Рождение «динозавров»: анатомия кланово-корпоративных групп

В профессиональных работах по экономике России не раз писалось, что для последней типичны процессы постоянных ка­чественных изменений форм, прав, институтов собственности и передел объектов собственности, причем происходящих в общей обстановки слабости и противоречивости институциональной сис­темы (диффузии институтов). В связи с этим права собственности в нашем обществе слабо специфицированы (по сравнению с устойчи­выми системами позднего капитализма и «реального социализма»).

В случаях низкой и/или крайне противоречивой специфицированности прав собственности транзакционные издержки, вызывае­мые этими причинами, столь велики, что способны интенсифициро­вать сдерживать рост или даже приводить к спаду производства (по­следний, при прочих равных условиях, тем больше, чем слабее спе­цификация прав собственности).

Статистическое определение величины транзакционных издер­жек, вызванных слабой специфицированностью прав собственности в конкретных условиях конкретных стран крайне затруднительно. Однако несложно предположить, что система, где (как, например, в России) каждый бизнесмен должен содержать мощные формирова­ния охранников (они же зачастую рэкетиры), а общее число этих по­следних превышает численность милиции; где на Конституцию в ка­ждодневной жизни вообще никто не обращает внимания и многие записанные в ней гарантии давно стали пустым звуком, а законы (например, бюджет) систематически нарушают все, начиная с пре­зидентов и премьер-министров — в такой системе транзакционные издержки не могут не быть соизмеримы с производственными. К то­му же из практики известно, что в России любая относительно круп­ная (от нескольких десятков до сотни миллионов долларов) трансак­ция превращается в проблему, связанную с апеллированием если не к министру, то к губернатору едва ли не со смертельным риском для ее участников.

Нестабильность институтов и связанные с этим низкий уровень доверия, постоянная изменчивость и слабая специфицированность прав собственности, с одной стороны; обусловленность этих процессов качественными трансформационными сдвигами — с другой, по­зволяют предположить наличие устойчивой корреспонденции между глубиной трансформации и величиной трансформационных издер­жек: последние тем выше, чем глубже изменения. Эта связь к тому же интенсифицируется кризисом (там, где он есть) трансформаци­онных экономик.

Отличительной чертой российской экономики является посто­янное перераспределение прав собственности и имущества под определяющим влиянием локального корпоративного регулиро­вания («конкуренции» корпораций) и неэкономических факторов (государственные акты, коррупция и т. п.).

Вследствие этого формы собственности, юридически зафикси­рованные в переходных обществах, являются неадекватными их действительному экономическому содержанию в той мере, в ка­кой происходят названные выше процессы.

Значительная часть приватизированных, т. е. формально счи­тающихся частными, предприятий (акционерных обществ) находит­ся в смешанной собственности либо со значительным участием госу­дарства, либо со значительной долей акционерного капитала в руках работников этих предприятий.

На деле, однако, крупные пакеты акций в руках государства ред­ко являются инструментом реального контроля государства над дея­тельностью предприятий. Вмешательство государства чаще прини­мает форму вмешательства конкретных чиновников или их группи­ровок, преследующих личные интересы, стремящихся получить вы­годы от принятия тех или иных решений, например, решений о про­даже государственных пакетов акций. Акции же в руках отдельных членов трудовых коллективов на практике обеспечивают концентра­цию большей части реальных прав собственности в руках высшей администрации предприятий.

Не существует полностью достоверных и сопоставимых данных о структуре владельцев акционерного капитала. Эти данные получа­ются путем различного рода опросов и потому содержат заметные различия.

Однако, вне зависимости от конкретных показателей, имею­щиеся источники достаточно единодушно отражают общую тенден­цию: снижение удельного веса работников предприятий во владении акциями (если первоначально им принадлежало около 2/3 акций, то сейчас эта доля составляет, по самым высоким оценкам, менее 40%, по самым низким - менее 30%), снижение удельного веса государст­ва (на федеральные и региональные органы власти приходится зна­чительно менее 10%), возрастание (или стабилизация) доли менед­жеров (которая оценивается в 15-20%), некоторое укрепление пози­ций внешних акционеров (их доля приближается к 40-50% акцио­нерного капитала).

