А) Как фиксировать главного рассказчика

Войдя в крестьянскую семью, необходимо закрепить за одним из ее членов роль основного рассказчика. Это нужно для поддержания порядка и размеренности социологического опроса, для того, чтобы уберечься от возможных информационных взрывов, когда вдруг шлюзы памяти распахиваются и присутствующие в момент разговора с главным рассказчиком члены семьи, перебивая друг друга, спешат “выложить на стол” все, что вспоминается ими. Подобная ситуация, уместная в вольной беседе, нежелательна в процессе длительного программного интервью, от начала до конца записываемого на магнитную ленту. И поэтому нужно организовать работу таким образом, чтобы возможные свидетели и участники опроса четко уяснили, что центральной для социолога фигурой является совершенно конкретный человек – основной респондент.

Каждый полевой исследователь может выбрать свой собственный способ решения этой проблемы. Скажем, он “зафиксирует” основного информанта, внятно указав на то, что именно к этому человеку посоветовали обратиться весьма авторитетные в деревне лица. Или же подчеркнув то обстоятельство, что социологу необходим развернутый рассказ о давно минувших событиях и поэтому он обращается к их непосредственному очевидцу. Либо акцентировав тот момент, что старший член семьи имеет неоспоримое и преимущественное право говорить и высказываться. Возможны и иные, более “мягкие”, – без лишних слов, а только с помощью знаков особого внимания и подчеркнутого уважения организуемые, – варианты фиксирования главного рассказчика.

Б) Как относиться к людям, внезапно вступающим в беседу

У людей (родных, знакомых, соседей), присутствующих при интервьюировании основного информанта, время от времени появляется желание вступить в беседу, уточняя, опровергая, или соглашаясь с тем, что говорит главный рассказчик. Эти моменты очень опасны, поскольку могут спровоцировать более или менее тяжелый сбой в развертывании воспоминаний, смутить информанта и мгновенно перестроить его на некие новые сюжеты. Прежняя тема разговора обрывается при этом буквально на полуслове. Но, с другой стороны, вход в беседу других людей может быть весьма полезен, так как это способно вызвать “форсаж памяти” информанта и внести в его дальнейшее повествование поистине драгоценные эпизоды и детали. Имея в виду этот двоякий эффект, необходимо организовать ход опроса таким образом, чтобы, во-первых, нейтрализовать спонтанные вмешательства свидетелей беседы и, во-вторых, поощрить их инициативу и не препятствовать их желанию высказаться. Вот пример удачного «парного конферанса»

«Е. Шаронова:- Вы, ребятки, хоть бы про колхоз книжку написали: как бабы в колхозе работали, как на коровах пахали. Мне, вот, соседка доверила корову. И я одна пахала с ней, только с этой коровой. Ни с кем не ругалась через это. А то ведь как обычно было? – восемь коров запрягали и восемь баб. Идут, идут... Ну, щелканул корову, - погонять-то надо! Ну, одна щелканула, а другая кричит: "А, чертова сопля, - че мою корову бьешь?!" А другая в ответ: "Ах, чертов пупок!.." И пошло дело! И вот эдак свяжутся, - и дралися, и разбивали друг другу морду...

Я. Клочков:- А ты ж говорила, что твоя корова хитрая была: она в ярмо не шла никак.

Е. Шаронова:- Дак это старая не шла, а другая-то шла.

Я. Клочков:- Тебя же обзывали - кулацкое отродье и корова, мол, у тебя кулацкая - в колхозное ярмо не идеть!»

Самое простое и самое действенное в этом случае правило –“говорить по очереди”. И его нужно систематически внушать собеседникам, чтобы в пространстве общения возникли и укрепились некие устойчивые поведенческие ориентиры, к которым собеседники довольно быстро привыкают. Однако распределенность внимания социолога обязана быть неравномерной, – в фокусе этого внимания должен постоянно находиться основной информант. И эту преобладающую нацеленность необходимо систематически демонстрировать с помощью серии не только словесных, но и вазомоторных приемов, – выбирая место поблизости от рассказчика, сочувственно наклоняясь в его сторону, стараясь не сводить с него внимательного взгляда и т.п. Этим достигается эффект временного, ситуативного “отсечения” остальных участников разговора от основного канала информации, поступающей к социологу. Вместе с тем информационные связи с присутствующими должны быть постоянно готовыми к их мгновенному включению. И как только в ходе основного интервью вдруг возникает новый, неожиданный информационный поток, следует немедленно повернуть голову в сторону говорящего, а еще лучше, приблизить к нему диктофон и полностью включить его в основной разговор.

