Генерал-лейтенант А. Ф. Багговут

Николая в 1853 году проскальзывает едва скрытое чувство сожаления о том, что не удалось достигнуть взаимного соглашения с царем. Так как эта цель, несмотря на наши усилия, не могла быть достигнута, то пришлось повернуться в сторону Англии. Франко-английский союз 1854 года, заключенный без убеждения, поддерживаемый лишь терпением, с облегчением был расторгнут обеими сторонами»⁴².

Французам, быть может, скрепя сердце пришлось к концу 1853 года подчиниться этой исторической необходимости, несмотря на старание

маркиза Кастельбажака, который пользовался особо милостивым расположением императора Николая, примирить непримиримое. Кастельбажак доносил своему правительству⁴³, что миролюбие государя не подлежит никакому сомнению, что приписываемое ему намерение завладеть Турцией («s’emparer de la Turquie») не имеет под собой никакой почвы. Несмотря на представления князя Воронцова, доносил Кастельбажак, Кавказ оставлен беззащитным, и русские войска, заняв княжества, придерживаются там исключительно оборонительного образа действий. Турции ничто не угрожает, и до весны есть надежда уладить русско-турецкий конфликт мирным путем или непосредственными переговорами, или же при участии нейтральной державы. Кастельбажак настоятельно советовал отозвать союзные эскадры из Черного моря, оставив их перед Константинополем или, еще лучше, в Буюк-дере. Эта мера могла бы показать Петербургскому кабинету, что «союзники, поддерживая Турцию в споре, желают щадить права России, ее религиозные нужды и ее политические требования».

Маркиз Кастельбажак сделал еще один шаг. Он написал письмо лично к императору Наполеону, предлагая ему, основываясь на своей беседе с императором Николаем, обратиться непосредственно с письмом к государю и высказать ему свои мысли. Наполеон III ответил своему послу следующими соображениями⁴⁴: «Если бы спорный в течение уже нескольких месяцев вопрос возникал из прямого недоразумения между Францией и Россией, то я бы, не колеблясь, высказал императору мои мысли, потому что я

458

никогда не колеблюсь сказать, как я понимаю интересы и честь моей страны. Но в данном случае вопрос совершенно иной. Мы приняли сторону Турции не потому, что дело непосредственно нас касается, а потому, что мы не желаем, чтобы Россия злоупотребляла своей силой по отношению к слабому государству; потому, что мы желаем, чтобы существующие трактаты были соблюдаемы в том, что нам выгодно, так как мы их соблюдаем в том, что нам невыгодно; потому что мы никогда не допустим раздела Турции без нашего вмешательства. В конце концов спор идет между Россией и Турцией, и я не имею предложений для его разрешения. Дело Всероссийского императора сказать нам конфиденциально, если он действительно желает мира, на какие условия он мог бы согласиться, и тогда мы, если не найдем его условия нарушающими независимость султана, употребим все усилия, чтобы заставить принять их в Константинополе. Я прошу вас дать понять императору мое положение в этом деле, а также почему я не считаю полезным обращаться прямо к нему, так как я был бы огорчен, если бы он приписал мое молчание какому-либо иному соображению».

Однако вскоре государи обменялись письмами, причем первое из них исходило от Наполеона III, и, как можно было предвидеть, обмен остался безрезультатным. Быть может, несколько более раннее обращение императора французов к государю, и в особенности если бы оно сопровождалось рекомендованным Кастельбажаком отходом союзных или, по крайней мере, французской эскадр из Черного моря в глубь проливов, и достигло бы цели, но за время, прошедшее между донесением Кастельбажака и минутой, когда Наполеон III взялся за перо, была безвозвратно потеряна всякая надежда на мирный исход возникшего с западными державами спора.

Дело в том, что в конце декабря английский и французский послы обратились к графу Нессельроде с заявлением, что союзные эскадры вошли в Черное море с целью отражать всякое наше покушение на турецкие корабли и порты. Хотя английский посол и сказал при этом, что эскадры также будут заботиться о том, чтобы и турецкий флот уважал наши берега и наш флаг, но о таком обязательстве не говорилось ни в официальном заявлении послов, ни в сообщении адмиралов союзных эскадр князю Меншикову. Это обстоятельство заставило графа Нессельроде отправить нашим послам в Париж и Лондон одинаковые депеши⁴⁵, которыми им предписывалось потребовать от французского и великобританского правительств разъяснения — является ли принятая мера двусторонней, одинаково обращенной к обеим воюющим сторонам, или же лишь направленной против одной России. В последнем случае нашим послам предписывалось оставить свои посты, приказав выехать из Англии и Франции всем русским подданным⁴⁶.

459

22 января (3 февраля)⁴⁷ Киселев донес канцлеру, что, получив на свой запрос неблагоприятный ответ⁴⁸, он покидает Париж и направляется в Брюссель. Вместе с этим он сообщал о французских вооружениях, о призыве под знамена резервистов, об усилиях Французского и Английского кабинетов склонить Австрию и Пруссию на свою сторону и, наконец, о своей аудиенции у Наполеона, который, по словам ясно видевшего Киселева («l’ai clairement vu»), не отчаивался в сохранении мира и возлагал много надежд на свое письмо к императору Николаю.

Это письмо и ответ государя были немедленно опубликованы в Moniteur и в «С.-Петербургских ведомостях». Воспроизведение их еще раз подчеркивает то непримиримое противоречие во взглядах, которого уже нельзя было разрешить иначе как мечом.

Император Наполеон писал государю из Тюильрийского дворца 29 (17) января 1854 года:

«Государь!

Разногласие, возникшее между Вашим Величеством и Портою Оттоманскою, достигло такой степени важности, что я считаю долгом сам объяснить прямо Вашему Величеству, какое участие Франция принимала в сем деле и какие средства представляются мне для устранения опасностей, угрожающих спокойствию Европы.

В ноте, представленной, по повелению Вашего Величества, моему кабинету и кабинету королевы Виктории, стараются доказать, что система понуждения, принятая морскими державами с самого начала, одна растравила вопрос. Мне же кажется, что вопрос этот остался бы делом кабинетным, если б занятие княжеств не превратило вдруг переговоров в действия. Между тем и по вступлении войск Вашего Величества в Валахию мы приглашали Порту не считать этого занятия поводом к войне, свидетельствуя тем о крайнем желании нашем достигнуть примирения. Согласившись с Англией, Австрией и Пруссией, я предложил Вашему Величеству ноту, которая была бы удовлетворительна для обеих сторон. Ваше Величество ее приняли, но лишь только получили мы это благоприятное известие, как Ваш министр объяснительными к ней примечаниями уничтожил весь успех примирения и воспрепятствовал нам настаивать в Константинополе на простом и безусловном принятии ее. Порта, со своей стороны, предложила сделать в проекте ноты изменения, которые, по мнению представителей четырех держав в Вене, могли быть допущены. Они не были одобрены Вашим Величеством. Тогда Порта, оскорбленная в своем достоинстве, угрожаемая в своей независимости, отягощенная уже сделанными ею усилиями для противопоставления войска армиям Вашего Величества, предпочла объявление войны этому положению, нерешительному и унизительному. Она

460