Девочка с жёлтой мухой

 

Ты — девочка с жёлтой мухой,

А я — твой садовый уж,

Лягушку я проглотивший,

И муху хочу я уж…

 

Но ты мне своим восторгом

Испортила мой обед.

Люблю я жёлтые мухи

Глотать за лягушками вслед.

 

Довольно ты симпатична,

Пожалуй, ты мне мила,

Но лучше бы, было б отлично,

От мухи бы ты отошла.

 

Не нужно мне молочишко,

Из блюдечек я не пью,

Вот муху схватив, как волчишко,

С восторгом я пожую.

 

Пришёл к тебе мальчик красивый,

Из дачи соседней сын,

Оставь же жёлтую муху,

Шагай с ним разжечь камин.

 

Далась тебе жёлтая муха,

Отдай мне её, отдай!

Во рту у ужа так сухо,

Что хоть в него ёж заползай…

 

Пошла, молодая попа

Идёт, колыханье колен,

Как будто Россия — Европа,

И мальчик её — джентльмен…

 

Ну, девочка с жёлтой мухой,

Ужо, я тебе отомщу,

Ты станешь бессильной старухой,

А муху я счас проглочу…

Зарисовка

 

С кредитной картою учёный,

Профессор логики непобеждённый,

С прямым пробором над глазами,

С прямыми золотыми волосами

Висит над площадью, решая теорему.

Внизу животные бегут по Брему…

 

Антуанетта, мужняя жена,

Беременна и страшно голодна.

В ночной рубашке бегает по саду,

Алкает и вина, и винограду.

Но ей несут селёдку и блины

Мужчины полицейские страны.

 

Учёный, опускаясь на дорожку,

И в гравий с хрустом ставя каблуки,

Вдруг выхватил, облизывает ложку,

Блином швыряет в молодую кошку,

Что вдруг вцепилась логику в носки.

14.11.2015

 

Еда становится дороже,

Сильнее ветры, гуще снег,

И смотрит на тебя всё строже

Он, полицейский человек…

 

Чулки у женщин исчезают,

И бёдра не видны в штанах.

Глаза их больше не стреляют,

А источают жидкий страх…

 

Европа погрузилась в траур,

Никто не веселится вновь.

Насилие здесь каждый hour,

На задний план сошла любовь…

* * *

 

Пью водку с чёрной змеёй,

Она из семейства гадюк,

Корейским спиртом гад молодой

Был залит однажды вдруг…

 

Твои шестьдесят и мои года

(Ну градусы и года!)

Нам создают страны и города

И тёплый корейский уют…

 

Снег над горами, я знаю его,

Я на Алтае жил,

Готовил я партизанский отряд,

Меня ФСБ прикрыл…

 

Пью водку с корейской змеёй,

Гадюка средней длины,

Тебя укусила бы вдруг она,

Ты бы загадил штаны…

 

Пью водку с чёрной змеёй,

Гадюка стоит в бутыли.

Ну что же, встряхнёмся, гадюка мой,

А то чтой-то мы приуныли…

* * *

 

Современность скорее ужасна,

А религии — очень красивы,

Но хотя бы держал знамя красным

Этот скромный РФ несчастливый!

 

А то сняли могучее знамя

И повесили сэндвич белёсый.

Вот как эти расправились с нами —

Пьяный Ельцин и Гáйдар раскосый…

* * *

 

Вечерние часы зимою.

Крупа, и вьюга, и пурга…

И небеса над головою

Отображают нам снега.

 

Как скучно! Да, скорее тошно.

И жёлтый цвет, и чёрный цвет,

Как будто смешаны нарошно,

И так тебе противно, Дед!

 

Ведь был недавно Березовский,

Хаттаб иссиня-молодой,

Радуев был Салман бесовский,

Кусок машины боевой…

Глаза Басаева сияли…

И вот недействующи стали

И тот, и этот, и другой…

 

Бывало, лето, лето, лето!

Все молоды, и все чудят!

Зато зима теперь за это,

Года лохмотьями висят!..

 

Бывают разные эпохи:

То жарко всё, то холода,

И даже люди стали плохи

В такие мерзкие года…

* * *

 

Хрупкая военная красота

Нашивок, не стоящих ни черта,

Звёзд и беретов, чёрных погон,

Сапог, вызывающих барышень стон.

 

Где вы, военные щёголи?

Обстрелы шрапнелью вас трогали,

Срывали мундиры, дырявили грудь.

«Без ног проживу как-нибудь!»

 

Гвардейцы в лосинах, танкисты,

Красные кавалеристы.