Эффективным методом иерархической расстановки собеседников является следующий такой прием: нужно, возвращаясь от факультативных эпизодов общего разговора к регулярному интервьюированию главного информанта, запомнить и повторить последнюю, сказанную им фразу. Этот нехитрый прием (я называю его “эффектом эха”) способен в подавляющем большинстве случаев возвратить память и эмоциональную настроенность рассказчика в ту позицию, когда его вдруг прервали или он сам остановился, раздумывая и вспоминая. И если даже рассказываемая устная история крестьянской семьи по форме будет выглядеть прерывистой, наполненной разного рода отступлениями, все же главная содержательная магистраль окажется вполне ощутимой и видимой, неуклонно проложенной через весь записанный на магнитную ленту текст.

В) Как мы обходились с текстом вопросника

В ходе работы с информантом постоянно возникает вопрос: держать ли брошюру с программой интервью на столе и глядеть в нее, или же задавать вопросы по памяти? Поскольку каждый из участников полевого исследования принимал участие в формулировании, обсуждении и уточнении каждого социологического инструмента проекта, то их содержание, вплоть до малейших деталей, прочно отпечаталось в памяти и особой нужды заглядывать в текст вопросника у социолога не возникает.

Казалось бы, в этой ситуации можно вполне обойтись без текста и строить разговор преимущественно в форме свободной беседы, в ткань которой вкраплены все составленные заранее вопросы. Однако, пробуя использовать оба метода опроса (с использованием брошюры-методички и без нее), мы убедились, что, при почти полной их содержательной равноценности, первый вариант определенно вносит в ход общения с информантом по крайней мере один дополнительный психологический нюанс, некое новое качество и особую настроенность, не заметные при отсутствии на столе текста социологического инструмента. И эта настроенность возникает, как мы понимаем, в силу того, что социолог, постоянно заглядывающий в перечень вопросов, прочитывающий их в том виде, как они были составлены, а затем переформулирующий их в более облегченном, разговорном варианте, предстает перед информантом все в том же облике любопытствующего чудака-ученого, опасаться которого незачем.

Ибо человек, который “тычет в книжку пальчик”, не опасен и не хитер, а лишь дотошен и любознателен. И по отношению к нему информант склонен, как мне показалось, занимать покровительственную позицию учителя, отца, человека знающего и опытного. К тому же наличие у социолога довольно объемистого вопросника имеет свойство разжигать любопытство самого информанта. Мы не раз были свидетелями того, как респондент, подробно ответив на очередной вопрос, с нескрываемым нетерпением спрашивал: “Ну, что еще там у тебя написано?..” Разбуженный азарт воспоминаний требует пищи – все новых и новых вопросов. И, уже войдя в эту стадию опроса, можно (и, по-видимому, – нужно) временами отходить от схемы интервью, позволяя информанту и даже поощряя его вдаваться в обширные факультативные отвлечения, существенно дополняющие ответ на конкретный вопрос. И в этом случае ситуация общения складывается так, что социолог-интервьюер и крестьянин-информант естественно вступают в область взаимной, открытой и свободной импровизации, разворачивающейся на базе строгой и продуманной партитуры программного интервью.

Простейший способ ввести эту импровизацию в заданные программой рамки – это вернуться в тот пункт списка вопросов, откуда оба участника беседы пустились в свободное путешествие по биографии самого информанта и его семьи. Эта процедура возвращения, повторенная в ходе опроса раз, другой и третий, без лишних слов внушает респонденту, что ученый – это не просто внимательный слушатель и собеседник, а человек, который хочет узнать многое и узнать это многое систематически. Что для него нет ничего лишнего и все рассказанное крестьянином годится в дело. В связи с этим очень выразительна, на наш взгляд, следующая стандартная ситуация, участниками которой мы оказывались не однажды. Информант, уже согласившись быть проинтервьюированным, обычно продолжает сомневаться в своей способности вспомнить интересующие социолога вещи, и не устает повторять: “Да разве я смогу рассказать?! Да я уж ничего не помню! Да вам все это будет неинтересно!..” и т.д. И уже после того, как интервью состоялось, и сомневающийся информант наговорил несколько магнитофонных кассет, он искренне удивляется: “Как это я смог все это вспомнить и все рассказать?!..” Думается, что подобная ситуация весьма симптоматична, ибо путь от мнимой беспамятности и незнания к возникающей на глазах системе воспоминаний, к подлинному “голосу снизу” пройден информантом во многом с помощью социолога, который со всей своей научной "машинерией" (включая раскрытый на столе текст вопросника) выглядит как безвредный и любознательный человек, не жалеющий времени на расспросы. И это последнее обстоятельство “провоцирует” информанта на развернутые воспоминания, на то, чтобы он, зная о былом не понаслышке, научил собеседника этим знаниям, ввел его внутрь истории российского крестьянства.