Переделанная Глава 11 20 страница

- У тебя мама материться?

- Нет.

- Папа материться?

- Нет.

- Так почему же ты материшся?!

- Он мне подножку поставил и бил, пока никто не видел. Само как-то вырвалось.

Она опустила глаза. Поняла всё. Отец даже не ругал тогда, сказал только, чтоб избегала Дидара, один на один не оставалась. Дидар теперь важный чиновник там, полковник. Говорят, очень любит досматривать русских женщин, наркотики ищет. Досмотр проводит сам лично, своими руками, в самых интимных местах и с особой жестокостью.

Вот когда Катя переехала жить к бабушке, вот это был шок. Оказалось, там у них в Азии совсем другие русские, мягче что ли, и они больше русские, чем те, которые в России. Там мат не так широко распространён, там не ищут в чертах соплеменников тюркских черт, там достаточно называть себя русским, относить себя к русской цивилизации. В Сибири мат – разговорный язык. Не передать словами её культурный шок, когда в новом классе дети отборным матом крыли друг друга. Там в Азии, у них такого не было, одно, два слова не более. В этом новом классе она не прижилась. Причина не только в этом, о них позже. Другое дело, что она назвала для себя этот период в жизни «укрепление несгибаемого духа и силы воли». Она не научилась там материться, потому что мир её одноклассников был настолько «ограничен», что они не то что не понимали её, им говорить было не о чем. К сожалению, многих из них уже нет в живых, кто-то сидит в тюрьме, кто-то опустился. По пальцам можно пересчитать наиболее удачливых.

Она нашла себя учась в ВУЗе, нашла там и друзей, и учителей. Настоящих учителей. Сразу как-то стали учиться языки, к которым якобы у неё не было предрасположенности, она смогла там нагнать то, что потеряла в школе.

Она считала, что ей не дано знать математические науки. Училась она перебиваясь с двойки на тройку, хотя контрольные от чего-то писала на пять и четыре. Феномен. Мама работала экономистом в министерстве лёгкой промышленности, генетика располагала, но не предполагала. Так вот, сдавала она экзамен по высшей математике, в третий раз, с комиссией уже. Профессор Сафонова улыбалась её глядя в глаза.

- Ну хватит писать, иди сдавай уже!

- Нет. Страшно.

- Не бойся. Шпаргалки не урони, вставать когда будешь.

- У меня нет шпаргалок.

Профессор скептически нахмурила брови.

- Дорогая моя, у той парты, за которой ты сидишь, оторвана панель и я прекрасно вижу, как у тебя на коленях лежат ответы на билеты. Смысла играть в эту игру я не вижу. Садить ко мне, будешь решать при мне.

Катя посмотрела вниз и действительно, всё было видно, как «в кино», она обречённо пошаркала к профессору.

- Катя, я за шпаргалки, ругать не буду. Это значит ты учила. Когда пишешь шпаргалки так или иначе запоминаешь материал. Но доставать их не стоит. Можно спрятать, ближе к сердцу, например, чтоб душу грели, но лучше не доставать. Давай показывай, что ты там написала.

Катя протянула листки. Сафонова закусив нижнюю губу и нахмурив брови бегло прошлась по листку глазами время от времени кивая головой.

- Ничего не пойму?!!!

- Что именно?

- Ты гений или дура?!

- В смысле?

- Ну вот смотри, ты очень просто и оригинально решаешь самые сложные интегралы. Такие нестандартные решения я видела только в научной математической среде. Но у тебя такие простые и глупые ошибки в других уравнениях, которые ты по идее как орешки должна щёлкать.

- Не знаю..

- Поняла! У тебя пробел в знаниях! Упущен материал. Даже скажу какой! Пятый класс, первая четверть! Что тогда было?!

- Мы переехали, с другого города, в классе сложные взаимоотношения были. Я заболела. Вообще я болею редко, по пальцам можно пересчитать когда болею. А тут… Ну как заболела, у меня есть способность… как бы сказать.. я усилием воли умею поднимать себе температуру тела, покашляю для вида, ну и типа болею. Все суетиться вокруг меня, все мои желания исполняют. Жутко приятно.

