Методические указания

XVII век – интереснейший и своеобразный период русской истории. Такой динамичный период был на редкость богат не только яркими событиями, но и разнообразными.

В марте 1584 г. Иван IV умер. Нa престол взошел его второй сын -Федор Иванович (1584-1598), человек больной и крайне набожный. В ходе развернувшейся борьбы за влияние на царя па первый план выдвигается царский шурин Борис Федорович Годунов (1552—1605). Усилиями Федора Ивановича и Бориса Годунова в Москве в 1589 г. было учреж­дено патриаршество. В развитие крепостного законодательства в 1592 г. были составлены писцовые книги, а в 1597 г. — введен 5-летний срок сыска беглых крестьян. Материалы № 1 и 2 дают представление об образе правления в Русском государстве, заседаниях Земских соборов. Материал №3 позволяет уяснить направление и содержание внешней и внутренней политики Бориса Годунова. Исходя из этого доклада, можно сделать вывод о цивилизационной ориентации этого правителя.

После кратковременной войны со Швецией Россия возвратила поте­рянное и предыдущее правление южное побережье Финского залива и заключила со Швецией в 1595 г. «вечный мир». Успешно отразив очередноe нападение Крымского хана, русские продолжили покорение Сибири. Однако вызванный опричниной и охвативший все стороны жизни страны глубокий структурный кризис не был полностью преодолен и при ближайших преемниках Ивана IV. И достаточно было незначительного, на взгляд современного человека, но серьезнейшего, с точки зрения россиянина конца XVI в., повода — прекращения династии Рюриковичей со смертью царя Федора Ивановича в 1598 году, — чтобы кризис вылился в новую, еще более острую, открытую форму — Смуту, закончившуюся лишь после вступления на российский трон первых представителей новой династии Романовых.

В дореволюционной историографии под Смутой понималось «общее неповиновение», «раздор меж народом и властью». Современники событий, церковная историография первопричину Смуты искали в духовной сфере. С этой точки зрения Смута — одно­временно кара за безбожную жизнь и дар, мученический венец, чтобы дать возможность народу явить силу своей веры.

Первая цельная концепция Смутного времени принадлежит В.О.Ключевскому, который рассматривал прекращение династии как повод к Смуте и искал ее причины в том сложном политическом и социальном кризисе, в котором пребывала страна в начале XVII в. Со­гласно знаменитой схеме Ключевского, в Смуте «последовательно выступают все классы русского общества, как были размещены по своему сравнительному значению в государстве на социальной лестнице чинов. На вершине этой лестницы стояло боярство: оно и начало Смуту». Затем настала очередь дворян, а потом низов, причем в отличие от С.М.Соловьева и Н.И.Костомарова Ключевский считал народное дви­жение классовым и равнозначным слагаемым всей картины того бес­покойного периода.

В.О.Ключевский основное внимание уделил социальным моментам. По его мнению, общество находилось в состоянии социальной неу­стойчивости, когда шла борьба между всеми сословиями за баланс обя­занностей и привилегий. Он отмечал: «Смутное время можно назвать поворотной эпохой в нашей истории. Самые глубокие и прочные ос­новы государственного порядка поколебались, государи быстро сменя­лись или друг с другом боролись; некоторое время страна оставалась совсем без государя, общество распадалось на враждебные друг другу классы».

В наиболее развернутом виде концепция причин и сущности Смуты, в основе которой лежал социальный кризис, а не борьба внутри гос­подствующего класса, сформулирована С.Ф.Платоновым.

В советской историографии термин «Смута» был отброшен. Этот период стал определяться как крестьянская война под предводитель­ством И.Болотникова и иностранная интервенция в России.

В настоящее время термин фактически возвращен в современную историографию, которая пока еще ничего принципиально нового не внесла в научное изучение проблемы. Кризис российской государст­венности на рубеже XVI и XVII вв. в отечественной историографии рас­сматривается как составляющая системного кризиса, охватившего Рос­сию в результате сложного взаимодействия социально-экономических и политических причин.

Столь небольшой по протяженности период российской истории вместил в себя громадное количество драматических событий, которых дру­гому государству хватило бы на несколько эпох: ожесточенная политическая борьба и чехарда правителей на Московском троне; самозванцы, сидящие на троне (Лжедмитрий I) или претендующие на него (Лжедмитрий II или Тушинский вор и др.) иностранные претенденты на русский престол. В материале №4 дается яркая характеристика деятельности Лжедмитрия I. Документ №5 рассказывает о том, что нового внес или мог бы внести этот правитель в политический строй государства и каковы могли быть последствия правления В.Шуйского.

Документы 6 и 7 свидетельствуют о периоде «Тушинского вора» и показывают позицию претендентов на русский престол, знакомят с новыми понятиями и идеями, возникающими в Московском государстве в этот период.

 Борьба за трон развертывается на фоне сильнейших соци­альных катаклизмов — выступлений крестьян, казаков, инородцев (с участием в ряде случаев и дворянства). В 1609 г. Смута усугубляется вмешательством в русские дела шведов и поляков. Началась открытая интервенция, которая привела к подъему освободительного движения, оформившегося в народное ополчение. Осенью 1612 г. народное опол­чение во главе с К. Мининым и Д. Пожарским разгромило поляков и изгнало их из Москвы. Неурожаи, голод, эпидемии, которыми сопровождался период Смуты, также сыграли немалую роль в ее обострении. В начале царствования первого из Романовых — Михаила Федоровича (1613—1645), Московское государство представляло собой безотрадную картину. По всей стране бесчинствовали шайки разбойников. Сложившая­ся до «смуты» система государственного управления была нарушена. Часть территории страны оставалась в руках иноземцев — шведов и поляков. Города обезлюдели, ремесло и торговля пришли в упадок. Нераспаханные поля за­росли бурьяном, а крестьяне, покинув свои дома, ушли искать более безопасные места. Оставшееся на прежних местах население обнищало до крайности, разорилось и не в состоянии было платить налоги и нести государственные повинности. В международных делах к голосу Москвы не прислушивают­ся, престиж ее крайне низок, она отодвинута на задворки европейской политики.

Несколько десятилетий понадобилось, чтобы преодолеть трагические последствия Смутного времени и вывести страну из кризиса.

Восстановление экономики и изменения в ней происходили на фоне сильнейших социальных потрясений, не прекратившихся и после окончания Смуты. Медный, чумной, соляной бунты, другие городские восстания, выступления стрельцов, мощное движение под предводительством Степана Разина, выступления, связанные с церковной реформой и расколом сопровождающим «бунташный» XVII век буквально на всем его протяжении: последняя дата в истории Московского госу­дарства - стрелецкий бунт I698 г.

С целью ликвидации социальной напряженности и упорядочения управления государством правительство второго царя династии Романовых. Алексея Михайловича (1629 — 1676) предпринимает реформу законодательства: в l649 году обнародовано «Соборное уложение» (№ 8). Оно указало цели и в то же время повлекло за собой ряд непредусмотренных последствий. «Уложение» закрепило статус, обязанности и привилегии основных сословий, отразило такую социальную тенденцию, как возра­стание общественного веса и роли средних служилых слоев. Одновре­менно, согласно «Уложению», крестьяне окончательно прикреплялись к земле, а посадское население — к посадам. Этому предшествовало уве­личение с 5 до 15 лет на протяжении первого десятилетия XVII в. продол­жительности «урочных лет», т. е. срока сыска беглых крестьян (первый указ об «урочных летах» был издан в 1597 г.). Выдвижение на первый план cредних служилых слоев вызывало недовольство боярства, духовенства, а также широких слоев простого народа. Это приводило к уси­лению социальной напряженности, зачастую выливавшейся в указан­ные выше открытые выступления низов общества.

