Разговор с верховным жрецом и возвращение домой

Встретиться лицом к лицу с лекцией верховного жреца и, наконец вернуться домой было все равно, что пережить рай и ад одновременно. С одной стороны, я не могла дождаться того дня, когда Папа и Тьюли придут за мной, но с другой, от одной мысли о лекции верховного жреца у меня скрутило живот.

“Следуйте за мной, Майн.”

“Хорошо...”

Когда я пришла в комнату верховного жреца вместе с Франом и Дамуэлем, верховный жрец сразу же отвел меня в потайную комнату, которая с таким же успехом могла быть лекционной, как и было сказано в письме.

Я села на свою обычную скамейку. Верховный жрец взял перо и деревянную доску, лежащие на его столе, поставил флакон чернил, а затем посмотрел на меня, скрестив ноги в нетронутой позе допроса.

“Я вызвал вас сюда не для лекции. Кажется, я сказал, что хотел бы кое о чем вас спросить. Во-первых, я хотел бы знать детали печатного станка, который вы пытаетесь сделать.”

Он, очевидно, составил список всего того, о чем не мог спросить меня во время посещения мастерской Майна, и теперь, когда мы остались одни, он задавал один вопрос за другим о том, сколько книг может сделать печатный станок и как быстро он может это сделать. Однако у меня не было четких ответов ни на один из его вопросов.

“Я еще не закончила печатный станок, и мне понадобится гораздо больше металлических литер, прежде чем я смогу печатать книги, состоящие только из текста. Не говоря уже о том, что мы не можем ничего напечатать, не сделав сначала чернила и бумагу в нашей собственной мастерской. Невозможно знать, как быстро и сколько мы сможем напечатать после завершения всего лишь одного печатного пресса.”

“Понятно,” ответил верховный жрец, прежде чем снова взглянуть на доску в своих руках. “В таком случае я хотел бы обсудить его влияние на историю. Когда начнется печать, что будет с теми, кто переписывает книги вручную? В вашем мире, что случилось с теми, кто зарабатывал на жизнь копированием книг?”

"Некоторые люди продолжали работать в качестве хобби, но с точки зрения занятости волны автоматизации сокрушали их все больше и больше с течением времени. Действительно, это был медленный процесс, и они полностью исчезли в течение примерно двух столетий. Естественно, это не произошло в течение одного-двух десятилетий.”

Верховный жрец нахмурился, царапая что-то на своей доске. “Вы сказали, что в вашем мире все граждане вашей страны учатся в школах и что это нормально, когда все умеют читать, но я не думаю, что так было всегда. Что изменилось в вашем обществе в результате распространения книг и повышения уровня грамотности?”

“Все изменилось. Но специфика менялась в зависимости от страны и культуры. Я не думаю, что детали будут много значить для совершенно другого мира.”

“Что изменилось, например?” спросил Верховный Жрец, и я подумала об истории, которую помнила со времен Урано. Мне многое приходило в голову, но я не была уверен, поймет ли меня Верховный Жрец, поскольку ему не хватало моих знаний.

“Есть много примеров, когда рабочие-простолюдины свергали правящий класс и создавали правительство, управляемое народом, обмениваясь информацией и обучая друг друга. С другой стороны, существовали также манипуляторы, печатающие и распространяющие подобранную вручную информацию, чтобы так или иначе воздействовать на население. Я знаю, что простые люди, обучающиеся чтению, значительно меняют способы передачи информации, но я не знаю, кто и как может этим воспользоваться.”

"Таким образом, воздействие будет настолько огромным, что невозможно сказать, что может произойти, частично из-за внешних воздействий. Действительно, очень тревожно...” пробормотал верховный жрец, продолжая что-то черкать на своей доске.

“В отличие от моего мира, этот мир не может выжить без обладателей маны, верно? Трудно сказать, примет ли население те же самые меры даже после того, как уровень грамотности повысится и книги распространятся. На самом деле, вы могли бы использовать книги, чтобы распространять знания о том, как много дворяне делают для простолюдинов. Хотя это будет иметь противоположный эффект, если дворяне и священники не будут серьезно относиться к своей работе.”

“Что вы имеете в виду?- спросил верховный жрец с растерянным видом.

Я пожала плечами. “Жители нижнего города на самом деле не знают, что делают аристократы. Только те, кто живет в фермерских городах, где проводится Весенний молебен, видят, что аристократы и синие священники непосредственно поддерживают свои средства к существованию, наполняя чаши маной. Вот почему их вера так сильна, и поэтому они гораздо охотнее молятся богам, чем жители нижнего города. Во всяком случае, я так думаю.”

“Я никогда даже не задумывался о вере жителей нижнего города, и даже не думал информировать их о том, что мы, аристократы, делаем. Я нахожу твою перспективу очаровательной; ты видишь вещи под тем углом, под которым мы никогда бы не увидели.”

Мало того, что я здесь родилась простолюдинкой, я еще твердо помнила свое время, когда жила на Земле как Урано. Верховный жрец, казалось, заинтересовался потусторонней перспективой, которая открылась мне, как в прямом, так и в переносном смысле.

“Хм. В таком случае... Я приму решение, основываясь на том, что знаю наверняка. Майн, пока не начинай печатать.”

“Что? Почему?”

“Было бы возможно сохранить контроль над населением, независимо от того, как они реагируют, с помощью силы маны. Но, несомненно, найдутся аристократы, которые выразят свое несогласие с печатью.”

По словам верховного жреца, те кто переписывал книги от руки, получали большой и стабильный доход. По этой причине большинство тех, кто переписывал книги от руки, были священниками, служанками храма и студентами Королевской академии из бедных семей. Он сказал, что если я начну наводнять рынок только текстовыми печатными книгами, то навлеку на себя гнев почти всех низших аристократов в регионе.

“...Так вы говорите о личных интересах аристократов?” Это было на совершенно ином уровне, чем те личные интересы, с которыми мы вступали в конфликт раньше, и, честно говоря, это было ужасно.

Когда я задрожала от страха, Верховный Жрец кивнул. “До сих пор вы печатали только книжки с картинками для детей, и, по-моему, вы говорили, что вас ограничивает необходимость печатать с бумажными шаблонами. По этим причинам я полагал, что влияние на аристократов и священников будет достаточно ограниченным, чтобы не было причин останавливать ваши усилия. Однако что произойдет, когда печатный станок будет завершен?”

Я решила приобрести металлические печатные литеры, чтобы обойти боль и скуку вырезания каждой буквы трафарета вручную. Чем проще было печатать книги, целиком состоящие из текста, тем лучше. И это было именно то направление мысли, которое привело к тому, что работа тех, кто переписывал книги вручную, была украдена на Земле.

“Как долго вы хотите, чтобы я воздержалась от печати...?” Спросила я, желая знать, как долго мне придется терпеть боль от того, что у меня под рукой есть печатный станок, но я не могу им пользоваться.

Его светло-золотистые глаза неотрывно смотрели на меня. “Пока тебя не удочерит Карштед.”

“Чего?”

“Простолюдин, вмешивающийся в дела аристократов, будет раздавлен в мгновение ока. Но если бы ты была дочерью аристократа и занималась делами, одобренными эрцгерцогом, им было бы не так легко сокрушить тебя и твою типографию.”

Одинокая девушка-простолюдинка сама по себе, вероятно, была бы для них как муравей, которого легко растоптать. Но я получу статус приемной дочери высшего аристократа, и с прямого разрешения эрцгерцога мое книгопечатание станет государственным делом. Низшие аристократы, которые тогда зарабатывали бы деньги на стороне, были бы не в том положении, чтобы действовать против меня. Другими словами, по словам верховного жреца, я должна была бы вовлечь низших аристократов в печатный бизнес; никто не сможет остановить нас, если мы начнем печатать по всему герцогству сразу. Размах дискуссии стал настолько велик, что я невольно сглотнула.

...Но могла ли я ждать целых два года, чтобы начать печатать, теперь, когда у нас был готовый к использованию печатный станок? Прошло всего два с половиной года с тех пор, как я начала жить как Майн. Смогу ли я прожить так долго, ничего не делая, кроме печати детских книжек с картинками?