Профессор улыбнулась.

- Воспаление хитрости?!

- Ну да. И короче в школу ходить не хотелось, видеть рожи эти. На полтора месяца дома залегла.

- Вот что. Ты мне понравилась, я потрачу на тебя своё время. Сейчас объясню тебе тему. Дам задание. Решишь. Потом снова тянешь билет и решаешь всё при мне. Согласна?

- Согласна.

Они просидели три часа тет-а-тет. Катя всё решила без единой ошибки, включая экзаменационный билет. Профессор ставила в зачётку три.

- Решила на пять. Молодец. Но, поскольку третий раз, да ещё и с комиссией то ставлю три. И запомни – никогда в себе не сомневайся! Я мало видела, таких умненьких девочек. Очень жаль, что тебе не попались по жизни, раньше, хорошие учителя, ты бы много смогла добиться.

 Таким образом, только на первой своей работе Катерина столкнулась с феноменом русской лингвистики – матом. И вот, ей надо идти к «профессору» этой самой лингвистики Роману Владимировичу. Между ними часто вспыхивали ссоры по рабочим моментам, которые выливались в его гневные, матершинные триады в её сторону. Она же, широко раскрыв глаза хлопала своими ресницами ничего не понимая и тихим голосом повторяла ему всегда одно и то же:

- Роман Владимирович, я ни слова не понимаю, скажите по русски пожалуйста!

Он рвал на себе не существующие волосы, громко топал в истерике ногами и уходил во свояси ничего не добившись от неё. Потом прибегали грузчики-подмастерья и глупо хихикая переводили ей то, что дядя Рома хотел сказать.

Однажды, вместо дяди Ромы её обматерил его помощник – Коля. Поскольку по субординации не был старше её, она позволила себе его резко осадить да ещё при всех и командным голосом:

- На матерном, будешь разговаривать с мамой и папой! С мной будь любезен разговаривать уважительно, обращаясь исключительно по имени и отчеству и без единого ругательства. Будешь иначе, даже слушать не буду!

Каково же было её удивление, когда через пять минут забежал в офис дядя Рома и срывающимся, чуть не до слёз голосом сказал:

- Мальчик может хотел тебя на свидание пригласить! А ты как его?! А?!

- Дядь Ром, матом? На свидание? Акстись!

- С мамой и папой говоришь?! Он мой сын! Разговаривай!!!!

 Катя смутилась и покраснела.

- Дядь Ром, простите меня пожалуйста. Ну не понимаю я ни Вас ни его, когда вы кроете направо и налево. Давайте будем учится вежливости и правильному русскому языку?! А?!

Он вышел, громко хлопнув дверью.

Конечно она боялась его, вдруг и он «кинет в неё камень». Она украдкой прошла в его конторку, он сидела за бумагами.

- Дядь Ром, здравствуйте. Можно к Вам?

Он кивнул и громко откашлявшись в свой огромный кулак ответил:

- Привет. Проходи.

- Дядь Ром, Вовка меня подставляет. Слышали же?

- Слышал. И показания уже давал.

- На вас тоже думали?

- Ключи же и у меня тоже. Конечно.

- Ну и что скажете…. – она выжидательно на него посмотрела.

- Что скажу, у меня каждая бумажка на счету и в моём личном сейфе. Всё поднял, отгружать не отгружали. Спиздили прямо со склада.

- Знаю. Я по программе это нашла.

- Мало того спиздили, ещё и через охрану провезли. Значит это грузовик, и грузовик большой и что не мало важно, судя по записям камер видеонаблюдения чужих машин не было, только наши и постоянных клиентов. Скорей всего клиент по договорённости с кем-то и вывез. По другому быть не могло.

- Ну а я то тут при чём?

- Вот именно не причём ты. И там наверху сказал это. Чего испугалась то? Работай дальше.

