Признание невербальных проявлений

Признание невербальных проявлений – это способ сосредоточения на невербально выраженных эмоциях с целью их осознания и выражения.

Признание невербальных проявлений предполагает отклик не на содержание выказывания клиента, а на невербальные сигналы переживаемого аффекта.

Терапевт: Вы выглядите так, как будто готовы заплакать.

Терапевт: В вашем голосе слышится разочарование.

Терапевт: Я заметил, что уже не один раз при упоминании о ней ваше лицо оживает, после чего вы на некоторое время замолкаете.

Как известно из опыта, сосредоточение на телесных ощущениях способствует осознанию и усилению эмоций, поэтому признание невербальных проявлений часто оказывается очень эффективным средством фасилитации эмоционального выражения.

Формулировка альтернатив

Формулировка альтернатив – это предложение терапевтом возможных эмоциональных реакций клиента на ту или иную жизненную ситуацию.

«Нередко клиенту трудно представить себе, что можно чувствовать в той или иной ситуации. Простейший способ помочь ему – предложить альтернативные формулировки ответа» (Алешина, 1999). По мнению Алешиной, альтернатив, предлагаемых клиенту, может быть немного – достаточно двух-трёх, и они не обязательно должны быть верными. Цель формулирования альтернатив состоит в предоставлении некоторых образцов, отталкиваясь от которых клиенту легче описать свои чувства.

Терапевт: И что же вы почувствовали, когда он сделал это? Это вас обидело, вы приняли это как должное... или...(Алёшина, 1999)

Терапевт: Так вы разозлились или испугались, услышав это? (Алёшина, 1999)

Суммирование чувств

Суммирование чувств – это обобщающее высказывание, вбирающее в себя разные чувства, выраженные клиентом в ходе определенного отрезка беседы или даже всей беседы.

Суммирование чувств вбирает в одно утверждение несколько ранее выраженных чувств. В суммарном отражении чувств может быть выделена последовательная смена нескольких чувств или отмечено изменение интенсивности какого-либо одного аффекта. Иначе говоря, суммирование чувств обычно используется вместо отражения чувств, когда коммуникация клиента содержит больше чем один, два аффективных элемента. В отличие от отражения чувств, которое отвечает на одну часть коммуникации клиента, суммирование чувств – это интеграция нескольких аффективных компонентов коммуникации.

Клиент: Я так разозлен на мою мать и жену. Они всегда следят за мной, говорят, что мне делать, куда идти, что думать – планируют всею мою жизнь за меня. Это так в течение многих лет. Я хотел бы быть способным делать что-то иначе, по-своему, но я чувствую безнадежность по этому поводу. Я хотел бы, чтобы однажды я стал мужчиной и смог противостоять им, но я лишь уступаю и сдаюсь.

Терапевт: Похоже, в этой ситуации вы испытываете несколько чувств – во-первых, вы явно испытываете гнев в связи с их поведением. Вы также чувствуете печаль и, может быть, стыд из-за вашего бессилия что-то изменить. Это верно? (Cormier & Cormier, 1999)

Конфронтация

Конфронтация[3] – это выявление и демонстрация противоречий или расхождений между различными элементами опыта клиента, обращение его внимания на то, чего он избегает, вызов его иррациональным идеям, защитам или сопротивлению.

Термин “конфронтация” (или вызов) как будто подразумевает идею враждебного акта, однако это так лишь отчасти. «Терапевтическая конфронтация заключается в конструктивном столкновении клиента с информацией, противоречащей его опыту, его Я-концепции, его взгляду на ситуацию, на других людей и т.д» (Трунов, 2013). В действительности подлинная терапевтическая конфронтация враждебна лишь по отношению к невротическим «уловкам» и неадаптивным реакциям клиента. По сути, конфронтация – это своего рода призыв стать более интегрированным, «высказывание правды с любовью» (Хэмбли, 2004),

«Цель конфронтации – добиться более ясного восприятия клиентом себя и своих действий. У клиентов часто складываются искаженные представления об окружающих, мире и себе. Эти искажения обычно проявляются в форме несоответствий и противоречий» (Соммерз-Фланаган, Соммерз-Фланаган, 2006). Иначе говоря, терапевты прибегают к конфронтации с намерением показать клиентам расхождения в их мыслях и поведении, чтобы способствовать осознанию защит и иррациональных идей и, в результате, изменить их неадаптивные паттерны мышления, чувствования или поведения.

Классическая фраза конфронтации содержит две части и выглядит следующим образом: “С одной стороны, вы..., но с другой стороны...” Подобный оборот речи, высказанный без оценки, помогает клиенту осознать противоречие в его суждениях или действиях. Первая часть включает тот или иной аспект сообщения или поведения клиента, вторая часть обычно начинается с “но” и указывает на несоответствие с первой частью. Противоречие может быть между частями сказанного, между словами и делом, между вербальным и невербальным поведением, между фантазией и реальностью.

Терапевт: Я не совсем понимаю кое-что из того, что вы мне говорите. Не могли бы вы помочь мне прояснить это. С одной стороны, вы говорите, что не знаете, что же привело к разводу – просто пришло извещение из суда… Но все же в разговоре вы упомянули факт, который, возможно, и послужил причиной развода: насколько я понимаю, вы не общались друг с другом. И я хотел бы понять, как же вы сопоставляете эти две вещи.