Другим следствием недовольства социальных слоев «Уложением» было постепенное прекращение деятельности Земских соборов, для которых начало царствования Романовых, особенно 1613 - 1619 гг., было пери­одом paсцвета. Тогда Земский собор превратился чуть ли не в постоянно действующий орган, состав его расширяется, функции тоже, преро­гативы возрастают. Однако после 1649 г. Земские соборы постепенно утрачивают приобретенный сразу после Смуты облик, собираются все реже и реже и после 1653 г. созываются уже эпизодически.

Заняв российский престол, Романовы поставили перед собой задачу восстановить, заново построить Московское царство. Однако задача эта была невыполнима. Восстановить Московское царство в том виде, в каком оно существовало до Смуты, было уже невозможно, ибо произошли серьезные и необратимые изменения в обществе. В верхах его все шире распространяются преобразовательные настроения. Особенно это заметно становится в правление Алексея Михайловича, который сам не чурался новшеств, а также приближал к себе людей реформаторского склада, среди которых наиболее яркой личностью был Ордин-Нащокин. Ознакомьтесь с фрагментом книги Григория Котошихина «Россия в царствование Алексея Михайловича» (№9). На основе этого источника можно судить о составе Боярской думы, степени компетентности ее членов, ее соответствии новым внешне- и внутриполитическим задачам, которые встали перед Россией во второй половине XVII века. Внимательно изучите отрывки, в которых речь идет о приказной системе Московского государства. Используя этот документ, можно составить представление о размерах этой системы, количестве приказов, их функциях, штатах, механизме действия. Можно судить о достоинствах и недостатках, о степени эффективности приказной системы.

Нравственно-религиозная цельность, духовная однородность общества начала разрушаться. Одним из проявлений этого стала церковная реформа 50 – 60-х гг. Она началась с исправления богослужебных книг и унификации церковных обрядов. Предметом ожесточенных дискуссий, борьбы, стала проблема выбора образцов для таких исправлений и унификации.

Часть духовенства во главе с Никоном (1605 – 1681), который с 1652 до 1658 г. был патриархом, отстаивая греческие образцы, другая часть, идейным вождем стал протопоп Аввакум (1620 или 1621 – 1681), - древнерусские. Оба оно принадлежали к кружку «ревнителей благочестия» ратовавшему за новое возвышение Московского царства, за укрепление его внутренней мощи и международного престижа. Разлад среди «ревнителей благочестия» стал как бы предтечей церковного раскола в масштабах всего государства. Раскол русской церкви отразил в себе изменения, произошедшие в духовной сфере. Общество разделилось на почитателей старины и приверженцев новизны.

Поэтому вторая половина XVII века - это не только время возвращения и консервации Московского царства, а переломный период в на­шей истории, когда создавались предпосылки перехода от традицион­ности, старины, к западной новизне. Реформа же русской православной церкви создала духовную основу для прозападных преобразований, которые не замедлили последовать в конце XVII — начале XVIII в. (№10 – 11). Рассказ Павла Алепского о нововведениях Патриарха Никона и фрагмент из книги Л.Гумилева «От Руси к России» - Царь и Патриарх.- свидетельствуют о сути, целях и методах проводившейся в 50 – 60-х гг. XVII века церковной реформы. Материалы позволяют судить, насколько радикальной являлась эта реформа, в какой степени она касалась догматической стороны религии, каким образом подобные преобразования могли вызвать церковный раскол, как реформа отразила сдвиги, произошедшие в общественном сознании, в духовной сфере ко второй половине XVII в.

Обратившись к фрагменту очерка Н.И.Костомарова «Домашняя жизнь и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях» вы узнаете, как относились русские к иностранцам и иностранному в указанный период, какую роль сыграла Смута в усилении или ослаблении ксенофобии в русском обществе (№ 12), как «смута» отразилась на нравственном климате и общественном сознании, как к этим переменам относилась русская православная церковь, чем была чревата дальнейшая изоляция русской церкви от европейского православного мира.

Значение Смуты и в целом XVII века, их влияние на ход российской истории определено в работе В.Ключевского (№13).

 

 

Учебные материалы

№1. Образ правления

 Образ правления у них весьма похож на турецкий, которому они, по-видимому, стараются подражать, сколько возможно по положению своей страны и по мере своих способностей в делах политических.

Правление у них чисто тираническое: все его дей­ствия клонятся к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским образом. Это видно из Sophismata, или тайн их образа правления, описан­ных ниже, и угнетения дворянства и простого народа, без всякого притом соображения их различных отноше­ний и степеней, равно как из податей и налогов, в коих они не соблюдают ни малейшей справедливости, не обращая никакого внимания как на высшее сословие, так и на простолюдинов. Впрочем, дворянству дана несправедливая и неограниченная свобода повелевать простым, или низшим, классом народа и угнетать его во всем государстве, куда бы лица этого сословия ни пришли, но в особенности там, где они имеют свои поместья или где определены царем для управления. Простолюдинам сделана также некоторая маловажная уступка тем, что они могут передавать свои земли по наследству любому из сыновей, в чем они, обыкновенно, следуют нашему Gavelkind, и располагать имуществом своим произвольно, имея право дарить и завещать его

по собственному желанию. Несмотря, однако, на это, оба класса, и дворяне и простолюдины, в отношении к своему имуществу являются не чем иным, как храни­телями царских доходов, потому что все нажитое ими рано или поздно переходит в царские сундуки, как будет видно из средств, употребляемых для обогащения его казны, и способов взимания налогов, которые излагаются ниже, в главе о царских податях и доходах. Что касается главных пунктов, или статей, входящих в состав самодержавного правления (как-то: издания и отмены законов, определения правительственных лиц, пра­ва объявлять войну и заключать союзы с иностранными державами, права казнить и миловать, права изменять решения по делам гражданским и уголовным), то все они так безусловно принадлежат царю и состоящей под ним Думе, что его можно назвать как верховным правителем, так и самим исполнителем в отношении ко всем перечис­ленным предметам. Всякий новый закон, или постановле­ние, касающийся государства, определяется всегда прежде, нежели созывается по этому случаю какое-либо общее собрание или совет. Кроме своей Думы, царю не с кем советоваться о предметах, по которым уже предварительно сделано было постановление, за исключением немногих епископов, архимандритов и монахов, и то для того только, чтобы воспользоваться суеверием народа (притом всегда к его вреду), который считает святым и справедливым все, что ни сделано с согласия их епископов и духовенства. Вот почему цари, пользуясь для своих выгод теперешним упадком церкви, потворствуют духовенству чрезвычайными милостями и привилегиями, дарованными епископиям и монастырям, ибо они знают, что суеверие и лжеверие лучше всего согласуются с тираническим образом правле­ния и особенно необходимы для поддержания и охранения его.

Во-вторых, что касается общественных и правитель­ственных должностей в государстве, то здесь нет ни одного наследственного звания, как бы ни было оно высоко или низко, и, напротив, определение к той или другой должности зависит непосредственно от самого царя, так что даже дьяки в каждом главном городе большей частью назначаются им самим. Но теперешний царь, чтобы свободнее предаваться благочестию, предо­ставил все такого рода дела, относящиеся к управлению государством, в полное распоряжение брата жены своей боярина Бориса Федоровича Годунова.

Флетчер Д.. О государстве русском» // Проезжая по Московии. М., 1991. С.43 - 44

№2. О заседаниях земского собора

 Высшее учреждение для публичных совещаний по делам государственным называется собором, то есть земским собранием. Чины и звания лиц, бывающих в таких собраниях, по порядку их следующие: 1) сам царь, 2) некоторые из дворян, числом до 20, которые входят в состав его Думы, 3) столько же известных духовных лиц. Что касается горожан или других представителей народных, то их не допускают в это собрание, так как простой народ

считается там не лучше рабов, которые должны повино­ваться, а не издавать законы и не имеют права ничего знать о делах общественных до тех пор, пока все не будет решено и окончено.