Он дружелюбно улыбнулся, потом наклонился к ней обнял и поцеловал в обе щёки. Она опешила.

- Ты что думала, ненавижу я тебя?

Катя утвердительно кивнула.

- Да мы по работе же с тобой ругаемся, это не относится к тебе лично. Я бы даже сказал я люблю тебя. Даже очень. Хотел вот за сына своего за муж выдать.

Она облегчённо засмеялась.

- Ну дядь Ром, какой он муж? Где я и где он? Он же гопота сплошная. О чём я с ним разговаривать то буду? Нет ничего общего между нами.

- Это да. Так, мечты мои были.

- Не похож он на вас совсем…

- Не похож. Приёмный потому что, жены сын. Я бы своего отпиздил, а этого не могу, не мой. Вот не получилось мне из него человека сделать, наследственность дурная. Что поделать…

- Я всё равно уволюсь, дядь Ром. Устала. Ни выходных ни проходных, толку что денег много, мне их и тратить то некогда.

- Решила уже?

- Да. Но спасибо Вам, я буду ценить это всю жизнь.

- А я буду ценить, что научила меня быть человеком. У меня даже жена заметила, что я меньше матерится стал. Да и Колька тоже. Дай обниму.

Они стояли и обнимались так минут пятнадцать наверное, на прощание он ей сказал:

- Увольняться будешь, забеги попрощаться. И всегда приходи, я тебе по «блату» подкину чего-нибудь. – он заговорщики подмигнул.

Она залилась смехом.

- Х-о-р-о-ш-о!!!

 

Она часто потом приходила в гости к Роману Владимировичу. В офис не заходила, шла напрямую к нему. Он всегда её тепло обнимал по отечески, целовал, поил сладким чаем с плюшками и снабжал подарками. Даже бывало смахивал слезу со словами:

- Эх! Вот человек работал! Никогда не оскорбит, не то что эти, за людей нас не считают.

Научил он её материться то. А ведь тогда в детстве, она дала себе зарок: «Чтобы ни случилась, как бы зла не была, ни при каких обстоятельствах не произносить матерного слова. Дабы такие твари, как Дидар не имели ничего против неё».

Очень быстро её пришлось проверить на прочность свой зарок. Советский Союз распался, образовались молодые республики. Буквально через несколько дней после объявления независимости от РСФСР в школах начались уроки «патриотизма». Детям «втюхивали» любовь к новой родине, гербу, флагу. На одном таком уроке она должна была ответить, что для неё новое государство в котором она живёт, она должна была описать как она его любит. Катя, не мудрствуя лукаво ответила, громко, чётко и с превеликим удовольствием всё то о чём говорилось шёпотом, но каждый боялся это озвучить.

- Для меня нет такого государства. Моё государство – Россия. Мои предки построили этот город, посадили здесь деревья. Все великие произведения, песни, открытия которые всем здесь известны, принадлежат моему нарду – русскому. Мой язык русский и не будет у меня другого родного языка кроме него. Он самый красивый, ласковый, нежный, на нём пишут песни, стихи и книги. Пол мира говорит на моём языке, даже те, кто сейчас объявил независимость. У моего народа, местные кочевники попросили защиты, и не мне перед кочевниками унижаться. Этот флаг не пропитан кровью, не вымучен страданиями. Этот герб всего лишь рисунок ничего не символизирующий. Всё то, что вы, Ирина Анатольевна сейчас рассказали не заработано этим народом. Я никогда не буду жить в этой стране, никогда не буду учить это мерзкое и никому не нужное наречие (какие пророческие слова, тогда были сказаны, позже она сама себе ужаснулась). Мне не за чем всё это слушать.

Повисло гробовое молчание.

- Садись два. И подай мне дневник, родителей в школу!

Дидар очень радовался. Однако, Ирина Анатольевна вызвала родителей вовсе не за тем, чтобы их отругать. Она боялась, что Катя такими словами навлечёт на себя «беду». Её опять не ругали, только сказали «язык за зубами держать». А «беда» подкралась незаметно, откуда не ждали. И её «острый язык» тут был вовсе не при чём.

