Взаимосвязь и взаимозависимость локальной и глобальной культуры привели к появлению такого феномена, как глокализация

Глокализация подразумевает фильтрацию культурных образцов, предлагаемых глобальной культурой, и их адаптацию в отдельно взятую культуру. Каждая культура выбирает те ценности и образцы, в которых нуждается на данном этапе развития, а также те, которые менее противоречивы по отношению к её базовым традициям.

Известный исследователь феномена глобализации П. Бергер отмечает, что глобализация и глокализация не исключают друг друга, а тесно связаны и направлены на модернизацию культуры, её переориентацию. Глокализация выступает в качестве регионального сценария глобализационных процессов.

По мнению П. Бергера, возможны четыре последствия, возникающие в процессе взаимодействия глобальной и локальной культуры: замещение локальной культуры глобальной; гармоничное сосуществование без радикальных изменений; синтез глобальной универсальной и частной локальной культур; отрицание глобальной культуры через резкое неприятие либо абстрагирование локальной культуры.

Таким образом, получается, что изменения в культуре определяются характером и темпами взаимодействия глобальной и локальной культур. В связи с этим необходимо рассмотреть два таких явления, как диалог культур и мультикультурализм в современном мире.

В современном глобализированном обществе мы все чаще слышим о таком явлении, как диалог культур. Что же это такое?

Диалог культур является формой существования культуры. Как известно, культура внутренне неоднородна – она распадается на множество несхожих культур, объединенных в основном национальными традициями. Поэтому часто, говоря о культуре, мы уточняем: русская, французская, американская, грузинская и т.д. Национальные культуры могут взаимодействовать по различным сценариям. Одна культура может исчезнуть под давлением другой, более сильной культуры. Культура может уступить нарастающему давлению глобализации, которая насаждает усредненную интернациональную культуру, основанную на потребительских ценностях. Для существования и развития любой культуре, как и любому человеку, необходимы общение, диалог, взаимодействие. Идея диалога культур подразумевает открытость культур друг другу. Но это возможно при выполнении ряда условий: равенства всех культур, признания права каждой культуры на отличия от других, уважения к чужой культуре.

Взаимодействие культур затрагивает самые разные группы людей – от малочисленных этносов, состоящих из нескольких десятков человек, до миллиардных народов (таких, как китайцы). Поэтому при анализе диалога культур выделяют следующие уровни взаимодействия:

этнический;

национальный;

цивилизационный.

В наши дни – когда идут процессы глобализации – на первый план выходят именно отношения между цивилизациями, так как государственные границы становятся все более «прозрачными», возрастает роль надгосударственных объединений. Примером может служить Европейский Союз, в котором высшим органом является Европарламент, имеющий право принимать решения, затрагивающие суверенитет государств–членов. Хотя национальные государства все еще остаются главными действующими лицами на мировой арене, но их политика все более диктуется цивилизационными особенностями.

По словам С. Хантингтона, облик мира все больше зависит от отношений между цивилизациями; он выделил восемь цивилизаций в современном мире, между которыми складываются различные отношения, – западную, конфуцианскую, японскую, исламскую, индуистскую, православно–славянскую, латиноамериканскую и африканскую. Особенно важны результаты контактов между западной, православной и исламской цивилизациями. На карте мира Хантингтон нанес «линии разломов» между цивилизациями, вдоль которых возникают цивилизационные конфликты двух видов: на микроуровне – борьба групп за землю и власть; на макроуровне – соперничество стран, представляющих разные цивилизации, за влияние в военной и экономической сферах, за контроль над рынками и международными организациями.

Конфликты между цивилизациями обусловлены цивилизационными различиями (по истории, языку, религии, традициям), более фундаментальными, чем различия между государствами (нациями). При этом взаимодействие цивилизаций привело к росту цивилизационного самосознания, стремлению сохранить собственные ценности, а это, в свою очередь, увеличивает конфликтность в отношениях между ними.