Впрочем, формулировка конфронтации может быть совершенно иной. Можно сказать, что здесь терапевт может проявить выдумку, фантазию. Неизменным является наличие указания на несоответствие в опыте клиента или вызов неадаптивным проявлениям.

Терапевт: Итак, вы видите только два варианта: или вы остаетесь и будете несчастны всю жизнь, или вы собираете вещи и уходите. Возможно, есть какие-то промежуточные варианты, которые не приходили вам в голову. (Файн, Глассер, 2003)

Терапевт: Как вы думаете, если бы вам напоминали об этом так часто и в абсолютно неподходящих для вас ситуациях, как бы вы к этому относились, какова была бы ваша реакция?» (Алешина, 1999)

Терапевт: Итак, хотя вы уже взрослый и у вас есть жена и дети, каждый раз, когда вы приходите к родителям, они обращаются с вами как с ребенком, и вы начинаете ощущать и вести себя как ребенок. Вы возвращаетесь в детство и снова играете эту старую роль. (Файн, Глассер, 2003)

Клиент: Я всегда была ленивой. Так, например, в детстве меня оставляли дома одну, говорили, чтобы я играла. У меня было много игрушек. Я же не притрагивалась к ним, что очень удивляло родителей.

Терапевт: Как пример собственной ленивости, вы нарисовали драматичный образ оставленного в одиночестве ребёнка.

Согласно Хилл и Обраэн (Hill & O’Brien, 1999) терапевт может сосредоточиться на следующих типах расхождений:

- между двумя словесными утверждениями («Вы сказали, что нет никакой проблемы, но вы также сказали, что он очень злится на вас»)

- между словами и действиями («Вы говорите, что хотите получить хорошие оценки, но большую часть времени вы тратите на вечерники и отсыпание после них»)

- между двумя действиями («Вы улыбаетесь, но ваши зубы крепко стиснуты»)

- между двумя чувствами («Вы злитесь на вашу сестру, но вам также доставляет удовольствие, что теперь все увидят, какая она в действительности»)

- между ценностями и поведением («Вы сказали, что вы верующий человек, но затем вы начали высмеивать ваших друзей»)

- между представлением о себе и опытом («Вы сказали, что вы никому не интересны, но ранее вы описали ситуацию, когда коллега пригласил вас вместе пообедать»)

- между идеальным Я и реальным Я («Вы сказали Я хочу этого достичь», но вы также сказали «Я не могу»»)

- между мнениями клиента и терапевта («Вы говорите, что не работаете по-настоящему, а я думаю, что вы проделали огромную работу»)

Создатели когнитивной терапии Айрон Бек (2003) и рационально-эмотивной терапии Альберт Эллис (Эллис, Драйден, 2002) сделали дисфункциональные идеи и иррациональные убеждения клиентов мишенью терапевтического воздействия. Согласно теории когнитивной терапии, наши эмоции напрямую связаны с нашими мыслями, с тем, что мы говорим самим себе. При выявлении иррациональных убеждений клиента терапевт может бросить им вызов («Вы сказали, что вы ничто без него. Я не могу поверить, что вы это сказали»). Хилл и Обраэн (Hill & O’Brien, 1999) отмечают, что «две, наиболее распространенные иррациональные идеи, это «Каждый должен любить меня» и «Я должен быть совершенным». Выявив эти убеждения терапевт может бросить им вызов, например следующим образом: «Вы ведете себя так, как будто хотите, чтобы все вас любили. Неужели вы сами любите всех и каждого?» или «Вы хотите написать совершенную диссертацию. Вы собираетесь писать ее всю жизнь?».

Применение конфронтации требуют взвешенной оценки и осторожности, поскольку ее неуместное использование разрушает эмоциональный контакт между терапевтом и клиентом. В идеале, с любым клиентом стоит начинать с мягкой конфронтации, сформулированной в виде предположения, просьбы пояснить или вопроса. Если клиент откликается на такую пробную конфронтацию, то в последующем можно конфронтировать более смело, однако, всякий раз отмечая при этом, как клиент реагирует на нее, как это влияет на эмоциональный контакт между ними.

Если же клиент игнорирует конфронтацию или реагирует на нее негативно, это значит, что по той или иной причине клиент не способен ее использовать в данный момент и вряд ли стоит с этим упорствовать. Если клиент реагирует на конфронтацию негативно, то терапевт нужно провести переоценку манеры и формы осуществления конфронтации, того, готов ли клиент услышать ее в данный момент и является ли конфронтация верным способом вмешательства с этим пациентом.

Осуществляя конфронтацию, у нас нет цели как можно быстрее лишить клиента его защит. Существующие защиты имеют свои веские причины – они помогают клиентам справляться с дискомфортом и негативными переживаниями. Наша цель – показать клиенту – когда, как именно и насколько часто он защищается и какие это имеет последствия для его жизни. Например, человек, который в детстве нередко сталкивался с враждебными нападками со стороны родителя, может начать уходить в себя, отключаться от собственных чувств, что тогда, в той ситуации было весьма адаптивным, но если и в последующих близких отношениях он при малейшем напряжении в отношениях поступает так же, это может быть совершенно неадаптивно.

В отдельных случаях может быть уместна прямая, достаточно жесткая конфронтация, например, по отношению к клиенту, злоупотребляющему алкоголем.

Клиент: Док, все в порядке. Я пью, когда хочу, но это не очень влияет на другие стороны моей жизни. Я люблю повеселиться. Мне нравится пропустить рюмочку-другую в выходные. А кому не нравится?