Земское собрание, называемое собором, составляется следующим образом. Царь приказывает созвать дворян, заседающих, как было сказано, в его Думе, коих он сам выберет, вместе с патриархом, который приглашает свое духовенство, то есть обоих митрополитов, обоих архиепи­скопов и епископов, архимандритов и монахов, пользую­щихся наибольшей известностью и уважением. Когда все соберутся на царском дворе, то назначается день заседания, для чего обыкновенно избирают пятницу, считающуюся святым днем.

В определенный день духовные лица собираются прежде в назначенное время и место, называемое «столы».

Когда приходит царь в сопровождении своих сановни­ков, то все встают и встречают его в сенях, следуя за патриархом, который благословляет царя двумя первыми пальцами, возлагая их ему на чело и на обе стороны лица, потом целует его в правое плечо. После того идут в палату, назначенную для таких собраний, где садятся в следующем порядке: царь занимает место на троне по одну сторону комнаты. Неподалеку от него, за небольшим четырехуголь­ным столом, за которым могут поместиться человек 12 или около того, садится патриарх с митрополитами, епископами и некоторыми из знатнейших лиц царской Думы с двумя дьяками, или секретарями, называемыми думными дьяка­ми, которые записывают все, что происходит. Прочие садятся на скамьи около стены комнаты, так что каждый занимает место, соответствующее его званию. Потом один из секретарей в качестве оратора объявляет причину собрания и излагает главные предметы или дела, о которых следует рассуждать. Но предлагать билли по мнению отдельных лиц относительно какого-нибудь общеполезного дела, как это делается в Англии, русский земский собор вовсе не дозволяет подданным.

Д.Флетчер. «О государстве русском». / В кн. Проезжая по Московии. М.,1991. С.45 - 46

 

№3. Доклад Луки Паули австрийскому императору (1604)

Итак, господин Великий Князь Борис Федорович имеет намерение и твердо решил заключить и восстановить дружбу и согласие с Вашим Импе­раторским Величеством и со всем высокочтимым Австрийским домом, чтобы в будущем, в случае враждебного нападения на одну из сторон, другая должна была помогать советом и делом и выручать; и когда это... с обеих сторон будет постановлено и подтверждено, тогда хочет он не только открыть до­ступ в свою обширную и замкнутую страну, но и разрешить всем своим подданным и торговым людям совершать сюда свои поездки для покупки и продажи, а также и подданным Вашего Императорского Величества бу­дет разрешен свободный, беспрепятственный проход в его землю, чтобы благодаря этому не только возобновились, усилились и поднялись мореп­лавание и морская торговля сравнительно с прежним, но и чтобы принес­ти пользу и помочь пропитанию в приморских городах Римской империи Немецкого народа и Русским и московским землям и народам...

Кроме того он хотел бы, как он уже часто выражал сильное желание, после открытия доступа в свою страну, основать Латинские школы (как он уговорился об этом с покойным братом Датского короля, Герцогом Иоан­ном Гольштинским, и хотел уже привести в исполнение), чтобы юноши городов изучали и упражнялись в Латинском и других языках, чтобы они со време­нем отвыкли от прирожденной грубости и могли бы с другими христиане-' кими народами, в особенности благодаря Латинскому языку, не только разговаривать, но и сходиться с ними в благопристойных обычаях и доб- ' родетелях и обращаться вежливо друг с другом.

Кроме того он хотел бы, после заключения того союза, привести свою обширную страну (которая во многих местах очень опустела) в лучшее со­стояние, освободить своих подданных и людей по Немецким и другим обычаям от большой тяготы, ига и вялости, ввести и даровать старым и богатым городам свободу, полицию и порядок, а для поддержания суда и справедливости ввести гражданское управление, и построить и укрепить в особенности на Оке и на Дону, в десяти милях один от другого, свобод­ные города, для удерживания вторжений Крымских и Перекопских Татар, снабдить их землей и людьми, посадить там знатных людей, которые бы своей силой могли не только удерживать Татар, но и способствовать их уничтожению.

Старина и новизна. Исторический сборник. М., 1914. Кн. 17. С. 86—87.

№4. Смута

В 1584 году умер Иван Грозный, закончилось продол­жавшееся полвека царствование одного из самых от­вратительных деспотов в русской истории. В наследство своим преемникам царь Иван оставил разоренную опричниной и безудержной эксплуатацией страну, прои­гравшую к тому же длившуюся четверть века изнури­тельную Ливонскую войну. С Иваном IV фактически сходила на нет династия потомков Ивана Калиты. Старший сын царя, похожий на отца и жестокостью, и начитанностью — Иван Иванович, погиб от удара отцовского посоха. Престол переходил в руки второго сына — Федора Ивановича, слабоумного карлика с яв­ными чертами вырождения. Придворное летописание создало благочестивую легенду о не слишком хорошо разбирающемся в земных делах, но зато высоконра­вственном царе — молитвеннике за Русскую землю. Эту легенду блестяще воплотил А. К. Толстой в своей ве­ликолепной драме «Царь Федор Иоаннович».

Но сам поэт прекрасно понимал, что реальный царь Федор был несколько иным. В своей сатирической поэме «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» А. К. Толстой так характеризовал его:

Был разумом не бодор,

Трезвонить лишь горазд,—

что больше соответствовало оценке современников. Ведь шведский король говорил, что «русские на своем языке называют его durak».

Таким образом, беспредельная самодержавная власть над огромной страной оказалась в руках челове­ка, который править был просто не в состоянии. Есте­ственно, при царе Федоре был создан правительствен­ный кружок из нескольких бояр, своего рода регент­ский совет. Однако скоро реальную власть сконцентри­ровал один из участников этого совета — боярин Борис Федорович Годунов, царский шурин — брат его жены царицы Ирины.

Положение Годунова упрочилось быстро. Летом 1585 года, всего через год с небольшим после вступления Федора Ивановича на престол, русский дипломат Л. Но­восильцев разговорился с главой польской церкви, гнезненским архиепископом Карнковским. Желая сказать своему гостю что-то приятное, архиепископ заме­тил, что у прежнего государя был мудрый советник Алексей Адашев. «а ныне на Москве Бог дал вам такого ж человека просужаго». Этот комплимент Го­дунову Новосильцев счел недостаточным: подтвердив, что Адашев был разумен, русский посланник о Годуно­ве заявил, что он «не Алексеева верста»: ведь «то великой человек — боярин и конюший, а се государю нашему шурин, а государыне нашей брат родной, а ра­зумом его Бог исполнил и о земле великий печальник». Обратим внимание на последнее слово: оно означало покровителя, опекуна. Недаром английские наблюдате­ли, переводя это выражение на английский, называли Годунова «лордом-протектором». Вспомним, что через 60 с лишним лет этим самым титулом пользовался всесильный диктатор Англии Оливер Кромвель...

Федор Иванович занимал царский престол четырна­дцать лет, но из них по меньшей мере 12, а то и 13 фактически правителем страны был Борис Годунов.

В 1598 году, после смерти Федора, Земский собор избрал Бориса царем. Иначе и быть не могло. За годы своего правления Годунову удалось собрать вокруг себя — ив Боярской думе, и среди придворных чи­нов — «своих людей».

Можно по-разному относиться к личным качествам Бориса Годунова, но даже самые строгие его критики не могут отказать ему в государственном уме, а самые рьяные апологеты не в состоянии отрицать, что Борис Федорович не только не руководствовался в своей по­литической деятельности моральными нормами, но и нарушал их для собственной выгоды постоянно. И все же он был прежде всего талантливым политиче­ским деятелем, несомненным реформатором. И судьба его трагична, как судьба большинства реформаторов. Удивительный парадокс: Иван Грозный привел стра­ну даже не к краю пропасти, а просто в пропасть. И все же в народной памяти он остался порой внушающим ужас, отвращение, но ярким и сильным человеком. Борис же Годунов пытался вытащить страну из пропа­сти. И поскольку ему это не удалось, он оказался устраненным из фольклора, а в массовом сознании сохранился лишь своим лукавством, изворотливостью и неискренностью.