Словно прочитав мои мысли, верховный жрец посмотрел мне прямо в глаза, его губы изогнулись в усмешке. “Ну что ж, Майн. Что бы вы сказали о том, чтобы стать приемной дочерью Карштеда сейчас? Вы сможете начать делать свои книги немедленно.”

Он пытался соблазнить меня, и на мгновение мое сердце дрогнуло. Но на самом деле это длилось не более минуты, и секунду спустя я покачала головой.

“Нет. Наконец-то я могу... Наконец-то вернуться домой... Теперь я не повернусь к ним спиной.”

“Неужели тебе так противна мысль стать приемной дочерью Карштеда?”

“Нисколько. Я думаю, что Господин Карштед - замечательный человек. Он добродушен и вполне надежен, не говоря уже о высоком статусе. Я не могу представить себе лучшего приемного отца, чем он.”

Но все же я хотела быть со своей семьей. Мне оставалось провести с ними всего два года, и я не хотела, чтобы это время стало еще короче.

“Я полагаю, что вы будете скучать по своей семье после столь долгого отсутствия. Хм... Подумайте об этом еще раз, вернувшись домой и насладившись теплом и любовью. Возможно, вы обнаружите, что передумали,” сказал верховный жрец с легкой победоносной усмешкой. Это была усмешка, которая ясно дала понять, что он ожидал, что моя любовь к книгам подавит меня, пока в конце концов я не соглашусь быть удочеренной до того, как мне исполнится десять.

Я сжала руки в кулаки на коленях и посмотрела ему прямо в глаза. “Мой ответ не изменится. Я останусь со своей семьей так долго, как смогу. Именно вы показали мне, какой ужасной дочерью я была, когда ставила книги превыше всего остального, и как сильно я должна дорожить новой семьей, которую мне подарили.”

Его волшебный инструмент показал мне мое прошлое самым реалистичным образом, запечатлев в моем сердце, что однажды потерянная семья никогда не сможет вернуться. Я уже не та Урано, которой была, что пожертвовала всем ради своих книг.

Мой ответ заставил выражение лица верховного жреца стать немного более задумчивым. “Я полагаю, что такая сильная решимость не скоро сломается. Очень хорошо. Наслаждайтесь своими двумя годами печати небольшого количества детских книг.”

“...Я постараюсь.”

 

“Майн, мы пришли за тобой,” объявил Папа.

“Ты закончила свой разговор с верховным жрецом?” спросила Тьюли.

Покинув комнату верховного жреца и вернувшись в свои покои, я обнаружила, что Папа и Тьюли уже ждут меня в холле первого этажа.

“Папа, Тьюли!”

В ту же секунду, как я увидела их, узел в моем животе, который тяготил меня с тех пор, как я разговаривал с верховным жрецом, распался и мгновенно исчез. Я подбежала к Папе и бросилась в его объятия, оставив Франа и Дамуэля стоять в дверях.

“Поймал тебя!” Папа ожидал этого и поймал меня, подняв высоко в воздух. Покружившись, он опустил меня на землю и взъерошил мне волосы своей большой рукой, продолжая двигаться, пока они не оказались повсюду, как всегда.

“Господи, Майн. У тебя теперь все волосы в беспорядке,” сказала Тьюли с улыбкой, наблюдая за всем происходящим. Она достала мою палочку для волос и расчесала мне волосы пальцами. Я крепко вцепилась в палочку для волос и наслаждалась ощущением, как Тьюли заправляет мои волосы.

“Одну секунду, я вернусь вниз после того, как переоденусь,” сказала я довольным голосом, поднимаясь на второй этаж, где Делия начала помогать мне. Я сняла синие одеяния, рубашку с широкими пышными рукавами, какую носят большинство богатых молодых девушек, и впервые за много лет просунула руки в рукава униформы ученицы Компании Гильберта. Она казалась мне немного теснее, чем в прошлый раз, хотя, возможно, это было только мое воображение.

Когда у нас была зима, было так холодно, что мне приходилось носить толстое пальто, чтобы выжить на улице, но теперь, когда я возвращалась домой, было так тепло, что пальто мне вообще не требовалось.

“...Так, Сестра Майн. Неужели семьи действительно так хороши?” Делия в замешательстве наклонила голову, застегивая пуговицы на моей блузке. “Как бы верно мы вам ни служили, сестра Майн, вы всегда уходите. Ваша семья, гораздо лучше чем мы?”

“Я не испытывала ненависти к тому, что провел здесь всю зиму. Вы все хорошо служили мне, и я прекрасно провела время. Но я скучала по своей семье, и я действительно хочу быть с ними, если смогу.” Я знала, что Делия и другие служили мне, как могли, но я все еще хотела быть со своей семьей. Мне все еще хотелось домой. “Прости меня, Делия.”

“Вам не нужно извиняться или что-то в этом роде, сестра Майн. Это просто... Я действительно не понимаю. И вообще, что такое семья?” спросила Делия, моргая своими светло-голубыми глазами больше из любопытства по поводу моего выбора, чем из упрека за то, что я их бросила. Она выросла в сиротском приюте, не зная даже, как выглядят ее родители, и поскольку она избегала сирот, с которыми росла, у нее не было ничего даже близко похожего на семью.

“Ммм. Я думаю, что это зависит от человека, но я полагаю, что моя семья - это дом для меня?”

“Ваш дом?”

“Да. Это место, где я могу расслабиться больше, чем где-либо еще,” ответила я, и услышав это, Делия бросила завистливый взгляд в сторону лестницы.

“...Это определенно звучит неплохо.”

Как только я закончила переодеваться, я начала хватать все вещи, которые брала с собой домой. Розина, видя это, предупредила меня, что мне недостает изящества и что мне нужно больше беспокоиться о движениях с изяществом.

“За зиму ваш талант игры на феспиле значительно вырос, и вы держитесь гораздо грациознее, чем раньше. Но вы легко поддаетесь влиянию окружающих, поэтому, пожалуйста, помните, что вы узнали, даже вернувшись домой.”

Розина, ведя себя совершенно как верховный жрец, начала давать мне серьезный список предупреждений, которые я должна помнить после возвращения домой. Там было так много предупреждений, что мне хотелось, чтобы она их записала; я не была уверена, что смогу запомнить половину, не говоря уже обо всем. Она слишком перегибала палку. Не то чтобы мы никогда больше не увидимся.

“Розина, не забывай, что я вернусь завтра. Неужели это не может подождать до тех пор?”

“Ах, да... Вы вернетесь завтра.” Розина прикрыла рот рукой, как будто совсем забыла об этом, и улыбнулась легкой меланхоличной улыбкой. “Мне казалось, что вы никогда больше сюда не вернетесь. Возможно потому, что я никогда больше не видела Сестру Кристину после ее возвращения домой,” объяснила она с таким трагическим выражением лица, что если бы она была статуей, то ее можно было бы поставить прямо посреди часовни. Раны, оставленные ее бывшей хозяйкой, оказались глубже, чем я думала.

“Розина, я немедленно вернусь в храм.”

“Действительно. Я буду ждать.”

Мне не так уж много нужно было взять с собой домой. Мне не нужна была модная одежда или обувь, а у моей семьи были свои повседневные потребности. Все, что мне действительно нужно было забрать - это корзинку, которую я принесла с собой.

Я спустилась по лестнице с корзинкой, и Делия с Розиной последовали за мной. Они провожали меня до дверей.

“Папа, Тьюли, я готова.”

Все мои слуги собрались на первом этаже. Гил выглядел так, словно только что вернулся из мастерской, а Фран был одет так, словно он собирался проводить меня домой.

“Ладно, пора идти. Всем спасибо, что присматривали за Майн всю зиму. Это очень много значит,” сказал Папа.

“Не стоит благодарности, сэр. Мы ведь ее слуги, знаете ли. Это то, что мы делаем,” с усмешкой ответил Гил. Я слегка улыбнулась его тону, который был смесью вежливости и небрежности, оглядывая всех.

“Ну тогда. В мое отсутствие, я доверяю вам свои покои.”

Все мои слуги опустились на колени и скрестили руки на груди. “Мы ждем вашего благополучного возвращения.”

Как мой телохранитель, Дамуэль должен был сопровождать меня по дороге домой, и Фран присоединится к нам, чтобы научить Дамуэля, как туда добраться, так как это был его первый раз. Мы встретились с Лютцем перед мастерской и вместе пошли домой.

