2020-08-05
72
За один ужин с Гэем и его друзьями Хью почувствовал себя так, будто преодолел все этапы «Карьеры распутника»[4] в одну ночь. Он никогда не думал, что человек может столько выпить и оставаться на ногах. Конечно, хозяин заботился о том, чтобы далеко ходить никому не приходилось – в комнате было вдосталь вина и другой выпивки, а в одном из буфетов нашёлся и ночной горшок.
На пирушку собралось с полдюжины молодых холостяков – в том числе гвардейцев. Гэй рассказал им, что Хью собирается жениться и обычный ужин превратился в чествование будущего жениха. Хью не был уверен, что такой повод хоть как-то повлиял на количество выпитого – они просто продолжали произносить подходящие случаю здравицы, что постепенно становились всё более и более непристойными. Хью без удержу смеялся над остротами – он был уже так пьян, что ему всё казалось смешным.
Наконец, кто-то крикнул, что пора попытать удачу за игорным столом. Хью это захватило врасплох. Он знал, что они собираются пойти играть, но было уже за полночь, и все были настолько пьяны, что он не представлял, как в таком состоянии можно играть во что-то, требующее хоть немного думать или хотя бы держать в руках карты. Но предложение было встречено одобрительно, и Хью решил не упускать шанс увидеть на что похож игорный ад Лондона. Так что вся компания набилась в экипаж и покатила по Пэлл-Мэлл.
|
|
|
Снаружи игорный дом выглядел скромно и не бросался в глаза, но внутри был обставлен роскошно – алые диваны и ковры, льняные шторы и огромные хрустальные люстры. Ливрейные лакеи предлагали Хью кларет и шампанское – он знал, что ему больше нельзя пить, но всё равно пил. С ним происходило что-то ужасное. Его будто несла вперёд неостановимая волна – что бы не делали остальные, он тоже делал. Так он оказался в толпе, что окружила стол для хэзарда[5].
Ещё ни одна игра не сбивала его с толку так, как хэзард. Хью не был уверен, что разобрался бы, что в ней к чему, даже будучи трезвым. Как игроки понимали, в чём суть, и каковы их шансы в разных раундах, и что означали все остальные броски? И сколько он проигрывает? Сам Хью не смог считать – он вообще не мог думать. Свет сотен свечей слепил его и без того затуманенное зрение, разговоры и смех громом отдавались в ушах. С ужасом и восхищением он смотрел на белые кости, скачущие по зелёному столу, на руки крупье, сгребающего проигрыши, игроков в тёмно-синих, зелёных и сливовых сюртуках, делающих ставки и затаив дыхание ожидающих нового броска. Некоторых из них глядели на Хью, а потом смеялись или перешёптывались друг с другом, веселясь его неловкости и растерянности.
- Не слишком ли я ошибусь, если предположу, что вы не могли бы знать об этой игре меньше, даже если бы родились и выросли в монастыре? – Проговорил молодой человек в чёрном на ухо Хью.
|
|
|
- Я увяз с головой. – Слабым голосом признал Хью.
- О да, ещё немного и нам придётся осушить всё болото, чтобы вытащить вас.
- Я бы перестал играть, но, кажется, просто не могу. И – по правде говоря – мне кажется, что если я перестану опираться на стол, то тут свалюсь!
Джентльмен в чёрном вздохнул.
- Ну что же. Позвольте мне.
Он обхватил Хью рукой за плечи – как будто хотел с ним о чём-то тайком поболтать – и оттащил его от стола. Хью был так пьян, что едва сделав несколько шагов, вцепился в джентльмена в чёрном, ища поддержки. Комната принялась неистово кружиться, превращаясь в калейдоскоп цветов и оттенков.
Хью почувствовал, как его сажают в кресло. Комната всё ещё кружилась. Он схватился руками за голову и так сумел её остановить. Когда молодой Фонтклер немного пришёл в себя, джентльмен в чёрном уже исчез.
Хью закрыл глаза и не вставал ещё час или два. Он даже задремал, забыв о шуме и свете. Проснувшись, он нашёл место, где можно было вдали от чужих глаз прекратить сдерживать рвоту, после чего приполз обратно. В голове прояснилось, хотя она начала болеть.
В соседней кресло бухнулся Гэй.
- А я-то думал, ты уже улизнул домой.
- Я пойду, скоро пойду.
- Ради Бога, вся ночь ещё впереди.
- Впереди? Мне кажется, что это уже продолжается вечность. Я гадаю, сколько проиграл за тем проклятым столом для хэзарда.
- О, думаю, тогда ещё играли по маленькой. Ты убежал слишком рано, что успеть много спустить. Кстати, как раз вспомнил! Как ты успел подружится с Джулианом Кестрелем?
- О ком ты говоришь?
- Я видел, как ты отходил от стола с ним в обнимку. Знаешь, сколько людей глаз бы отдали за то, чтобы Кестрель обратил на них внимание? Что ты такого сказанул, чтобы он тебя выделил?
- Так тот джентльмен в чёрном – это Джулиан Кестрель?
- Господи, ну ты и молокосос. Само собой, это Кестрель. Он всегда носит чёрное на вечеринках – чего удивляться, что такой страшный франт одним из первых подцепил эту моду?[6] Ты правда не знал, кто он такой?
- Нет. Впервые его вижу.
- О чём вы говорили?
Хью отвёл взгляд.
- Ни о чём особенном.
Гэй пожал плечами, встал и нетвёрдым шагом отправился играть в «двадцать одно». Хью же сидел и думал о своём спасителе. Джулиан Кестрель появился в лондонском обществе год или два назад. О нём почти никто ничего не знал, хотя говорили, что он каким-то тёмным образом связан с землевладельческой семьёй с севера. Будь он кем угодно, кроме денди, такая туманная родословная была для него приговором, но самые эффектные из последователей Красавчика Браммела были избавлены от обычных для света пересудов об их рождении и воспитании.
Хью поглощала мысль о том, что перед тем как уйти домой, он должен поговорить с Кестрелем. Этот человек помог ему выпутаться из сетей игры, и было бы грубо не поблагодарить его. Собственное намерение пугало Фонтклера – выставив себя таким болваном, было унизительно снова встречаться с Кестрелем. А теперь Хью знал, кто таков Кестрель и не ждал милосердия – говорят, что денди хлебом не корми, а дай посмеяться над такими юнцами как молодой Фонтклер.
Он обошёл столы, держась от них на почтительном расстоянии и рассматривая игроков. Если ему хоть немного повезёт, Кестрель будет погружён в игру, и беспокоить его окажется невежливо. Но нет, чёрт возьми, он стоял у оконной ниши, о чём-то беседуя c несколькими будто бы скучающими франтами. Хью собрался с духом и, подойдя к ним, спросил, чуть повысив голос:
- Мистер Кестрель?