Объявленная независимость развязала руки самым отъявленным негодяем среди титульной нации и выявила звериные повадки рядовых её представителей.

Она жила в большом дворе состоящим из двух двенадцати этажек и одной пятиэтажке, где собственно и была её квартира. В её доме проживали преимущественно семьи военных. Дом был новый, квартиры в нём были огромные, с лоджиями вдоль каждой квартиры. Они получили её по блату, папа Кати был не последний фотограф в стране. Даже современные элитные монолитные дома, в городе где она живёт, уступают по качеству и по площади квартир дому этой постройки.

Как и все дети, по вечерам Катя играла во дворе с друзьями. Вдруг к ним стали подбегать плачущие ребятишки возрастом помладше. Их тельца были чем-то исполосованы. Они рассказали, что мальчик, лет пяти, новый жилец с первого этажа соседнего дома, семья которого только приехала из аула бьёт их плетью. Катя вместе с друзьями рванула туда, где были слышны удары хлыста. Там собрался весь двор.

Маленький, смуглый, кривоногий, ускоглазный мальчуган, лет пяти, орудовал длинным хлыстом. Он бил всех, кто приближался к нему, и, если никто не приближался, тогда он нагонял сам и бил хлыстом несчастного изо всех сил. Многие пытались отобрать этот хлыст, Катя тоже решила попробовать, он же маленький, может уговорами удастся забрать «игрушку».

- Мальчик, что ты делаешь? Так нельзя! Ты делаешь больно. Посмотри сколько детей ты уже покалечил. Отдай мне хлыст.

Щёл. Щёлк. Он располосовал Катерине руки и ноги.

- Ай!.... Ай!.... Аяяй!

Мальчик зловеще рассмеялся как в фильмах ужасов. Это действо явно доставляло ему удовольствие.

Что-же делать, думала Катя! Надо позвать его родителей, они заберут и успокоят его?

- Кто знает где он живёт? Надо родителям его рассказать.

- Я знаю, я! Побежали за мною! – выкрикнул какой-то мальчик.

Старшим детям было поручено отвлекать его внимание, чтобы он маленьких не бил и сам не скрылся никуда. Остальные толпой побежали в квартиру маленького садиста.

Родители его были такими же как он сам… Они только рассмеялись в ответ на жалобу детей. И даже больше. Они открыли окно на своём первом этаже и подбадривали сына на своём наречии, Катя тогда ещё понимала их язык:

- Правильно делаешь сынок! Так их! Бей, русских свиней! Прогоняй их отсюда. Чтоб сгинули они! Бей русских свиней! Бей!

- Мой сын настоящий мужчина. – вторил женщине отец мальчика.

Русские дети остолбенели. В отчаянии Катя побежала к отцу. Помощи просить. Он взрослый, он справиться. Она забежала в квартиру не разуваясь, сбивчиво всё ему рассказала. Отец наспех оделся, они уже бежали по подъезду, Катя на ходу посвящала его о подробностях. Неожиданно отец остановился.

- Лет пяти говоришь? И ты не можешь с ним справиться?!!!!

- Но папа, у него хлыст! Длинный! Посмотри на мои руки!! Да его ещё и родители поддерживают! Бей русских свиней! Бей!

Отец повесил голову, о чём-то думал. Бормотал что-то под нос, оптом резку ударил кулаком по перилам, так что треснула эта деревяшка, развернулся и зашёл обратно в квартиру, со словами:

- Разбирайтесь сами, ему пять лет….

Катя не верила своим глазам. Заплакав от обиды, она помчалась назад, во двор. Как добежала она уже и не помнила. Перед глазами стояла красная от гнева пелена.

Не вышел ни один взрослый. Никто из старших ребят не отважился подойти к нему. Все стояли и наблюдали в стороне, как зрители, ожидая развязки спектакля. Всё было как в замедленном кино. Мальчик бегал по двору гоняясь за своими жертвами. Щёлкал хлыстом и хохотал. Вот она подходит к нему.

