Подвиг батареи Щеголева

от 17 июня обсуждению на венских конференциях. Он рассматривал его как сообщение, имеющее целью разъяснить отношение между Россией и германскими государствами и потому совершенно чуждое в то время для морских держав.

В тот же день наш посол в Берлине сообщал⁶⁶, что барон Мантейфель решил не делать более никаких уступок Австрии и заявить в Вене о неприятном впечатлении, произведенном последними австрийскими сообщениями.

Король Фридрих-Вильгельм отправил в Вену графа Мантейфеля с целью повлиять на австрийскую политику в смысле удержания ее в границах благоразумия. Граф Мантейфель имел поручение непосредственно обратиться к императору Францу-Иосифу⁶⁷. Барон Будберг узнал о результатах миссии от самого графа Мантейфеля, который убедился в том, что император ФранцИосиф «смотрит во всем, что касается политических дел, глазами графа Буоля». Достигнуть изменения австрийской политики, по мнению графа Мантейфеля, возможно было со стороны Пруссии лишь твердостью и непоколебимостью в подтверждении своих заявлений, а со стороны России «воздержанием от агрессивных действий, упорным сохранением принятого положения и спокойным ожиданием нападения»⁶⁸. Барон Будберг сообщал далее, что министр барон Мантейфель упомянул в беседе с ним о присланной графом Буолем в Берлин депеше, в которой австрийский министр напоминал в решительных словах об обязательствах союзного договора от 20 апреля. В ответ на это прусский кабинет

171

ограничился лишь кратким заявлением, что, считая разъяснения России удовлетворительным, он не находит причин для обращения к особой статье союзного договора.

Пруссия старалась, следуя самостоятельным политическим путем, найти поддержку у второстепенных германских государств. Она преследовала двойную цель. С одной стороны, ей представлялся случай оттолкнуть всю Германию от Австрии и собрать ее вокруг себя, с другой же — она надеялась охладить австрийскую горячность несочувствием германских государств слишком решительным проявлениям воинственности венского кабинета.

Барон Будберг изложил в депеше от 24 июля⁶⁹ содержание бесед короля Фридриха-Вильгельма с королями баварским и виртембергским, происходивших в Мюнхене. Оба южногерманских государя оказались противниками австрийской политики, так как она могла повести к разрыву между Россией и Австрией, тяжелые последствия которого пришлось бы нести всему Германскому союзу. Однако оба короля были того мнения, что, если бы все усилия свергнуть Австрию с пути, ведущего к разрыву, были тщетны, то вся Германия должна стать на сторону Австрии.

Баварский министр фон дер Пфордтен, решительным образом осуждая «постыдную политику Австрии», тем не менее заявил представителю прусского правительства при общегерманском сейме, что союз между германскими государствами и Россией является «полной невозможностью». Несколько более колебался в этом отношении саксонский первый министр барон Бейст, который даже приезжал в Берлин справляться, насколько Пруссия расположена стать во главе второстепенных государств для противодействия австрийской политике⁷⁰. Но во всяком случае мы не могли рассчитывать на серьезную поддержку второстепенных германских государств, которые, по мнению барона Будберга, были, во-первых, связаны с Австрией традиционными узами политической общности и, во-вторых, в высшей степени опасались, чтобы не поднялась, в случае поражения Австрии, революционная война и не повторились события 1848 года.

Взгляд барона Будберга оказался совершенно правильным. Баварское правительство очень рассчитывало на свидание королей в Мюнхене в том отношении, что оно станет «отправной точкой более тесного сближения дворов, вступивших в соглашение в Бамберге, с Берлинским кабинетом»⁷¹. Но произошло нечто совершенно обратное. Обмен мыслей с южногерманскими государями так подействовал на короля Фридриха-Вильгельма, что барон Будберг считал его гораздо более сильным сторонником Австрии, чем его советники. Нашим послом особенно подчеркивалась роль Бисмарка, «влияние которого в германских делах было если не решающее, то во всяком случае очень большое». Бисмарк борол-

172

ся против мнения о солидарности интересов Германии с австрийскими «со всей энергией, вдохновляемой его ультрапрусскими убеждениями, не всегда лишенными, хотя и бессознательного, прусского честолюбия».

Барон Будберг выражал надежду, что в ближайшем будущем, когда наш ответ на австрийский запрос будет сообщен сейму, Пруссия, признавая его удовлетворительным, укрепит при сочувствии других германских государств свое положение и станет более самостоятельна в своей политике.

Но надежда эта не оправдалась, и призывы нашего посла к большей политической самостоятельности не находили отклика у прусских государственных мужей. Его приглашение, обращенное к барону Мантейфелю, о том, чтобы Пруссия заявила письменно, что она считает себя свободной от обязательства защищать, согласно договору от 20 апреля, австрийскую территорию, было отклонено прусским министром⁷².

Император Николай отправил для более полного выяснения взглядов и намерений прусского короля в Потбус, где находился в августе двор, графа Бенкендорфа. Это особенно было необходимо ввиду начавшейся мобилизации прусской армии и сосредоточения наступательных сил уБалтийского побережья.

Письмо графа Бенкендорфа военному министру от 23 августа (4 сентября)⁷³ содержит ряд ценных указаний на влияния и настроения, которые господствовали при Берлинском дворе.

Наш военный представитель был самым сердечным образом встречен полковником графом Мантейфелем, генералом Герляхом и Бисмарком, после свидания с которыми немедленно состоялся и прием у короля. «Король,— писал граф Бенкендорф,— принял меня, если осмелюсь так выразиться, с нежностью, задержал более часа в своем кабинете, спрашивал о Петербурге и выслушал все, что я получил приказание передать ему от имени нашего Августейшего повелителя. Король как бы отстранялся от всего, что я имел честь ему представлять, и все возвращался к своим сердечным и искренним чувствам к императору. Он позже сказал мне: “Со времени вашего отъезда мое положение становилось изо дня в день все более трудным. Вы не поверите всей горечи, которую я испытываю из-за Англии. Еще на днях лорд Кларендон в обидных словах жаловался графу Бернсдорфу на то, что сообщения нашего кабинета вашему излагаются в дружественном тоне”. В Австрии все ухудшилось: граф Буоль и Бах все держат в руках. Все высшие чины армии и военная свита императора за вас, но они не смеют высказываться, потому что император говорит о делах лишь с министрами. Я должен, однако, отдать ему справедливость, так как он уверяет меня, что его штыки никогда не перейдут вашу границу... Граф Альвенслебен сообщает мне в последних донесениях, что, может быть,

173