Философия- это деконструкция

Методом интеллектуального террора является деконструкция. К.Маркс со своей системой деконструкции путем экономической герменевтики всех культурных форм уникален. Под деконструкцией я понимаю метод обличения наличности и вскрытия его ложности. Именно одним из первых деконструктивистов ещё в XIX веке был К. Маркс с его концепцией ложного сознания. Действительно, обращение к экономической подоплеке всех идеологических конструк­ций, вскрытие «истинности» - один из самых радикальных методов деконструкции.

На­чало XX века ознаменовано появлением другого метода деконструкции – это обраще­ние к психиофизиологии сознания. Первым этот метод применил З. Фрейд. Потому Маркс и Фрейд имеют родственные мировоззренческие черты, хорошо синтезируются в разные варианты фрейдомарксизма.. Есть еще их «коллега»- Фр. Ницше, который считал главной мотивацией возникновения социокультурных форм в волю к власти. Но это радикальные типы деконструкции, как и герменевтики, к слову.Но есть слабые методы деконструкции, которые состоят либо в вскры­тии противоречивости высказываний и явлений, либо в несоответствии их реальности путем фальсификации. Это имеет отншение и к герменевтике-истолкованию значения текста путем исследования его смыслового понимания значения в разные периоды истории.

Мысль – есть суть процесса модернизации, размышление – суть философии. Мыслить – оз­начает философствовать. Философия, как органон мысли, как технология модерни­зации, всегда вы­ступала против здравого смысла, против тра­диции. Потому постановка парадоксаль­ных вопросов, особенно со вре­мени Парменида и Зенона, яв­ляется одной из функций философии. Парадокс разрушает тради­цию, тре­нировка в парадоксальных размышле­ниях формирует мен­тальность модерниза­цион­ного типа. Это осо­бенно за­метно, к при­меру, у представите­лей мегарской школы, когда в элли­нистический пе­риод философия и воспринималась в большей степени как игра ума.

К сожалению, эта функция философии часто губительно сказывается на её языке и смысловом содержании философии, которая обычным людям часто непонятна, ибо от­рывается от реальностей их жизни. С одной стороны, это полезно, ибо путем «отрыва» формируются новые области понимания, новые перспективы мысли, - а именно в этом состоит суть философии, как технологии модернизации. Но, во всем должна быть мера, ибо излишняя гипертрофированность языка и смыслов приводит к прямом противопо­ложному результату, - непонятный язык и смысловая сумбурность философствования не будит у людей мысль, не открывает им новые горизонты реальности, а, наоборот, за­крывает все горизонты, приводит саму философию к отрыву от действительности, фи­лософия сво­дится к внутрицеховым словопрениям «посвященных». В этом случае культурная функ­ция философии, как технологии модернизации, не выполняется.

Когда «инновационная болезнь» приобретает уродливые формы, то становятся ис­тинными слова наиболее серьезного французского философа XVIII в. - «Века филосо­фии» - Э.Б. Кондильяка: «Таков, в общем, характер фи­лософских школ: стремящиеся к исключительному господству, они редко ищут истину, больше всего хотят быть ориги­нальными. Они рассматривают пустые вопросы, выдают свои грезы за истолкования при­роды. Наконец, занятые тем, чтобы нанести друг другу вред, а себе создать новых привержен­цев, школы используют для этого всякие средства и все приносят в жертву взглядам, которые хотят распространять» (Кондильяк Э.Б Со­чинения: в 3-х т. Т.3. М.: Мысль, 1983.с.231)

Философ создает фикции (Г. Файхингер) – концептуальные замыслы, которые соз­дают лишь предпосылки для зарождения каких-либо религиозных систем, художест­венных творений, научных теорий, но сами таковыми не являются. Удивите­лен факт, что, к примеру, совершенно ненаучная концепция С. Киркегора привела Н. Бора к его квантовой теории и к принципу дополнительности, т.е. как та или иная фи­лософская концепция порождает разнообразнейшие символические формы в менталитете. Суть философской концепции не в ее истинности или соответствии ре­альности, а в том, что она образует энергетические потенциалы, порождающие религии, творения искусства и научные теории, которые отвечают тем или иным по­требностям человеческой культуры.

Философия часто выступает как абсурдное образование ментальности, – оно конструирует абсурды, которые своими импульсами взрывают устоявшиеся ментальные структуры, вызывая в ней ин­новаци­онные процессы. Философ в этой функции деконструкции - творец абсурда. Парадоксально, но именно само существование че­ло­века яв­ляется абсурдом в этом мире. Самое главное, люди склонны прислушиваться к абсурд­ному, ибо абсурд – это уход от каких-то заданных схем, сулящий какие-то но­вые пути к «светлому будущему». Человек и произошел от обезьяны благодаря абсурдным решениям, которые не соот­ветствовали заданным обезьяне генетическим программам видения мира и по­ведения. Р. Карнап был абсолютно прав объявив, что философские предложения не поддаются верификации, имеют квазисинтаксиче­ский характер. И это действительно так, но эти предложения, как сам он подчеркивает не явля­ются и «неподлинными», они, следова­тельно, имеют какой-то иной характер – этот характер со­стоит в том, что они создают и инициируют «возможные миры», возможные концептуальные направления Мысли. Но, как пишет И.Т. Касавин: «…заблуждение – продукт высокоорганизованного мышле­ния» (Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М. 1990. с.7)