Методы Годунова резко отличались от методов царя Ивана. Борис был беззастенчив и жесток в устранении своих политических противников, но только реальных, а не выдуманных. Он не любил устраивать казни на площадях, торжественно и громогласно проклинать из­менников. Его врагов тихо арестовывали, тихо отправ­ляли в ссылку или в монастырскую тюрьму, а там они тихо, но обычно быстро умирали — кто от яда, кто от петли, а кто неизвестно от чего.

Вместе с тем Годунов стремился к сплочению, к кон­солидации всего господствующего класса. Это была единственно правильная политика в условиях всеобще­го разорения страны.

Однако именно на время правления Бориса Годунова приходится и утверждение крепостного права в России. Первый шаг был сделан еще при Иване Грозном, когда временно запретили переход крестьян от одного вла­дельца к другому в Юрьев день. Но в царствование Федора Ивановича были приняты новые крепостниче­ские указы. По гипотезе В. И. Корецкого, около 1592—1593 годов правительство издало указ, запрещав­ший крестьянский «выход» по всей стране и навсегда. Это предположение разделяют далеко не все исследо­ватели, но. вероятно, в эти годы были, все же осуще­ствлены какие-то крепостнические мероприятия: через пять лет появился указ об «урочных летах» — о пяти­летнем сроке исковой давности для челобитных о воз­вращении беглых крестьян. Этот указ не делает разницы между теми, кто ушел в Юрьев и не в Юрьев день, к заповедные и не б заповедные лета, он исходит уже из прикрепления крестьянина к земле. А отсчет исковой давности ведется как раз от 1592 года.

Вопрос о причинах перехода к крепостничеству, о том, насколько серьезна была альтернатива иного варианта развития феодальных отношений — без кре­постного права, принадлежит к числу не только еще не решенных, но и явно недостаточно исследованных. Се­годня можно с уверенностью сказать, что господство­вавшая некогда в науке «товарно-барщинная» концеп­ция Б. Д. Грекова рухнула под напором фактов. По мысли Грекова, развитие товарно-денежных отношений в России второй половины XVI века было настолько велико, что хлебная торговля превратилась в выгод­ную статью дохода. Эти обстоятельства толкали фео­далов к барщинному хозяйству, которое невозможно без закрепощения крестьян.

Сейчас ясно, что развитие товарно-денежных отно­шений преувеличенно историком, что хлебная торговля была совсем не велика: городское население составляло вряд ли больше 2— 3%, а экспорт хлеба еще не начался. Не наблюдается в XVI веке и резкого роста барщины, да и обрабатывали барскую запашку боль­шей частью не крестьяне, а пашенные холопы — «страдники», поэтому развитие барщины не было свя­зано с возникновением крепостничества.

Правительства и Ивана Грозного, и Бориса Годунова шли на прикрепление крестьян к земле, руководству­ясь прагматическими, сиюминутными соображениями, стремлением ликвидировать и предотвратить на буду­щее запустение центральных уездов. Но это были в дей­ствительности лишь поводы, а не причины перехода к крепостничеству. Хозяйственный кризис после опричных лет был следствием более общих социальных процессов. В это время, быть может, ярче, чем когда бы то ни было, прослеживается тенденция к усилению эксплуатации крестьянства и отдельными феодалами, и государством. Для того были два рода причин. Во-первых, численность феодалов росла быстрее, чем чис­ленность крестьян: в условиях длительной войны пра­вительство постоянно рекрутировало в состав «детей боярских» выходцев из плебейских слоев, раздавая им за службу поместья с крестьянами. Уменьшение сред­них размеров феодальных владений при сохранении феодалом жизненного уровня прошлых лет приводило к тому, что повинности крестьян неуклонно возраста­ли.

Во-вторых, многие феодалы не ограничивались сох­ранением жизненного уровня, а стремились к его ро­сту. Если сосед принимал тебя, угощая с серебряной посуды, то тебе неловко выставить на стол «суды оловянные». Низкорослая, хотя и выносливая доморощен­ная лошаденка становится непрестижной: ногайский кровный жеребец казался остро необходимым. А если сосед выходил в поход в импортной кольчуге из Ирана или с Кавказа, то своя, родимая, хотя и сделанная недурным мастером и прекрасно защищающая от са­бельных ударов, превращалась в признак нищеты.

Однако право крестьянского перехода — пусть с уп­латой «пожилого» и только раз в году — ограничивало аппетиты феодалов, служило естественным регулято­ром уровня эксплуатации: слишком алчный феодал мог, как щедринский дикий помещик, остаться без крестьян. Писцовые книги упоминают «порозжие по­местья», из которых разошлись крестьяне, после чего помещики их «пометали» (бросили).

Внутренняя политика Годунова была направлена на стабилизацию положения в стране. При нем идет строительство новых городов, особенно в Поволжье. Именно тогда возникли Самара, Саратов, Царицын, Уфа. Облегчилось положение посадского населения: крупные феодалы больше не имели права держать в своих «белых», не обложенных податями слободах ремесленников и торговцев; те, кто нанимался про­мыслами и торговлей, должны пыли отныне входить в посадские общины и вместе со всеми платить государ­ственные налоги — «тянуть тягло».

Во внешней политике Борис Годунов стремился к по­бедам не столько на поле брани, сколько за столом переговоров. Несколько раз удалось продлить переми­рие с Речью Посполитой. Хорошо развивались отноше­ния с государствами Средней Азии. Укреплялась обо­рона южных границ. Единственная война, начатая Рос­сией в правление Бориса Годунова, была направлена против Швеции. В результате Ливонской войны ей до­сталось побережье Финского залива. После трех лет военных действий в 1595 году был подписан Тявзинский мирный договор, вернувший России Ивангород, Ям, Копорье и волость Корелу.

Борис Годунов сделал первую до Истра попытку ликвидировать культурную отсталость России от стран Западной Европы. В страну приезжает много, значи­тельно больше, чем раньше, иностранных специали­стов — военных и врачей, разведчиков полезных иско­паемых («рудознатцев») и мастеров. Бориса Годунова даже обвиняли (как через сто лет Петра I) в излишнем пристрастии к «немцам» (как называли в России западноевропейцев). Впервые «для науки разных языков и грамотам» было отправлено в Англию, Францию, Германию несколько молодых дворян. В смутное вре­мя они не решились вернуться на родину и «задавнели» за границей; один из них в Англии перешел в англикан­ство, стал священником и даже богословом.

Вероятно, если бы в распоряжении Годунова оказа­лось еще несколько спокойных лет, Россия более мир­но, чем при Петре, и на сто лет раньше пошла бы по пути модернизации. Но этих спокойных лет не было. Улучшение экономического положения только намеча­лось, а поскольку к выходу из кризиса шли крепостни­ческим путем, то в крестьянстве зрело недовольство. Так, в 1593—1595 годах боролись с монастырскими властями крестьяне Иосифо-Волоколамского мона­стыря. Кто знает, может быть, глухое недовольство не переросло бы во взрыв, если бы лето 1601 года не было таким дождливым. К уборке урожая никак не удава­лось приступить. А затем без перерыва сразу ударили ранние морозы, «поби мраз сильный всяк труд дел человеческих в полех». Следующий год был снова неу­рожайным, да к тому же недоставало семян, и качество их было низким. Три года в стране бушевал страшный голод.

Разумеется, причиной его была не только погода. Расшатанное тяжелыми налогами и сильной феодаль­ной эксплуатацией крестьянское хозяйство потеряло устойчивость, не имело резервов. По все же голода можно было бы избежать, если бы погода была хоть немного лучше.

Не только погода и неустойчивость крестьянского хозяйства привели к голоду. У многих бояр и монасты­рей лежали запасы зерна. По словам современника, их хватило бы всему населению страны на четыре года. Но феодалы прятали запасы, надеясь на дальнейшее по­вышение цен. А они выросли примерно в сто раз. Люди ели сено и траву, доходило до людоедства.

