Севастополь в конце XVIII столетия

(с оригинального рисунка акварелью)

фон Кауфману» он был освобожден от ведения формальной отчетности по этому делу⁴⁹.

Несмотря на сложность возложенной задачи, она была исполнена в трехнедельный срок, и 12 ноября Кауфман донес уже о выступлении парка из Тифлиса в Александрополь⁵⁰.

Военно-санитарная часть получила следующую организацию⁵¹. Кроме госпиталей и усиленных лазаретов пограничных пунктов мирного времени (Редут-Кале на 142 места, Озургеты — 350, Ахалцых — 315, Ахалкалаки — 100, Эривань — 300) в Александрополе был открыт военно-временный госпиталь на 600 мест, а также заготовлено имущество для полевого подвижного госпиталя на 1000 мест (последний должен был следовать за армией на 200 наемных арбах) и для трех кадровых госпиталей на 600, 300 и 150 мест. Кроме того, оставался запас на 1000 мест.

На случай появления чумы были приняты меры к формированию карантинного отделения.

Для подвижного госпиталя изготовили 72 большие подбитые сукном палатки, каждая на 18 человек. Перевязочных предметов имелось на 30 000 человек. В войсках было приказано иметь по одной лазаретной брике на батальон, по 1 лазаретной палатке, лазаретных вещей — на 30 человек и перевязочных предметов — на 50 человек.

Продовольствие было определено на 30 000 человек, а зернового фуража для кавалерийских и артиллерийских лошадей на 6 месяцев⁵².

Муки кроме годовой пропорции на весь отдельный Кавказский корпус было заготовлено еще 25 000 чтв., что обеспечивало войска до 1 января 1854 года.

Склады сухарей были: в Ахалцыхе — 2500 чтв., в Александрополе — 7500 чтв., в Эривани — 5000 чтв. и в Делижане —

189

2000 чтв. Всего 17 000 чтв., т. е. на 68 дней. Кроме того, для проходящих войск (13-й пех. див.) изготовлялось в Кутаисе 2000 чтв. и в Сухум-Кале 3000 чтв. Мясо должно было приобретаться войсками на месте, а при движении за границу — по особому распоряжению. Винные порции рассчитывались по 4 чарки на человека в неделю в пропорции на 6 месяцев, а на поставку спирта было заключено условие с подрядчиком.

Потребность ячменя была исчислена в 38 000 чтв., но первоначально было заготовлено 15 000 чтв., так как войскам предоставлялось право заготовления его хозяйственным способом.

Для войск Черноморской береговой линии провиант доставлялся морем из Симферопольской провиантской комиссии⁵³ в годовой пропорции (51 768 чтв. муки, 5230 чтв. крупы, 6680 чтв. овса); в Ростове был устроен запас в 12 000 чтв. муки и 1125 чтв. крупы и в Керчи в 23 000 чтв. муки и 2160 чтв. крупы, причем часть муки была перепечена в сухари.

Перепечение муки в сухари было устроено в Сухум-Кале, Александрополе, Ахалцыхе, Кутаисе, Делижане, Манглисе и Белом Ключе. В Делижан для этого была специально послана команда в 300 человек из Хан-Келды; в остальных пунктах оно производилось местными войсками (с отпуском им по 50 коп. за пуд) в своих, а частью полевых печах.

Интендантская смета на 6 месяцев была исчислена в 2 300 098 руб. 7 ¹/₂ коп.⁵⁴, и сверх того князь Воронцов испрашивал на экстраординарные расходы 62 250 руб. и на агитацию в нашу пользу среди курдов — 100 000 червонцев.

Положение Кавказского корпуса на турецкой границе в значительной степени зависело от того образа действий, которого будет придерживаться Персия в случае нашего разрыва с Турцией.

Надежда на союз с этой страной могла поддерживаться давнишней враждой персов с турками, религиозной их рознью с шиитами и, наконец, неудовольствием тегеранского двора на захват Турцией округа Котур с окрестными землями. Но для нас не были тайной происки Англии, старавшейся обратить тегеранское правительство против России и всеми силами возбуждавшей к тому же армянское население пограничных с нами областей⁵⁵.

Если бы даже Персия оставалась нейтральной, то все же нельзя было особенно полагаться на ее нейтралитет.

Коварная, легкомысленная политика этой державы, естественная ее вражда к России и желание отомстить нам за прежние неудачи, вознаградить себя за недавнюю потерю отторгнутых областей, надежда на мусульманское население и в особенности на горцев, с которыми персияне были в частых сношениях, наконец, подстрекательство западных держав, особенно Англии, делали маловероятным предположение, чтобы в случае войны с Турцией

190

Севастополь в начале XIX столетия

(с оригинального рисунка акварелью)

Персия не пожелала воспользоваться благоприятной минутой. Углубление нашего действующего корпуса в пределы азиатской Турции могло вызвать попытку ее взволновать пограничное население. Она могла тайно содействовать хищническим вторжениям вооруженных партий в наши пределы, оправдываясь бессилием их прекратить.