Пройдя через ворота храма, я увидела мощеную камнем дорогу, теперь свободную от снега, и пошла по ней с тяжелой ностальгией. Я уже давно не ходила по городу на своих двоих, а сегодня шла, держась за руки с Лютцем и Тьюли. Мне не разрешалось держать руки вот так, находясь внутри храма. Их руки были теплыми и подбадривали меня. Папа следовал за нами, разговаривая с Дамуэлем и Франом о безопасности города и об опасностях, с которыми я столкнулась.

“Давненько мне не приходилось идти в твоем темпе, Майн,” сказал Лютц.

“Хм, Майн. Ты что, стала медленнее ходить зимой?” спросила Тьюли.

“Подожди, что?! Я иду медленнее?!”

Ни Фран, ни Дамуэль не торопили меня, пока мы были в храме, и когда время было на исходе, один из них просто нес меня. Вполне возможно, что никто не пытался торопить меня, что привело к тому, что я вернулась к более медленному темпу, с которым мне было более комфортно.

“Как быстро я раньше ходила? Так быстро?” Я изо всех сил старалась работать ногами, но Лютц только рассмеялся и покачал головой.

“Брось это, Майн. Тебе не нужно напрягаться прямо сейчас. Просто расслабься и наслаждайся прогулкой домой, хорошо?”

Медленно пробираясь вперед, я огляделась и довольно скоро увидела Компанию Гильберта. Внезапно я вспомнила, что Верховный Жрец велел мне пока воздержаться от печати.

“Думаю, завтра нам надо будет поговорить с Бенно...”

“Что-то случилось?”

“Верховный жрец велел мне пока не печатать. Я думаю, что должна рассказать ему об этом,” сказала я, пожимая плечами.

Тьюли посмотрела на меня широко раскрытыми от удивления голубыми глазами. “Ой, что? Но почему? Разве ты не очень-очень хотела начать печатать?”

“Это имеет отношение к аристократам.”

“...О. Какая жалость.” Свободной рукой Тьюли погладила меня по голове; я закрыла глаза и улыбнулась, наслаждаясь этим ощущением.

“Он не говорил мне, что я никогда не смогу этого сделать. Мне просто нужно подождать два года. Со мной все будет в порядке.”

И я сделала правильный выбор. Печатный станок не стал бы гладить меня по голове или пытаться подбодрить, когда мне так грустно.

 

“Хорошо. Я приду завтра на второй звонок, чтобы отвести вас в храм. Постарайтесь не выходить на улицу раньше,” строго сказал Дамуэль, когда мы подошли к колодцу на площади. Казалось, что даже дома мне не позволят выйти на улицу без телохранителя.

“Понятно, Сэр Дамуэль. Фран, я думаю, что путешествие туда и обратно будет утомительным, но спасибо.”

“Ничего особенного. Пожалуйста, наслаждайтесь своим временем с семьей сегодня вечером. Я буду ждать вашего возвращения завтра,” сказал Фран, скрестив руки на груди.

“Спасибо, Фран, сэр Дамуэль. Увидимся завтра.”

Фран и Дамуэль повернулись и покинули площадь. Я помахала Лютцу на прощание и начала подниматься по лестнице на наш пятый этаж, но не успела опомниться, как уже хватала ртом воздух.

“Ты можешь это сделать, Майн. Просто ещё чуть-чуть.”

Тот факт, что я даже не смогла бы проделать весь путь до дома без поддержки Папы и Тьюли, показывал, как много сил я потеряла за зиму. Я и так уже была слаба и не хотела терять ту малую силу, которую сумела накопить.

“Я дома, мам.”

Я открыла дверь своего дома впервые за целую вечность, и меня сразу же поразил аромат готовящейся еды. Мама уже накрывала на стол, вероятно, услышав наш разговор, поднимающихся по лестнице. Я расплылась в улыбке, вдыхая ностальгический аромат маминой стряпни.

“Добро пожаловать домой, Майн.” Мама, держась за свой большой живот, подняла глаза после того, как поставила тарелку. Ее улыбка наполнила мое сердце таким счастьем и ностальгией, что похоронила всю печаль, накопившуюся во мне.

“Я так давно не выходила на улицу. Я умираю с голоду.”

“Тогда положи свои вещи и помоги мне приготовить.”

“Хорошооо.”

Я поставила свою корзинку и вымыла руки, затем начала накрывать на стол вместе с Тьюли. Это было довольно забавно, так как я уже давно не делала никакой работы сама.

“Итак, Мам. Время почти пришло?” Сказала я, глядя на ее огромный живот. Она погладила его с нежной улыбкой.

“Это может случиться в любой день. Может быть, ребенок ждал, когда ты вернешься домой, Майн.”

Если бы это было так, ничто не сделало бы меня счастливее. Я похлопала маму по животу и сказала: “Твоя старшая сестра уже дома.” Я почувствовала толчок, как будто ребенок отвечал мне. “Ух ты! Ребенок брыкался. Мне показалось, что он разговаривает со мной!” Сказала я, передавая смех всей моей семье.

Я съела мамину стряпню, искупалась с Тьюли пока играла рядом, забралась в кровать, которая была такой узкой, что я бы ударила Тьюли, если бы попыталась перевернуться, и пошла спать со своей семьей.

Когда наступило утро, мама стонала от родовых мук.

 

Новый член семьи

Когда солнце осветило ночное небо, Папа первым услышал Мамин стон и вскочил с кровати.

“Тьюли, Майн. У вашей матери начинаются роды. Я иду за повитухой! Вы двое одевайтесь и делайте то, что вам нужно!” Сказал папа, быстро одеваясь и выбегая из дома за повитухой.

Все, кроме меня, казалось, знали свои роли, и не успела я опомниться, как Тьюли переоделась и помчалась к входной двери. “Я схожу за Карлой! Майн, ты переоденься и присмотри за мамой!”

“Ладно!” Я широко кивнула, увлеченная моментом, но на самом деле я не знала, что мне делать, пока я присматриваю за мамой. Я была в такой панике, что ничего не приходило в голову.

“Эм, эмм...”

“Майн. Воды, пожалуйста,” задыхаясь, попросила мама. Я поспешила на кухню, где налила воды из кувшина в чашку, которую принесла ей обратно. Она слабо улыбнулась мне и отхлебнула воды.

Я увидела крупные капли пота на ее лбу и пошла готовить салфетку, и тут я вдруг вспомнила кое-что важное.

...Чистота! Дезинфекция! Обеспечение санитарных условий жизненно важно!

Наш дом был чище, чем большинство других. Тьюли и Мама помогали содержать дом в чистоте, так как считали меня просто помешанной на чистоте, и теперь все привыкли мыть руки по привычке. Но то же самое нельзя было сказать о повитухе и соседних мамах, которые должны были прийти на помощь.

“Ч-ч-что мне делать?!” Я бы, по крайней мере хотела, чтобы они вымыли руки и продезинфицировали их спиртом, но, естественно, в нашем доме не было дезинфицирующего спирта. “З-здесь есть какой-нибудь алкогольный напиток, из которого я могла бы что-нибудь приготовить... Хм, хмм...”

У нас не было спиртных напитков, достаточно чистых, чтобы их можно было использовать в качестве дезинфицирующего средства, как водку. Вино, которое я использовал в румтопфе, было с очень высоким содержанием алкоголя, но в нем было бы слишком много примесей, чтобы быть надежным. Если бы я вернулась домой из храма раньше, я могла бы попросить Бенно найти мне какой-нибудь дистиллированный ликер с высоким содержанием алкоголя.

“...Но это все же лучше, чем ничего.” Грязь снаружи, без сомнения, была хуже, чем примеси алкоголя. Я нашла вино и чистую одежду, чтобы подготовиться к дезинфекции.

“Я вернулась. Пойду принесу воды.”

Как только Тьюли вернулась, она снова собралась уходить с ведром в руке. На ее место пришли Карла и еще несколько соседних жен. Каждая из них держала ведра, полные воды из колодца, которую они наливали в кадку и ставили на огонь, чтобы вскипятить.

“Тьюли, нам нужно, чтобы у всех были чистые руки. И нам нужно положить инструменты в кипящую воду, чтобы обеззаразить их. Нам нужно—” я подскочила к Тьюли, прежде чем она успела выйти из дома за водой.