Все повернулись к нему и смерили с ног до головы насмешливыми или критическими взглядами. Один и вовсе глядел на Хью через монокль – круглое увеличительное стекло на чёрной ленте, вставленное в глаз. Хью почувствовал себя лошадью, которую выставили на торги.
|
|
|
Кестрель чуть улыбнулся и поднял брови. У него были самые устрашающие брови, что Хью доводилось видеть.
- Я… – У Хью пересохло в горле. – Не могу ли я поговорить с вами минуту?
Улыбка Кестреля чуть искривилась. Но один из собеседников отпустил смешок и, кажется, именно это переубедило человека в чёрном.
- Вы извините меня? – Обратился он к своим спутникам. Впрочем, было очевидно, что ему совершенно не важно, извинят его или нет.
Он отошёл в сторону вместе с Хью.
- Итак, чем могу служить, мистер…?
- Фонтклер. Хью Фонтклер. Рад знакомству, сэр. Я… Вы сегодня были так добры, что оказали мне услугу.
- В самом деле? – Хладнокровно спросил Кестрель. – Простите – это было уже давно.
Хью в лицо бросилась краска.
- Возможно, вы этого и не запомнили этого, но я помню и благодарен вам, сэр. Я был в затруднительном положении, и все вокруг видели это, но никто кроме вас не пришёл на помощь. Быть может, вы считаете это пустяком, но для я – нет, и я хотел лишь поблагодарить вас перед тем, как идти домой. Доброй ночи, сэр. – Он поклонился и пошёл прочь.
- Мистер Фонтклер. – Кестрель повысил голос лишь настолько, чтобы его можно было услышать в окружающем шуме.
- Да?
- Ваше лицо принимает неприличный зелёный оттенок. Вы доберетесь до дома или стоит вызвать носилки и доставить вас туда, как раненого воина?
- Я пришёл сюда с кузеном, но не думаю, что он захочет уйти так скоро. Я пройдусь до дома пешком – хотя бы часть пути, чтобы освежить голову.
- И какой-нибудь услужливый разбойник освежит вам её дубинкой, если вздумаете в одиночку бродить по Лондону в такой час. Выхода нет – я усажу вас в экипаж.
- Я не могу доставлять вам стольких беспокойств.
- Мой дорогой друг, моя совесть не позволит мне принять на себя ответственность за вашу безвременную кончину. А теперь, если вы будете так любезны…
Хью понял, что спорить бессмысленно. Они взяли его шляпу и поговорили с важно наряжённым господином о проигрыше Хью. К облегчению молодого Фонтклера, сумма оказалась куда меньше, чем он боялся. Вдвоём они вышли на улицу, где Кестрель послал мальчишку найти экипаж.
|
|
|
Шёл дождь, да и ночи в апреле стояли не самые тёплые. Хью захлестнула усталость. Он поёжился под сюртуком[7] и поднял воротник.
- Если вы намереваетесь заболеть, – сказал Кестрель, не без ехидства, – вам лучше успеть до того, как вы заберётесь в экипаж. Кучерам это чертовски не нравится.
- Я думаю, всё будет в порядке. Я просто не привык столько пить.
- Такое объяснение приходило мне в голову.
- Мы вроде как праздновали. Я собираюсь жениться меньше чем через два месяца.
Кестрель посмотрел на Хью более внимательно. Хью же уставился себе под ноги, тыча в мостовую носком ботинка.
Подъехал экипаж. Кестрель бросил монетку посыльному, что ловко поймал её одной рукой. Хью залез внутрь, повернулся окошку и высунул голову.
- Мистер Кестрель, я…
Джулиан понял, что сейчас опять услышит выражения благодарности и поспешил откланяться.
- Доброй ночи, мистер Фонтклер. – Сказал он и отступил, давая экипажу тронуться.
- Какой-то он унылый немного. – Заявил мальчишка, мотнув головой вслед экипажу.
- Более чем немного, я бы сказал. – Согласился Джулиан. Интересно, на ком собрался жениться его новый знакомец, и почему он был так мрачен? Он слишком молод, чтобы жениться. Бога ради, он слишком молод, чтобы выпускать его из дома без няньки.
Кестрель покачал головой, выбрасывая из неё Хью Фонтклера и его заботы.
- Тебе бы пастором быть. – Усмехнулся он сам над собой. – Смог бы укутывать больных и совать нос в чужие дела сколько угодно. – Он пожал плечами и вернулся в игорный дом.
Джулиан Кестрель жил в квартире на втором этаже[8] на Кларджес-стрит. Здесь были высокие потолки и большие окна, а станы окрашены в цвет слоновой кости. Мебель красного дерева была изящной, но немногочисленной – Джулиан ненавидел беспорядок. Тут и там виднелись напоминания о путешествиях Кестреля – графин венецианского стекла, мавританский коврик для молитв, мраморная голова римской богини, написанные маслом холмы Тосканы. Над камином висели перекрещённые шпаги – на первый взгляд они казались просто украшением, но приглядевшись повнимательнее, можно было понять, что им приходилось бывать в бою[9]. Почётное место на фортепиано занимал небольшой бюст Моцарта, а под инструментом скрывалась этажерка, забитая потрепанными нотными листами.
Был час пополудни, и Джулиан заканчивал трапезу. Чтобы позавтракать он прервал на полпути сложную процедуру одевания. Сейчас на нём была белая рубашка с высоким вышитым воротничком, казацкие шаровары[10] в тонкую серую полоску и домашний парчовый халат из бутылочно-зелёного шёлка. Оставшиеся на столе кофейник, чашка и блюдце служили единственным напоминанием о завтраке. Время от времени подходил слуга, чистивший господский сюртук и жилет, и наливал новую чашку, сперва убедившись, что кофейник не успел остыть.
Джулиан разбирал утреннюю почту. Как обычно, это были, в основном, приглашения и счета. Он прошёлся взглядом по первым, отобрав несколько, которые собирался принять. Но одно письмо привлекло его внимание. Он откинулся на спинку стула и не спеша перечитал его.
- Брокер, – обратился он, – что бы ты сделал, если бы человек, которого ты встречал всего один раз и о котором не знаешь решительно ничего, вдруг написал бы тебе и попросил быть шафером на его свадьбе?
Камердинер оторвался от своей работы. Это был маленький, гибкий человек лет двадцати с круглым лицом и ловкими пальцами, а волосы и глаза его цветом напоминали грязную лужу – были такими же неопределённо-коричневыми.
- Звучит довольно странно, сэр.
- Довольно странно. Но всё, что я знаю об этой свадьбе, тоже немного странно. Конечно, не стоит удивляться, человек из такой семьи как Хью Фонтклер вынужден жениться на деньгах. Но Фонтклеры – старая норманнская семья, они горды как сам Люцифер. On-dit [11], сэр Роберт просто уничтожен этой свадьбой или что он никогда не позволит наследнику женится на дочери торговца. А ещё никогда ещё не было таких упорных слухов о том, что для Фонтклеров настали тяжёлые времена.