Возможность таких неприязненных действий подтверждалась и опытом последней турецкой кампании 1828 и 1829 годов; тогда, несмотря на поражение 1827 года и полное расстройство финансов, персидский шах едва не начал новой войны с нами, чем граф Паскевич был бы в то время поставлен в опасное положение.

В наступившем кризисе принятие мер против Персии также являлось существенно необходимым, но для этого на Кавказе положительно не было средств.

Граница с Персией охранялась постами от донских № 10 и 13 полков в числе 700 человек. Поддержкой им служили штабквартиры этих полков в Ванках и Гек-Тапе с 60—80 казаками в каждом, отряды по 3 слабые роты грузинских линейных № 5 и 8 батальонов в Беченаге и Ленкорани и 5 рот Мингрельского егерского полка, занимавших караулы в Хан-Кенды и Шуше.

Между тем неприязненные действия горцев восточного Кавказа, особенно лезгин, которые должны были в случае войны еще более усилиться, не только не давали возможности уделить что-либо из Дагестана или Лезгинской линии к персидской границе, но, напротив, отряды эти, сами ослабленные выделением части сил в действующий корпус, требовали подкреплений.

191

Поэтому уже в сентябре 1853 года военным министром разрабатывался вопрос об усилении Кавказского корпуса сверх назначенной туда 13-й дивизии еще одной пехотной дивизией и одной кавалерийской бригадой из войск Европейской России.

Для этой цели были намечены 14-я или 18-я пехотные дивизии с их артиллерией. Назначение 14-й дивизии представлялось более удобным в том отношении, что она входила в состав одного корпуса с 13-й дивизией, но для этого ее необходимо было бы заменить в окрестностях Одессы другими войсками (предполагалось — резервной дивизией 3-го пехотного корпуса). Сосредоточение к Шуше этой дивизии требовало бы при движении сухим путем четыре месяца марша, а при перевозке ее из Одессы и Севастополя морем — 52 дня марша от Сухума. К этим срокам надо было прибавить еще два месяца на приведение дивизии на военное положение, а принимая во внимание, что дороги в Абхазии, Мингрелии и Имеретии для артиллерии и обоза ранее апреля были почти непроходимы, можно было рассчитывать на прибытие дивизии к границе Персии не ранее конца мая 1854 года.

Назначение 18-й дивизии давало то преимущество, что не требовало смены ее другими войсками; прибыть же к границе она могла бы, считая 170 дней марша и два месяца на приведение ее на военное положение, одновременно с 14-й дивизией.

В состав кавалерии такого наблюдательного со стороны Персии отряда были намечены 6-я легкая кавалерийская дивизия или же бригада 1-й драгунской дивизии. Первой требовалось 109 дней марша, второй — 115 дней, т. е. при выступлении в начале января 1854 года они могли прибыть по назначению только в конце апреля.

Князь Воронцов, запрошенный о тех мерах, которые он, со своей стороны, полагал бы необходимым принять против Персии, тоже доносил⁵⁶ о потребности для этой цели не менее одной дивизии пехоты и бригады кавалерии. Кроме того, он доказывал необходимость усилить ввиду волнений среди горцев Лезгинскую линию на 6 батальонов и возвратить на Кавказскую линию 3 батальона, а в Дагестане 2 батальона, взятых в состав действующего корпуса. Для исполнения же этого необходима была бы еще одна дивизия, которая при благоприятных на границе Персии обстоятельствах могла бы усилить действующий корпус для наступательных операций.

Император Николай признал такие требования чрезмерными и на отзыве князя Воронцова пометил: «Полагаю достаточным того, что уже велено послать; от князя Воронцова будет зависеть, передвинуть на Лезгинскую линию те или 4 батальона 2-й бригады 20-й дивизии, которые уже взяты и уже направлены мной за Кавказ, или какие-нибудь другие части 19-й пехотной дивизии,

192

но более послать из России неоткуда и совершенно невозможно ⁵⁷, о чем князю Воронцову положительно объявить, предоставляя распоряжаться, как по обстоятельствам за лучшее признает; я же остаюсь при прежнем мнении, что означенных способов должно быть достаточно».

Между тем со стороны нашего противника принимались весьма деятельные меры к усилению Анатолийской армии.

По донесению нашего консула⁵⁸ в Эрзеруме, к 1 января 1853 года армия эта, под начальством мушира Абда-паши, по штатам должна была считать в своих рядах до 30 000 человек, но в действительности за откомандированием подкреплений в Константинополь она состояла из 20 336 штыков, 4000 сабель при 68 полевых орудиях, 1500 башибузуков, а всего 25 866 человек⁵⁹.

Этот корпус мог быть усилен резервами (редифом) на 24 000 человек (6 пех., 4 кав. и 1 арт. полк. из 12 пеш. и 2 кон. бат.) и сбором до 20 000 башибузуков.