Терапевт: Да вы действительно любите повеселиться. Однако вас уже дважды задерживали за вождение в нетрезвом виде, трижды увольняли с работы, вы как минимум раз шесть ввязывались в пьяные драки. Мне кажется, что злоупотребление спиртными напитками – ваша основная проблема. Если вы не признаете этого и не примете меры, у вас по-прежнему будут неприятности с законом, неприятности на работе, неприятности во взаимоотношения с окружающими. Вы и вправду считаете, что у вас все в порядке? (Соммерз-Фланаган, Соммерз-Фланаган, 2006).

Айви (Ivey, 1994) отмечает, что прямая конфронтация может быть подходящим способом с клиентами мужского пола, склонными к отыгрыванию. Эти клиенты находят вежливый и мягкий подход бессмысленным и могут перестать уважать терапевта за такую слабость. По всей видимости, Айви имел в виду имел в виду клиентов с асоциальным и пограничным личностным расстройством.

Конфронтация – это трудное вмешательство для многих начинающих психологов-консультантов и психотерапевтов. Большинство начинающих терапевтов не прибегают к бросанию вызова клиентам, потому что не хотят быть вторгающимися и обвиняющими. Как правило, идеальное Я начинающих терапевтов включает такие качества, как принимающий, теплый и заботливый. Должно пройти немалое время, пока сформируется реальное терапевтическое Я, в которое войдет «бросающий вызов, когда это уместно».

Поскольку эффективное применение техники конфронтации с разными клиентами связано с вопросами тактики и стратегии, в завершении раздела о конфронтации хотелось бы привести цитату из трактата Сунь-Цзы «Искусство войны»: «правила ведения войны таковы: если противник находится на высотах, не иди прямо на него; если за ним возвышенность, не располагайся против него; если он притворно убегает, не преследуй его; если он полон сил, не нападай на него; если он подает тебе приманку, не иди на нее; если войско противника идет домой, не останавливай его; если окружаешь войско противника, оставь открытой одну сторону; если он находится в безвыходном положении, не нажимай на него; это и есть правила ведения войны».

Обратная связь

Обратная связь – это описание поведения клиента, которое помогает ему узнать, как он воспринимается другими, как они реагируют на его поведение, чтобы помочь клиенту задуматься над коррекцией своего поведения.

Полезная обратная связь содержит конкретную информацию о проявлениях клиента, она описательна, своевременна и, в идеале, – безоценочна. Вместе с тем, намерение терапевта при этом состоит в том, чтобы клиент оценил собственное поведение и задумался над его коррекцией.

Терапевт: В начале нашей беседы вы жаловались на то, что муж часто конфликтует с вами, но вы только что рассказали о нескольких ситуациях, в которых вы сами выступали инициатором конфликтов, а муж не только не пытался обвинить вас в чем-то, а, наоборот, искал пути примирения. Что вы по этому поводу думаете?» (Алешина, 1999)

Терапевт: Когда вы рассказываете о муже, выражение вашего лица и тон, как мне кажется, демонстрируют пренебрежение.

Важно то, как клиент воспринимает обратную связь. Если между терапевтом и клиентом установлены доверительные отношения, то некоторая степень критики, которую явно или неявно содержит обратная связь, может быть воспринята клиентом как действие в его интересах. Кроме того, конечно же, важна форма выражения обратной связи. Кейсмент (2005) иллюстрирует это на примере пациента, проявляющего высокомерие. «Если при этом терапевт просто скажет «Вы высокомерны», то пациент может воспринять это как нападение и захочет поспорить. «Если мы попробуем в этот момент проидентифицироваться с пациентом, то легко поймем, что лучше сказать: «Иногда вы становитесь довольно высокомерным». По крайней мере, последнее высказывание лишено абсолютного характера и предполагает, что есть моменты, когда пациент не высокомерен или менее высокомерен, чем в данный момент. Это облегчает пациенту обдумывание моментов, когда возникает и исчезает высокомерность, а также дает возможность распознать различные обстоятельства, при которых появляется высокомерие, а далее – способствует раскрытию его защитной функции» (Кейсмент, 2005).

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

Интерпретация – это объяснение, придание нового смысла внутренним переживаниям или внешним событиям в жизни клиента, связывание друг с другом разных элементов его опыта, попытка расширить сферу самосознания клиента, указав на неосознаваемые детерминанты его поведения.

«Интерпретация является основой любой психотерапевтической работы, поскольку наша главная задача – обобщить представленный клиентом материал и сделать на его основе содержательные выводы» (Коттлер, 2002). Интерпретация является главной техникой в психоаналитической терапии, целью которой является достижение клиентом инсайтов касательно себя и собственного поведения. Однако она повсеместно применяется и в других методах психотерапии. Многочисленные научные исследования подтверждают наличие связи между умелым применением интерпретаций и благоприятным исходом психотерапии (Orlinsky et. al, 1994).

«В отличие от других видов вмешательства, интерпретации: а) имеют отношение к неосознаваемому материалу, а не к очевидной для пациента данности; б) направлены на объяснение, а не просто на описание поведения пациента; в) заключают в себе выводы, предположения и альтернативные гипотезы, а не наблюдения и достоверные факты. Интерпретации также обладают двумя особенностями, нередко заставляющими пациента испытывать чувство дискомфорта. Во-первых, сообщая клиенту нечто новое о его внутренней жизни или поведении, интерпретации неизбежно что-то меняют в его представлениях о самом себе. Чтобы думать, чувствовать или действовать по-новому, необходимо отказаться от старых стереотипов; реструктурирование опыта и модификация поведения, являющиеся целью интерпретации, могут быть достигнуты только через изменение существующих структур и моделей поведения… Во-вторых, поскольку интерпретации подразумевают, что модели поведения или взгляды пациента не вполне эффективны и реалистичны, они всегда представляют собой своего рода критику… Даже деликатные интерпретации являются для пациента испытанием, снижают его самооценку и мобилизуют защитные механизмы» (Вайнер, 2002).