“Хорошо, хорошо. Чистота. Я все поняла. Ладно. Я понимаю. Так что иди к маме, Майн.” Тьюли, однако, проигнорировала меня, так как я ничем не смогу помочь, когда дело дойдет до самих родов. Она просто втолкнула меня в спальню и ушла.

Я подошла к маме и взяла ее за руку, когда она тяжело дышала. Когда начались родовые схватки, она так сильно сжала мою руку, что мне показалось, будто у меня сейчас сломаются кости.

“Мама, когда ты рожаешь, ты должна вдыхать и выдыхать воздух. Как хи-хи-ху. Это называется техникой (Ламазе).”

“Техникой... Что?” Несмотря на боль, Мама слабо улыбнулась мне.

“Эмм, это дыхательная техника, которая помогает справиться с болью. Извини, я не очень хорошо ее помню.”

В те дни, когда я жила как Урано, мне и в голову не приходило, что я сама могу забеременеть или помочь кому-то родить, поэтому я не особо утруждала себя чтением о беременности. Я знала название техники Ламаза, но не помнила достаточно, чтобы объяснить, что это такое и почему она помогает.

“Хи-хи-ху, верно?” Мама засмеялась, и мы вдыхали и выдыхали вместе, пока она терпела родовые схватки.

Вскоре в комнату вошли повитуха и соседние жены. Я ахнула при виде них и вытянула руки перед кроватью, чтобы держать их подальше от мамы.

“Прежде чем что-то делать, вымойте руки, чтобы убедиться, что они чистые!”

“Ааа, точно. Я и забыла, что ты помешана на чистоте,” раздраженно сказала Карла, но все же пошла вперед и велела другим женам вымыть руки. Как только это было сделано, я попросила их вытереть руки моей пропитанной вином тряпкой.

Это должно немного помочь.

“А теперь, Майн, ты будешь мне мешать. Иди на кухню. И скажи этому никчемному Гюнтеру, чтобы он перестал расхаживать по комнате и поставил стул. Сколько у него детей, а он все равно не хочет слушать, что мы говорим? Печаль во благо.”

Я поморщилась при виде того, как сухая ткань становится грязной, когда они вытирают руки. Это означало, что они вообще не моются, но прежде чем я успела что-то сказать, Карла вытолкала меня из спальни. Не имея другого выбора, я передала Папе ее слова и помогла ему поставить стул.

“Папа, а зачем тебе этот стул?” Спросила я, глядя на испачканную и грязную доску, служившую сиденьем. Он сказал мне, что это место, где мама будет сидеть во время родов.

В ту же секунду, как я поняла, что это была старомодная доска для доставки младенца, я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. Я схватила тряпку и алкоголь, даже не думая об этом. “...Мне нужно его продезинфицировать.”

“Майн, Эй! Что ты делаешь с моим вином?!”

“Мама будет сидеть на этом, не так ли? Мне нужно продезинфицировать его спиртом.”

Я проигнорировала папины крики и вытерла сиденье пропитанной вином тряпкой, пока наконец какая-то пожилая дама не пришла за ней. Она рассмеялась при виде моей яростной полировки.

“О, ты и это убираешь? Ха, ты действительно помешана на чистоте. Гюнтер, это все, для чего ты нам был нужен. Иди уже вниз, ладно?”

Очевидно, мужчинам было запрещено находиться рядом во время родов. Когда Папа выполнил все, что от него требовалось, он спустился вниз.

“Я останусь с мамой.”

“Ты тоже иди, Майн. Ты просто встанешь у нас на пути, крича о чистоте и все такое.”

“Но это действительно важно!”

“Конечно, конечно. А теперь иди.”

Тьюли входила и выходила из спальни, чтобы помочь, но меня тут же вышвырнули. Дверь за мной захлопнулась, и я не смогла войти обратно.

“Мама...”

Они называли меня помешанной только потому, что я требовала минимального уровня чистоты. От одной мысли об исторических показателях смертности при родах у меня по спине пробежала дрожь. Я так беспокоилась за маму, что хотела лично продезинфицировать каждую женщину, но больше ничего не могла сделать.

У мамы начались роды, когда солнце только начинало подниматься, но теперь оно было немного выше горизонта и освещало площадь достаточно ярко, чтобы мы могли все видеть. Мы вышли на улицу, и я увидела, что соседи принялись обрабатывать птиц.

“Папа, что все делают?” Спросила я, подходя к колодцу, где он начал беспокойно расхаживать, и присоединилась к нему.

“...Мужчины не могут присутствовать при рождении, поэтому мы готовимся к церемонии наречения.”

“Что за церемония наречения?”

Дети не могли войти в храм до своего крещения, поэтому я не ожидала, что там будут какие-то религиозные церемонии для младенцев. Но, судя по названию, я могла предположить, что это было что-то вроде небольшого соседского праздника.

По словам папы, во время родов женщины посылали мужчин покупать птиц, ощипывать их и жарить на гриле для церемонии наречения. Это был небольшой праздник, на котором мужчины готовили сами для себя, так как их жены не кормили их, женщины, которые закончили помогать с рождением ребенка, были вознаграждены едой, и все праздновали рождение нового ребенка.

“Какого черта вы двое расхаживаете вокруг колодца?” спросил кто-то. Я обернулась и увидела, что Лютц в своей униформе ученика Компании Гильберта улыбается нам, едва сдерживая смех.

“Лютц!”

Он посмотрел в сторону нашего дома. “...Как поживает Миссис Эффа? Это происходит сейчас?”

Я молча кивнула.

“Значит, ты сегодня не пойдешь в храм. Я пойду и передам это известие.”

“Спасибо, Лютц.”

“И я, пожалуй, воспользуюсь случаем, чтобы сказать, что сегодня пропущу работу. Скоро будет церемония наречения, да? Ребенок определенно родится здоровым; я знаю, что мне придется пропустить работу,” сказал Лютц с усмешкой.

Папа улыбнулся в ответ и сердечно кивнул.

Проводив Лютца, мы с папой снова принялись расхаживать вокруг колодца.

“Папа, а тебе не нужно сообщить на ворота, что ты пропустишь работу?”

“Эл сделал это для меня, когда пошел покупать птиц. Я не сдвинусь с места ни на дюйм.”

“Ладно.”

Пока мы продолжали расхаживать вокруг колодца, отец Лютца, Дейд, окликнул нас громким голосом. “Гюнтер, Майн! Если вы двое не можете сидеть спокойно, то хотя бы помогите нам. Это происходит каждый раз с тобой, Гюнтер, и это очень утомляет!”

Дейд попросил нас с Папой помыть овощи, что мы и сделали, присев на корточки перед колодцем и продолжая наш разговор. Я не знала, насколько опасны здесь роды, поэтому, если я не буду чем-то занята, то не смогу удержаться от того, чтобы не броситься обратно внутрь.

“Папа, сколько времени обычно занимают роды?”

“Все, что я помню, это то, что ожидание рождения тебя и Тьюли заняло целую вечность. Мне казалось, что я провел здесь весь день.”

“Ваши роды были очень быстрыми, Гюнтер. Ребенок Эла занял гораздо больше времени,” сказал Дейд, подошедший за водой, и пренебрежительно покачал головой.

С точки зрения отца, это могло занять много времени, но, по словам всех остальных, моя мама имела тенденцию рожать относительно быстро. Это было облегчением для меня, но папа только нахмурился, его брови сдвинулись в жалком выражении.

“Мне все равно, быстро это было или медленно. Если на этот раз роды пройдут благополучно, мне все равно, сколько времени это займет.”

“На этот раз?” Спросила я, не слишком задумываясь. Может быть, он хотел, чтобы на этот раз у него был здоровый ребенок, а не такой болезненный, как я.

“У нашего первого ребенка был выкидыш. Следующим был мальчик, но он умер до конца года. Ты и Тьюли выжили, но следующий не продержался всю зиму. А следующим был еще один выкидыш. Я хочу, чтобы на этот раз ребенок был в безопасности.”

