Метельная колыбельная

 

Я весела,

Хоть из села

Ушел он воевать.

Черна изба,

Дымит труба,

Пуста моя кровать.

 

Он в щеку бил,

Да щеголь был,

Он песни распевал.

Что вспомнить мне?

Герань в окне,

Луну да сеновал…

 

В других домах

Лукавых свах

Ковровые платки.

А на меня

Из-за плетня

Косятся мужики.

 

Скучать начну –

Ногой качну

У печки колыбель:

«Спи, мой сынок,

Пусть наш порог

Засыпала метель!

 

Пусть в окнах пыль,

Ведь ты бобыль,

Как цветик полевой.

Не плачь… Молчи…

Слышь, на печи

Скребется домовой?

 

В глухой ночи

Он кирпичи

Считает – раз, дня, три

Ведь есть у них,

У домовых,

Свои календари.

 

И два, и три,

А там, смотри,

И двадцать лет пройдет,

А домовой

Над головой

Счет кирпичам ведет».

 

Плеснет метель,

И колыбель

Опять качнется вбок…

Но кто вздохнет,

Но кто споет

(Не о тебе ль, сынок?):

 

Он в щеку бил,

Да щеголь был,

Он мне не дал кольца…

Что вспомнить мне?

Туман в окне,

Прощанье у крыльца…

 

 

ЛЕТО ГОСПОДНЕ

 

Черный год не увидел лета:

Оно покинуло мир.

От домов уцелели скелеты

Над воронками мертвых дыр.

А в улицы-катакомбы

И воя, и рокоча,

Как кегли, летели бомбы,

Взрывая вихрь кирпича,

Рыча, рокоча, и воя,

Взметая, взвивая прах,

Как будто сердце живое

Искали в рваных домах.

Не прежний, не наш, не добрый –

Свирепый, слепой Господь

Ломал железные ребра,

Крушил бетонную плоть.

Но сердца найти не мог он

Оно скатилось давно

Из выбитых черных окон

На двор, на гнилое дно.

Там, в последней забившись щели,

Музыкант ютился, горбун.

У охрипшей виолончели

Не хватало басовых струн.

И она истошным дискантом

Фальшивила о тоске.

Виляя трехцветным бантом

На мировом сквозняке.

 

 

НОВЫЙ ГОД

(Оккупация)

 

От барака до барака.

В лужах раздвоясь.

Фонари горят из мрака.

Освещая грязь.

 

Чаща проволок колючих.

Голод. Холод. Тьма.

Пролетает в низких тучах

Черная зима.

 

Что мне ткет судьба-ткачиха?

Нити не видны.

Новый год крадется тихо

Вдоль слепой стены.

 

Не устал винтовкой звякать

Сторож у ворот.

Полночь бьет…

Не надо плакать –

Это Новый год!

 

 

ВЕРСАЛЬ

 

1

 

Как будто они не бывали,

Те годы, тот ужас и смрад:

Опять фейерверки в Версале

И в праздничных залах парад.

Давно ли в смертельной тревоге

Дрожала от залпов земля,

Вдоль старой версальской дороги

Сгорали дотла тополя?..

Проносятся бритые бритты

В рольс-ройсах на праздник ночной,

И топчет дворцовые плиты

Пруссак с необъятной женой…

Но раны вчерашние живы,

Не зажили шрамы от пуль.

В канавах, заросших крапивой,

Лежал партизанский патруль.

Из каждой ложбинки и щелки

Гремели разрывы гранат,

И сыпались градом осколки

На липа мальчишек-солдат,

На черные, потные лица

(А в рот набивалась земля)…

И снова Версаль веселится,

С врагами веселье деля.

Сейчас на гигантском помосте,

В сверкающем вихре ракет,

Увидят залетные гости

Военный французский балет…

 

 

2

 

С трудом на глухом перекрестке

Мы в каменной нише найдем

Непрочно прибитые доски,

Размытые долгим дождем.

Здесь с каждою буквой истертой,

Как будто идущей ко дну

Уходит из памяти мертвый,

Когда-то спасавший страну.