Отдадим должное Борису Годунову: он боролся с го­лодом как мог. Бедным раздавали деньги, организовали для них платные строительные работы. Но полученные деньги мгновенно обесценивались: ведь хлеба на рынке от этого не прибавлялось. Тогда Борис распорядился раздавать бесплатно хлеб из государственных храни­лищ. Он надеялся подать тем добрый пример феода­лам, но житницы бояр, монастырей и даже патриарха оставались закрытыми. А тем временем к бесплатному хлебу со всех сторон в Москву и в крупные города устремились голодающие. Хлеба не хватало на всех, тем более что им спекулировали раздатчики. Рассказы­вали, что некоторые богачи не стеснялись переодевать­ся в лохмотья и получать бесплатный хлеб, чтобы продать его втридорога. Люди, мечтавшие о спасении, умирали от голода прямо на улицах. Только в Москве было похоронено 127 тысяч человек, а хоронить удава­лось не всех. Современник говорит, что в те годы самыми сытыми были собаки и воронье: они поедали непохороненные трупы. Пока крестьяне в городах уми­рали в напрасном ожидании еды, их поля оставались необработанными и незасеянными. Так закладывались основы для продолжения голода.

В чем причины провала всех попыток Бориса Годуно­ва преодолеть голод, несмотря на искреннее стремле­ние помочь людям? Прежде всего в том, что царь боролся с симптомами, а не лечил болезнь. Причины голода коренились в крепостничестве, но даже мысль о восстановлении права крестьян на переход не прихо­дила в голову царя. Единственной мерой, на которую он решился, было разрешение в 1601—1602 годах вре­менного ограниченного перехода некоторых категорий крестьян. Эти указы не принесли облегчения народу.

Голод погубил Бориса. Волнения охватывали псе большие территории. Царь катастрофически терял авто­ритет. Те возможности, которые открывало перед стра­ной правление этого талантливого государственного дея­теля, оказались упущены. Победа самозванца была обеспечена, по словам Пушкина, «мнением народным».

О Лжедмитрии I накопилось и в литературе, и в мас­совом сознании много ложных стереотипов. В нем ви­дят обычно агента, марионетку польского короля и па­нов, стремившихся при его помощи захватить Россию. Совершенно естественно, что именно такую трактовку личности Лжедмитрия усиленно внедряло правитель­ство Василия Шуйского, севшего на престол после свержения и убийства «царя Дмитрия». Но сего­дняшний историк может более беспристрастно отне­стись к деятельности молодого человека, год просидев­шего на русском престоле.

Судя по воспоминаниям современников, Лжедмитрий I был умен и сообразителен. Его приближенные поражались, как легко и быстро он решил запутанные вопросы. Похоже, он верил в свое царское происхожде­ние. Современники единодушно отмечают поразитель­ную, напоминающую петровскую смелость, с какой молодой царь нарушал сложившийся при дворе этикет. Он не вышагивал степенно по комнатам, поддерживае­мый под руки приближенными боярами, а стремитель­но переходил из одной в другую, так что даже его личные телохранители порой не знали, где его найти. Толпы он не боялся, не раз в сопровождении одного-двух человек скакал по московским улицам. Он даже не спал после обеда. Царю прилично было быть спокой­ным и неторопливым, истовым и важным, этот действо­вал с темпераментом своего названого отца, но без его жестокости. Все это подозрительно для расчетливого самозванца. Знай Лжедмитрий, что он не царский сын, он уж наверняка сумел бы заранее освоить этикет московского двора, чтобы все сразу могли сказать о нем: «Да, это настоящий царь». К тому же «царь Дмитрий» помиловал самого опасного свидетеля — князя Василия Шуйского, который руководил в Угли­че расследованием дела о гибели подлинного царевича и своими глазами видел его мертвое тело. Шуйского, уличенного в заговоре, Собор приговорил к смерти, «царь Дмитрий» помиловал.

Не готовили ли несчастного молодого человека с дет­ства к роли претендента на престол, не воспитали ли его в убеждении, что он законный наследник москов­ской короны? Недаром, когда первые вести о появлении самозванца в Польше дошли до Москвы. Борис Годунов, как говорят, сразу сказал боярам, что это их рук дело.

Важнейшими соперниками Годунова на пути к власти были бояре Романовы-Юрьевы. Старший из них Ники­та Романович, брат матери царя Федора — царицы Анастасии, считался союзником Годунова. Именно ему. Никите Романову, завещал покровительствовать своим детям — «Никитичам», Этот «завещательный союз дружбы» продолжался недолго, а вскоре после вступления Бориса на престол пятеро братьев Никити­чей были арестованы по лживому обвинению в попытке отравить царя и сосланы вместе со своими родственни­ками. Старший из братьев, охотник и щеголь Федор Никитич, был пострижен в монахи под именем Филаре­та и отправлен на Север, в Антониево-Сийский мона­стырь. Еще в 1602 году любимый слуга Филарета сооб­щал приставу, что его господин со всем смирился и мыслит лишь о спасении души и своей бедствующей семье. Летом 1604 года в Польше появился Лжедмитрий. а уже и феврале 1605 года резко меняются донесения пристава при «старце Филарете». Перед нами уже не смиренный монах, а политический борец, заслышавший звуки боевой трубы. По словам пристава, старец Филарет живет «не по монастырскому чину, всегда смеется, неведомо чему, и говорит про мирское житье, про птицы ловчие и про собаки, как он в мире жил». Другим же монахам Филарет гордо заявил, что «увидят они. каков он впредь будет». И в самом деле увидели. Меньше чем через полгода после того, как пристав отправил свой донос. Филарет из ссыльного монаха превратился в митрополита Ростовского: в этот сан его возвели по приказанию «царя Дмитрия». Все дело в связях самозванца с романовской семьей. Как только Лжедмитрий появился в Польше, правитель­ство Годунова заявило, что он самозванец Юшка (а в монашестве — Григорий) Богданов сын Отрепьев, дьякон-расстрига Чудова монастыря, состоявший при патриархе Иове «для письма». Вероятно, так и было: правительство было заинтересовано в том, чтобы на­звать подлинное имя самозванца, а выяснить правду тогда было легче, чем сейчас, через без малого четыре века. Отрепьев же до пострижения был холопом Рома­новых и постригся в монахи, видимо, после их ссылки. Не они ли подготовили юношу к роди самозванца? Во всяком случае, само появление Лжедмитрия никак не связано с иноземными интригами. Прав был В. О. Ключевский, когда писал о Лжедмитрий. что «он был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве».

Польше не только не принадлежала инициатива аван­тюры Лжедмитрия, но, напротив, король Сигизмунд III Ваза долго колебался, стоит ли поддерживать пре­тендента. Он лишь разрешил польским шляхтичам, если пожелают, вступать в войско Лжедмитрия. Их набралось чуть больше полутора тысяч. К ним присое­динились несколько сотен русских дворян-эмигрантов да еще донские и запорожские казаки, видевшие в похо­де хорошую возможность для военной добычи. Претен­дент на престол располагал, таким образом, всего лишь горсткой, «жменей» воинов — около четырех тысяч. С ними он и перешел через Днепр.

Лжедмитрия уже ждали, но возле Смоленска: оттуда открывался более прямой и короткий путь на Москву. Он же предпочел путь подлиннее: через Днепр переб­рался возле Чернигова. Зато войскам Лжедмитрия предстояло идти через Северскую землю, где накопи­лось много горючего материала: недовольные своим положением мелкие служилые люди, подвергающиеся особо сильной эксплуатации в небольших поместьях крестьяне, остатки разгромленных войсками Годунова казаков, поднявших под руководством атамана Хлопка восстание, наконец, множество беглых, собравшихся здесь в голодные годы. Именно эти недовольные массы, а не польская помощь, помогли Лжедмитрию дойти до Москвы и воцариться там.