Жестокая реальность выживаемости при рождении здесь заставила мою челюсть отвиснуть от ужаса. Я читала о том, какая низкая она была в книгах о средневековье, когда большинство детей вообще не жили долго, но до сих пор у меня в голове ничего не щелкало. Она несла в себе еще больший ужас, когда я услышала ее от отца, который сам видел, как преждевременно умирали его дети. Страх был так велик, что я невольно подняла глаза на пятый этаж нашего дома. Мама была там, сражаясь за свою жизнь и жизнь ребенка.

“Mom will be okay, won’t she?”

“...Майн, ты должна молиться за нее.”

Я воздела руки к небу и от всего сердца помолилась богам. “Пусть моя мать получит благословение и божественную защиту Энтриндуге, богини родов и подчиненной богине воды.”

Лютц вернулся из Компании Гильберта и сиротского приюта с большой корзиной на спине. Он поставил ее перед нами и начал вынимать содержимое. “Майн,вот тебе подарок от мастера Бенно. И когда я рассказал об этом в ваших покоях и мастерской, Хьюго дал нам часть мяса с охоты Брата Сила на днях.”

“...Но ребенок еще даже не родился.” И все же всеобщая поддержка заставила меня расплыться в счастливой улыбке. “Я принесу домой эти маленькие кусочки птичьего мяса, чтобы мама их съела. Мы можем получить большие куски и мясо оленя на церемонии. Но это будет только тогда, когда она родит и трудолюбивые дамы выйдут на улицу. Ты тоже можешь взять немного, Лютц, раз уж пошел за ним,” сказала я, протягивая Лютцу кусок мяса.

Папа выразил свое одобрение восторженным кивком, и именно тогда Тьюли выскочила на площадь, ее коса подпрыгивала позади нее, а на лице играла широкая улыбка.

“Папа, Майн! Все прошло хорошо! Ребенок - мальчик!”

“Оооо! Поздравляю!” Площадь взорвалась радостными криками. Благодаря благополучному рождению, церемония наречения началась, и началось питье. Отцы произнесли свои слова торжества, потянувшись за пивом и начав готовить мясо на сковородках, которые были приготовлены заранее.

“Они сказали, что вы двое можете вернуться. Пойдемте.”

Первыми, кто пришел посмотреть на ребенка, были члены его семьи. Папа с корзинкой, которую принес Лютц, поднял меня и стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он так обрадовался, что пробежал все пять этажей.

Когда папа ворвался в наш дом, он поблагодарил женщин, которые все еще были внутри, за их работу, когда они закончили уборку. Они, в свою очередь, поздравили его и рассказали, как здорово выглядит малыш.

"Папа, не приноси в спальню посторонних (микробов)!”

Прежде чем папа успел вбежать в спальню, я велела ему поставить корзину и вымыть руки. Женщины снова обозвали меня помешанной на чистоте, но я не обращала на них внимания. Мне тоже нужно было вымыть руки.

“Mom, can we come in?”

“Гюнтер, Майн, это мальчик.”

“Молодец, Эффа! Я рад, что вы оба в безопасности!” Папа опустился на колени перед маминой подушкой и взял ее руку, покрывая поцелуями тыльную сторону ладони и пальцы.

Младенец, прижавшийся к измученной груди матери, был крошечным и покрытым мелкими морщинками, а его кожа светилась румянцем юности. Вид маленького мальчика, чисто вымытого и одетого в детскую одежду, которую сшила Тьюли, был так трогателен, что я эмоционально выдохнула.

“Итак, как вы собираетесь назвать ребенка?”

“Вы ведь уже все решили, верно? Какое имя?” Спросила Тьюли, возбужденно переводя взгляд с мамы на папу. Они одновременно кивнули, потом посмотрели друг на друга и улыбнулись, поглаживая ребенка по голове.

“Мы назовем его ‘Камилем.’ А вы что думаете?” спросила Мама.

“Камиль? Камиль... Ахаха.” Тьюли хихикнула и ткнула Камиля в щеку.

Мама наблюдала с улыбкой, потом посмотрела в мою сторону. “Майн,ты не хочешь попробовать подержать его? Тьюли уже это сделала.”

Это звучало потрясающе, но я боялась уронить его. Если я правильно помню, новорожденные в среднем весили около трех килограммов. Смогу ли я нести его на руках?

Пока я переживала из-за этого, мамино лицо помрачнело. “Ты не хочешь?”

“Нет, хочу. Я просто... Я не знаю, как держать детей, и боюсь уронить его,” объяснила я, заставив папу расхохотаться.

Он поднял меня, все еще смеясь, и снял с меня туфли, прежде чем положить на кровать. “Если ты будешь держать его, сидя на кровати, тебе не придется беспокоиться о том, что он упадет.”

Сидя рядом с мамой, я осторожно взяла Камиля на руки. Он был маленький и достаточно легкий, чтобы нести его даже мне. Его рот шевельнулся, а глаза открылись, глядя в мою сторону рассеянным взглядом. Он был жив, и это наполняло мое сердце теплом.

“Камиль, Камиль. Это я, твоя старшая сестра.”

 

Я заговорила с Камилем, отчего его морщинистое лицо стало еще более морщинистым. Потом он начал плакать, издавая небольшой вопль.

“М-Мама. Он начал плакать. Камиль - это, гм... Ч-что мне делать?”

“Не волнуйся, дорогая. Дети всегда плачут. Это то, что они делают.”

Так она сказала, но это совсем не помогло. Я все еще не знала, что мне делать. Все, что я могла сделать, это с тревогой оглядеть комнату, чувствуя что я вот-вот заплачу, пока Папа наконец не остановился и не поднял Камиля с улыбкой. Камиль запротестовал, издав еще несколько слабых воплей, но папа остался невозмутим.

“Ладно, пора представить Камиля всем.”

“Подожди, что? Ты собираешься вынести новорожденного ребенка на улицу?”

“Ну конечно. Мы должны показать всем Камиля, помнишь?”

Было даже не спорно, что если вынести беззащитного новорожденного на улицу сразу после его рождения, то он скорее умрет. Я задохнулась от страха. “Папа, ты действительно должен вывести его на улицу?”

“Да. Что ты хочешь этим сказать?”

“Слишком опасно выносить новорожденного на улицу. Вы будете подвергать его воздействию холода и всех (бактерий) там. Его шансы заболеть взлетят очень высоко!” Я объяснила так горячо, как только могла, и выражение Папиного лица немного ожесточилось. Он перевел взгляд с меня на Камиля, глубоко задумавшись, потом покачал головой и нахмурился.

“Возможно, ты и права, но мы не можем игнорировать традиции.”

“Если ему придется выйти на улицу, не могли бы вы хотя бы согреть его и убедиться, что никто не дотронется до него своими грязными руками? Тебе действительно нужно вернуться в дом как можно скорее. Этого все еще может быть недостаточно, но—”

“Ты просто ведешь себя глупо, Майн. Все будет хорошо,” сказала Тьюли, пожав плечами. Но новорожденные действительно подвергались огромному риску умереть. Особенно в такой обстановке, как эта.

Папа, только что сказав у колодца, как сильно он хочет, чтобы этот ребенок был в безопасности, решительно поднял глаза и завернул Камиля в теплую ткань. “Мне просто нужно вернуться как можно скорее, да?”

“Угу. Позаботься о том, чтобы никто другой не держал его.”

“Вы оба чересчур опекаете,” раздраженно продолжала Тьюли. “Все выводят своих детей на улицу, чтобы представить их.”

Возможно, так оно и было, но в такой обстановке, как эта, никакая чрезмерная забота никогда не могла быть достаточной. Фраза “лучше перестраховаться, чем потом жалеть” даже не начинала ее прикрывать.

Я вернулась к колодцу вместе с Тьюли и Папой, который все еще нес Камиля. Там мы обнаружили, что на площади происходит большое барбекю — вышеупомянутая церемония наречения. Здесь соседские жены, которые помогали рожать, получали вознаграждение, и ребенка представляли всем желающим. Так соседи отслеживали, кто в каком году родился, кто будет присутствовать на церемонии крещения и так далее. Письменных записей не было, так что все, что мы могли сделать, это собрать всех вместе и оставить неизгладимые воспоминания.

“Всем спасибо, что встали так рано утром. Мой сын родился благополучно. Его зовут Камиль. Я бы хотел, чтобы вы все приветствовали его как нового члена нашего района.”