Психоаналитик Грей (Gray, 1994) сформулировал важный принцип интерпретации, который звучит: "В дополнение, а не вместо". В этом принципе подразумевается, что терапевту следует предлагать интерпретацию в качестве возможного дополнительного смысла к уже высказанному клиентом значению ситуации, а не в качестве категорично истинного утверждения. Клиенту легче принимать интерпретации, формулируемые как допущения, когда ему позволяется отвергнуть их. Вайнер (2002) пишет по этому поводу: «Точно так же как интерпретации следует рассматривать в качестве альтернативных гипотез, а не приговора, пациентов следует считать партнерами по исследовательской работе, а не студентами, присутствующими на лекции… Интерпретации, до которых с помощью психотерапевта пациент дошел сам, оказывают большее воздействие и дают более стойкие положительные результаты, чем интерпретации, предлагаемые пациенту в завершенном виде. Пациент, с которого снимается ответственность за интерпретирование, оказывается в роли опекаемого и лишается возможности самостоятельно открыть в себе что-то новое».

Пациентка: Мне хотелось бы понять, почему люди меня используют; все всегда кончается тем, что я делаю так, как нужно им, а не мне.

Терапевт: Судя по вашему рассказу, дело не столько в том, что вас используют, сколько в том, что вы всегда идете на поводу у других людей, не говоря о своих желаниях и стремлениях. Что вы об этом думаете, может ли такое быть? [Обращенный к пациентке призыв отделить наблюдающее Я от переживания того, что ее используют, для изучения этого переживания вместе с психотерапевтом].

Пациентка: Я никогда об этом не задумывалась, но полагаю, что веду себя именно так. Я как бы прошу людей принимать за меня решения, не делая этого самостоятельно.

Терапевт: То есть вы не пассивная жертва. [Обращение к пациентке рассмотреть вероятность того, что причины ее трудностей кроятся в ней самой, а не в других людях, как она считала раньше.]

Пациентка: Да, думаю, что если посмотреть на происходящее с этой стороны, то я сама создаю такую ситуацию тем, что не высказываю своего мнения и не пытаюсь повлиять на уже принятое решение. Но почему я не говорю людям о своих чувствах и желаниях, особенно друзьям?

Терапевт: А как вы думаете? (Вайнер, 2002).

В качестве способа привлечения пациента к активному участию в интерпретационном процессе Вайнер (2002) предлагает метод частичной интерпретации. «Частичное интерпретирование подразумевает предложение сокращенного варианта интерпретации с целью побудить пациента к ее самостоятельному завершению. В предыдущем примере частичной интерпретацией явилась фраза психотерапевта: «То есть вы не пассивная жертва». Полная интерпретация на этот момент могла бы звучать следующим образом: «Иными словами, вы не пассивная жертва действий других людей; вы не высказываете свое мнение и не пытаетесь повлиять на уже принятые решения, и именно ваша нерешительность заставляет других принимать решения за вас» (Вайнер, 2002).

Конечно же, также очень важна форма выражения интерпретаций. Коттлер (2002) отмечает, что «негативные реакции клиента зачастую объясняются не сопротивлением или имеющейся психопатологией, а естественным ответом на воображаемое поведение: клиент ощущает боль и считает себя отвергнутым. Вот несколько примеров того, как можно подать интерпретацию в негативном и позитивном ключе. С одной стороны, можно сказать: «По-видимому, вы отыгрываете свои проблемы в отношениях с женой, как раньше делали это со своей матерью». А теперь сравните: «Мне кажется, что в вашем отношении к жене и матери есть некоторое сходство». Или другой пример: «Вы чувствуете себя в ловушке, но не похоже, что вы хотите из нее выбраться». Другой вариант этой интепретации будет гораздо более действенным: «Одна часть вас действительно хочет измениться к лучшему, в то время как другую устраивает имеющееся положение вещей»» (Коттлер, 2002).

«Интерпретации, в правильности которых психотерапевт небезосновательно уверен, можно начать словами: «Теперь кажется очевидным, что вы…». Не будучи уверенным в правильности интерпретации, но имея некоторые основания для своей точки зрения, психотерапевт может начать со слов: «Вероятно…» или «Мне кажется, что…» Желая проверить смутные догадки, не подкрепленные убедительными доказательствами, психотерапевт поступит разумно, если начнет интерпретацию следующим образом: «Существует ли вероятность того, что…?» или «Мне пришла в голову одна мысль, которую я хотел бы с вами обсудить»» (Вайнер, 2002).

Интерпретации триады конфликта (непризнаваемый аффект или импульс – тревога – защита), и сопротивления являются характерными особенностями психоаналитической техники.

Терапевт: «Только что, когда вы упомянули о смерти мужа, мне показалось, что на вашем лице мелькнуло выражение гнева. Но едва я попыталась задать вопрос, вы быстро сменили тему, заговорив о проблемах с дочерьми. Можно ли сказать, что вы чего-то боитесь, когда чувствуете гнев на мужа из-за того, что он покинул вас?» (Стренгс, 2000)

Терапевт: Конечно, сексуальность – это важная часть любых интимных отношений. Но возможно ли, что отчасти причиной того, почему вы становитесь очень сосредоточенным на сексуальном аспекте отношений, является ваш страх близости с вашей женой.