- Отдай хлыст!

В ответ смех и удар по рукам. Щёлк.

- Раз! Ещё! – она сделал шаг.

Смех и щёлк по лицу. Разбита губа и нос кровь заливает зубы. Катя утирается рукавом. Боли не чувствовалось. Улыбаясь ему, делает второй широкий шаг, повторяя:

- Отдай хлыст!

 Опять смех и щёлк хлыста. Она немного прикрыла глаза руками, поэтому он рассёк ей руки.

- Два! Ещё, ублюдок!

Она делает третий широкий шаг по направлению к нему. Он перестал смеяться, его родители гоготавшие в окне тоже замерли. До него оставалось несколько метров.

- Девочка, не подходи ко мне! Я убью тебя!!!!

Катя сделал очередной широкий шаг.

- Три!! Бей ещё!

В этот раз он ударил ещё сильнее, удар пришёлся по спине и плечу, но футболка прикрыла тело, приняв всё на себя. Пацан пятился и вжался в стену дому, как раз под окнами родителей. В квартире началась суета, его предки засобирались во двор. Она сделал последний шаг.

- Четыре!

Схватила хлыст в полёте, намотала его на руку, резко натянула на себя. По инерции мальчик оказался в её руках.

- А теперь, ублюдок, бить буду я!!!!

Повисла гробовая тишина. Она перегнула его через левое колено, задрала шорты, свернула в три раза хлыст и им же остервенело начала его пороть. В звенящей тишине слышны были только её удары, щёлк, щёлк, щёлк.. Она так порола его, что даже не слышала, как он кричит. На его мягкой плоти оставались такие же разводы, какие он оставлял другим детям. В толпе кто-то крикнул:

- Катя, родители его бегут! Пошли отсюда, скорее! Мы тебя спрячем!

Она остановилась. Садист ревел. С трудом удалось восстановить дыхание. Вдруг стало больно, саднили порезы хлыста, с подбородка капала кровь. От физических усилий на лбу выступила испарина, она смахнула её правой рукой. Повалила на землю садиста и направилась нетвёрдой походкой через толпу.

- Что смотрите?! Уставились! Трусы! Все Вы трусы!!!! Кого боитесь?! Вас же больше!

«Стадо баранов» думала она, им нужен «вожак», «пастух». Ей никто не ответил, а она шепотом продолжала:

- Трусы, какие же вы все трусы….

Кто-то из толпы схватил её за руку, пацанячий голос крикнул:

- Бежим скорее! Они уже здесь!!!

Краем глаза Катя увидела, как из подъезда выбегала родня, спасать своего отпрыска. Они бежали в толпе, человек двадцать, трудно было её разглядеть среди них. Пока азиаты выясняли что да как, выискивали её глазами среди убегающих они оторвались на приличное расстояние. Забежали за заросли урюка и черешни, забежали в чей-то открытый гараж. Там под старенькой «Победой» лежал дедушка, дети его не сразу заметили. Пока они обсуждали лучившееся, старик кряхтя вылез из под машины и обозначил себя кашлем:

- А ну, перестали галдеть! Чего тут собрались?! Ах, ты Боже ты мой! Кто тебя так!

Катя молчала. Дети сами наперебой всё рассказали за неё.

- Понятно, понятно…

Дед нахмурил седые брови, вытер руки от машинного масла и немного подумав сказал.

- Так! Ты! – он указал на Катю – Ты быстро в багажник! Вы все, марш по домам! И чтоб духу Вашего здесь больше не было! Ни одного! Ясно выражаюсь! Во двор завтра не выходите. Лучше вообще неделю даже две не выходить. Уроки учите. Полезно Вам будет. Я её спрячу.

Дети убежали, дед кинул в багажник какую-то спецовку, уложил на неё Катю и захлопнул крышку.

- И не шелохнись там! Тебе же хуже будет.