Таким образом, не только "народная приватизация" ушла в про­шлое, но и сократились возможности высших управляющих удержи­вать контроль над предприятием, опираясь на акции "своих" работ­ников". В тоже время приход новых внешних собственников сопро­вождался установлением их более тесных отношений с высшими ме­неджерами и позволил последним увеличить свою долю акций (либо менеджеры усиленно скупали акции в борьбе с внешними претен­дентами на собственность). Следует заметить также, что среди соб­ственников акций заметно возросла доля не институциональных ин­весторов-аутсайдеров, а сторонних физических лиц (15-20%). Этот факт отражает особенности кланово-корпоративной системы России, где в контроле над собственностью широко используются номиналь­ные держатели, состоящие в личных партнерских отношениях с ре­альными собственниками.

Действительным содержанием практически всех форм собст­венности в трансформационной экономике России является корпо­ративно-капиталистическое отчуждение работников от средств производства. Реальными хозяевами (институтами, кон­центрирующими в своих руках большую часть прав собственности, прежде всего распоряжение и присвоение) трансформационной экономики являются номенклатурно-капиталистические (кланово-капиталистические) корпоративные группы (подробнее об этом ниже).

Эти структуры являются деформациями позднего корпора­тивного капитала, так капиталистические отношения здесь ви­доизменяются другими, более архаическими. В корпоративные группы превращаются старые и новые хозяйственные (производ­ственные, торговые, финансовые и т. д.) системы. Они (1) предпо­лагают не только экономическое (капиталистическое), но и вне­экономическое (бюрократическое и т. п.) принуждение к труду, наличие отношений добуржуазной (мафиозно-феодальной) струк­туризации и подчинения; (2) возникают, как правило, на базе или трансформации политико-хозяйственной власти «номенклатуры» в права собственников или легализации теневого сектора, и со­храняют их черты; (3) организованы как закрытые бюрократиче­ские кланово-корпоративные структуры («командные экономики» в миниатюре).

Названные выше процессы трансформации отношений собст­венности часто пытаются свести исключительно к формуле «разви­тие частной собственности», пропагандируя к тому же очередной миф, что бывшую государственную собственность бесплатно распре­делили среди населения и работников предприятий. Такой вывод если и можно сделать, то исключительно при условии отказа от ана­лиза реального распределения прав собственности и апелляции только к некоторым законодательным актам и анализу форм, а не содержания отношений собственности. Обращение только к анализу формы собственности часто лежало и в основе призывов к ускорен­ной приватизации, что отвергали более тщательно анализирующие трансформационную экономику авторы.

Итак, закономерностью российской экономики является двоякий процесс трансформации отношений собственности: с одной стороны, разложение и внеэкономическая ликвидация госу­дарственно-бюрократической системы отношений собственности, легализация криминальной собственности и спонтанный рост ча­стной собственности на основе первоначального накопления капи­тала; с другой — параллельная трансформация этой формально ча­стной или смешанной собственности в номенклатурно(кланово)-корпоративную. Первая тенденция доминировала в 1990-е годы, вторая – в 2000-е. Последняя тенденция порождает наиболее вар­варские, реакционные формы отчуждения работника от объектов собственности, труда и его продукта и тормозит использование его хозяйской мотивации, противодействует развитию как социализа­ции собственности, так и развитию мелкой частной собственности работников.

Можно сделать вывод, что российская экономика характеризу­ется процессом интеграции принципов и черт тоталитарно-огосударствленной собственности прошлого с различного рода де­формациями тенденции корпоратизации собственности, свойствен­ной позднему капитализму, и воссозданием добуржуазных форм при­нуждения и зависимости. Данные процессы свойственны в той или иной степени всем трансформационным экономикам, но в России они стали очевидно господствующими.

Альтернативный существующему путь преобразования государ­ственно-бюрократической собственности предполагает создание та­кой системы распределения прав собственности и таких собственни­ков, которые бы способствовали выходу трансформационных эконо­мик на траекторию «опережающего развития». Для этого необходи­мо раскрепощение инновационного потенциала большинства ква­лифицированных работников в сфере высоких технологий, науки, образования и других отраслях, определяющих облик экономики XXI века, что невозможно без существенного перераспределения в их пользу прав собственности (прежде всего, прав на участие в управле­нии, контроле и других творческих функциях) и использования при­родных и культурных ресурсов как общедоступного общенациональ­ного достояния. К сожалению, господствующие ныне модели транс­формации перераспределяют права собственности в пользу тех (упо­минавшихся выше) структур, которые в наименьшей степени заин­тересованы в стимулировании развития творческого потенциала ра­ботников.