Именно роль философии состоит в том, чтобы дать набор абсурдных с точки зрения обыденного мировоззрения решений. В этом состоит роль философии в создании науки, в соз­дании, как ни странно, научных предложений и высказываний. Правильно подчеркивает один их лидеров современной русской философии В.С. Степин: «Как правило, в фундаментальных областях исследования развитая наука имеет дело с объ­ектами, еще не освоенными ни в произ­водстве, ни в обыденном опыте (иногда практи­ческое освоение таких объектов осуществляется даже не в ту историческую эпоху, в которую они были открыты). Для обыденного здравого смысла эти объекты могут быть непривычными и непонятными. Знания о них и методы полу­чения таких знаний могут существенно не совпадать с нормативами и представлениями о мире обыденного по­знания соответствующей исторической эпохи. Поэтому научные картины мира (схема объ­екта), а также идеалы и нормативные структуры науки (схема метода) не только в период их формирования, но и в последующие периоды пере­стройки нуждаются в своеобраз­ной стыковке с господствующим мировоззрением той или иной исторической эпохи, с категориями ее куль­туры. Такую «стыковку» обеспечивают философские ос­нования науки. В их состав наряду с обосновывающими постулатами входят также идеи и принципы, которые обеспечивают эври­стику поиска. Эти принципы обычно це­ленаправляют перестройку нормативных структур науки и картин реальности, а затем применяются для обоснования по­лученных результатов – новых онтологий и новых представлений о методе» (Степин В.С. Тео­ретическое знание. М. 2000. с.260-261). Да­лее он пишет: «Если в культуре не сложилась кате­гориальная система, соответствую­щая новому типу объек­тов, то последние будут восприни­маться через неадекватную сетку категорий, что не позволит науке раскрыть их существенные характеристики. Адекватная объекту категориальная структура должна быть выработана зара­нее, как предпосылка и условие познания и понимания новых типов объектов. Но тогда возни­кает вопрос: как она формируется и появляется в науке? Ведь прошлая научная тради­ция может не содержать категориальную матрицу, обеспечи­ваю­щую исследование принципиально новых (по сравнению с уже познанными) пред­метов. Что же касается категориального аппарата обы­денного мышления, то, поскольку он складывается под непосредственным влиянием предметной среды, уже созданной человеком, он часто оказывается недостаточным для целей научного познания, так как изучаемые наукой объекты могут радикально отличаться от фраг­ментов освоенного в производстве и обыденном опыте предметного мира.

Задача выработки категориальных структур, обеспечивающих выход за рамки тради­ционных способов понимания и осмысления объектов, во многом решается бла­годаря философскому по­знанию.

Философия способна генерировать категориальные матрицы, необходимые для науч­ного ис­следования, до того как последнее начинает осваивать соответствующие типы объектов. Разви­вая свои категории, философия тем самым готовит для естество­знания и социальных наук своеобразную предварительную программу их будущего по­нятийного аппарата» (Степин В.С. Теоретическое знание. М.; 2000. с.263-264)

Философия в своей функции деконструкции иронична. Как писал Л. Фейербах: «юмор – приват-доцент философии». Философия заигрывает с сознанием и миром, игра иногда бы­вает опасной. Ирония философа привлекательна, эротически возбуждающа и ценностно по­буждающа. Образцы иронии дал нам «прародитель» западноевропейского философство­вания – Сократ. Философия стремится познать неизвестное, но заранее зная, что познать это не сможет, она лишь концептуализирует неизведанные области возможного знания. Эту сторону подчеркнул разработчик «теории иронии» один из ландшафтно мыслящих фи­лософов – Фр. Шлегель. Фр. Шлегель считал, что философия возможна как «фраг­мен­тарное сознание». Это «фрагментарное сознание» отличается от разума и вообра­жения, ибо мы можем самих себя представить лишь фрагментно и частично. Фр. Шле­гель счи­тал, что эта фрагментарность философского мышления вообще основная черта философии, ис­ходной формой которой был диалог, а диалог «…это цепь или ве­нок фрагментов» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.1. М. 1983. с.293).

Фрагментарность выражается в том, что философия стремится стать самосознанием, но самосознание человека самим себя полностью невозможно, оно возможно лишь фраг­ментами. С другой стороны, философия, стремясь выйти на новые горизонты по­нима­ния, не может дать нам адекватное понимание этих областей знания, вступая на «terra incognito» она не знает, что реально ждет её на этой неизведанной земле, она лишь кон­цептуализирует возможны пути исследования неизвестного. Именно этой фрагментарности понимания самих себя и неизвестного адекватно со­ответствует форма иронии. Философия для Фр. Шлегеля подлинная родина иронии. Фр. Шлегель утверждал: «Ирония – это ясное сознание вечной подвижности, бесконечно полного хаоса» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.1. М. 1983. с.360).

Серьезна религия и наука – ибо религия строит строгие конфигурации веры, а наука – строгие пропозиции. Философия и искусство – вещи игривые и несерьезные. Искусство – это игра эмоций, философия – игра мыслей.