Он потом чем-то ещё гремел железным, слышно было как опять залез под машину. Через какое-то время послышались шаги и голоса с акцентом.

- Эй, старик, не выдел, деты тут не пробегали.

- Дети не дети, я почём знаю. Лежу себе и лежу. Что случилось то?!

- Хулиганят.

- Ну так на то они и дети чтоб хулиганить….

После того как они ушли он ещё долго возился с машиной. Опять звенел инструментами, вздыхал. Потом наконец-то открыл багажник.

- Живая там?

- Ага.

- Дай нос посмотрю!

Уже стемнело, на юге темнеет рано, он светил ей фонариком в лицо.

- Я аптечку открыл. Давай ранки тебе обработаем.

Он смазал йдом её раны и ссадины и проводил её до подъезда.

- Ну дальше сама добежишь. И смотри, во дворе тебе лучше не появляться подольше! Поняла меня?

- Поняла. До свидания.

- Пока, пока.

 Он махнул ей рукой и побрёл восвояси. Она забежала домой, на пороге встретила мать:

- Ты где была? Первый час ночи! Сама знаешь, время сейчас какое! Брат давно спит, как хороший мальчик, а эта шлешься где попало! И что с твоим лицом?! Вечно с тобой проблемы!

Она рассматривала ссадины.

- С моим лицом всё нормально! В семье не без урода. Пусть папа тебе всё расскажет. И с ним я больше не разговариваю! Он – трус!

Она вырвалась и пробежала в ванную комнату закрылась и стала умываться и чистить зубы. За дверь слышались препирательства родителей. Только сейчас ей стало больно. Руки дрожали и не слушались. Всё тело болело.

 - Чёрт! Чёрт! Больно то как!

Её лицо исказила гримаса боли. Про себя же она подумала: «Ну вот, я даже и не подумала выругаться, хотя ситуация располагала к тому как нельзя лучше». Улыбнулась сама себе. За дверью кажется стихли разговоры, можно выходить. Она тихо открыла дверь и стараясь не скрипеть паркетом, на носочках посеменила в детскую. Расправила в темноте кровать и собиралась уже уснуть как услышала тихие шаги матери.

- Катя. Ты спишь?

Она не ответила. Демонстративно закрыла глаза и отвернулась к стенке.

- Не спишь! Я же вижу! Перестань притворяться. Всё твоё притворство шито белыми нитками! Катя… Твой папа не трус, слышишь?!

Она чуть слышно заплакала.

- Ты что хочешь, чтоб папу в тюрьму посадили?

- Нет. – прошептала Катя.

- И я не хочу. Ты же видишь, что им всё можно, им ничего не будет. А папу посадят. Да даже если и посадят могут там убить. Как мы будем жить без него? Ты этого хочешь?

- Нет…

- И я не хочу. Поэтому не обижайся на папу.. и попроси завтра утром у него прощение.

- Почему им всё можно мам, и им ничего за это не будет?

- Время сейчас такое. Но оно когда-нибудь закончиться и всё встанет на свои места. Всегда так было есть и будет.

- Почему так? Нас же больше? Почему нас бьют и мы это терпим?

- Ну такие мы терпеливые. Зато когда терпение у нас заканчивается страшно бывает всем. И этим будет тоже страшно.

- Поскорее бы…

- Ты не обижаешь на папу? Попросишь прощения?

- Хорошо.

Он осмотрела ссадины.

- Больно?

- Нет.

- Зачем было ввязываться?

- А больше не кому. Попа сказал справишься сама. Я справилась.

- Ну ладно. Спать давай. Сладких снов.

- Сладких.

Она поцеловала её в лоб и ушла.

Никто не выдал её, как не искали. Ни в каком доме живёт, ни кто родители. Весь двор знал и ни один не выдал, не смотря на угрозы, синяки и выкрученные руки. Ни один! А потом пошли дожди, снег. Больше она никогда не слышала о том мальчике и никогда не видела его.