«Ах, как он красив, и на шашке рука.

Таким на портрете пребудет века…»

 

Но в городе тихом Иприт

Он кашляет и загибается,

Внутренности ему воротит,

А дым на него надвигается…

 

Хрупкая военная красота,

Как вишни цветут однажды.

Вас пулемёты собьют, «тра-та-та!..»

Выпьют вас в приступе жажды…

 

Ты в отпуск приехал, с медалями сын,

Военного опыта — масса.

Сиди, успокойся, ты был не один

Прославленным пушечным мясом…

* * *

 

Как хохломы красивые шкатулки,

Миниатюрны ваши переулки.

О, ваших улиц бесподобный чад!

Вы, довоенные Дамаск, Багдад…

.........................

 

Видения, доступные героям,

Вдруг прибежавшим с лестницами к Троям,

Какой Елены было там тогда?!

Лишь камни, скалы, боги и вода.

 

Там Зевс, глядевший с Посейдоном,

Подобно двум внимательным учёным,

За гибелью людей, в коробку блох

Так нависал над человеком Бог…

 

И шевелились пальмы на боку,

Не спится нынче ночью старику,

И он в Москве, на жёстком ложе лёжа,

Вдруг записал, как Осип голокожий!

 

Евреем древним был ты, Мандельштам,

Ты в храм ходил. Волы ревели в храме,

И голуби сидели на той раме.

«Ерусалим, в котором жил Аврам…»

В Приморье

 

— На вышку зачем-то повесили флаг!

— Пойдёмте быстрее, товарищ моряк!

— И все они, мёртвые, из недалёких портов?

— Ничто не разгружено, видишь, работа стоит.

Мертвы «Понтекорво», «Товарищ Петров».

— Советская гавань! Какой удивительный вид!

...................................

— И крабы шершавые с множеством рук и усов,

Вот чем Приморья улов знаменит…

Мокрющие воды, прогорклость и рек, и лесов…

От этого блока с кормы мой отец инвалид!

— И все они, мёртвые, из недалёких портов?

— Стал меньше и меньше их так небогатый улов…

Что, разве тельняшкой моряк знаменит?

 

— А Ванино?

— Банком уже прикарманено,

Огромное сине-железное Ванино.

Там болтом и гайкой посредственный шторм звенит,

Такое у нас получается Ванино…

И это тебе не «Пираты Карибского моря»,

А русское дальневосточное сильное горе.

..............................

— На вышку зачем-то повесили флаг!

— Пойдёмте быстрее, товарищ военный моряк!

* * *

 

Надо выпить. Надо, что же,

За Евангелье зверей,

На полях его похожи

Львы на добрых пуделей…

 

Там ночные крокодилы

В честь Изиды дорогой,

Морды высунув из Нила,

Испускают хриплый вой.

 

Нужно подпевать и кошкам,

И собакам площадным,

И с рогами на их бошках

Носорогам молодым.

 

Дети Фауны мохнатой,

Разбредаясь по Земле,

Нам невольно служат братом,

А не мясом на столе…

* * *

 

За мною кто-то идёт, кто-то идёт…

Это смерть, он странно одет,

У него большой живот,

Он беременен или нет?

У него вонючий рот,

Он жизни зампред…

 

За мною идёт этот щуплый мужик…

Но он совсем не простой…

Я не услышу его крик,

Но он повсюду идёт за мной…

 

Мне не отвертеться, не убежать.

Я-то его не боюсь,

Но он будет ходить и мне досаждать,

Пока я держусь…

 

Это ясно: он хочет моей души,

Поймать её и проглотить,

Надеть на вилку, как суши.

На вилку, да, может быть…

 

Возможно, придётся мне умереть…

Иначе зачем же он

Ходит и будет ходить впредь,

Зачем он в меня так влюблён?

 

Иногда так звонки его каблуки

И так легки,

А порою резиновый шарк подошв.

Он неслышно идёт, как вошь…

 

Зачем ты выцеживаешь меня?

Он выцеживает меня,

Как будто ложечкою звеня.

Он давит меня, гоня…

Декабрь в тюрьме

 

Дни короткими печалями

Наплывают в декабре,

В несколько часов отчалили,

И опять темно в норе.

 

Вынужденно, сыро, холодно…

Хорошо б свинины съесть

И от холода и голода

В девку сытую залезть…

 

Ветви чёрные порывами

Налетают на окно…

Что же, быть нам несчастливыми!

И играть нам в домино…

 

Мы ничем не освещаемы,

Кроме электричества…

Постоянно посещаемы

Призраками, да, братва?