Терапевт: Вы так много времени сейчас проводите на работе, Мне интересно, не является ли это способом избегания непереносимого чувства печали, которая является неизбежной частью вашего разрыва с подругой.

Интерпретация переноса и генетическая интерпретация, то есть связывание с прошлым тех или иных проявлений клиента в текущей жизни или в терапевтической ситуации – два других характерных варианта интерпретации, которые также часто применяются психоаналитическими терапевтами.

Пациентка: Теперь, когда вы об этом сказали, я понимаю, что в вашем поведении и выражении лица не было ничего необычного. Однако, когда я начала сегодня разговор, мне показалось, что вы смотрите надменно, будто насмехаетесь надо мной, и мне стало очень обидно. Почему у меня сложилось такое впечатление?

Терапевт: Наверное, какие-то другие люди в вашей жизни производят на вас такое впечатление.

Пациентка: Другие люди? Дайте подумать. (Пауза.) Знаете, я об этом уже давно не думала, и сейчас мне неприятно об этом вспоминать, но мой отце вел себя по отношению ко мне примерно так же. Когда бы я ни пыталась ему рассказать о чем0то важном для меня, он самодовольно улыбался, снисходительно, насмешливо отвечал что-нибудь, а я чувствовала себя полным ничтожеством. Не знаю, чего было больше, гнева или унижения, думаю, я чувствовала и то, и другое.

Терапевт: То есть вы отреагировали на меня так, будто я ваш отец, а вы – все еще маленькая девочка.

Пациентка: Это глупо, но, видимо, так оно и есть.

Терапевт: Таким образом, вы, взрослая женщина, чувствуете себя неполноценной перед мужчинами, поскольку все еще считаете себя маленькой девочкой и воспринимаете мужчин также, как своего отца, как людей выше вас. (Вайнер, 2002).

 

Терапевт: [перед долгим летним перерывом] Мы оба знаем, что вы, как взрослый, сможете справиться с моим отсутствием. Тем не менее, вы можете чувствовать, что, если я на самом деле понимал, что значит для ребенка внутри вас мое длительное отсутствие, то я бы не смог уехать. (Кейсмент, 2005)

Терапевт: «Мне кажется, есть некое сходство в том, как вы сердитесь на меня и на вашу жену, подозревая нас в том, что мы ждем от вас чего-то неисполнимого. Это заставляет меня вспомнить те давние времена, когда вам, судя по вашим словам, никак не удавалась угодить матери, такой требовательной и неспособной оценить ваши усилия». (Стренгс, 2000)

При осуществлении интерпретации всегда важно отслеживать отклик клиента на сделанное вмешательство. «Если интерпретация эффективна, пациент принимает ее, понимает и использует как стимул к дальнейшему самопознанию. Пациент только тогда сможет добиться каких-либо стойких положительных изменений, когда, найдя подтверждение интерпретации в своем прошлом или поняв ее значение для своего настоящего и будущего, воспримет ее содержание как часть своего Я... К положительным реакциям на интерпретации можно отнести «повышенное внимание («Я никогда об этом раньше не думал»; «Когда вы это сказали, меня охватила тревога, поэтому в ваших словах, наверное, действительно что-то есть»), рассуждения («Интересно, не причина ли это моего страха перед новыми знакомствами?»; «Это напоминает мне чувства, которые я испытывал к своей школьной учительнице») и сомнение («Я не совсем понимаю, как вы пришли к такому выводу»)» (Вайнер, 2002). Следующие за интерпретацией ассоциации клиента, явно или косвенно подтверждающие ее, а также обращение клиента вглубь и выражение ранее скрытых чувств, мыслей и желаний или появление в сознании новых воспоминаний или фантазий – еще более явная положительная реакция на интерпретацию.

Переформулирование

Переформулирование – это альтернативное объяснение, придание нового смысла переживаниям и/или поведению клиента.

По мнению Соммерз-Фланаган и Соммерз-Фланаган (2006) переформулирование используется в основном тогда, когда интервьюер полагает, что мировосприятие клиента искажено или затрудняет адаптацию.

Терапевт: [по отношению к клиенту, страдающему депрессией] Когда вы совершаете ошибку, вы склонны рассматривать ее как свидетельство неудачи, но вы можете рассматривать ее и как свидетельство ваших усилий и продвижения к конечному успеху. Фактически, большинство успешных людей, прежде чем достичь цели, терпят многочисленные неудачи. (Соммерз-Фланаган, Соммерз-Фланаган, 2006).

Позитивная интерпретация или парадоксальное переформулирование – это создание

в сознании клиента необычной перспективы, призыв к альтернативному, нередко к прямо противоположному очевидному и рациональному для клиента восприятию ситуации или способу реагирования на нее.

Так, например, в книге Д. Энрайта “Гештальт, ведущий к просветлению” (1994) описана техника “бархатный каток”, которая, как он отмечает, показала свою эффективность в работе с клиентами с негативным восприятием себя.

Клиент: Я пью слишком много и, кажется, не могу остановиться.

Терапевт: Это хорошо, вы не остаётесь, как большинство пьющих, без осознания. Вы уже понимаете проблему, более того, вы уже предпринимали шаги, чтобы предотвратить это, а не просто пассивно осознаёте свой недостаток.