Объявив его имя, Папа высоко поднял Камиля, чтобы все могли видеть, затем быстро отдал его Тьюли и заставил их вернуться в дом, оправдываясь тем, что он, возможно, так же слаб, как и я. Все кивнули, прекрасно понимая, что я настолько больна, что не удивлюсь, если вдруг упаду замертво.

“Было бы катастрофой, если бы Камиль был так же слаб, как Майн.”

“У нее все еще лихорадка, но разве ей не становится немного лучше? Я очень надеюсь, что теперь, когда она крестилась, все будет хорошо.”

Я поспешила обратно в дом вместе с Тьюли, все время слыша, как люди говорят о том, что никто из них не ожидал, что я продержусь до крещения после всех моих близких контактов со смертью. Лично мне было бы удобнее есть в своем собственном темпе внутри, а не боязливо есть барбекю на площади, гадая, чьи руки к чему прикасаются. Не говоря уже о том, что мне запретили выходить на улицу без телохранителя. Хотя во время родов меня вынудили выйти на улицу, было бы разумно не задерживаться здесь дольше, чем это необходимо.

“Тьюли, а что мама будет есть?”

“Я принесу ей что-нибудь из барбекю,” ответила Тьюли. Похоже, она действительно хотела принять участие в барбекю, потому что сразу же после того, как отдала Камиля маме, бросилась вниз.

Я развела огонь в очаге и разогрела остатки вчерашнего супа. Пока я ждала, я перебирала корзинку, которую папа случайно уронил в углу. Я отнесла приготовленное Хьюго птичье мясо в зимнюю кладовку, а тряпку от Бенно положила в обычную кладовку.

“Мам, ты голодна? Я разогрела немного супа. Твое молоко не будет таким хорошим, если ты не будешь есть.”

“Это правда. Пожалуй, я поем немного, если ты не возражаешь.”

Я принесла маме суп, когда она сидела в постели. Я тоже взяла свою миску и поставила стул рядом с кроватью, чтобы поесть вместе с ней.

“Ты не пойдешь на барбекю, Майн?”

“Не-а. Сэр Дамуэль запретил мне выходить на улицу без него.”

“Понятно,” сказала мама, ее тяжелый тон напомнил мне, что она беспокоится о том, как мало времени я провожу с нашими соседями. Мне было больно, что я ничего не могу с этим поделать. Никто из тех, кто знает то, что я знаю о гигиене и санитарии, не стал бы есть там, внизу.

“А, точно. Лютц принес нам одежду от Бенно и мясо, приготовленное моими слугами в храмовой мастерской. Нужно ли нам что-то им вернуть или сделать что-то для них?” Спросила я, не зная, что здесь принято.

Мама покачала головой. По ее словам, все, что мы должны были делать, это сами дарить им подарки, когда у них были дети. Мне это казалось не совсем справедливым, поскольку Бенно был самопровозглашенным пожизненным холостяком, а большинство людей в храме были не в том положении, чтобы жениться.

“Тем не менее, Майн, не могла бы ты рассказать им все о Камиле? Мы хотим, чтобы как можно больше людей помнили о рождении Камиля.”

“Ладно. Ты можешь на меня рассчитывать,” сказала я, широко кивнув, глядя на своего маленького братика, спящего рядом с мамой. При виде того, как он уютно спит, завернувшись в большую простыню, чтобы не замерзнуть, у меня тоже потемнело в глазах.

“Камиль конечно же симпатичный.”

“А разве нет?”

У меня не было много времени, чтобы быть с Камилем. Поскольку я уеду, когда ему исполнится два года, вполне возможно, что он даже не вспомнит обо мне, когда вырастет. Самое большее, что я могла сделать - это сделать для него книжки с картинками и игрушки, чтобы помочь ему прожить жизнь, когда меня не станет, и помочь мне остаться в его памяти как его старшей сестре.

...Если книжки с картинками - это все, что я могу сделать, мне просто придется сделать целую библиотеку из них для моего милого младшего брата.

Черно-белых книжек с картинками будет достаточно, когда ему исполнится два, может быть, три месяца, но я хотела бы больше красочных, когда ему исполнится шесть месяцев. Это означало, что мне нужно было разработать цветные чернила и подумать о содержании для новых детских книг.

...Подождите. Теперь, когда я думаю об этом, мне многое нужно сделать, не так ли? Я действительно буду очень занята в течение следующих двух лет?

Если бы я хотела сделать все возможное, чтобы сделать книги с картинками для Камиля, когда он станет старше, возможно, у меня даже не было бы времени печатать чистые учебники в первую очередь. Не имело значения, что печатный станок был закрыт. Я могла бы просто продолжать совершенствовать трафареты.

...У меня есть ограничение по времени. Мне нужно работать быстро. Камиль, твоя старшая сестра сделает все, что в ее силах!

 

Эпилог

Когда Делия несла воду из колодца на второй этаж, Гил рано вернулся из мастерской. До прихода Майн он возвращался в свои покои только тогда, когда получал сообщение от Лютца, поэтому Делия сразу же решила, что Майн снова заболела.

...Господи, сестра Майн, о чем вы думаете?! Вы наконец-то попали домой, и уже заболели!

Пожаловавшись своему болезненному хозяину, Делия спросила Гила, не будет ли сегодня отсутствовать сестра Майн. Он вздрогнул от неожиданности, затем посмотрел вверх, туда, где на лестнице стояла Делия.

“Она, э-э... ее не будет несколько дней. Ах, Фран! Слушай...” Гил поспешно ответил и, заметив Франа, побежал к нему так быстро, как только мог.

“Нет никакой необходимости бежать, Гил. И, пожалуйста, будьте осторожны, чтобы использовать правильную речь, когда вы даете свой отчет.”

Делия снова стала подниматься по лестнице с водой в руке, слушая, как Фран предупреждает Гила, как он всегда делал. Поднявшись на второй этаж, она увидела, что Розина настраивает феспиль, закончив с бумагами, которые ей дал Фран. Ее красота сияла, когда она грациозно настраивала инструмент опытными руками; она коротко стригла ногти, чтобы играть на нем как следует, но в остальном у Розины были гладкие белые руки человека, не занимающегося физическим трудом. Она была репетитором по музыке и занималась бумажной работой. Физическая работа, вроде таскания воды, была вне ее компетенции.

...Разные роли, разные ожидания. Конечно, нам не дали бы подобной работы. Вот почему мне нужно научиться делать много разных вещей, чтобы верховный епископ благословил меня своими ночными привязанностями!

Решимость Делии укреплялась каждый раз, когда она видела четкую пропасть между ней и другими серыми ученицами храмовой девы. Она сумела выжить в жалком приютском подвале, когда другие дети умирали один за другим рядом с ней, и теперь ее жизненная цель состояла в том, чтобы заслужить благосклонность высшего авторитета в храме, верховного епископа, а затем жить под его защитой, получая больше его любви, чем кто-либо другой. Поэтому ей нужно было учиться на примере Розины и вести себя как можно элегантнее и утонченнее.

...В конце концов, Дженни пользовалась любовью верховного епископа, и она тоже была одной из служанок сестры Кристины.

Таковы были мысли Делии, когда она взяла кувшин с водой и направилась в ванную комнату. Оказавшись там, она подняла ведро, которое уже принесла, и налила воды в кувшин. Носить воду на второй этаж было важно как для уборки, так и для того, чтобы справить нужду, когда природа зовет, и доставать ведро из колодца было самой тяжелой физической работой Делии.

“Мм, думаю, хватит еще одного ведра?”

В те дни, когда Майн отсутствовала, требовалось меньше воды. Прежде чем выйти из ванной с пустым ведром, Делия проверила, сколько воды в кувшине. Там она нашла Франа, который велел Розине пойти и найти ткань определенных размеров.

“Хочешь, я поищу ее, Фран?”

“Полагаю, ты еще не закончила носить воду, Делия. Пожалуйста, расставь приоритеты,” сказал Фран с нежной улыбкой.

Делия могла найти ткань, в которой нуждался Фран, гораздо быстрее, и все же он собирался спросить Розину. Другими словами, произошло нечто такое, о чем они не хотели, чтобы верховный епископ знал.

...Интересно, что бы это могло быть? Удивилась Делия. Она знала, что Фран не даст ей четкого ответа, как бы она ни старалась. Значит, лучше всего ей было плыть по течению. Вместо того чтобы прямо осведомлять его о своих намерениях, она могла бы просто небрежно спросить об этом Розину позже.