К сожалению, то что случилось стало прологом, причинно-следственной связью последующих событий в нашей истории.

 

Как потом оказалось, «дикость» присуща не только азиатам. Всем. В считаные мгновения люди теряют человеческий вид и превращаются в зверей. Выстроенное поколениями воспитание, хорошее и качественное образование быстро превращаются в пыль под воздействием низменных инстинктов человека и окружения индивида. Достаточно упустить хоть малейшую деталь, и любой коллектив или любое сообщество людей превращается в животное стадо, с соответствующим поведением.

Когда Катя пошла в российскую школу она смогла всё это прочувствовать на своей «шкуре». К её удивлению тут русские унижали, издевались и били друг друга. Одежда, не соответствующая общепринятым в классе нормам, культура речи – отсутствие мата, внешность – чуть восточная в силу генетики этого оказалось достаточно чтобы её ненавидели. За что спрашивается? Она была в недоумении: «Ведь я такая же как они, почему они ненавидят меня?! Они же совсем ничего не знают обо мне».

Родители привезли Катю и её брата на постоянное место жительство к бабушке в сибирский регион. Брат должен был в скором времени поступать в высшее учебное заведение, а лицу славянской внешности в Азии шанс поступления без взяток, даже с учётом протектората равнялся практически нулю. По совету бабушки детей разлучать не стали. Они остались в Сибири оба, а родители уехали туда – продавать имущество, закрывать документы. Впрочем, это всё затянулось, в общей сложности четыре года она прожили без родителей. Можно сказать, что самый сложный период в воспитании подростков прошёл под руководством дедушки и бабушки.

В силу спешного отъезда, вещей они с собой привезли мало. А ведь в чём-то нужно было ходить в школу, да и зимы тут суровые, в болоньевой куртке не походишь. В Азии ещё очень долго, по инерции, существовала старая советская школьная форма, а в России уже давно была «свободная». Но родственники этого не знали, с трудом достали школьную форму, одели Катю и отправили учиться. Вещей то у Кати не было как мы помним, только летние платья и шорты. С братом было проще, форму не нашли, но костюм тоже ничего.

Появление её в новом классе было феерическим. Дети смеялись, да и учителя тоже. Весь день её новенькую бомбардировали язвительными, колкими фразами. Она плакала никого не скрываясь. День довершил вызов к доске на уроке русского языка. Она писала под диктовку предложение, которое начиналось со слово РОССИЯ. Она написала его только с одной буквой «С». Марина Александровна отчитала её у доски, поставила не колеблясь «2», и пробубнила под нос так, чтоб и Катя слышала «понаехали тут, не руси». Откуда её было знать, что Катя никогда не видела этого слова, никогда не писала? Ведь там они писали название только своей республики или в лучшем случае Союз Советских Социалистических Республик. Слово РОССИЯ в школьной программе там не было.

Катя предчувствовала, что будет ненавидеть эту школу все последующие семь лет обучения. Ей придётся сосуществовать в одном коллективе со стадом гоблинов. Перевестись не было никакой возможности, родителей рядом не было, а бабушка просто не представляла, как это можно сделать и что нужно для этого сделать. Начался самый долгий период в её жизни, который она сравнивала с адским существованием.

Её не любили и ненавидели не только дети, но и учителя. Не все конечно, но очень многие. Она жила с бабушкой, у которой было четыре класса образования, скудные пожитки и которая была подслеповатая. Её плохо и неопрятно одевали. Она носила поношенные вещи, потому что её вещи были далеко, а купить новые бабушка не могла. Пенсию задерживали, хотя её едва хватала даже на питание стариков, не то, что детей.

 Вот учителя и издевались: «Смешно. Одни джинсы и каждый день разные водолазки носишь. А почему у тебя колготки порваны? Ой, у тебя кофта ношеная».

Дом у стариков был маленький, специально стола для учёбы не было. Катя делал уроки на кухонном, подстелив под низ газетку. Ненароком тетрадки конечно были запятнаны жиром.