С.Хантингтон отмечает, что хотя на поверхностном уровне многое из западной цивилизации свойственно остальному миру, но на глубинном уровне этого не происходит из–за слишком большой разницы ценностных ориентиров разных цивилизаций. Так, в исламской, конфуцианской, японской, индуистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок. Попытки насильно навязать эти ценности вызывают резкую негативную реакцию и приводят к укреплению ценностей своей культуры.

Мультикультурализм – комплекс разнообразных процессов развития, в ходе которых раскрываются многие культуры в противовес единой национальной культуре, что ставит под сомнение существование национальной идентичности. Понятие «мультикультурализм» используется, как правило, в двух основных значениях.

В первом значении мультикультурализм – это феномен этнокультурной фрагментации социума; по–другому его можно определить как «многокультурность», направленную против культуры как общенационального явления. Таким образом, речь идёт не о культурной автономии в рамках некой культурной общности, а именно об её фрагментации.

Во втором значении мультикультурализм выступает как идеология и политика, которые в значительной степени опираются на либеральные концепции «культурного разнообразия», проповедующие этнические, расовые и субкультурные предпочтения в экономической, политической и культурной сферах общественной жизни. Их цель – искоренение дискриминации и достижение «равенства» различного рода меньшинств с национальным большинством.

Термин «мультикультурализм» имеет непростую историю. Он вводился в оборот в разных контекстах и первоначально выполнял исключительно инструментальную функцию. Впервые данный термин появился в конце 1960–х годов в Канаде, а в 1971 году он стал официальным термином, обозначающим новый правительственный курс, по которому провозглашалась цель сделать государство более чувствительным к запросам своих граждан всех культурных и языковых групп.

Несколько позже лозунг мультикультурализма взяла на вооружение Австралия: правительство положило конец бесперспективной политике ассимиляции иммигрантов и дискриминации «цветных» и постаралось сделать государство более удобным для всех жителей независимо от происхождения и языка.

Но разница между Канадой и Австралией заключается, в числе прочего, в том, что канадский мультикультурализм делает основной акцент на сохранении и поощрении этнических общин, а австралийский – на свободе выбора индивидами своей культурной принадлежности и на интеграции общества.

По аналогичному пути в 1975 г. пошла Швеция, объединив под знаком мультикультурализма политику в отношении иммигрантов и традиционных меньшинств страны.

Во всех вышеперечисленных случаях мультикультурализм понимался широко, как нечто, объединяющее борьбу с дискриминацией, поддержку этнических неправительственных организаций, введение школьного обучения на языках иммигрантов и меньшинств и даже поощрение толерантности.

В США мультикультурализм возник в начале 1970–х годов как новое направление публичных дебатов, а не правительственная инициатива. В США мультикультурализм был направлен на привнесение этнокультурных значений в проблематику социального равенства.

Таким образом, представление о мультикультурализме как правительственной политике сводится к следующему: это компромиссная стратегия, избегающая двух крайностей: дифференцированного инкорпорирования мигрантов (по сути, их социального исключения) и принудительной ассимиляции.

У мультикультурализма существует ряд проблем, одна из основных заключается в его открытом или же в латентном эссенциализме. Культура в этом контексте по умолчанию воспринимается как стабильная целостность и как объективный атрибут определенной группы, как этническая культура. Группам приписывается гомогенность, а границы между ними не ставятся под вопрос.

Мультикультурализм часто выступает как синоним культурного плюрализма и, наоборот, культурный плюрализм иногда используется как синоним мультикультурализма. Но существенное отличие заключается в том, что использование слова «мультикультурализм» чаще предполагает не только и не столько описание конкретной ситуации, сколько нормативную оценку.