“А для чего будет использоваться ткань, Фран?” Спросила Розина.

“Нужно завернуть мясо в ткань,” ответил он, “Тут не нужна высококачественная ткань.”

...Завернуть мясо?

Пустое ведро качнулось, когда Делия спускалась по лестнице, стараясь расслышать их разговор. Голос Розины стал слишком тихим, чтобы его расслышать, но быстро сменился голосом Гила из кухни. Странно. Она ожидала, что он сразу же вернется в мастерскую после доклада.

“Мы хотим, чтобы сестра Майн поблагодарила всех в нижнем городе, кто помог ей,” сказал он.

“Меня это устраивает, но сколько вам нужно?” Спросил Хьюго.

“Эм... На самом деле я не слишком много знаю об этом. Ты можешь просто делать столько, сколько кажется достаточным, Хьюго. Фран сказал, чтобы оно не слишком сильно выделялось в нижнем городе, так что...”

“Ага, значит его должно быть столько, сколько обычно готовят в нижнем городе,” вмешалась в разговор Элла. Ее голос был достаточно громким, чтобы проникнуть через открытую дверь кухни и легко добрался до главного коридора комнаты. “Если это праздник, то достаточно просто подарить им побольше оленины и сказать, что это подарок от мастерской.”

...Интересно, что они празднуют?

Единственными праздничными событиями в жизни серой храмовой девы были церемония их крещения и церемония их совершеннолетия — больше ничего не было. Но Майн не подходила возрастом ни для того, ни для другого. Должно быть, в нижнем городе произошло что-то еще. Что-то достойное праздника. Делия задумалась, что бы это могло быть, когда выходила из комнаты.

К тому времени, как Делия вернулась, торопливая атмосфера рассеялась. Гил ушел с мясом, необходимым для праздника; Фран делал работу, сохраняя свое обычное невозмутимое выражение лица; а Розина помогала ему, так как Майн не придет. Дверь в кухню тоже была закрыта.

Всякий раз, когда Майн не приходила в храм, расписание Делии стиралось начисто; ей не нужно было подавать еду, и ей не нужно было заваривать чай во время перерывов. Здесь не было ни ванны, чтобы помочь, ни одежды, чтобы переодеться, и когда дело доходило до мытья посуды и стирки, каждый просто делал свое дело в считанные минуты.

Фран был занят, даже когда Майн не было рядом. И теперь, когда Розина могла немного помочь ему в работе, то же самое относилось и к ней, хотя она делала перерывы, чтобы играть на феспиле, когда появлялась такая возможность. В эти дни Гил проводил большую часть времени в мастерской и приюте; мастерская должна была продолжать функционировать даже тогда, когда Лютц был занят своей работой, и должен был отсутствовать в течение длительного периода времени. Гил действительно посвятил себя тому, чтобы узнать как можно больше о самых разных вещах.

Делия же, напротив, не получала никакой новой работы. Причина была проста: у нее были связи с верховным епископом, и никто не хотел, чтобы она участвовала в важной работе Майн. Делия не могла не чувствовать себя немного грустной из-за того, что ее исключили, но в то же время наличие связей с высшим авторитетом в храме было для нее большим источником гордости.

“Я буду у верховного жреца,” объявил Фран вскоре после того, как прозвенел третий звонок; он пошел помогать верховному жрецу с его бумагами, даже когда Майн не было рядом.

Розина, наконец - то освободившись от бумаг и потянулась за феспилем. До четвертого звонка в палатах не будет никакой работы.

Делия покинула кабинет попечителя приюта и направилась прямо в комнату верховного епископа.

“Это я, Делия. Я здесь, чтобы отчитаться перед верховным епископом,” сказала она серому священнику, стоящему перед его дверью, и после короткой паузы дверь открылась.

Дженни встретила ее с улыбкой.

“Прости меня, Делия. Верховный епископ получил приглашение от гибэ и в настоящее время отсутствует.”

“Разве он не принес чашу в квартал аристократов в конце зимы? Конечно, он уже сделал это. Есть ли какая-то другая причина, по которой верховному епископу нужно было бы покинуть город сейчас, когда Весенний молебен закончился?” спросила Делия, вспоминая расписание верховного епископа, которое она запомнила ещё находясь в его комнате, пока училась быть ученицей.

Дженни ответила, что она не знает, но это южный гибэ пригласил его к себе. Казалось, аристократ-землевладелец имел дело с верховным епископом.

“Поэтому я получу ваш отчет вместо него,” сказала Дженни.

Делия рассказала Дженни, что в Нижнем городе был праздник, каким-то образом связанный с Майн, и что ей подарили завернутое мясо. Дженни сделала пометки на доске, а когда закончила, подняла глаза на Делию и тепло улыбнулась.

“Делия, теперь ты двигаешься гораздо изящнее и грациознее, чем раньше.”

Делия часто получала комплименты от Майн и Розины за свои старания стать лучше, но похвалы Дженни делали ее намного счастливее. В конце концов, Дженни жила мечтой Делии получить расположение верховного епископа.

“Я учусь вести себя, как Розина. Я хочу стать наложницей верховного епископа.”

“Да, это очень хорошая вещь, к которой стоит стремиться. Какая ностальгия... Интересно, что сейчас делает Розина?”

Делия подробно рассказала все, что знала о Розине, и о том, как она проводила время в качестве служанки Майн. Она воспользовалась этой возможностью, чтобы поговорить и о Вильме из приюта.

Дженни слушала с лучезарной улыбкой. “Хорошенько отполируй свою красоту, Делия. Я думаю, что очень скоро сюда прибудет благородный гость.”

“Не позволит ли мне верховный епископ поприветствовать их? Ох... Но Фран будет мешать. Он никогда не позволит мне прийти.”

На мгновение светло-голубые глаза Делии засияли от возбуждения, но затем она вспомнила свое нынешнее положение и разочарованно опустилась на стул. Дженни наблюдала за ней с нежной улыбкой.

“Мне говорили, что этот аристократ очень любит детей. Все будет просто замечательно. Верховный епископ, несомненно, позовет тебя, Делия.”

Если этот аристократ проникнется симпатией к Делии, она может стать не любовницей верховного епископа, а любовницей аристократа. Возможно, ей удастся покинуть храм. Осознав, что это реальная возможность — хотя и очень маловероятная — сердце Делии заколотилось в груди, когда она вышла из комнаты верховного епископа. Она была так взволнована тем, каким светлым станет ее будущее, что пропустила последний шепот Дженни.

“Аристократ ищет ребенка, у которого есть пожирание, кажется.”

 

Обед в храме

Обед начался с четвертого звонка. Проводив ученицу в ее покои попечителя, я вернулся в комнату Господина Фердинанда. Он позволял мне обедать с ним, когда я бывал в храме. Поначалу я находил невероятно нервным обедать с Господином Фердинандом. Настолько, что едва мог даже попробовать еду, но после целого сезона совместных обедов у меня теперь было достаточно самообладания, чтобы с нетерпением ждать нашей трапезы.

Все из-за того, что каждый день он подает еду, которую мы, низшие аристократы, едим только в особых случаях.

“Спасибо, что пригласили меня, Господин Фердинанд.”

Один из его серых послушников впустил меня внутрь, и я увидел, что Господин Фердинанд продолжает свою работу, пока стол готовили для нашего обеда. Он ответил на мое появление лишь быстрым взглядом. В первый раз, когда я обедал здесь, мне показалось, что я прервал его в серьезный момент, но теперь я знал, что это было обычное дело.

Я направился к столу Господина Фердинанда, стараясь не мешать его слугам накрывать на стол.

“Дамуэль, что это за дощечка?” спросил Господин Фердинанд.

“Список вопросов от ученицы. Она хотела, чтобы вы ответили на них, когда у вас будет время.”

Господин Фердинанд взял доску, посмотрел на нее, покачал головой и раздраженно пробормотал: “Похоже, она начала читать довольно старую Библию...” Тогда он сразу же начал писать свои ответы.