 

Мы в своей тюрьме склоняемся,

Мертвецы в своём гробу,

У решёток скромно маемся

Мы с морщинами на лбу.

 

А придёт апрель, что лучшего?

Только посветлеет хата…

Приговор какой получится,

Какова будет расплата?..

* * *

 

Леопарда есть не будешь,

Разве пищей для собак

Ты, пятнистый зверь, послужишь,

С паутиной на усах…

 

С леопарда только шкура

Нам красивая нужна,

Чтоб читать на ней бы хмуро

Жизнь Клима Самгина…

 

Вот прижавшись к мокрой ветке,

Он планирует прыжок…

Телом мускулистым, метким

В антилопы сочный бок.

 

Человек ему не нужен,

Человек вонюч и зол,

С табаком и виски дружен

И танцует рок-н-ролл.

 

Человек, как бес пузатый,

Леопард поджар и смел.

Человек, уйди, проклятый!

Леопард чтоб преуспел…

* * *

 

Смотри, смотрите-ка, вверху!

Перемещенье птиц!

Клинами острыми они

Сквозь облака ресниц

 

Пропарывают глаз небес.

О, птицы! О, Хичкок!

Вселился в каждую, знать, бес!

Теперь не прыг и скок.

 

В метафизических страстях

Теперь их интерес,

Железных крыльев стук и трах

И перьев спад. Как лес

 

Теряет листья, так зимой

Случился перьепад.

Что, родственник скончался твой?

И ты, признайся, рад?

 

Рад рассечению родства,

Но там поверху Бог,

Как конвоир в СИЗО «ноль-два»,

Внимателен и строг…

 

По виду не определишь,

Вороны, соколá,

Пришибленный внизу стоишь,

А там вверху Алла…

* * *

 

Похлёбки должно быть мало,

В ней должны булькать пшено и морковь,

Энергично крутиться вокруг лаврового листа…

Котелок должен быть закопчёный,

Хижина — утлой, ветер — сильным…

 

В холмах вокруг хижины должны скрываться пираты

Или офицеры ФСБ.

 

Так это уже было! Они лежали в засаде

В горах Алтая

Вокруг сказочной пасеки травника Пирогова.

Так это уже было…

В похлёбке крутилось маралье мясо…

И отчаянно гудела старая печь,

А потом я сидел в тюрьме…

* * *

 

Слышишь железный прыг?

Слышишь железный скок?

Это товарищ Рок

Движется, как блицкриг…

 

Не рок-энд-ролльный рок,

С маленькой буквы что,

Это Эсхилов Рок,

Это Шекспиров Рок,

Тот, что одет в пальто,

Тот, что зовут Никто…

 

Нет у него лица,

Череп прикрыт шарфом,

В доме ли ждать мертвеца?

Быть ли нам при живом?

* * *

 

В чертогах музыки любезной,

Сердцу моему здоровой и полезной,

Я наслаждался, как дитя,

И шевелил я пальцами шутя,

Как будто плавал в лужице межзвездной…

 

Имея к музыке здоровый аппетит,

Под флейту Фридриха и Моцарта жужжанье

Я жил дитя, свободный паразит,

А с виду — мирное созданье

С румянцем подлинным во всю щеку,

Как подобает фермеру иль моряку…

 

— Куда же Вы, блаженный Эдуард?

А я стремил средь арок и аркад

Свой небольшой скелет с атласной кожей.

Вы на кого, мой милый друг, похожи?

 

На толстых пушек выверенный строй?

На утро над военною игрой,

Грозящей перейти в сраженье и страданье

Иль небоскрёб — стремительное зданье…

* * *

 

Мне нравятся преступники-ребята,

Их резкие, тяжёлые вопросы.

Их руки, словно свитые канаты,

Их дым от их дешёвой папиросы…

 

Мне нравятся истории о водке,

О девках, о ментах, фольклор неволи,

Татуировки с куполами, ходки,

Серёги, Сашки, Коляны и Толи…

 

Я отдыхаю, находясь средь них.

И рыбою в воде, законным братом

Я чувствую себя среди родных,

Таким же и бродягой, и пиратом…

 

К высоким же материям придя,

Наутро весь встревоженный и тонкий,

Я совершаю, много погодя,

Долг исторический вблизи от книжной полки…

 

Сенека, Тацит, Ницше и Платон…

Ведь были тоже грубые ребята…

И нарушали запросто закон

Ещё моих других четыре брата…

Подражание Пушкину

 

I

 

Всю зиму просидел он дома.