Хотя мультикультурализм отрицает единый культурный стандарт, но допускает много уровней (от индивидуального до глобального) и областей использования термина. Речь может идти о социализации индивида под воздействием разных культурных сред, праве личности на самоидентификацию и выбор жизненных стратегий, о последствиях секуляризации и вестернизации, развитии потребительских рынков, эффектах глобализации и пр. На практике все это потенциальное разнообразие сокращается до одной перспективы, которую С. Бенхабиб назвала мозаичным мультикультурализмом. Доминирует нарратив, который, по сути, отрицает существование единого общества и признает лишь конгломерат «общин».

У. Кимлике понимает мультикультурализм следующим образом: нет абстрактных индивидов, есть только члены культурных групп. В толковании У. Кимлики культура означает комплекс норм, ценностей и практик, является атрибутом определенной этнической группы и представляет собой ценность, нуждающуюся в защите. Культуры в подобном понимании находятся в неравном положении: некоторые выполняют весь набор коммуникативных, нормативных и других функций, обслуживая всё общество (то есть являются социетальными), а некоторые оказываются в маргинальном положении. Соответственно, государство, независимо от правительственной риторики, не является «нейтральным»: господствующая и поддерживаемая государством социетальная культура является «своей» для одной части общества и «чужой» для остальных.

Далее У. Кимлика выделяет несколько категорий групп, в отношении к которым требуется особая политика. Основными могут считаться две. Первая – это меньшинства, т.е. группы, чьё включение в состав крупных государств не было результатом их свободного выбора (как валлийцы, каталонцы или франкофоны Квебека) и чья культура вполне может стать социентальной. Они имеют право на все меры вплоть до государственности для охраны своей самостоятельности. Вторая – иммигранты, которые переселяются в другую страну добровольно и тем самым не претендуют на сохранение своей культуры. Речь может идти только о том, чтобы государство выказывало уважение их культурным корням, гарантировало равные права и делало более комфортной адаптацию к принимающему обществу. С иммигрантами по основным параметрам сходны расовые группы, подвергавшиеся в прошлом угнетению.

Итак, философы, рассуждающие о мультикультурализме глобально, вроде Б. Пареха, А. Янг, Ч. Тэйлора и др., могут позволить себе называть мультикультурализмом самые разные практики, но среди тех, кто изучает конкретные ситуации или занимается практической политикой, сложилось своего рода неписанное соглашение: слово «мультикультурализм» применимо в связи только с иммигрантами, но не традиционными этническими меньшинствами и не проблемами аборигенов, этнорегионализма и национализма. В Австралии и Канаде иногда мультикультурализмом называют целиком всю этнокультурную политику. Когда разговор становится немного более предметным, оказывается, что одни этнические и языковые категории встречают во многих аспектах иное отношение, чем другие: аборигенная проблематика отделена от иммиграционной; в Канаде франкоговорящие жители, и квебекцы в особенности, пользуются иным обращением, чем прочие меньшинства.

В итоге возникает вопрос: ведет ли мультикультурализм к интеграции или, наоборот, к выстраиванию и укреплению межгрупповых барьеров?

Те, кто разрабатывает и проводит мультикультурную политику, декларируют её интеграционную направленность: мультикультурализм означает взаимную адаптацию разных категорий населения, создание более комфортных условий для меньшинств, а значит – повышение их социальной мобильности и укрепление общегражданской лояльности. Более того, для некоторых мультикультурализм выглядит как политика мягкой ассимиляции.

Поскольку современный мир вошёл в эпоху глобализации, охватившей все сферы жизнедеятельности общества, культура не осталась в стороне. Какова роль государств, международных организаций, политиков, общественных деятелей и, конечно же, простых граждан в культурных процессах, происходящих сегодня – вопрос, который не должен оставаться открытым и незамеченным в ряде других мировых проблем. Противоречия, связанные с такими категориями, как диалог культур, мультикультурализм, культурное многообразие влияют и на социально–политические и экономические процессы как отдельных государств, так и мирового сообщества в целом. И об этом нельзя забывать будущим социологам, политологам и общественным деятелям, отстаивающим принципы демократии и гражданского общества.