2020-08-05
101
Три текста П.Маркова – не канонические образцы режиссерских портретов, сами заголовки их словно бы подразумевают некоторую неполноту высказывания: не «Товстоногов», «Анатолий Эфрос», «Любимов» - но «О Товстоногове», «Об Анатолии Эфросе», «О Любимове». В послесловии к четырехтомнику П.Маркова А.Анастасьев называет эти статьи этюдами[130], можно было бы назвать их также театрально-критическими очерками. Марков не прослеживает подробно путь режиссеров, не придерживается строгой хронологии поставленных ими спектаклей - краткий обзор творчества Товстоногова, Эфроса, Любимова и анализ отдельных спектаклей дается критиком лишь в самых общих чертах. В основе композиции каждого портрета, по сути, именно «поперечные» срезы, но возникающие в движении одного магистрального сюжета. Все три портрета написаны емкими характеристиками режиссерского дара в целом, в его наиболее принципиальных составляющих, слагаемых той самой формулы творчества, о которой шла речь выше.Из необходимых аспектов режиссерского метода Марков не упускает ни одного. Вот почему на примере этих текстов можно многому поучиться. В особенности же – умению видеть и оценивать творчество режиссера в историко-театральном контексте, что и является для Маркова сюжетом.
Театральное искусство как никакое другое связано с современностью, любой спектакль должен заинтересовать сегодняшнего зрителя происходящим «здесь и сейчас». При этом творчество режиссера, чей портрет предстоит написать студенту, может быть в разной степени укоренено в истории театра, культуры, как в разной степени ориентировано и на день сегодняшний. То и другое в какой-то мере определяет творческое самосознание художника, оказывается силой или слабостью режиссуры. Обо всем этом и возникает повод поразмышлять, анализируя историко-театральный, историко-культурный контекст как сюжетную основу текстов Маркова, посвященных его младшим современникам-режиссерам.
Кроме того, нужно сказать, что историко-театральный контекст в режиссерском портрете для студентов третьего курса наиболее труден, поскольку курс лекций по истории театра ХХ столетия читается в Театральной Академии на протяжении Y-YII семестров, то есть, знания начинающих театроведов по истории режиссерского театра именно в этот период только начинают складываться в систему. Поэтому задача педагога, ведущего семинар по теакритике – максимально помочь студентам рекомендацией необходимой литературы. Знать и понимать историко-театральный контекст творчества современной режиссуры, наследующей, в том числе, Товстоногову, Эфросу, Любимову, – также помогут сегодняшним студентам тексты Маркова.
Гаевский В. Станиславский// Гаевский В. Флейта Гамлета. М.: «Союзтеатр» СТД СССР, 1990. С.11-20.
Портрет, но не собственно режиссерский (поскольку масштаб сделанного Станиславским гораздо шире режиссуры как профессии). И не вполне театрально-критический жанр. Это театральная проза современного критика, который выступает в роли историка. Но – текст Гаевского может многому научить студентов, пишущих как актерский, так и режиссерский портрет, и всякий раз с живым интересом обсуждается участниками семинара. В частности, автор замечательно схватывает «ядро» творческого гения в его драматических противоречиях (Моцарт и Сальери в Станиславском, его одержимость и непоследовательность, артистичность и аскетизм и т.д.), что и позволяет найти искомую формулу творчества, формулу пути большого художника.
Стоит сказать, что сам по себе поиск такой «формулы» не является сверхзадачей при написании портрета - ни один из авторов, чьи тексты мы предлагаем для обсуждения, не ставит это своей главной целью. О соблазне «„сформулировать” человека, дать ему исчерпывающую дефиницию и затем меть уже дело не с живой материей, а с твоей моделью[…][131]», - пишет, например, А.Смелянский (о его тексте – ниже), предостерегая коллег от «бьющих мимо эпитетов и красивостей[132]». Тем более нужно предостеречь от этого студентов, профессионально неопытных критиков. Важнее не свести все к схеме, не потерять живые черты и вместе с ними объем, дыхание, разбег сюжета.
Запоминающиеся эпитеты и определения Гаевского далеки от внешней красивости, они вдохновенны и красивы, как красив и сам герой его портрета - «Гамлет чеховской эпохи»[133], «московский Гамлет, в старости – московский король Лир»[134] – они собираются автором из многих черт и черточек, глубоко осмысляемых и сопоставляемых фактов творческой биографии Станиславского, будучи подготовлены литературным строем, стилистикой всего текста.
