Соловецкого монастыря

Александр

ко, и достаточно было одной канонады, чтобы их приостановить; в третий раз они не подвинулись даже и на столько, хотя за войсками и была поставлена кавалерия, которая должна была их подталкивать, но и это не удалось»¹⁷.

Мы нарочно приводим эти выдержки, чтобы подчеркнуть обратную сторону медали бесцельного маневрирования больших масс войск перед фронтом неприятеля. Обман поражает противника своей неожиданностью, энергией, когда вслед за ним наносится главный удар. Повторное же нерешительное выказывание больших сил, которые, ничего не сделав, торопятся уйти назад, производит совершенно иное впечатление — деморализует свои войска и вселяет уверенность в противника, как это и было в данном случае.

В самом деле, еще накануне того дня, когда Омер-паша и С.-Арно делились такими радостными для них известиями, французский главнокомандующий отправил Омеру-паше самое тревожное письмо об ожидаемой судьбе Силистрии.

«Я боюсь,— писал он¹⁸,— что крепость, решительно атакованная противником, не в состоянии будет долго сопротивляться». Маршал, принимая во внимание положение союзников, считал неосторожным ввязываться в генеральное сражение с русскими войсками одной оттоманской армии, хотя бы для сохранения столь важного пункта, как Силистрия. Для нанесения решительного удара надо было ожидать сосредоточения всех союзных армий, а потому С.-Арно не думал уже более о сохранении Силистрии, а лишь о спасении большей части ее гарнизона.

С этой целью французский главнокомандующий рекомендовал коменданту крепости взять, как только он убедится в полной невозможности удержать Силистрию, лучшие 10 000 войск из 16-тысячного гарнизона и прорваться с ними в Шумлу под прикрытием остальных 6 000, которые должны были в то же время произвести демонстрацию атаки наших осадных работ. Чтобы прикрыть отступление прорвавшихся частей, Омер-паша должен был в условленный день выслать на дорогу к Силистрии всю иррегуляр-

275

ную кавалерию, поддержав ее 2 тысячами регулярной конницы, а также направить отряд, отходивший от Калафата на Шумлу, левее, по дороге на Силистрию. Но С.-Арно вполне естественно опасался, что Паскевич не захочет дать утром уйти гарнизону и постарается преградить ему путь своей многочисленной кавалерией. Для противодействия этому он рекомендовал турецкому генералиссимусу выйти из Шумлы с отрядом в 30 тысяч при 100 орудиях и принять на себя отходящий гарнизон на выбранной позиции, в двух переходах от Шумлы.

Но Омеру-паше совершенно не улыбалась перспектива выйти одному навстречу войскам князя Варшавского, и потому он отказался от всяких сложных комбинаций для оказания помощи силистрийскому гарнизону и решил содействовать его отступлению лишь при помощи иррегулярной кавалерии и конной артиллерии, которые держались на этот случай наготове¹⁹.

Однако с 9 мая в поведении турок замечается уже перемена, и они начали мешать нашим работам своими вылазками, с каждым днем становясь все смелее. Так, в этот день на рассвете они заняли траншеи КК, которые нам пришлось покинуть и вести с ними сильную перестрелку. Коцебу приписал нашу неудачу отсутствию порядка у Шильдера, «которым ничего не было предпринято так, как следовало бы». В ночь на 10-е также порядка в работах не было, хотя нам и удалось вновь занять траншеи КК, сделать траншею L, построить и вооружить батарею М двумя орудиями для действия против Песчаного форта. На левом фланге в этот день была построена батарея N в 250 саженях от Арабского укрепления. Неприятель мешал нашим работам своим сильным огнем и даже сделал неудачную попытку атаковать их.

В ночь на 11-е мы продолжали продвигаться траншеей по берегу Дуная и приспособили турецкую батарею О для действия против Песчаного и Змеиного укреплений, а на левом фланге усилили батарею N и вывели траншеи по обе ее стороны.

Омер-паша говорит в своем донесении о какой-то попытке с нашей стороны атаковать Песчаное укрепление открытой силой, для чего наши войска были выстроены в пять линий, но, попав под сильный огонь турок, начали поспешно отступать, открыв беспорядочную стрельбу²⁰. Ничего подобного не было, и это донесение интересно лишь в том отношении, что показывает, какими баснями руководствовались союзники в суждении о действиях на Дунае, а впоследствии и иностранные историки при описании Русско-Турецкой войны. Но что правильно было в донесении Омера-паши, так это свидетельство о крайне вялом ведении нами осады.

12-го числа на правом фланге прибрежная траншея была продолжена на сто саженей, а на левом была выстроена батарея P, на которой установлено несколько осадных орудий для действия

276

по более удаленному Песчаному укреплению. В ночь на 13 мая на правом фланге атаки были заложены батарея R, действовавшая почти в тыл Песчаному укреплению, батарея S для связи правого и левого флангов атаки и приступлено было к соединению батарей P и R траншеями. На рассвете неприятель открыл против наших работ сильную канонаду, а 13-го около 4 часов дня сделал вылазку и двинулся через овраг в трех колоннах против батарей N и P, но встреченный ружейным огнем штуцерных и рабочих, а также двумя картечными выстрелами с батареи P обратился в бегство. Вечером турки вновь начали наступать и открыли огонь по нашим работам с батарей и верков. Нам пришлось выдвинуть из траншей резерв и открыть огонь со всех наших батарей, как береговых, так и расположенных в траншеях. Турки удара не приняли, и через час стрельба прекратилась.