- Возможно, мистеру Фонтклеру пришлись по сердцу вовсе не деньги, сэр.
- Романтик! Нет, дело определённо не в девушке. Когда Фонтклер говорил мне, что скоро женится, он выглядел так, будто его ждали не брачные узы, а тюремные кандалы. – Он задумался и добавил. – Я ничего не знаю об этой мисс Крэддок. Отец с неё глаз не спускает – говорят, что боится охотников за приданым. Было бы только справедливо, если бы она помогла какому-нибудь бедному неудачнику поправить свои дела – видит Бог, её отец разорил немало людей. Ты знаешь, он ведь был ростовщиком, но даже среди этих кровопийц заслужил славу безжалостного дельца.
- Так это мистер Фонтклер просит вас быть шафером на его свадьбе, сэр?
- Да, и приглашает провести две недели в поместье его отца в графстве Кембридж. Вот так семейное сборище – невеста, жених, отец невесты да несколько родственников жениха. – Он нахмурился. – Но с какой стати он приглашает в этот узкий семейный круг меня, да ещё так внезапно? Мы встречались всего один раз, в одном игорном притоне пару недель назад. Он явно собирался выставить себя ослом, так что я отправил его домой.
Брокер бросил на хозяина хитрый взгляд. Кестрель чего-то не договаривал. Никто не приглашает незнакомца быть твоим шафером лишь потому что он помог тебе не проиграть последние штаны. Но если мистер Кестрель и оказал этому малому какую-то услугу, он бы никогда сам об этом не упомянул.
Он принялся начищать пуговицы на сюртуке Кестреля.
- На свадьбах всегда много народу. – Принялся вспоминать камердинер. – Если правильно одеться, то в большой толпе легко затеряться, и никто не узнает, что тебя не пригласили. Стянуть промокашку лучше и не пытаться – все вечно утирают слёзы, а вот луковицу[12] украсть легко – никто не думает о том, чтобы на неё смотреть. У меня самого никогда не хватало духу работать на свадьбах, сэр. Когда люди счастливы, разве можно подкладывать им такую свинью, сэр?
- Интересно, как с такой чувствительностью, ты вообще мог что-то у кого-то красть.
- Я выбирал своих жертв, сэр, когда мог себе это позволить. Обычно джентов, вроде вас, сэр, что не будут горевать по пропавшей паре-другой фунтов.
- Нельзя судить о богатстве лишь по одежде. У некоторых самых впечатляющих модников Лондона самые не впечатляющие кошельки.
- О да, теперь я знаю это, сэр.
- Должно быть, с тех пор как работаешь у меня. – Весело сказал Джулиан и печально посмотрел на стопку счетов на столе. – Ты знаешь, нам и правда не помешало бы провести неделю-другую вдали от Лондона, игорных столов и надоедливых портных. Наши финансы становятся всё более… очевидны. – Он снова посмотрел на письмо Хью и вздохнул. – Дьявольщина в том, что мне и правда придётся стать шафером. Это единственный путь узнать, почему меня пригласили
Глава 3. Беллегард
Филиппа понимала, что одиннадцатилетней быть нелегко. Она знала, что должна быть послушной, как её сестра – Джоанна – и делать то, что говорят старшие, не задавая вопросов и не прося объяснений. Но это так трудно, когда ты ничуть не глупее любого знакомого тебе взрослого – кроме матери. Её отец, конечно, был очень важным человеком – сэр Роберт Фонтклер, баронет, землевладелец, мировой судья. Но Филиппа, сложившая воедино всё, что она о знала о своём отце, не могла сказать, что он хорошо понимает людей. В нём, наверное, было чуточку слишком много достоинства и маловато здравого смысла.
Возможно, собственный авторитет давил на него. Филиппа была невысокого мнения об авторитете, и не всегда ему подчинялась. Когда ей запрещали делать что-то, она тщательно всё обдумывала, и если находила запрет несправедливым или необязательным, то нарушала его. Именно поэтому, хотя гувернантка сказала Филиппе, что та не сможет увидеть мистера Кестреля до завтра, она решила улизнуть из классной комнаты и повидаться с ним вечером.
- Мы подождём в коридоре, пока он будет переодеваться к ужину. – Сказала она Джоанне. – Все остальные познакомятся с ним сегодня вечером. Чем мы хуже?
Но Джоанна, конечно же, не захотела участвовать. Это неподобающе – мистер Кестрель сочтёт их парочкой вульгарных молодых особ. Джоанне было тринадцать, и она стала кошмарно мнительной, когда дело касалось джентльменов – Филиппа не могла взять в толк, почему. Что же, если Джоанна не пойдёт с ней, она пойдёт одна.
Мистер Кестрель прибыл в Беллегард как раз, когда подали первый звонок, что призывал всех взрослых переодеваться к ужину. Джоанна и Филиппа уже поужинали в классной комнате вместе с мисс Притчард, своей гувернанткой. Младшая сестра дождалась, пока Джоанна и Притчи не уйдут с головой в вышивку и выскользнула из комнаты. Добравшись до нужного коридора, она подбежала к двери мистера Кестреля и встала на страже.
Наконец, она отворилась, и оттуда вышел джентльмен, весь в чёрном. Филиппа уставилась на него во все глаза – она впервые видела настоящего лондонского денди!
Он оглядел её и поднял бровь.
- Кажется, мы не были представлены друг другу. Я – Джулиан Кестрель.
- Да, я знаю! – Выдохнула она.
- Могу я спросить, почему вы смотрите на меня, как на праздничный фейерверк?
- Вы лучше, чем фейерверк. Он вспыхивает и гаснет, а вы останетесь на две недели. А ещё фейерверки шумные и от них много дыму.
- Я очень тихий. – Заверил девочку Кестрель. – И я никогда не дымлю в присутствии дам.
- Я – Филиппа Фонтклер. – Она смотрела на него одобрительно. Кестрель оказался куда лучше тех скучных красавчиков, что так обожает Джоанна. У него было смуглое, неправильное лицо и тёмно-каштановые волосы, цветом похожие на красное дерево. Глаза у гостя были карие, но когда он улыбался или пристально смотрел на тебя, в них появлялся зеленоватый блеск. Кестрель был худощав и не выделялся ростом – но был очень представительным и внушительным – наверное, такими же были короли в старые времени, когда они ещё не были толстыми, суетливыми, да ещё немцами. Он был великолепен в своём костюме, в которого не было ничего вычурного и показного – кроме ослепительно белого белья – но который сидел на нём безупречно.
«Суть денди не в том, что он носит, – решила Филиппа, – а в том, как он это носит».