Вопросы ученицы касались незнакомых слов и фраз, с которыми она сталкивалась во время чтения книг. На днях она начала читать Библию, написанную на таком древнем диалекте нашего языка, что даже я не мог ее прочесть, хоть я и окончил Королевскую академию. Неважно, как вы на это смотрите, но это была не та книга, которую ребенок, только что прошедший свое крещение, обычно хотел бы прочитать. И все же ученица с улыбкой пробегала по страницам, пытаясь расшифровать текст, сравнивая его с Библией, написанной более современным языком.

“Она сказала, что это забавно - сравнивать ее с современной библией, и одного того, что она читает новые слова, достаточно, чтобы она была счастлива,” сказал я.

“Эта девушка всегда счастлива, когда у нее в руках книга.”

“Я знаю. Больше всего после прихода в храм меня удивило то, насколько ученица одержима книгами.”

Первое, что она сделала, когда я был назначен охранять ее, и она смогла выйти из своей комнаты, это направилась прямо в книжную комнату, которая обычно была холодной, потому что в ней даже не было печи. Она была настолько болезненна, что могла заболеть в мгновение ока, и все же ничто не волновало ее больше, чем мысль о том, чтобы провести несколько часов за чтением в комнате, которую большинство людей хотели бы покинуть как можно скорее.

В конце концов нам с Франом пришлось просить Господина Фердинанда, чтобы он разрешил ей принести книги в покои попечителя и тем самым позволить ей читать перед камином. Но если бы не это, ученица, без сомнения, провела бы час за часом взаперти в ледяной книжной комнате, и мне пришлось бы сопровождать ее. Это было слишком близко к истине.

“Она даже берет книги в постель, когда больна и прикована к постели. Несмотря на то, что ей нужно отдохнуть, она просто продолжает плакать, умоляя о книгах, пока Фран в конце концов не уступает и не позволяет ей взять одну.”

“Я бы не ожидал ничего меньшего от этой целеустремленной маньячки,” ответил Господин Фердинанд, продолжая записывать ответы на вопросы о языке, столь архаичном, что его даже не преподавали в Королевской академии.

Я смотрел на его руки с благоговением - слухи, которые мой старший брат рассказывал мне о том, что Господин Фердинанд находится на другом уровне, были правдой. Я сам хотел использовать эту возможность, чтобы узнать больше о древних языках, учитывая, что я не смог ответить ни на один из вопросов ученицы.

..Было бы постыдно для такого низшего аристократа как я, конечно, но тем не менее аристократа — быть менее осведомленным, чем простолюдинка ученица храмовой девы.

Было несколько странно, что, несмотря на посещение храма как часть моего наказания, я теперь учился на более высоком уровне, чем когда я посещал Королевскую академию.

“Верховный Жрец, Сэр Дэмуэль. Еда готова” объявил послушник, что было мне знаком покинуть его стол.

Стол был уставлен восхитительными, прекрасно приготовленными закусками, уже гораздо более экстравагантными, чем то, что я обычно ел в рыцарских казармах и дома. Я сел, изо всех сил стараясь сдержать урчание в животе. Мне было бы немного неловко поднимать такой шум перед Господином Фердинандом, который во всех отношениях был выше меня.

Сегодня в меню был ташниц, птица, которую тщательно тушили. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, насколько хорошо она приготовлена, и она выглядела достаточно нежной, чтобы растаять в ту же секунду, как коснется твоего языка.

“Как прошел вчерашний день?” Спросил Господин Фердинанд, приступая к еде, которую ему подали.

У меня вошло в привычку докладывать о том, что сделала ученица после нашего предыдущего обеда. Фран давал подобные отчеты в качестве помощника ученицы, но Господин Фердинанд любил собирать информацию из разных источников и с разных точек зрения. И, кстати, эта процедура была для меня очень важна: невыносимо было есть в тишине, когда Господин Фердинанд сидел прямо напротив меня.

“Тьюли приходила вчера днем с несколькими людьми из Компании Гильберта. Они обсуждали, как сохранить мастерскую в рабочем состоянии, пока ученица уходит на Весенний молебен,” ответил я, отрезая большой кусок нежно сваренного варгеля и намазывая его сливочным соусом, прежде чем отправить в рот. Мягкий вкус сливок, смешанных с легким привкусом масла, распространился по моему рту, и мягкий варгель растаял на моем языке.

Ааа... Ничто не заставляет меня чувствовать весну так, как варгель со сливочным соусом.

Я был рада снова ощутить весенние ароматы, но в то же время мне было больно прощаться с паруладьями, которые я обнаружил в приюте. Это были сладости для простолюдинов, которых никогда не видели в квартале аристократов, но их нежная сладость была поистине восхитительна. Ученица сказала, что их можно ждать с нетерпением в следующем году, хотя она, вероятно, не понимала, что к тому времени моя служба в храме закончится.

...А для меня было бы чересчур смешиваться с простолюдинами, чтобы охотиться за пару. Какой позор.

Когда я вспомнил, как хороши на вкус паруладьи, Господин Фердинанд сказал: “О да,” по-видимому, только что вспомнив что-то. “Я довольно часто слышу имя ‘Тьюли’, но что именно она здесь делает? В отличие от Компании Гильберта, я не думаю, что ей есть чем заняться.”

Хотя имя Тьюли часто упоминалось в отчетах, обычно она просто приезжала с Компанией Гильберта, прежде чем почти сразу же отправиться в приют. Меня поразило, что я никогда не говорил о ней много, потому что только о тех, кто был из Компании Гильберта, можно было сказать что-то важное.

Тьюли, очевидно, была старшей сестрой ученицы, но она была обычной простолюдинкой до мозга костей. Они даже не были похожи на сестер, когда их ставили рядом. Они явно были близки друг с другом, но их поведение и манеру речи нельзя было сравнивать. Трудно было поверить, что они выросли вместе.

“Тьюли обучается в приюте математикой и чтением, а взамен обучает сирот шитью и кулинарии. Теперь, когда наступила весна, ее работа возобновилась, и она может приходить только через день, но регулярные визиты члена семьи, похоже помогают ученице оставаться совершенно спокойной.”

“Отлично. Нет новостей лучше этой.”

Когда метели стали настолько сильными, что семья ученицы не могла навестить ее, она стала настолько неуравновешенной, что начала следовать за Господином Фердинандом, куда бы он ни пошел, как утенок за своим родителем. Когда дела шли особенно плохо, Господину Фердинанду приходилось брать ученицу в свою мастерскую. Он сделал это с огромной неохотой, но все, что могло ее успокоить, было более чем кстати.

Эта мастерская была потайной комнатой Лорда Фердинанда. Потайные комнаты были самым личным пространством аристократа — местом, где они могли расслабиться и успокоиться, поэтому при нормальных обстоятельствах они не позволили бы другим людям войти внутрь. Очень молодые дворяне регистрировали свою ману вместе с родителями, чтобы они тоже могли войти, но после крещения они сбрасывали печати, чтобы сделать это место полностью личным, чтобы только они могли войти. Помня об этом, я был действительно потрясен, увидев, что Лорд Фердинанд впустил совершенно незнакомого человека вроде ученицы в свою потайную комнату.

Тем не менее, это имело смысл, когда он объяснил, что он позволил ей использовать свою потайную комнату, так как она не дворянка, и не имела возможности создать свою собственную. И поэтому не было места, чтобы безопасно изгнать ее сдерживаемые чувства. Это была одна из граней ее подготовки на пути к тому, чтобы стать дочерью аристократа, которая не должна проявлять никаких эмоций снаружи.

“Дамуэль, вы уже провели один сезон с Майн. Что вы думаете о том, что она станет приемной дочерью Карштеда?” спросил Господин Фердинанд.

Я на мгновение отложил нож и вспомнил, как вела себя ученица за эту зиму.

“...Когда я вижу, как ей весело с семьей и Компанией Гильберта, как грустно она выглядит, когда они уезжают, мне кажется, что разлучить такую молодую девушку с семьей было бы трагедией. Но учитывая ее огромный запас маны, технический опыт, который она продемонстрировала в управлении все более прибыльной мастерской, ее острое экономическое чутье и даже ее шокирующую слабость, я не думаю, что она смогла бы выжить как простолюдинка.”

“Значит, вы тоже так думаете,” пробормотал Господин Фердинанд, поднося вилку ко рту.

“Когда я наблюдаю, как она управляет приютом и мастерской вблизи,