Еще иногда позолота

Блеснет кое-где с высоты,

Еще с благодарностью кто-то

К доске прикрепляет цветы,

Но только всё реже и реже:

Дорога сюда далека…

Весеннею зеленью свежей

Прикроется скоро доска,

И спрячутся скромно во мраке

От глаз угловых фонарей

Французские Пьеры и Жаки

И с ними наш русский Андрей…

Как розу надгробную, музе

Я имя его отдаю:

Пусть знают в Советском Союзе

О русских, погибших в бою.

Пусть знают о том, что на свете,

Сквозь кривду, развал и разлад,

Росли эмигрантские дети

И выросли в русских солдат.

Связали и крепкие нити

С Россией – плела их война…

Храните, храните, храните

Угасшие их имена.

И младшеньким детям, и дедам

Пошлите отрадную весть:

Вели партизаны к победам

За мир, за свободу и честь.

И в зареве дальних пожарищ,

Глотая свинцовый туман,

Шел с ними их русский товарищ,

Шел к смерти Андрей, партизан.

 

О люди, когда-то вы знали,

За что эта кровь пролилась…

И в пышных гостиных Версаля

Расходятся гости, смеясь.

О страшном, об огненном годе

Ни слона, ни памяти нет.

Но нет и страшнее пародий,

Чем этот военный балет!

 

1950, Париж

 

* * *

 

Страницей каменной раскрыл Париж,

Проветривая пыльные седины.

В окошке голубятни море крыш,

Плеснув, окаменело, сгорбив спины.

С подоблачной чердачной высоты

Разглядываю сонмы серых зданий,

Химер на башнях, тюрьмы и мосты

В подзорную трубу воспоминаний.

Тумана перламутровая высь,

Она воздушной наклонилась чашей

Над городом, с которым мы сжились,

И над его судьбой, что стала нашей.

 

Всё так же спорами гремит Сенат,

Всё те же рыбаки стоят вдоль Сены,

И девушки, как пять веков назад,

Ткут при свечах, в подвалах, гобелены,

Вплетая нити в рыцарский доспех,

Грудь женщины и головы на плахе…

Всё тот же схоластический орех

Ломают босоногие монахи.

И каждый раз по-новому хорош,

Свистя чижом навстречу канонаде,

Веснушками обрызганный Гаврош

Под пулями стоит на баррикаде…

 

Вот у реки старинные ларьки –

В них книжный мир с его трухою хрупкой.

В бальзаковских ермолках старики

Его хранят, попыхивая трубкой.

Истории запутанный дневник

Листает невнимательный прохожий

И, не вникая в смутный говор книг,

Прельщается шагреневою кожей…

 

Одну игру сменив другой игрой,

Всех городов ребячливо-наивней,

Париж на землю проливал порой

Каскады роз и кровяные ливни.

Немало выстрадав и одолев,

Плечом к плечу с его мятежным духом,

Я вижу – он лежит, уснувший лев,

Но и во сне тревожно водит ухом,

Прислушиваясь…

Даль еще тиха.

Леса окрестные сомкнулись плотно,

И на флюгарке крылья петуха

В безветрии опущены дремотно.

Еще не вспыхнул красный гребешок!

А зоркий глаз косится на восток:

Когда же смогут в общем кличе слиться,

Булыжники рассветом опаля,

Неспящий голубь со стены Кремля

И гальская проснувшаяся птица?

 

1964, Майами

 

АМЕРИКАНСКАЯ НОЧЬ

 

Отгремели автомобили,

Отсверкали огни кино.

Бродяги давно допили

В притонах плохое вино.

 

Торгашу-конкуренту в пику

Взрастил финансовый туз

Парниковую землянику

Величиной с арбуз…

 

Погрузив необъятный хобот

В оскверненный им небосвод,

Проложил говорящий робот

До Венеры бомбопровод.

 

И, отклеив ресницы-спицы

От своих смертоносных глаз,

Мисс Америка спать ложится

В облаках голубых пластмасс…