Она на миг задумалась, а потом весело сказала:
- Этот дом такой большой, что я боялась, вдруг вы не найдёте гостиную, и решила показать вам дорогу.
- Это было очень предусмотрительно с вашей стороны.
«Он не поверил мне, – подумала она. – Он умён».
- Вы уже успели осмотреть дом?
- Нет. Я приехал только что.
- А заблудиться тут трудно, правда-правда. Надо только помнить, что он делится на три части. Мы сейчас в средней. Я люблю её больше всего. Её построили при королеве Елизавете, а некоторые комнаты с тех пор и не меняли. Ваша – одна из таких. Комнаты дальше по коридору совсем новые и потому скучные – всё равно, что жить в веджвудовском чайнике. Это всё гостевые комнаты, но сейчас там никто не живёт. Весь коридор всё равно, что ваш. Красивая тут резьба на стенах, правда?
Джулиан кивнул.
- Очень красивая. – Он бросил взгляд по сторонам, чтобы знать, о чём говорит. Его комната была в конце тупикового коридора. Здесь стоял стол с корзиной цветов. На одной стороне с его комнатой было ещё две двери, что явно вели в осовремененные гостевые комнаты, что Филиппа так презирала. В противоположной стене дверь была всего одна.
- Там зал. – Объяснила Филиппа. – Через него мы можем попасть на лестницу.
Она открыла дверь, и они вошли.
- Эта комната – одна из тех, что остались со времён Елизаветы. Мы нечасто её используем. Она для того, чтобы любоваться.
- И она того стоит. – Оценил Джулиан. Здесь повсюду было резное и позолоченное дерево, геральдические узоры и красочные гобелены. Оштукатуренный потолок захвачен птицами, цветами, свитками и листьями аканта. Джулиан, что больше ценит свет, простоту и свободное пространство, с удивлением осознал, что очарован этой комнатой. Она была такой безыскусно полной. Ему подумалось, как хорошо она отражает дух той эпохи, когда открывали континенты, разгромили Армаду, когда творили великие английские поэты и драматурги. Эпоху, подумал он, когда человечеству казалось, что для него нет ничего невозможного.
- Я всегда думала, что в этом зале должен бродить призрак. – Говорила Филиппа. – Она такая старая, никто в ней не живёт – именно в таких местах и бывают призраки. Из Оливье Фонтклера получилось бы отличное привидение. Это наш предок, что жил при королеве Елизавете, и был как-то замешан в заговоре Бабингтона[13], так что ему пришлось бежать из страны. Мама говорит, что на самом деле призраков здесь нет. Но, если просто представить, что они есть – представить, что души плохих людей не находят покоя в могилах – вы не думаете, что человек, замысливший предать свою королеву, может стать привидением в фамильном особняке? Особенно, если он не был пойман и наказан при жизни?
- Если бы каждый, кто умирает с грехами на совести, возвращался бы призраком, живым бы не осталось домов во всей Англии.
- Вы циник. Я думала, что вы именно такой. Вы умеете насмешничать?
- С ужасными последствиями.
- О, пожалуйста! Я хочу это увидеть!
- Боюсь, вы ещё слишком молоды, чтобы это выдержать. Меня можно будет обвинить в том, что я вас испорчу.
- Меня не испортить. Я крепкая. Моя гувернантка так говорит. Но пойдёмте же. Я не хочу, чтобы вы опоздали на ужин.
Они спустились по исполинской лестнице со старинными перилами, увенчанных грифонами.
- Так вот, – продолжила Филиппа, – я говорила вам, что дом делится на три части – главный дом, новое крыло и крыло прислуги. Мы сейчас в главном. Столовая и библиотека у нас на первом этаже. Наверху только гостевые комнаты и зал. Комнаты мистера и мисс Крэддок недалеко от вашей, за углом. Вы познакомились с ними?
- Нет, ещё нет.
- Мне не нравится мистер Крэддок. Он грубый и неотёсанный. А мисс Крэддок очень милая. Она часто приходит в классную проведать нас с Джоанной. Она нам нравится.
Это выразительное «нам» означало – она нравится нам с Джоанной, даже если всем остальным мисс Крэддок совсем не по душе.
Гость и его проводница прошли через большой холл, потолок которого пересекали балки, а в окнах были цветные стёкла.
- Эти двери под музыкальной галереей ведут в служебный коридор[14]. – Сказала Филиппа. – По нему можно попасть в крыло прислуги. Все три части дома идут в ряд – крыло для слуг, главный дом и новое крыло. Мы сейчас идём в новое.
Джулиан представил фасад дома, который хорошо разглядел, когда подъезжал. Филиппа, должно быть, вела его в правое крыло, что было длиннее остальных. Его выстроили из того же сурового камня, но со всем изяществом классического стиля, что порождал резкий контраст с зубчатыми стенами и многостворчатыми окнами остальной части дома.
Внутри этот контраст был столь же разителен. Прямые коридоры и углы сменились извилистыми. Вместо дубовых панелей с замысловатой резьбой появились стены, окрашенные в пастельные тона с целомудренной белой лепниной. Здесь всё было устроено изящно, спокойно и с хорошим вкусом – но всё же Филиппа была права – после того, что они уже видели, эта часть дома казалась пресной.
Филиппа вдруг подскочила.
- Какой ужас! Тут и мисс Притчард, и Хью и Джози. Давайте убежим, пока нас не заметили!
- Боюсь, они уже видели нас.
- Притчи меня так выбранит за то, что я пошла познакомиться с вами! – Она сложила руки и потупила глаза. – Добрый вечер, мисс Притчард.
Гувернантка, которой было между тридцатью и сорока, оказалась болезненно худой, с измождённым костлявым лицом и подслеповатыми глазами. Она поспешила вперед, чтобы забрать свою подопечную.
- Мне ужасно жаль, сэр! – Взволнованно обратилась она к Джулиану. – Я и не знала, что она ушла!
- Всё в порядке. Я очень обязан мисс Фонтклер, что показала мне путь в гостиную. Думаю, без неё я бы заблудился.
Филиппа вскинула голову и победно улыбнулась сестре. Джоанна очаровательно надулась. Она была темноволосой и превосходила Филиппу красотой. Ещё несколько лет, и она будет разбивать сердца всего Вест-Энда.
- Послушай, Пиппа, – сказал Хью, – тебе вовсе необязательно выглядеть такой самодовольной. Мистер Кестрель был очень любезен, но тебе не стоило докучать ему.
- Я и не докучала. Я помогала. И это из-за тебя я захотела с ним познакомиться. Ты ведь говорил, что мистер Кестрель – самый завидный кавалер во всём Лондоне!
Хью покраснел до корней волос. У Джулиана в глазах были смешинки, но ему хватило такта отвести взгляд.
- Пиппа, ты всех смущаешь! – Прошипела Джоанна.