В Москве Лжедмитрий тоже не превратился в по­льского ставленника. Он не торопился выполнять свои обещания. Православие оставалось государственной религией: более того, царь не разрешил строить в Рос­сии католические церкви. Ни Смоленск, ни Северскую землю он не отдал королю и предлагал только запла­тить за них выкуп. Он даже вступил в конфликт с Ре­чью Посполитой. Дело в том, что в Варшаве не призна­вали за русскими государями царского титула и имено­вали их только великими князьями. А Лжедмитрий стал называть себя даже цесарем, то есть императо­ром. Во время торжественной аудиенции Лжедмитрий долго отказывался даже взять из рук польского посла грамоту, адресованную великому князю. В Польше были явно недовольны Лжедмитрием, позволявшим себе самостоятельность.

Раздумывая над возможной перспективой утвержде­ния Лжедмитрия на престоле, нет смысла учитывать его самозванство: монархическая легитимность не мо­жет быть критерием для определения сути политиче­ской линии. Думается, личность Лжедмитрия была хорошим шансом для страны: смелый и решительный, образованный в духе русской средневековой культуры и вместе с тем прикоснувшийся к кругу западноевро­пейскому, не поддающийся попыткам подчинить Рос­сию Речи Посполитой. И вместе с тем этой возможно­сти тоже не дано было осуществиться. Беда Лжедми­трия в том. что он был авантюристом. В это понятие у нас обычно вкладывается только отрицательный смысл. А может, и зря? Ведь авантюрист— человек, который ставит перед собой цели, превышающие те средства, которыми он располагает для их достиже­ния. Без доли авантюризма нельзя достичь успеха в политике. Просто того авантюриста, который добил­ся успеха, мы обычно называем выдающимся полити­ком.

Средства же, которыми располагал Лжедмитрий, были в самом деле неадекватны его целям. Надежды, возлагавшиеся на него разными силами, противоречили одна другой. Мы уже видели, что он не оправдал тех надежд, которые возлагали на него в Речи Посполитой. Чтобы заручиться поддержкой дворянства, царь щедро раздавал земли и деньги. Но и то, и другое не бесконеч­но. Деньги Лжедмитрий занимал у монастырей. Вместе с просочившейся информацией о католичестве царя займы тревожили духовенство и вызывали его ропот. Крестьяне надеялись, что добрый царь Дмитрий восстановит право перехода в Юрьев день, отнятое у них Годуновым. Но. не вступив в конфликт с дворянством, Лжедмитрий не мог этого сделать. Поэтому крепостное право было подтверждено и лишь дано разрешение крестьянам, ушедшим от своих господ в голодные годы, оставаться на новых местах. Эта мизерная уступ­ка не удовлетворила крестьян, но вместе с тем вызвала недовольство у части дворян. Короче: ни один социаль­ный слой внутри страны, ни одна сила за се рубежами не имели оснований поддерживать царя. Потому-то так легко и был свергнут он с престола.<…>

Кобрин В. Смута // Родина.С.67 - 72

№5. Крестоцеловальная запись Василия Шуйского (1606)

Божиею милостию мы, великий государь царь и великий князь Васи­лий Иванович всеа Русии, щедротами и человеколюбием славимаго бога и за молением всего освященного собора, и по челобитью и прошению всего православного християнства, учинилися есьмя на отчиме прароди- \ телей наших, на Российском государстве царем и великим князем, егоже дарова бог прародителю нашему Рюрику, ижо бе от Римскаго кесаря, и потом многими леты и до прародителя нашего великого князя Александра Ярославича Невского на сем Российском государстве быша прародители мои, и по-сем на Суздальский удел разделишась, не от неволи, но по родству, якоже обыкли болшая братия на болшие места седати. И ныне мы, великий го­сударь, будучи на престоле Российского царствия, хотим того, чтобы пра­вославное християнствобыло нашим царским доброопасным правительством и в тишине, и в покое и во благоденствии. И поволил есми яз, царь и вели­кий князь Василий Иванович всеа Русии, целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом збояры своими, смерти не предати, и вотчин, и дворов, и животов у братии их, и у жен и у детей неотъимати, будет которые с ними в мысли не были, также и у гостей, и у торговых, и у черных людей, хотя которой посуду и по сыску дойдет и до смертныя вины, и после их у жен и у детей дворов, и лавок, и животов не отьимати, будут они с ними в той вине неповинны; да и дово­дов ложных мне, великому государю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное християнство без вины не гибли; а кто на кого солжет, и, сыскав, того казнити, смотря по вине того что был взвел неподелно, тем сам осудится. На том на всем, что всей записи написано, яз царь и великий князь Василий Иванович всеа Русии, целую крест всем православным християнам, что мне, их жалуя, судити истинным праведным судом, и без вины ни на кого опалы своея не класти, и недругам никому в неправде не подавати, и от всякого насильства оберегати.

Хрестоматия по истории СССР. С древнейших времен до конца XVII века. М., 1951.Т. 1. С. 382—383.

№6. Самозванцы

«Тушинский вор», Лжедмитрий II, унаследовавший от своего прототипа авантюризм, но не таланты, жал­кая пародия на предшественника, нередко и впрямь игрушка в руках представителей короля Речи Посполи­той, не олицетворял собой, как и Болотников, никакой серьезной альтернативы тому пути развития, по кото­рому пошла Россия. Но еще одной упущенной возмож­ностью было, на мой взгляд, несостоявшееся царство­вание сына Сигизмунда III — королевича Владислава. В феврале 1610 года, разочаровавшись в «тушинском царике», группа бояр из его лагеря отправилась к Сигизмунду III, осаждавшему Смоленск, и пригласила на трон Владислава. Было заключено соответствующее соглашение. А через полгода, в августе, после сверже­ния Василия Шуйского, уже московские бояре пригла­сили Владислава. И тушинцев, и московских бояр тра­диционно клеймят как изменников, готовых отдать Россию иноземцам. Однако внимательное чтение согла­шений 1610 года не дает оснований для таких обвине­ний.

В самом деле, в обоих документах предусмотрены разнообразные гарантии против поглощения России Речью Посполитой, и запрет назначать выходцев из Польши и Литвы на административные должности в России, и отказ в разрешении воздвигать католиче­ские храмы, и сохранение всех порядков, существую­щих в государстве, в том числе крепостного права: «на Руси промеж себя христианам выходу не быти», «людем руским промеж себе выходу не кажет король его милость допущати». В заключенном тушинцами в фев­рале договоре мы встречаем и отзвук годуновских вре­мен: «А для науки вольно кождому з народу московско­го людем ездити в иншые господарства хрестиянские».

Впрочем, в обоих соглашениях остался несогласо­ванным один существенный пункт — о вероисповедании будущего царя Владислава. И тушинцы, и московские бояре настаивали на том, чтобы он перешел в правос­лавие; воинствующий католик, потерявший из-за при­верженности к римской вере шведский престол Сигизмунд III не соглашался. Признание Владислава царем до решения этого вопроса — тяжелая по последстви­ям ошибка московских бояр. Дело здесь не в сравни­тельных достоинствах и недостатках обеих конфессий, а в элементарном политическом расчете. По законам Речи Посполитой король должен был обязательно быть католиком. Православный Владислав лишался таким образом прав на польский престол. Тем самым устранялась бы опасность сначала личной, а потом и государственной унии России и Речи Посполитой, чреватой в дальнейшем утратой национальной независи­мости. Признание же власти «царя и великого князя Владислава Жигимонтовича всея Руси» открыло путь в Москву польскому гарнизону.

Можно предположить, что воцарение православного Владислава на Руси принесло бы хорошие результаты. Дело не в его личных качествах: став впоследствии польским королем, он ничем особенно выдающимся себя не проявил. Существенно другое: те элементы договорных отношений между монархом и страной, которые были намечены в «крестоцеловалыюй записи» Василия Шуйского, получали свое дальнейшее разви­тие. Само воцарение Владислава было обусловлено многочисленными статьями соглашения. Сам же Вла­дислав превратился бы в русского царя польского происхождения, как его отец Сигизмунд, был польским королем шведского происхождения.