13-го и 14-го числа для развлечения неприятеля были произведены прогулки в направлении к форту Абдул-Меджид отрядом в 4 бат., 2 эск. и 6 ор. под начальством генерала Непокойчицкого. Отряд этот к ночи беспрепятственноно вернулся назад, остановившись на ночлег впереди левого фланга лагеря осадного корпуса.

Ночью на 15 мая на левом фланге были построены и вооружены две батареи, Т и I, с целью обстреливать впереди лежавший овраг и, кроме того, в изгибах траншеи е были поставлены две полупудовые мортиры для действия против Араб-Табии, находившейся от траншеи на расстоянии 200 саженей. Кроме того, между батареями Т и I, в направлении к Араб-Табии, была выведена новая траншея ff на расстоянии 115 саженей, на конце которой была заложена батарея Y, с целью действовать как самому укреплению, так и по сообщениям его с дальними фортами. В следующую ночь от батареи Y была продолжена траншея ff и построена батарея W для действия по Араб-Табии и для обстреливания впереди лежащего оврага; кроме того, на противоположном, ближайшем к неприятелю, скате оврага была проложена траншея I, выведенная на гребень посредством туров, наполненных фашинами. Траншея эта была обращена совместно с траншеей ff в ложемент для продольного действия по оврагу. В центре атаки работы состояли в усилении существовавших батарей, а на правом фланге были выведены от батареи R три траншеи в расходящемся направлении, длиной каждая в 50 саженей.

Все эти работы, по словам генерала Коцебу²¹, велись вяло, плохо и без всякой системы, так что на скорое взятие передовых укреплений у него было мало надежды. Князь Варшавский, напротив, был доволен успешным ходом работ и рассчитывал, что осада, как он и раньше предполагал, окончится недели в четыре²².

Со своей стороны генерал Шильдер, называвший нашу атаку «практическими саперными работами против турецкого учебного полигона», приходил в отчаяние от того направления, которое

277

придавал осаде князь Варшавский. Фельдмаршал, решив, чтобы турки только «почитали бы себя в осадном положении», поддерживал в неприятеле бодрость и смелость. От блокады мы продолжали упорно отказываться; Силистрия сохраняла свободное сообщение с Шумлой и другими пунктами; подкрепления и обозы продолжали свободно входить в крепость на глазах бездействовавшей русской армии.

Нередко осада, по словам жизнеописателя графа Тотлебена²³, походила на комедию, которая разыгрывалась Бог знает с какой целью. Фельдмаршал, находя иной раз, что тот или другой фланг атаки слишком выдвинут вперед, отдавал приказание прекращать местами работу на более или менее продолжительное время; по его же распоряжению осадные орудия то ставились на батареях атаки, то отвозились для вооружения укрепленного лагеря, устраиваемого в ожидании предстоящего появления союзных войск. Очевидно, что полевые орудия, которыми заменялись осадные, не могли упрочить за нами перевеса в артиллерийской борьбе²⁴. Войска не могли объяснить себе причину ежедневных послаблений, добровольно делаемых неприятелю, и подслушанный Тотлебеном разговор двух солдат вполне правильно определил существовавшее положение дел. «За что мы здесь деремся?» — спросил один другого. «Какой ты дурак,— последовал ответ,— паша хочет сдать Силистрию, а фельдмаршал не хочет ее взять!»

Между тем положение силистрийских турок было незавидное, несмотря на всю энергию их обороны. Они день и ночь усиливали свои укрепления, возводили новые работы и, по преувеличенному понятию англичан, дали нам маленький урок в том, как впоследствии оборонять Севастополь.

В то время как мы с начала осады потеряли всего убитыми 22 нижних чина и ранеными 11 офицеров и 192 нижних чина, потеря их гарнизона за восемь первых дней осады убитыми и ранеными доходила до 1000 человек. Песчаное укрепление очень сильно пострадало от наших батарей, поставленных на острове Салган, и крепость просила подкреплений, но, несмотря на это, энергичный комендант предполагал еще долго держаться, даже в случае падения Араб-Табии и Песчаного. Омер-паша решил помочь гарнизону, отвлекая внимание русских на восток атаками иррегулярной конницы и усилив гарнизон на 1200 иррегулярных стрелков. Кроме того, он намеревался произвести сильную демонстрацию сил со стороны Силистрии, не ввязываясь, однако, в бой, чтобы выяснить, предполагает ли Паскевич принять сражение или нет²⁵.

16 (28) мая Омер-паша сообщал маршалу С.-Арно полученное им известие, которое его очень встревожило, о том, что Паскевич по взятии Силистрии намерен со всеми войсками двинуться к Шум-

278