Болел? Казалось, что болел.

И с видом заспанного гнома

В окно замёрзшее смотрел…

 

Сушили Гриммы панталоны,

И Гофман шляпу не снимал,

Свои, с начёсами, кальсоны

Перро, вздыхая, надевал…

 

И Моцарт мёрз, спеша в карете,

Угольями, в перчатках рук, —

Так думал обо всём на свете,

Глядя в окно, наш общий друг…

 

Ну тот, что зиму прожил в доме,

Пил шоколад, зевал, вставал,

А иногда ещё и кроме

Инсульты преодолевал…

 

А в сказках было так уютно,

Там неожиданность спала.

И если уж метель попутно,

Так уж сугробы намела,

До крыш сугробы подняла…

 

Повыше крыш. И с бургомистром

В шнурованных ботинках блядь

Шагала, важная, туристом

Шарлотта, Анна. Её прядь

 

Хорошенький венчала лобик.

А бургомистр и стар, и пьян

Подле неё вилял, как бобик

Хвостом виляет у цыган…

 

Вот что увидел в день воскресный

Я, Ваш покорнейший чудак,

Во двор московский глядя пресный,

И лучше выдумать никак…

 

II

 

Народных сказок глубина,

Котсапоговые ботфорты,

За каждой кочкою видна

Рогатая башка — то черты.

 

Страна красива и пышна,

По житу ночью ведьмы с гиком

Ведут на случку колдуна

В волнении весьма великом.

 

Лаура — бледная луна —

Лежит безвольная на травах,

Она невеста колдуна,

Она заплачет при забавах…

 

Завёрнут в виноградный лист

Гриб мухомор, краплёный, яркий.

И чёрный ворон — злой артист —

Печально каркает ремарки…

 

Так скандинавская тоска

Бредёт на финские болота,

И ищет чёрная рука

Сухого горла Дон Кихота…

* * *

 

— А Вы ужинали в «Плазе»?

— Да, мы завтракали в «Плазе».

Выходя из грязи в князи,

В воскресенье я вылазил…

 

И сидел с улыбкой денди

Там на муверские деньги.

Mover — грузчиком я был,

В «Плазу» я тебя водил…

 

И была ты так красива,

Все считали — кинодива

Из германского кино.

Было всё это давно…

 

В семьдесят шестом, мой Бог!

Сорок лет, спеша, столкнулись.

Высунув язык, как dog,

К нам официанты льнулись,

 

Принимая нас легко

За заезжих иностранцев.

А мы — пара голодранцев,

Что взлетели высоко…

 

«Авокадо-винегрет!» —

Помню я заказ твой смелый.

И шампанское шипело…

Ты — старуха, а я — дед…

А Боженька…

 

А Боженька сидит в своём чулане

Среди обоев с золотой фольгой,

Конфетки ест и шарит он в кармане

Тремя перстами ручки ледяной…

 

А Боженька, играючи, схватился…

За жаркий жезл, лохмотья отклони…

Задвигался, и задышал, добился,

Свою постель собой осеменя…

 

А Боженька ждёт на свиданье Таню,

Святую Таню с щелью из зубов,

В которой так уютно, как в капкане,

А Боженька горяч и нездоров…

Закрыли «Плейбой»

 

Тонут один за другим журналы,

Как старые корабли.

А те, кто листали их — их читалы,

Давно уже вне земли.

 

Летают душами сквозь эфиры

Герои других эпох.

Был ведь «Пентхаус», где попы, как лиры,

Да и «Плейбой» был не плох…

 

Их насмотревшись, любой ботаник

Чувствовал молодцом,

Внизу вырастал мощный кран, не краник,

С красным таким концом…

 

В хмурую вечность цепочкой плейбои

В клубных прошли пиджаках.

Новые люди, другие герои,

Бегут через жизнь впопыхах.

 

Какие читают они журналы?

В клубах каких сидят?

Женщин забросили вы, вандалы,

В сайтах глядят котят…

 

Женщины стали привычнее стула:

Сел, посидел, пошёл.

Шестидесятых годов разгула

Не пережил женский пол.

 

То, что казалось кромешной тайной,

Там, между ног у них,

Стало лишь слабостью нам случайной,

Как кашель или же чих.

 

Тонут один за другим журналы,

Женщины злей и злей,

Самцы не чистят им их Валгаллы

Или же чистят скромней.

 

Само понятие «совокупиться»

Сделалось несовременным.

Друг к другу приходят не вместе слиться,

Но пребывать надменным…