Однако и эта возможность оказалась упущенной, хотя и не по вине России. После свержения Шуйского и убийства собственными сторонниками Лжедмитрия II началась реальная интервенция. Швеция, войска которой были приглашены Шуйским против Речи По­сполитой, воспользовалась удобным случаем, чтобы за­хватить Новгород и значительную часть Севера. Поль­ский гарнизон разместился в Москве, и наместник Вла­дислава (королевичу было всего 15 лет, и любящий отец, естественно, не отпускал его без себя в далекую и опасную Москву, где совсем недавно один царь был убит, а другой сведен с престола) Александр Гонсевский самовластно распоряжался в стране. Под Смоленском, осажденным войсками Сигизмунда, русское посольство во главе с митрополитом Филаретом вело переговоры об условиях вступления Владислава на трон. Поскольку вопрос о пере будущего царя решить не удалось, переговоры провалились, а русская делегация оказа­лась на положении пленных.

Тем временем в Москве Гонсевский от имени царя Владислава раздавал земли сторонникам интервентов, конфискуя их у тех, кто не признавал чужеземную власть. Странное впечатление производит приказная документация этих месяцев. Кажется, что понятия о верности и измене внезапно поменялись местами. Вот некто Григорий Орлов, который называет себя «верно­подданным» не только царя Владислава, но и Сигиз­мунда, просит «великих государей» пожаловать его «изменничьим княж Дмитреевым поместейцем Пожарско­го». На обороте челобитной Гонсевский крайне вежли­во и столь- же твердо, обращаясь к дьяку И. Т. Грамотину, пишет: «Милостивый пане Иван Тарасович!.. Пригожо... дать грамоту асударскую жаловальную».

Правда, все или почти все эти раздачи существовали лишь на бумаге: польские войска в Москве окружены сначала первым (во главе с Ляпуновым, Трубецким и Заруцким), а потом и вторым (во главе с Мининым и Пожарским) ополчениями. Центральной же власти как бы и нет. Разные города самостоятельно решают, кого им признавать за правителей. По стране бродят и осаждают города и монастыри отряды польских шляхтичей, занимающиеся не столько военными дей­ствиями, сколько простым грабежом. От них не отста­ют и свои собственные, родные казаки. Такая ситуа­ция не может продолжаться слишком долго: в стране все крепнет стремление к порядку. Пусть не очень удобному, не очень хорошему, но порядку/ Чем бы мы ни считали народные волнения этого времени — кре­стьянской войной или гражданской, ясно, что в собы­тиях принимали участие большие массы людей. Но ни одно такое массовое движение не бывает очень продол­жительным. Крестьянин (а в любом случае именно крестьяне составляли основную массу участников) не может превращаться на всю жизнь в вольного казака, его руки приспособлены к сохе, плугу и косе, а не к сабле и кистеню. Конь для него рабочий скот, а не живой элемент боевого снаряжения. Гражданская война постепенно увядала.

Возникшие на фоне этой общей усталости силы по­рядка оказались, как часто бывает, довольно консерва­тивными. Нельзя не восхищаться мужеством, самоот­верженностью и честностью Минина и Пожарского. Но правы были дореволюционные историки, подчеркивав­шие консервативное направление их деятельности. Об­щественному настроению отвечало воспроизведение тех порядков, которые существовали до смуты. Недаром второе ополчение, возобновив чеканку монеты, выби­вало на ней имя давно умершего царя Федора — по­следнего из царей, чья легитимность была вне подозре­ний для всех.

Кобрин В. Смута // Родина. С.67 - 72

№7. Договор о признании королевича Владислава русским царем (17 (27) августа 1610 г.)

<...> А на которой мере государю королевичу Владиславу Жигимон-товичу быти на Российском государстве, и о том мы бояре дали гетману письмо по статьям, и на те статьи дал нам боярам гетман запись и утвер­дил своею рукою и печатью, и на той записи целовали крест гетман и все полковники за великого государя Жигимонта короля; а мы бояре дали гетману сее запись о тех же статьях: королевичу Владиславу Жигимонтовичу, ко-лико придет в царствующий град Москву, венчать на государство царским венцом по прежнему чину. А будучи королевичу Владиславу Жигимонто­вичу на Российском государстве, церкви Божий по всем городам и селам чтити и от разоренья оберегати и святым Божиим иконам и чудотворным мощам поклонятися и почитати, костелов и иных вер молебныххрамов в Московском государстве нигде не ставити; а что говорил гетман, чтоб в Москве хотя б один костел быти мог для людей польских и литовских, ко­торые при государе королевиче мешкати будут, о том государю короле­вичу с патриархом и со всем духовным чином и с боярами и со всеми думными людьми говорити; а христианские наши православные веры греческо­го закона ничем не рушати и не бесчестити и иных никаких вер не вво-дити, чтоб наша святая.православная вера греческого закона имела свою целость и красоту по-прежнему. А что дано церквам Божиим и в мона­стыри вотчин или угодий, не отьимати. Боярам и дворянам, и приказ­ным всяким людям у всяких государственных дел быти по-прежнему; а польским и литовским людям на Москве ни у каких дел и по городам в воеводах и в приказных людях не быти. Прежних обычаев и чинов не переменяти и московских княжеских и боярских родов приезжими ино­земцы не понижати. А жалованье денежное и вотчины, кто что имел, тому быти по-прежнему. Суду быти по прежнему обычаю и по судебни­ку Российского государства, а будет похотят в чем пополнити для ук­репления судов, и государю на то поволити с думою бояр и всей зем­ли. А кто винен будет, того по вине его казнити, осудивши наперед с бояры и с думными людьми; а жены, дети, братья, которые того дела не делали, тех не казнити и вотчин у них не отьимати; а не сыскав вины и не осудивши судом всеми бояры, никого не казнити. Доходы государские с городов, с волостей, также с кабаков и с тамог велети государю сби-рати по-прежнему; не поговоря с бояры, ни в чем не прибавливати. А которые города от войны запустели, и в те города и уезды послати го­сударю описати и дозирати, много ль чего убыло, и доходы велети имати по описи и по дозору; а на запустошенные вотчины и поместья дати льготы, поговоря с бояры. Купцам торговати повольно по-прежнему. А про вора, что называется царевичем Дмитрием Ивановичем, гетману промыш-ляти нами, бояры, как бы того вора изымати или убити; а как вор изы­май или убит будет, и гетману со всем королевским войска от Москвы отойти. А только вор Москве похочет какое воровство или насильство чинити, и гетману против того вора стояти и биться с ним. И во всем королевичу Владиславу Жигимонтовичу делати по нашему прошенью, и по договору послов с великим государем Жигимонтом королем, и по сей утверженной записи. А о крещеньи, чтоб государю королевичу Владиславу Жигимонтовичу пожаловати креститися в нашу православ­ную христианскую веру и быти в нашей в православной христианской греческой вере; и о иных недоговорных статьях и о всяких делах как бы меж государьми и их государствы о всем договор и докончание учини­лось. А для утверждения, к сей записи мы бояре печати свои приложи­ли, а дьяки руки свои приписали.

Хрестоматия по истории СССР: XVI—XVII вв. II Под ред. А. А.Зимина.. М., 1962. С. 317—324.

№8. Соборное уложение (1649)

...Глава 11. Суд о крестьянех, а в ней 34 статьи.

1. Которые государевы дворцовых сел и черных волостей крестьяне и бобыли, выбежав из государевых дворцовых сел и ис черных волостей, живут за патриархом, или за митрополиты, и за архиепископы и епископом, или за монастыри, или за бояры или за околничими и за думными и за комнат­ными людьми, и за стольники, и за стряпчими, и за дворяны московски­ми, и за дьяки, и за жильцы, и за городовыми дворяны и детьми боярски­ми, и за иноземцы, и за всякими вотчинники и помещики, а в писцовых книгах, которые книги писцы подали в Поместной и в иные приказы после Московского пожару прошлого 134-го году, те беглые крестьяне или отцы их написаны за государем, и тех государевых беглых крестьян и бобылей сыскивая свозити в государевы дворцовые села и в черные волости на ста­рые их жеребьи по писцовым книгам з женами и з детьми и со всеми их крестьянскими животы без урочных лет.