- Не вижу, поче… – Начала Пиппа, но мисс Притчард поспешно пожелала всем доброй ночи и увела своих подопечных прочь.
- Прошу прощения за это. – Пробормотал Хью. – Я не думал, что в Беллегарде мои сёстры задразнят вас до смерти.
- О, я не против. Мне нравится водить дружбу с женщинами до того, как они достаточно подрастут, чтобы стать опасными.
Всё остальное общество уже собралось в гостиной. С сэром Робертом и леди Фонтклер Джулиан уже успел познакомиться – они приветствовали его сразу по прибытии. Он был немного знаком с полковником Фонтклером, братом сэра Роберта – тот входил в один-два клуба, членом которых был Джулиан. Сестру сэра Роберта, леди Тарлтон, он знал в лицо, но они никогда не были представлены друг другу. Мистер же Крэддок оставался для него незнакомцем, так же, как и Мод Крэддок и Изабель Фонтклер.
Изабель была всего на несколько лет старше, но на шесть дюймов выше чем Мод. У неё была именно такая фигура, что Джулиану нравились больше всего – худощавая, статная и полная бессознательного изящества. Голос у неё был низкий, плавный и мягкий – Джулиан всегда обращал внимание на голос, и этот очень его порадовал. Но куда больше его поразила её безмятежность. Немногие люди способны держать себя так спокойно, но при этом естественно и расслабленно.
По сравнению с Изабель, Мод проигрывала. У неё было бледное и нездоровое лицо, а под глазами залегали тени. Фигурой она напоминала дрезденскую пастушку[15] – тонкая талия, заметные округлости выше и ниже. Волосы мисс Крэддок были того светлого, непостоянного оттенка, что не позволял назвать её ни брюнеткой, ни блондинкой. Носик у неё был маленький, приплюснутый и усыпанный веснушками, а вот глаза поражали – большие, широко расставленные, ярко-бирюзового цвета. Она редко поднимала их на собеседников – лишь для того, чтобы прошептать ответ на фразу, с которой кто-нибудь к ней обращался. Но один раз Джулиан поймал Мод на том, что она рассматривает его лицо. Стоило ему посмотреть в ответ, как она виновато вздрогнула и отвела взгляд.
Полковник Фонтклер сидел у огня, а его правая рука покоилась на набалдашнике трости. Трость была ему необходима – он был ранен в ногу с десяток лет назад, когда под началом герцога Веллингтона сражался в Испании. Джулиан никогда не видел этого человека таким удручённым как сегодня. В лондонском свете он слыл бонвиваном – весёлым и беспечным любителем очень старых вин и очень молодых женщин. Полковник был красив, как и его сын Гэй, хотя сидячая жизнь и обильная еда с выпивкой уже начали сказываться на нём. Румяное лицо и брюшко скрадывало сходство с сэром Робертом, что был высок, сухопар и худощав, а через десять-двадцать лет с него можно было бы писать отличного дона Кихота.
Гэя не было – ужинать с семьёй он сегодня не собирался.
- Ты же не хочешь сказать, что он опять где-то развлекается! – Возмутилась леди Тарлтон.
- Ты же знаешь, у него много друзей вокруг. – Ответила леди Фонтклер. – И он не так часто здесь бывает – конечно, ему хочется навестить их всех, пока есть такая возможность.
- Ты знаешь не хуже меня, что Гэй занят отнюдь не визитами вежливости! Не иначе как отправился развлекаться в деревню, где будет творить Бог знает, что и выставлять нас на посмешище своими выходками. Как мы сможем сохранять достоинство, если Гэй вечно ведёт себя как обычный мастеровой или ремесленник! Впрочем, не знаю, почему меня это беспокоит – наше положение уже невозможно скомпрометировать сильнее! – Она бросила презрительный взгляд на Крэддоков.
- Гэй просто очень весёлый. – Вступилась леди Фонтклер. – Я уверена, он не хочет причинять никому вреда. Но, если ты хочешь, я попрошу его ужинать сегодня дома. Это тебя устроит?
- Устроит меня! Как будто что-то может устроить меня, пока… Что ж, полагаю, мне нужно с этим смириться.
Леди Фонтклер перехватила взгляд Джулиана и печально улыбнулась, будто просила простить вспышку леди Тарлтон и, одновременно, взывала к его чувству юмора. Он улыбнулся в ответ, подумав о том, как красива эта женщина – изящная и темноволосая, с мягкими карими глазами. Джоанна очень походила на свою мать, а вот у Филиппы было длинное и худощавое фонтклеровское лицо.
За ужином он сидел по правую руку от неё. Зная, что леди Фонтклер круглый год живёт в Беллегарде, он был вынужден ограничивать разговоры детьми и садом, но быстро понял, что был несправедлив к собеседнице. У неё оказался широкий круг интересов, самым неожиданным из которых оказалась медицина.
- Доктор МакГрегор кое-чему научил меня. – Пояснила она. – Это наш местный врач – на самом деле он хирург, но мы все равно называем его «доктором»[16]. Я сказала ему, что мне не нравится, что в Беллегарде может вспыхнуть какое-нибудь заболевание или произойти несчастный случай, а рядом не будет никого, кто смог бы помочь. Я попросила его научить меня простым вещам – как вынуть осколки, перевязать рану, сбить лихорадку и тому подобному. Доктор был так любезен. Он дал мне несколько книг по медицине и рассказам всё о перевязках – не говоря уже обо всём остальном. Да, эта тема не особенно подходит для застольной беседы! В любом случае, я смогу лечить мою семью и прислугу, но, конечно, советуюсь с доктором МакГрегором, когда случай может оказаться серьёзным. Вы познакомитесь с ним завтра – он всегда обедает у нас по пятницам.
- Буду ждать этой встречи.
- Я боюсь, он покажется вам резким, но мы все очень ценим его. В остальном у нас будет семейный праздник. Я надеюсь, он не покажется скучным вам, что приехали из Лондона в самый пик сезона.
- Порой, самый пик сезона, как и другие величественные высоты, лучше созерцать издали.
Она улыбнулась.
- Вы очаровательны, мистер Кестрель. – И, внезапно посерьезнев, добавила. – Я рада, очень рада, что вы мне нравитесь. Это очень важно, каких друзей заводит себе мужчина в таком возрасте, как Хью. Молодые люди так впечатлительны и так легко поддаются влиянию друзей, если те чуть-чуть превосходят их возрастом или опытом жизни в свете. Я уверена, что могу верить – ведь могу? – в том, что вы думаете о благе Хью и помните, как он молод.
- Леди Фонтклер, я даю слово никогда не испортить то, что сделали вы.
- Мой дорогой мистер Кестрель, вы ведь не расскажете ему про этот разговор?
- Какой разговор? – Непонимающе спросил он.
Они обменялись улыбками.