Клиент: Я уже близок к тому, чтобы сдаться.

Терапевт: Да, вы действительно готовы пережить отчаяние, рассказывая о нём здесь.

Клиент: Но это разрушит мою семью.

Терапевт: Так вами движет не только забота о себе, но и забота о вашей семье.

Клиент: То как я веду себя, часто не создает впечатление большой любви.

Терапевт: В своей заботе вы готовы рассмотреть даже возможность того, что вы их не любите. (Энрайт, 1994)

Как мы видим, здесь каждая фраза клиента подвергается позитивной интерпретации. По мнению Энрайта, последовательная трактовка поведения клиента в позитивных тонах, может стать хорошим средством изменения ригидных убеждений.

Другой вариант переформулирования мы находим в эмоционально-фокусированной супружеской терапии. В этом подходе переживания супругов переопределяются с точки зрения потребностей привязанности, испытываемых эмоций и защитных действий партнеров, в результате чего негативный цикл во взаимодействии предстает для них в совершенно другом свете.

Терапевт: Конечно, это трудно – раскрыться и показать ей себя таким, какой вы на самом деле, если вы уверены, что ей не по­нравитесь и она скажет вам об этом, или когда вы уверены, что она на вас разозлится.

Гэри: Я просто немею. Этот голос говорит мне: «Она меня бросит, как и все остальные». Я застываю на месте, а она бесится все сильнее и сильнее.

Терапевт: Вы застываете на месте, как будто вы ее уже потеряли. Это опасно.

Гэри: Если я буду вести себя совсем тихо, это прекратится, она успокоится, когда я замру.

Терапевт: Если вы совсем замрете, опасность может пройти сто­роной? (Он кивает.) Это так страшно, что она может уйти, так что вы застываете и прячетесь.

Гэри: Да, и я знаю, что она от этого бесится.

Сью: Я не могу найти тебя. (Джонсон, 2013)

«Варианты переформулирования, предложенные выше, помещают реакции одного из партнеров в контекст поведения второго партнера, цикла их взаимодействия и сущности привязанности, а также обе­спечивают возможность взгляда с метаперспективы на то, как шаг за шагом строятся отношения. Пара включается в процесс, который по­зволяет им непосредственно увидеть, как шаги каждого партнера на­правляют танец отношений в определенном направлении, а также то, как каждый из них пытается, в меру своих сил и умений, обезопасить отношения привязанности» (Джонсон, 2013).

САМОРАСКРЫТИЕ

Самораскрытие – это явное или неявное раскрытие терапевтом личной информации о себе или непосредственное разделение с клиентом собственных чувств, мыслей или желаний.

Раскрыться, в самом широком смысле, – значит показать свое эмоциональное отношение к событиям и людям, поэтому самораскрытие часто начинается с “Я-высказываний”.

Терапевт может ответить на вопрос клиента о его профессиональной или личной жизни, раскрыть сходный жизненный опыт, поделиться своим инсайтом или способом решения проблемы, выразить свои чувства по поводу клиента или отношений с ним.

Самораскрытие – это способ продемонстрировать клиенту, что перед ним личность, а не только человек в профессиональной роли. Пол Вестон – психотерапевт из сериала «Лечение» – прекрасный пример использования самораскрытия в работе со своими пациентами. В каких-то случаях, в частности, как в нижеприведенном случае, это весьма продуктивно и помогает несколько «разгрузить» от искаженного восприятия и проекций отношения «эксперт-клиент» и, тем самым, установить эмоциональный контакт с клиентом, в других случаях – самораскрытие Пола порой вызывает вопросы.

Пример^[4]

Софи – 16-летняя девушка, при странных обстоятельствах попавшая в ДТП, которая была направленна страховой компанией на прием к психотерапевту для проведения диагностики суицидального риска и, при необходимости, для проведения терапии. Терапевт читает отчёт, а Софи прохаживается и рассматривает кабинет терапевта.

Софи: Так все эти корабли в кабинете [спрашивает про макеты кораблей] вместо реального выхода в море?

Пол: [сидя в кресле читая отчёт о ДТП с участием Софии]: Угу.

Софи: По крайней мере, вы не получите морскую болезнь.

Пол: О, я этого не знаю!

Софи: Что вы имеете в виду?

Пол: [улыбаясь] Иногда я испытываю шаткость, даже сидя в этом кресле.

Софи: Вы должны сделать круглое окно, тогда вы будете себя чувствовать как на настоящем корабле.

Софии: [глядя на многочисленные книжные полки] Эти книги здесь, потому что вы реально их читаете или вы стараетесь произвести впечатление?

Пол: [не отрываясь от чтения отчёта] Угу.

Софи: «Да», потому что вы читаете их или «да», потому что вы пытаетесь произвести впечатление?

Пол: [отрываясь от чтения и улыбаясь] Да, я читаю их.

Софи: У вас астма?

Пол: Да, как Вы узнали?

Софи: Здесь ингалятор. [Берёт с полки ингалятор и внезапно бросает его в руки терапевту].

Пол: [с трудом ловя ингалятор] О, спасибо, я везде искал его.

Софи: Так что, возможно, Вы бы умерли без него.

Пол: [кивает головой и переводит разговор на случай Софи и содержание отчёта] Здесь написано, что и вы тоже могли умереть.

Софи: Да, это решило бы много проблем.

Пол: Что это решило бы?