- Это что у тебя?! Почему такая грязная и не опрятная тетрадь? Пироги что ли на ней ела?!!! Заведи новую!

А у неё не было денег на новую, на хлеб не всегда было. Купили эту несчастную новую тетрадку ей. Без хлеба сидели, но купили. Катя перестала делать дома уроки, чтобы больше не марать тетрадки. Они теперь всегда были идеально чистыми, даже чересчур.

Зато благодаря этому она кое чему научилась. Перед началом уроков, она должна была успеть сделать домашнее задание: решить уравнение, упражнение по русскому, прочитать параграф по естественно научному предмету или же прочитать заданную книгу. В самом начале у неё плохо получалось, перебивалась с двойки на тройку. На бабушкины расспросы: «Как дела в школе?», она уверенно отвечала: «Всё нормально. Два и три, но я держусь! Природа на мне «отдохнула».

Катин брат учился хорошо и подобных проблем со взаимоотношением с коллективом не испытывал. Именно тогда он от неё дистанцировался, с изгоями не общаются. Она приняла это как данность и смирилась.

На удивление, к седьмому и восьмому классу, она овладела удивительными способностями. Она могла решить домашнее задание по математике за пять – десять минут перемены, и не только на три, порой на четыре и пять. Она больше не учила параграфы на перемене, теперь на перемене она отдыхала как все. Учила параграф за те минуту, что дают на повторение домашнего задания, запоминала с одного прочтения. Литература, что она творила!! Она читала книгу на ходу, искала нужный абзац и успевала первой ответить. Ориентировалась по книге в течении всего урока, даже не читая её. Она овладела техникой скоростного чтения, только потом в университете один доцент расскажет ей об этом и улучшит её навыки. Кто бы мог знать, как потом её это пригодиться в университете и на работе?!!!!

Учительница по литературе Пискунова Валентина Александровна, никогда не любила её и открыто высказывала своё презрение. Прямо в глаза, но без свидетелей. За то, что внешность восточная, за то, что с бывшей республики союзной, за то, что нищенка.

- Я никогда не поставлю тебе пять. Даже четыре. Только три! Ты не достойна таких высоких оценок!

Как ни старалась Катя писать сочинения и изложения, пятёрок действительно не было никогда. А русский, который тоже она вела? Там вообще было не на что надеяться. Хоть зазубри эти правила, только два или три. Она перестала его учить, смыла не было стараться. И по сей день, эта женщина даже не здоровается с Катериной при случайной встрече. Хотя Катя всегда, из почтения к её возрасту приветствует её.

Когда уже они с братом жили с родителями, в воспитательных целях каждый было устроено дежурство «родительского комитета» для поддержания порядка в классе. Её папа тоже сидел на таком уроке.

Пискунова о чём то, рассказывала в захлёб, так что на Катю летел её слюни. Отец Катин, из-за профессии своей знался с очень многими и уважаемыми в бывшем СССР писателями, поэтами, актёрами. Фотографировал он их для кинопроб и портретов. Общались они часто и на интеллектуальные темы. И вот учительницу «занесло», она говорила такой бред, не имея представления о чём говорит, исказив смысл произведения, который автор пытался донести. Молчать отец умел плохо. Высказал, хоть и очень вежливо, но та обиделась. «Не имел он морального права учить учительницу – бездарь!». Теперь всё, после этого больше тройки ей было не видать других оценок.

Но в старших классах её заменили на Людмилу Николаевну. Как же много порой зависит от учителя. Она цитировала произведения Чехова наизусть! Он был её любимый писатель. Сравнивала некоторые отрывки комикса «Черепашки ниндзя» и рассказ А.П. Чехова «Хирургия», там слово в слово плагиат. Людмила Николаевна посвятила как-то целый урок, зачитывая отрывки из двух этих произведений. Весь мир восхищался жалкой пародией на Великого Писателя. Нам, русским должно быть стыдно за это, помои читаем и смотрим. Нам лень знать своих героев в лицо.