и одного парохода. «Владимир» подошел к крейсерам почти на пушечный выстрел, приведя их в «большую суету и недоумение». Но налетевший с северо-востока шквал и наступавшая

228