Уже в мае 1853 года получались известия о готовящемся призыве редифов и о сборе в Эрзеруме продовольствия на 25 000 человек в шестимесячной пропорции.

По сведениям, имевшимся у нас⁶⁰, всего предполагалось турками собрать в Анатолийской армии до 50 000 человек пехоты и 17 000 кавалерии. Из них уже в сентябре были сосредоточены в Карсе под начальством Вели-паши от 8 до 13 000 человек пехоты, 1500 кавалерии и 20—40 орудий. Туда же ожидалось еще 11 000 человек пехоты при 12 орудиях и 3000 башибузуков. Этот отряд, составляя главные силы, выступил в начале октября под начальством Абди-паши по направлению к Александрополю и остановился в 12 верстах от р. Арпачая, у Кюрюк-Дара.

Другой отряд в 6000 пехоты, 400 человек кавалерии, 16 орудий и 1000 башибузуков сосредоточивался у Ардагана под начальством Ферик-Али-паши, угрожая Ахалцыху, к которому турками разрабатывалась дорога. Ближайшей поддержкой этому отряду могли служить 8000 человек у Ольти и столько же у Чалдырского озера.

В Кабулетском санджаке, на границе с Гурией, тоже делались приготовления к военным действиям: в окрестностях Тзихиндзира были построены укрепления — 5 редутов с палисадами, из которых 3 господствовали над дорогой к нашей границе, а 2 были расположены на берегу Чурук-су. У подножия горы Тзихиндзира, на полдороге между Батумом и нашей границей, был восстановлен и подготовлен к вооружению 20 орудиями выдающийся в море форт. Ниже его, у самого моря, турки построили редут на 6 орудий, который дополнял 2 маленьких редута, раньше возведенных для защиты Батума. Вдоль границы Лозистана также были построены 3 сильных укрепления.

193

Общее число войск в Батуме и на Чурук-су было около 2500 человек при 8 орудиях. Редифы не были еще собраны, но санджаки Лозистана должны были выставить до 9000 башибузуков, а 3 пограничных с трапезондским пашалыком санджака — до 3000 человек.

На южном фронте, против Эривани, у Баязета было собрано 6000 пехоты, 400 человек регулярной кавалерии и 1000 башибузуков под начальством Ферика-Селима-паши.

Резервом всех этих отрядов являлись 20—25 тысяч человек у Эрзерума, который служил центральным пунктом всей Анатолийской армии, поставленной под начальство мушира Абди-паши⁶¹.

В начале осени в пограничной полосе заметно было возбуждение местного населения, и начались притеснения и насилия над христианами. Вторжения отдельных шаек в наши пределы участились.

Сам главнокомандующий Абди-паша производил рекогносцировку р. Арпачая. Дорога из Кабулет к р. Чолоку исправлялась. Словом, все предвещало возможность скорого открытия военных действий в то время, как к нам еще не прибыла 13-я пехотная дивизия. Приготовления турок указывали при этом на желание действовать наступательно на всем фронте.

Облегчающим наше положение обстоятельством являлось то, что Анатолийская армия была грозна не только боевыми своими качествами, но и численностью. Несмотря на меры, принятые еще с начала лета для заготовки продовольствия, войска часто голодали из-за злоупотреблений и беспорядочной организации тыла; жалованье уплачивалось неаккуратно.

Результатом всего этого было громадное дезертирство и большой процент больных, главным образом желудочными болезнями.

Ослабление наших сил на Кавказской линии ради усиления войск на границе Турции не остановило приведения в исполнение установленной программы по умиротворению Кавказа. Бездействие наше или переход к пассивной обороне неминуемо должны были бы возвысить дух горцев. Надо было их отвлекать, не дать им собраться в больших силах на каком-нибудь одном пункте, особенно в тылу действующего корпуса.

Против Черноморской линии и правого фланга Кавказской линии, на всем протяжении от Анапы, уже в начале года усилилось враждебное нам волнение среди натухайцев, шапсугов и убыхов.

Магомер-Амин, перебрасываясь от одного племени к другому, последовательно подчинял их себе, и только небольшая часть натухайцев и шапсугов еще противилась ему. От подчинившихся он брал присягу: 1) признавать подданство Турции, 2) почитать Шамиля и его самого как наместников султана, безусловно им

194

повиноваться, 3) исполнять предписанные Кораном намаз и омовение и 4) вносить десятину в пользу бедных и духовенства⁶².

Уничтожение родовой аристократии и установление выборного начала увеличивали его партию среди низших классов населения.

Своим приверженцам Магомет-Амин внушал необходимость дружной борьбы против русских, обнадеживая помощью не только Турции, с которой находился благодаря плохой охране нашего побережья в частых сношениях, но и западных держав.

Ближайшим помощником Магомет-Амина являлся Хаджи-Ибрагим-Хан-Оглу.