Фатализм в музыке. Образы рока; смерть в красках фатализма

Древнегреческий философ Платон отграничил разумный промысл Бога от слепого фатума, рока. Богини судьбы в античности — мойры, парки, норны — изображались тремя слепыми женщинами, ткущими наугад судьбы людей и богов. Фатализм есть оболгание всеблагого и всеразумного промышления Божия о мире. "Ни с кем не дружит рок. Ты року подневолен. Он даже не вздохнет, терзает — и доволен" (Ибн Сина 980-1037). Кто ж может наслаждаться мучениями кроме дьявола?

Христианские авторы говорили: Бог — не раб необходимости, а ее создатель и Владыка. Потому молитва имеет великую силу. В промысле Божием учтена свобода человека: быть с Богом или противиться Ему — зависит от человека.

Как выразить слепую силу фатализма? — опять же ожесточенной псалмодией, утерявшей и свою свободу.

Послушаем начало сценической кантаты Карла Орфа "Carmina Burana" (1934-1936). Произведение открывается и завершается языческим образом Фортуны, богини судьбы. Как написано в аннотации к произведению: "Богиня Фортуна изменчива, как луна, и колеса счастья с фатальным равнодушием катятся по судьбам людей, возвышая или низвергая их. Размеренный ритм и лапидарная гармония хора судьбы... выражают ее непредсказуемость".

Можно ли здесь избежать псалмодии? А откуда тогда взять силу? Она соединена здесь со скандированием, как бы изображающим стук (ср. бетховенское: "Так судьба стучится в дверь"), и с мрачной механистичностью повторений, — какое это точное изображение мрачной лжи дьявола! Но из псалмодии вытравлено главное содержание молитвы: свет, любовь, мир, свобода. Так сила оборачивается насилием.

Образы рока появляются в музыке с эпохи классицизма. В фантазии Моцарта d moll властная псалмодия внезапно прерывает лирическую тему. "Внезапный мрак иль что-нибудь такое", — не этот ли фрагмент инициировал Пушкинский стих?

После генеральной паузы вдруг звучит некое воплощение рока: Пример

Рок пугает смертью. Вот и здесь в верхнем голосе псалмодия, а движения других голосов прочерчивают фигуру passus duriusculus, которая часто говорит о смерти. А что звучит далее? Пример

Откуда пульсирующие синкопированные фигурки, частое, прерывающееся дыхание, стук сердца?

Почему именно такая музыка? По той же причине, что в 5 симфонии Бетховена после грозного мотива судьбы появляются трепетные фигурки струнных: душа в смятении и страхе и жаждет освободиться от гипноза фатализма. Из этой коллизии рождается, как мы видели ранее, цельная драматургия всей симфонии, завершающаяся сияющей победой в Небесах.

Извращается и трубная псалмодия. Дьявол тоже не прочь облечься в одеяние могучей трубной псалмодии, дабы зомбировать души ужасом, вгоняя их в свое учение фатализма. Труба становится в его музыкальной философии гласом неотвратимого рока.

Такова его лейттема в Пятой симфонии Чайковского в том виде, как она прерывает цветение любви в медленной части. Даже дивная восхитительная последняя труба — как воспроизводится в "Реквиеме" Верди? Она представлена звучанием восьми реальных труб, прочерчивающих уменьшенное трезвучие и уменьшенный септаккорд — "аккорд ужаса".

Дьявол сопряг фатализм с темой смерти — наперекор победному восприятию смерти во времена изначального вселенского православия. "Смерть! где твое жало?" (1 Кор. 15:55) "Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше" (Фил. 1:23). Ужас смерти — следствие отпадения Запада от Церкви — от исходного вселенского Православия, поразил Западную Европу в конце XIV века, войдя в иконографию, в богословско-религиозные, поэтические тексты о смерти и фрески, изображающие "Триумф смерти". В музыке как на первую ласточку изуверившегося восприятия смерти мы указывали на католический реквием эпохи гуманизма. Эти настроения продолжены и в светской музыке, в частности, в жанре похоронного марша. Самое сильное сопряжение силы псалмодии с зомбирующим ужасом смерти (навеваемым дьяволом) мы видим в траурном марше из сонаты b-moll Шопена. Шуман ощущал в нем даже "нечто отталкивающее". В траурном марше из Бетховенской 12 сонаты мрачной сковывающей псалмодии противостоит героическое усилие духа. Впечатляющую картину траурного шествия мы видим в первой части Пятой симфонии Малера. "Wie ein Kondukt" (как последние проводы покойника) — поясняет композитор характер исполнения.

Мысли о смерти — и в "Мыслителе" Листа, где композитор передал впечатление от статуи Микельанджело. Что можно надумать в состоянии горделивости? Эту траурную музыку (обработанную для оркестра и названную "Ночь") Лист завещал исполнить на своих похоронах. Чрез жанр псалмодии и здесь передана сосредоточенность мысли; однако — с горделивой мировоззренческой угрюмостью. Что-то совсем не ощущается здесь христианской надежды, которая есть упокоение сердца в Боге. "Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская <...> Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна" (Иак. 3:15-18). Святоотеческий идеал трезвения держит мысль вблизи Бога, а при потере трезвенности мысль словно в опьянении, не в силах оторваться от неправильного способа мышления, ибо отторжена от веры, порабощена грехам маловерия, уныния, отчаяния, повязавшим оцепенелую волю. Соприкосновение с церковным жанром сообщает музыке величие. Но прокрадывается сюда и как бы омертвелость духа и порабощенность воли от отсутствия токов любви и света. В репризе, в глубоких басах сопровождении появляются змеи хроматических ходов (passus duriusculus — символ смерти, но здесь из-за змеевидности и невнятности темного низкого регистра он воспринимается скорее как олицетворение червя сомнения в душе).