2. Такъже будет кто вотчинники и помещики учнут государю бити че­лом о беглых своих крестьянех и о бобылях и скажут, что их крестьяне и бобыли выбежав из за нихживут в государевых и дворцовых селех, и в черных волостях, или на посадех в посадских людех, или в стрельцах, или в каза­ках, или в пушкарях, или в иных в каких ни будь в служилых людех в замос-ковных и в украинных городех, или за патриархом, или за митрополиты, или за архиепископы и епископы, или за монастыри, или за бояря, и за околничими и за думными и за комнатными людьми, и за столники, и за стряпчими, и за дворяны московскими, и за дьяки, и за жилцы, и за горо­довыми дворяны и детми боярскими, и за иноземцы, и за всякими вот­чинники и помещики, и тех крестьян и бобылей по суду и по сыску отда­вать по писцовым книгам, которые книги писцы в Поместной приказ отдали после московского пожару прошлого 134-го году, будет те их беглыя кре­стьяне или тех их беглых крестьян отцы в тех писцовых книгах за ними на­писаны, или после тех писцовых книг те же крестьяне или их дети по но­вым дачам написаны за кем в отделных или в отказных книгах. А отдавать беглых крестьян и бобылей из бегов по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет.<...>

Глава 19. О посадских людех, а в ней 40 статей.

19. А которые московских слобод посадские люди живут на Москве и в розных городех, и тем тяглым посадским людем и впредь жить в тех местех, где они ожилися, а с Москвы в городы по старине, и из городов к Москве, и из города в город их посадских тяглых людей не переводить.

20. Да и тем всем посадским людем, которые живут ныне в городех за патриархом, и за властьми, и за монастыри, и за бояры, и за околничими, и за ближними и всяких чинов людьми в слободах, и тем всем быть в тех городех в посаде, где кто ныне живет. А которые развезены в уезды, в села и в деревни с посадов, и тех всех сыскивая свозить на посады тех городов, где кто сыскан будет.

Соборное уложение 1649 года. Текст и комментарии. Л., 1987, С. 64, 707.

№9. Григорий Котошихин  о Московских приказах (1664)

Приказ Тайных Дел, а в нем сидит диак, да подьячих с 10 человек, и ведают они и делают дела всякие царские, тайные и явные, и в тот Приказ бояре и думные люди не входят и дел не ведают, кроме самого царя. А посылаются того Приказу подьячие с послами в государства, и на по-солские съезды, и в войну с воеводами, для того, что послы в своих посол-ствах, много чинят не к чести своему государю, в проезде и в разговор­ных речах, как о том писано выше сего, в посолской статье, а воеводы в полкех много неправды чинят над ратными людьми, и те подьячие над послы и над воеводами присматривают и царю, приехав, сказывают; и которые послы, или воеводы, ведая в делах неисправление свое, и страшась царс­кого гневу, и они тех подьячих дарят и почитают выше их меры, чтоб они будучи при царе, их, послов, выставляли, а худым не поносили. Аустроен тот Приказ при нынешнем царе, для того, чтоб его царская мысль и дела исполнялися все по его хотению, а бояре б и думные люди о том ни о чем не ведали...

Посольский приказ: а в нем сидит думной дьяк, да два дьяка, подьячих 14 человек. А ведомы в том Приказе дела всехокрестных государств и послов чюжеземских принимают и отпуск им бывает: также и русских послов и посланников и гонцов посылают в которое государство прилучится, отпуск им бывает ис того Приказу; да для переводу и толмачества переводчиков латинского, свейского, немецкого, греческого, полского, татарского и иных языков, с 50 человек, толмачей с 70 человек...

Розрядный приказ; и в том Приказе сидит околничий, да думной дьяк, да два дьяка. А ведомы в том Приказе всякие воинские дела, и городы строением и крепостми и починкою и ружьем и служивыми людьми; также ведомы бояре, околничие, и думные и ближние люди, и стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и дьяки, и жильцы, и дворяне городовые, и дети боярские, и казаки и солдаты, всякою службою, и кого куды лучится послати на службу, в войну и в воеводства и в городы и во всякие посылки, и за службу о жало­ванье и о чести и о прибавке денежного жалованья указ в том же Приказе; так же и о сыску чести и о бесчестии и о наказании, как от том написано выше сего. А кого царь куды посылает на службы и что кому за службы бы­вает чести и жалования и бесчестия, и то записываютв книги...

Стрелецкой приказ; а в нем сидит боярин да два дьяка. А в том Приказе ведомы стрелетцкие приказы, московские и городовые; и собирают тем стрелцом жалованье со всего Московского государства, с вотчинниковых крестьян, кроме царских дворовых сел и волостей крестьян, и Новгородц-кого и Псковского государства, и Казани, и Астрахани, и Сибири, против того, как и крымский окуп. Да с крестьян же емлютстрелецкие хлебные запасы, по указу, и велят им те запасы на всякий год ставити на Москву; а как быва­ет им, стрельцом, служба, и те стрелецкие запасы велят им ставити на службе, в котором городе доведется; а з дальних месте крестьян за запасы и за привоз берут денгами, по расчету. А в Казани, и в Астрахани, и в Новгороде, и во Пскове, и в Смоленске, и у Архангельского города, и в иных местах, денги стрельцом собирают, так же и запасы всякие, ежегодь же, с тамошних мест, где кто под которым городом жмвет, против московского ж.

А бывает на Москве стрелецких приказов, когда и война не бывает ни с которым государством, всегда болши 20 приказов; и в тех приказах стрельцов по 1000 и по 800 человек в приказе, чем малым менши...

Приказ Болшие Казны... Да втом же Приказе ведом Денежный двор, а в нем сидит для досмотру денежного дела, дворянин да диак. А делают день­ги серебряные мелкие: копейки, на одной стороне царь на коне, а на дру­гой стороне подпись: «царь и великий князь», имя царское и титла самая короткая; половина копеек, на одной стороне человек на коне с саблею, на другой подпись царская, такая ж, что и на копейках; полушки, четвертая доля копеек, денег половина, на одной стороне голубь, а на другой напи­сано «царь»...

И всего на Москве, кроме городовых и патриарших приказов и тамо-жень, 42 приказа; а дьяков в тех приказах и по городам и с воеводами со 100 человек, подьячих с 1000 человек. А устроены приказы на царском дворе; Тайных дел, Приказ Большого Дворца, Мастерские Полаты, Оптекарской, Серебряного и Золотого Дела, Оружейной, Монастырской; и достальные все приказы устроены от царского двора поодаль, на площади за церквами...

Хрестоматия по истории СССР. С древнейших времен до конца XVII века. М., 1951. Т. 1.С. 429—436.

 

№10. Павел Алепский о нововведениях патриарха Никона

...Московский патриарх созвал собор (1655) вследствие указаний, ко-торыя сделал ему наш учитель (т. е. патриарх Макарий), и совета, который он им дал относительно нововведений и разных погрешностей в делах веры:, во-первых, относительно того, что они не служат, как мы, на антиминсе с изображениями и с надписями, освященными мощами святых, а не куске белаго полотна; во-вторых, что они, принося священную жертву, вынима­ют не девять чинов (частиц), а только четыре; в-третьих, что они делают в некоторых словах ошибки в «Верую во единаго Бога»; в-четвертых, при­кладываются к иконам только раз или два в году; в-пятых, не принимают антидора; в-шестых, касательно их крестнаго знамения при ином распо­ложении пальцев; в-седьмых, относительно крещения ляхов, ибо они кре­стят их теперь вторым крещением, и относительно разных дел и обрядов, о коих мы уже говорили и будем говорить. Патриарх Никон послушался слов нашего владыки патриарха и перевел служебник литургии с греческаго языка на русский, изложил в нем обряды и