Леди Фонтклер обернулась к Крэддоку, что сидел с другой стороны от неё. Джулиан подметил, как изменились её манеры. Она оставалась безукоризненно вежливой, но всякая теплота из голоса пропала.
- Вы собираетесь побывать на конской ярмарке завтра, мистер Крэддок?
- Нет, не собираюсь. – Резко ответил он. – Прошло уже несколько лет с тех как я проявлял профессиональный интерес к лошадям.
Джулиан был удивлён. Почему одно упоминание конской ярмарки так его задело? Говорили, что он низкого происхождения – быть может, торговал лошадьми раньше? Если там, то намеренно ли леди Фонтклер коснулась этой темы? Это на неё не похоже. Если она хотела задеть человека, она бы сделала его прямо и с глазу на глаз, а не в обществе и не намёками.
Крэддок, выразив своё неудовольствие, оставил его позади, и принялся горячо, но толково рассуждать о каких-то местных выборах. Стоит отдать ему должное – была нём и храбрость и грубоватое достоинство. Ни презрение леди Тарлтон, ни щепетильная вежливость сэра Роберта и леди Фонтклер не запугали его. Должно быть, он не всегда мог сдержать свой характер, но сохранял самоуважение, а это уже было достижением в таком вражеском лагере, каким для него был Беллегард. Даже прислуга не жаловала его – обращаясь к Крэддоку, лакеи делали едва заметное саркастичное ударение на «мистере», что ставился перед фамилией, как будто считали необходимость выражать ему уважение злой иронией.
Джулиан посмотрел на другую сторону стола, где рядом с сэром Робертом сидела мисс Крэддок. Как она выносит эту мягкую враждебность вокруг себя? Он подловил миг, когда с ней никто не разговаривал – девушка ушла в свои мысли, а её лицо было отражало их как у ребёнка. Он была ужасно несчастна.
«Дьявол, дьявол, дьявол! – Подумал он. – Я не собираюсь в это вмешиваться. Если она не хочет выходить за Фонтклера, это не моё дело. Но почему она просто не разорвёт помолвку?»
Он снова посмотрел на Крэддока. Не он ли устроит этот брак? Ведь если так, то какие шансы у кроткой восемнадцатилетней девушки против такой воли?
Глава 4. Перепалка
После ужина Джулиан надеялся получше познакомиться с Изабель Фонтклер, но компания в гостиной была склонна распределиться самым безумным образом, и потому он оказался брошен один на один с леди Тарлтон. Она была подчёркнуто холодна. Её очевидно раздражало, что он так мало рассказывал о своей семье. У неё не переводились вопросы и догадки, которые Джулиан парировал или делал вид, что не понимает. Кестрель совершенно не собирался отдавать своих родителей на суд леди Тарлтон. Он не стыдился их и не получал удовольствие, делая из них тайну (как в свете полагало большинство). Он просто чувствовал, что должен оберегать покойных, что не могут говорить за себя сами.
Чтобы перевести тему, Джулиан спросил собеседницу о картине, которая висела над камином. То был портрет мужчины в средневековых доспехах. Он держал шлём на изгибе руки; вторая покоилась на опущенном остриём вниз мече, отчего эфес походил на крест. Выступающий подбородок и брови выдавали в нём Фонтклера.
Леди Тарлтон слегка оттаяла.
- Это сэр Роланд Фонтклер, один из наших самых почитаемых предков, герой Азенкура. Конечно, портрет не тех времён. Его писали с моего прадеда – он облачался в доспехи из фамильной коллекции. Но меч – это подлинный клинок сэра Роланда. Никто не сражался им после его смерти. – Она пустилась описывать историю ратных подвигов своей семьи. Оказалось, что Фонтклеры сражались при Гастингсе и Креси, участвовали во Втором Гохшдетском сражении и битве при Саратоге. Один из её предков с таким пылом бился на стороне Карла II, что после реставрации Стюартов был удостоен титула баронета. Леди Тарлтон знала о своих предках всё – их лошадей, оруженосцев, полученные раны и заслуженные награды. Казалось, ей уже было неважно, с кем она об этом говорит. Слова вылетали из неё все быстрее и быстрее, она то и дело воздевала руки, а её глаза полыхали лихорадочным огнём.
Скрипнул стул. Джулиан огляделся и увидел, что полковник Фонтклер шагает к дверям так быстро, как позволяет его хромота. Ему так невыносимы разглагольствования леди Тарлтон? Она определённо говорила достаточно громко, чтобы он, сидевший неподалёку, мог слышать каждое слово. Быть может, славословия войне раздражали человека, что своими глазами видел битвы и кровопролитие? По любым меркам, война на Пиренейском полуострове была жестокой – зверства там совершались каждый день, повсюду рыскали шпионы, постоянно не хватало провианта. Человеку, что прошёл через это четырёхлетнее испытание, мог оказаться не по нутру сказочный образ военной жизни, что живописала леди Тарлтон. Особенно, если он с самого начала пребывал в задумчивом настроении, как, по-видимому, с Джеффри и было.
Леди Тарлтон была так захвачена своим повествованием, что не обратила на уход полковника внимания. Но не леди Фонтклер – она беспокойно посмотрела вслед деверю, и Джулиан не удивился, когда чуть позже, она тоже вышла из комнаты. Пошла искать полковника, как подумалось Кестрелю.
Он слишком поздно понял, что отвлёкся от рассказа леди Тарлтон. Когда она спросила: «Хотите увидеть его?» он и преставления не имел, о чём речь. Но ответил «да, с удовольствием» и покинул гостиную вслед за ней, готовясь узреть всё, что угодно.
Они пересекли новое крыло и вернулись в старый дом – елизаветинское сердце Беллегарда. Свет канделябров озарял позолоченные деревянные панели на стенах и придавал объём лепнине в виде роз, дубовых листьев и гроздей винограда. Леди Тарлтон провела Джулиана по длинному коридору. Они миновали бильярдную, что здесь выглядела анахронизмом, маленький кабинет, и добрались до двери в конце коридора. Кестрель открыл её, и они вошли.
Комната была полна оружия – мечей, пистолетов, арбалетов, булав. Здесь хватало почитаемых реликвий, разложенных на витринах или развешанных по стенам, но были и современные ружья и ножи, которые, вероятно, использовали постоянно. Нашлись и доспехи – для людей и лошадей – а также стяги, пороховницы и шпоры.
В центре комнаты за столом сидел Джеффри Фонтклер. Леди Фонтклер стояла у него за спиной, положив руки ему на плечи.
- Это глупо и неправильно. – Мягко говорила она ему. – Пообещай, что больше не будешь думать об этом.
Джеффри заметил стоящих в дверях леди Тарлтон и Джулиана. Он зло посмотрел на них и сжал набалдашник трости. Леди Фонтклер была тоже удивлена, но, видя замешательство деверя, справилась со своим. Она удерживала руки на его плечах всего миг, но Джулиан мог почувствовать, как полковника успокаивает прикосновение этих пальцев.