Софи: Ничего. Я ничего под этим не имела в виду… Могу я поговорить с вами как нормальный человек? Вы сводите с ума свою дочь такими же вопросами?

Пол: Ещё более сумасшедшими, поверьте мне. Улыбается. Как вы узнали, что у меня есть дочь?

«Самораскрытие терапевта – это наиболее спорный вид вмешательства в психотерапии; некоторые авторы поощряют клиницистов к его использованию, другие непреклонно выступают против его применения» (Hill & Knox, 2001). Гуманистические и экзистенциальные теоретики (Роджерс, 2012, Бьюдженталь, 2011), считают, что терапевт должен быть реальным и подлинным в отношениях с клиентом. Так, согласно Роджерсу, в терапевтических отношениях терапевт «должен быть конгруэнтной, подлинной, интегрированной, целостной личностью. Это означает, что внутри отношений он является полностью и до глубины самим собой, с его реальным опытом, репрезентируемым с полным осознанием себя. Это полностью отлично от того, чтобы демонстрировать свой «фасад», осознавая или не осознавая того» (Роджерс, 2012). И, наоборот, психоаналитические теоретики (Фрейд, 2008, Гринсон, 2003), которые считают работу с переносом, по выражению Юнга, альфой и омегой психотерапии, акцентируют необходимость сохранения терапевтом нейтральности и удерживания от непосредственного отреагирования собственных контрпереносных реакций.

По мнению Хилл и Обраэн (Hill & O’Brien, 1999) применение терапевтом самораскрытия влияет на баланс власти в терапевтических отношениях и ведет к большему участию клиента в достижении инсайта. Одно дело, когда терапевт ведет себя как эксперт, знающий ответы, на которого клиент может положиться в решении своих проблем, и совсем другое дело – когда терапевт воспринимается как другое человеческое существо, также имеющее дело с невзгодами человеческой жизни.

Поскольку самораскрытие опасно сменой ролей, в профессиональной литературе часто можно встретить предостережение и предложение терапевтам всякий раз предварительно задаться вопросом: «Удовлетворением чьих потребностей продиктовано это самораскрытие?» Только после того, когда «терапевтическое Супер-Эго» терапевта даст зеленый свет, стоит осуществлять такое вмешательство. Полагаю, всем терапевтам из собственного опыта известны ситуации, когда в какой-то момент сессии рождается некий отклик, который кажется уместным в данной ситуации. Мгновенное обращение к внутреннему супервизору может привести к одобрению такого спонтанного отклика, даже если он ощущается как несколько рискованный, или к воздержанию от его осуществления и более продолжительному взвешиванию и осмыслению своей реакции. Пожалуй, самораскрытие, всегда требует такого более продолжительного взвешивания и оценивания.

Каждый терапевт должен определить для себя степень нейтральности-открытости в общении со своими клиентами, что влияет на частоту, степень и способы возможного самораскрытия. Однако, в той или иной степени, пусть лишь в очень редких особых случаях, каждый терапевт раскрывается с клиентами.

Некоторые терапевты иногда делятся переживаниями из собственной жизни, схожими с трудностями клиента, тем самым давая клиенту понять, что мы все несовершенны, что и у него были проблемы или трудный период в жизни. Пожалуй, это самый рискованный вид самораскрытия, даже если акцент при этом на способах совладания, поскольку это может подорвать веру клиента в получение помощи. В любом случае, чтобы не перегружать клиента, самораскрытие такого рода должно быть ограниченным.

Коттлер (2002) приводит следующий пример подобного самораскрытия. «Один из моих клиентов-подростков был настолько мрачен и угрюм, что удивил даже меня, хотя я знал его предысторию: он попал ко мне против своей воли. Мать клиента настаивала на его посещении сессий как минимум в течение нескольких месяцев, так как ей надоело видеть его слоняющимся по дому в глубокой тоске. В связи с этим мы чувствовали себя привязанными друг к другу. Все традиционные способы вызвать его интерес оказались безрезультатными; самое точное и доброжелательное отражение его чувств, проявление внимания к его хобби встречались невразумительным молчанием. Так прошел месяц, а мне удалось выяснить лишь то, что его подруга полгода назад прекратила с ним встречаться и отказывалась обсуждать возможность возобновления отношений. Страдая от боли и депрессии, мой клиент хотел лишь одного – чтобы его оставили в покое учителя, родители, сестры и, в особенности, я. Нам приходилось коротать время за игрой в покер, словно ы оба сговорились терпеть друг друга в течение назначенных родителями двух месяцев. В конце концов, его внимание привлекло подведение мной итогов нашего общения. Я рассказал ему, как глупо себя чувствую, пытаясь говорить сам с собой от его имени. Я также поделился своим разочарованием, не будучи в силах вызвать его на откровенность. Помимо моей воли в процессе монолога начли проявляться и другие чувства, в частности, я сказал, что ощущаю его боль, как свою собственную. В моей памяти всплыли давние события, да так ярко, словно это произошло на прошлое неделе: я припомнил собственный разрыв с девушкой в студенческие годы. Рана не заживала многие месяцы. Даже теперь, спустя почти 20 лет, прошлая боль все еще жила во мне. Когда на мои глаза навернулись слезы от нахлынувших воспоминаний, юноша начал всхлипывать, а потом разрыдался. Наружу хлынули так долго копившиеся слова и слезы. Контакт с ним наконец-то был установлен» (Коттлер, 2002). Надо отметить, что в той же работе Коттлер (2002) пишет о том, что обнаружив действенность своих личных воспоминаний для установления контакта с негативно настроенным подростком, он попытался применить этот прием с другим трудным клиентом – молодой женщиной, которая во время сессий хранила молчание, не испытывая желания рассказывать о своей личной жизни. На этот раз, увы, он потерпел полное фиаско, приведшее к прерыванию терапии. В результате этого болезненного опыта Коттлер (2002) пришел к выводу, что поскольку самораскрытие психотерапевта производит сильный эффект, к нему следует прибегать с осторожностью, когда мы абсолютно уверенны в том, что действуем в интересах клиента.