Улыбаясь, леди Фонтклер обошла вокруг стола.
- Ты хочешь показать мистеру Кестрелю нашу оружейную – как это мило.
- Конечно, я не ожидала, что ты и мой брат ведёте здесь приватный разговор.
- Он не очень приватный. – Отозвалась леди Фонтклер. – Нам не так много нужно было сказать, что вы можете не беспокоиться, что прервали нас.
- Меня это нисколько не беспокоит! – Отрезала леди Тарлтон.
Полковник с видимым усилием поднялся на ноги.
- У меня немного заболела голова. – Пробормотал он. – Думаю, мне стоит прилечь.
- Конечно. – Поддержала леди Фонтклер. – Я пожелаю всем спокойной ночи от твоего имени?
- Очень мило с твоей стороны. Спасибо.
Она повернулась к Джулиану, одарив его своей весёлой, приветливой улыбкой.
- Простите, мистер Кестрель, но мне нужно вернулся на мой пост в гостиной, который я так надолго покинула. Я не желаю вам спокойной ночи, ведь уверена, что мы ещё увидимся до того, как отправимся спасть. Кэтрин, до встречи.
Леди Тарлтон с презрением выдохнула. Джеффри невнятно пожелал сестре доброй ночи, не глядя ей в глаза. Она же вовсе ничего ему не сказала.
Наконец, полковник и леди Фонтклер покинули оружейную рука об руку – они шли очень грациозно, несмотря на хромоту Джеффри. Леди Тарлтон проводила их взглядом, её губы кривились в усмешке.
- Трогательно, не правда ли? – Спросила она. – Как они пекутся друг о друге.
Джулиан поспешно сменил тему.
- У вас потрясающая коллекция.
- О да, это так. Вы должны простить меня, мистер Кестрель. Эта очаровательная маленькая сцена, что мы сейчас увидели, почти заставила меня забыть, зачем мы пришли сюда.
Как оказалось, показать она ему хотела оригинал того меча, что держал изображённый на портрете сэр Роланд Фонтклер. С помощью Джулиана леди Тарлтон сняла его со стены.
- Разве он не прекрасен? – Выдохнула она, поворачивая украшенное навершие меча так, чтобы на нём играл свет. – Видите, какой тяжёлый? Сэр Роланд должен был быть очень сильным человеком, чтобы сражаться таким клинком.
Она передала меч Джулиану очень осторожно, будто мать, что даёт незнакомцу подержать своего ребёнка. Кестрель сделал несколько выпадов, рассекая воздух, что вызвало у леди Тарлтон лёгкое возмущение, будто её оскорбило, что не входящий в семейство Фонтклеров может управляться с мечом сэра Роланда. Она взяла его и тоже взмахнула – её руки слегка дрожали под его весом.
Джулиану подумалось, что образ женщины-воительницы очень подходит ей. Он была высокая, как Изабель, и сильная – немногие женщины вообще смогли бы поднять этот меч. Должно быть, в молодости леди Тарлтон была красавицей. Впрочем, и сейчас она выглядела не столько старой, сколько потрёпанной жизнью – синевато-стальные глаза потускнели, скулы резко выпирали, вокруг губ залегли морщины. Но волосы, вместо того, чтобы постепенно терять цвет с возрастом, оставались тёмно-рыжими, с редким проблесками седины.
Леди Тарлтон устроила ему экскурсию по оружейной, с особенной гордостью рассказывая о боевых наградах своих предков. Он заметил и те, что получил Джеффри во время своей службы у Веллингтона в Испании, но его проводница не выказала к ним интереса. Казалось, её волнуют только герои далёкого прошлого.
- Когда я была девочкой, – сказала она, – это оружие висело по всему дому. Но после того, как Роберт женился на Сесилии, его всё собрали в одну комнату. Она сказала, что не хочет, чтобы её детей окружали опасные предметы. Опасные! Я в её возрасте всё время играла с кинжалами и шпагами! Это наполняло меня гордостью за военные традиции своей семьи. А она даже не позволяет своим дочерям одним бывать в этой комнате. Я удивлена, что она не повесила на дверь замок.
Джулиан подумал, какими могут быть дети леди Тарлтон, если они у неё есть. Маленькие девочки-амазонки с колчанами за плечами и копьями в руках? Впрочем, он был рад, что она привела его в оружейную. Он легко мог провести здесь несколько часов, пробуя хват разных мечей или изучая путь, что прошло огнестрельное оружие от мушкетов семнадцатого века до новейших мэнтоновских охотничьих ружей[17].
Когда они покидали оружейную, леди Тарлтон соизволила опереться на его руку. Они вернулись в гостиную – и там она застыла на пороге, издав тихий, сдавленный тон и вцепившись в локоть Кестреля.
Все собравшиеся сгрудились вокруг Марка Крэддока, что сидел на диване рядом с Мод. Изабель оставалась с противоположной стороны стола и делала набросок Крэддока. Хью стоял рядом с кузиной, наблюдая как её карандаш скользит по листу, а сэр Роберт и леди Фонтклер наблюдали за всем издали.
Леди Тарлтон бросилась к Изабель. Вырвав альбом из её рук, она выдрала оттуда лист со свежим наброском, разорвала его в клочки и отшвырнула их прочь. Крэддок вскочил на ноги и смерил её взглядом. Все остальные были слишком ошарашены, чтобы хоть сдвинуться с места.
Изабель поднялась, не выказав ни страха, ни беспокойства.
- У мистера Крэддока интересное лицо, тётя. Он сказал, что я могла бы нарисовать его.
- А я говорю, что ты не будешь этого делать! Ты считаешь этого человека будто бы… будто бы членом семьи, будто одним из нас! А он никогда им не будет! Он может вытолкнуть свою дочь замуж за Хью, но она никогда не будет Фонтклером. А он никогда не перестанет быть тем, кто он есть – мещанином, лживым торговцем и…
- Не говорите этого! – Прогремел Крэддок. – Не говорите этого, я предупреждаю вас! Ещё одно слово, и я заберу свою дочь, и мы покинем этот дом, и это станет концом всему. Всему! – Выдавил он, приблизил своё лицо к ней.
Она, тяжело дыша, смотрела на него в ответ, не желая отступать, но ничего не сказала. Сэра Роберта застыл, сохраняя мрачное и непроницаемое выражение. Мод Крэддок тихо и незаметно спрятала лицо в ладонях.
Изабель собрала обрывки своего наброска и сложила их в альбом. Как всегда, её движения были полны изящества и уверенности. Джулиан подумал, что она всегда двигается так, будто танцует балет.
- Почему бы нам не пойти спать? – Тихо предложила леди Фонтклер.
Она взяла леди Тарлтон за плечи и повела её к двери. Остальные пошли следом. Джулиан подошёл к Изабель.
- Могу я вам помочь? – Спросил он, показывая на пенал.
- Очень любезно с вашей стороны, но он совсем не тяжёлый. Я ношу его с собой всё время.
- Тем больше причин мне облегчить ваше бремя в этот раз.
Она легко пожала плечами и передала ему пенал и альбом. Они шагал чуть позади остальных и взбирались по винтовой лестнице нового крыла.
- Вы покажете мне ваши работы? – Спросил Кестрель.
- Если вы хотите.
- Вы рисуете акварели?
- Нет. Линии и тени кажутся мне интереснее цветов, так что я работаю карандашом или пером и чернилами. Быть может, вы окажетесь любезны и захотите позировать мне.
- Я не могу придумать, чего бы мне хотелось больше.
Она бросила на него холодный, отстранённый взгляд.
- Я рисую большинство гостей Беллегарда.
- Не хотите, чтобы эта честь ударила мне в голову?
- Не хочу, что вы думали, что я флиртую с вами, мистер Кестрель. Я лишь хочу добиться похожего портрета.
- А я не могу хотеть добиться вашей благосклонности?
- Я думаю, вам не стоит. Я не шучу. – Она остановилась перед дверью. – Здесь моя комната.
Он вернул девушке альбом и пенал, одновременно встретившись с ней взглядом.
- Я думаю, будет честно предупредить вас, что я очарован.
- Если вы говорите искренне, мистер Кестрель, то я польщена вашим вниманием, но прошу вас – не преследуйте меня. Предоставьте меня самой себе. Если же вы просто развлекаетесь, то я должна сказать вам, что мало найдётся вещей более утомительных, чем джентльмен, считающий меня просто добычей. Доброй ночи, мистер Кестрель.
- Как видишь, – сказал Джулиан Брокеру тем же вечером, – если вдруг случится крестьянское восстание, нам будет чем себя защитить – от рыцарских копий до дуэльных пистолетов. Я никогда ещё не видел такого вооружённого до зубов дома. Теперь, когда я думаю об этом, Беллегард скорее напоминает мне крепость. Посмотри, какие тут толстые стены.
Он подошёл к окну. Оно располагалось в эркере и формой походило на половинку шестиугольника. Некоторые свинцовые стеклышки были раскрашены в багровый, зелёный и золотой цвета. На стенных панелях были резные украшения в виде животных и предметов. Джулиан заметил, что резьба состояла из священных символов – сосуд с благовониями Марии Магдалины, лилия Антония, скрещённые ключи святого Петра, ягнёнок святой Агнессы. Он помнил этих святых, ведь провёл несколько лет в Италии. Должно быть, при королеве Елизавете Англия была похожа на Италию, где религиозные и светские украшения легко смешивались.
Из окна открывался приятный вид на внутренний двор, засаженный липами и ограниченный справа новым крылом с его колоннами и перилами. В лунном свете верхушки деревьев были чётко видны на фоне серого камня. В окнах на верхних этажах тут и сам горели свечи. Окно в дальнем конце крыла, где свет едва мерцал, скрытый белыми портьерами, должно быть, принадлежало Изабель.
Джулиан резко отошёл от окна.
- Этот дом похож на крепость. Сейчас люди делают в особняках стеклянные двери, сама Природа окружает их со всех сторон, а каждая комната будто пытается выползти в сад. Здесь ни одной стеклянной двери, кроме как в оранжерее, да и обычные едва найдёшь. Окажись здесь меланхолик, он бы почувствовал себя как в тюрьме.
Брокер искусно подавил зевок, но Джулиана обмануть не смог.
- Тебе лучше идти спать.
- Я не против остаться, сэр.
- Я против. Ты мешаешь моим размышлениям. Я буду всё время хотеть резко обернуться, чтобы увидеть, не заснул ли ты.
Брокер ухмыльнулся.
- Когда вас разбудить, сэр?
- Хью Фонтклер приглашал меня на конскую ярмарку утром, так что тебе придётся поднять меня в безбожно ранее время. Думаю, семь утра достаточно безбожно. Если я не проснусь, возьми копьё из оружейной и тычь в меня, пока я не встану.
- Да, сэр. Доброй ночи, сэр. – Брокер вышел.
Джулиан пристально оглядел свою комнату. Она была красива – Фонтклеры по праву гордились своим домом. Стены от пола до потолка отделаны полированным дубом, и каждая панель вдоль делилась на три квадрата, в каждый из которых был вписан ромб. На каминной полке стояли четыре мраморные девушки-статуэтки, олицетворявших времена года, а вокруг роились русалки, сатиры, купидоны и мифические звери. Лепнина на потолке изображала сцены охоты елизаветинских времён. Герб Фонтклеров из цветного и позолоченного дерева через равные промежутки красовался на потолочных балках и, к весёлому удивлению Джулиана, даже на двери в туалет. Большая часть мебели здесь была современной, но массивная кровать с толстыми колоннами и багряным пологом, могла принадлежать только эпохе Тюдоров.
Были здесь и иные елизаветинские приметы – оловянные подсвечники, резной сундук и портрет некой дамы в прямом платье с огромным воротником вокруг шеи. Рядом с дверью видело зеркало. Умывальник, которому полагалось собственное маленькое зеркальце, был сделан из красного дерева с раковиной из белого фарфора, золоченой мыльницей и двумя хрустальными стаканами. Там же на стене висело белое полотенце, а на полочке внизу стоял позолоченный кувшин.
Ночи в начале июня холодны, и камин не слишком-то обогревал комнату. Ни одно из улучшений Румфорда не коснулось этого причудливого и безнадёжно неэффективного камина[18]. Холод пробудил в Джулиане жажду действий, и они решил написать письмо. Кестрель сел за небольшой столик в оконной нише. В этом алькове перед витражом, он чувствовал себя святым Августином на какой-нибудь картине времён Возрождения.
Какое-то время он писал, но что-то не давало ему покоя. Гробовая тишина – внезапно осознал Джулиан. Ужасная тишина деревенской ночи, столь пугающая для уха городского жителя. Не слышно ни стука колёс по мостовой, ни цокота копыт, ни сторожей, выкрикивающих, который час, ни гуляк на улицах.
Конечно, здесь и должно быть тихо. Филиппа говорила, что это единственная занятая комната в этой части дома. Если, конечно, предок-заговорщик и правда не обретается в большом зале. Джулиан представил его танцующим какую-нибудь елизаветинскую гальярду в окружении призрачных спутников с пышными воротниками. Быть может, если прислушаться получше, он бы различил, как играют их менестрели.
Но услышал он стук в дверь. Этот внезапный звук заставил его вздрогнуть куда сильнее, чем придуманный бал привидений. Он мгновенно взял себя в руки и сказал «Войдите».