По мнению Джонсон самораскрытие может с пользой использоваться в работе с супружескими парами (Джонсон, 2013) – для нормализации чувств клиентов и облегчения их выражения.

Муж: Я чувствую себя по-идиотски, я не должен был позво­лять своим тревогам настолько выйти из-под контроля, чтобы я не мог даже слышать жену.

Терапевт: Гм-м, по себе я знаю, что действительно трудно воспринимать что-то, когда мне страшно. Тогда для чего-то другого остается мало места. (Джонсон, 2013).

 

Муж: Я уверен, что могу справиться с чем угодно. Сейчас я ничего не чувствую вообще.

Терапевт: Сейчас вы кажетесь себе очень устойчивым (тот кивает). Я бы просто хотел поделиться с вами: когда я вижу, как вы боретесь, как ваша жена пытается достучаться до вас, а вы остаетесь за своей «стеной» – я чувствую печаль. Прямо сейчас это кажется мне печальным. (Джонсон, 2013).

Такие вмешательства, по мнению Джонсон, нормализуют, подтверждают реакции клиен­тов или позволяют пробудить больший эмоциональный отклик у пар­тнера, который не находится в контакте с собственными переживаниями.

На основе эмпирической литературы по самораскрытию Хилл и Кнокс (Hill & Knox, 2001) предложили терапевтам следующие руководящие принципы:

1. В целом терапевт должен раскрываться нечасто.

2. Наиболее уместной темой для самораскрытия терапевта является его профессиональное образование, а наименее уместными – сексуальная практика и убеждения.

3. По большей части терапевт должен использовать самораскрытие, чтобы признать реальность, нормализовать, выступить в качестве модели, укрепить альянс, или предложить альтернативный способ размышления или действия.

4. Терапевтам следует избегать использовать самораскрытие для удовлетворения своих собственных потребностей, а также для перенесения фокуса с клиента на себя, чтобы вмешиваться в течение сессии, нагружать или смущать клиента, вторгаться или нарушать его границы, чрезмерно стимулировать клиента.

5. Самораскрытие терапевта в ответ на самораскрытие клиента – наиболее эффективный способ вызвать самораскрытие клиента.

6. Терапевт должен тщательно наблюдать за тем, как клиент реагирует на их самораскрытие, спрашивать клиентов об их реакциях и использовать эту информацию для понимания клиента и для решения о том, какие вмешательства следует применять вслед за этим.

7. Самораскрытие может иметь важное значение с клиентами, имеющими трудность с установлением отношений в терапевтическом сеттинге.

Универсальность

Универсальность – это сообщение клиенту о том, что его переживания имеют универсальных характер, с намерением нормализовать их и тем самым успокоить клиента.

Универсальность как важный терапевтический фактор и техника психотерапии была выделена Яломом в книге «Теория и практика групповой психотерапии» (2000):

«Многие пациенты приступают к терапии с тревогой в душе, полагая, что в своем несчастье они единственные в своем роде, что только у них одних бывают пугающие и неприемлемые проблемы, мысли, импульсы и фантазии. Разумеется, такое представление по сути своей верно, поскольку за плечами у большинства из них действительно необычный комплекс суровых жизненных испытаний и тяжелых стрессов, которые периодически напоминают о себе угрожающим материалом, просачивающимся из подсознания. До некоторой степени все это верно для каждого из нас, однако многим пациентам, по причине их крайней социальной изолированности, присуще обостренное чувство собственной уникальности. Свойственные им затруднения в межличностном общении препятствуют возникновению глубоких близких отношений. В обыденной жизни они не только остаются в неведении относительно аналогичных чувств и переживаний других людей, но и не пользуются возможностью довериться окружающим, и, в конечном итоге, быть ими оцененными и принятыми».

Клиент: Я все время сравниваю себя с кем-то другим – и обычно не в свою пользу. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя по-настоящему уверенно.

Терапевт: Вы слишком строги к себе. Все люди сомневаются в себе. Я не знаю ни одного человека, который был бы полностью уверен в себе. (Соммерз-Фланаган, Соммерз-Фланаган, 2006)

Безусловно, фактор универсальности человеческих переживаний и проблем играет свою роль и в индивидуальной психотерапии. Ялом приводит пример пациента, который прошел 600-часовой психоанализ. «На вопрос, какое событие во время всего процесса психотерапии он может охарактеризовать как самое значительное, он описал случай, когда пребывал в глубокой депрессии по поводу своих чувств к собственной матери. Он одновременно и питал к ней сильные позитивный чувства, и жаждал ее смерти: умри она – он становился наследником значительного состояния. В какой-то момент психоаналитик просто заметил: «Что ж, так уж, видно, мы устроены». Это безыскусное высказывание принесло пациенту значительное облегчение и дало ему возможность очень глубоко исследовать эту амбивалентность» (Ялом, 2000).