Шуйская тайная вечеря

1. «Гордость». Аршинные черные буквы прямо вопили в пространство: «вот они — мы! глядите!». На фоне невзрачных, по большей части сероватых, старых книг, расположенных на полке приходской библиотеки Шуйского храма Рождества Иоанна Предтечи, корешок этой явно выделялся. Черным фломастером по розовому картону. С таким названием нужно было обязательно вылезти из ряда вон. Обрести исключительность. Оригинальность. Уникальность. Одиночество. Или как бишь это в переводе на современный путанный? О! Самореализацию!

А Господь наш Иисус Христос, смирившийся до смерти и смерти Крестной, пришел в мир совсем за другим — собрать расточенных, объединить рассеянных, скрепить несговорчивых, примирить строптивых, умиротворить бунтовщиков, призвав их на Свою Царскую Трапезу. Пришёл, сказал, сделал и победил. Поэтому таким, как книжка-«гордость» остаётся пылиться на полке, время от времени бросаясь в глаза: «Эй! Куда? Стадо овечье! Вы — не рабы! Рабы — не вы! Шаг из ряда… тьфу ты! — из стада вон!»

Переворачиваю книжку на полке корешком внутрь. «Ну что, «Гордость», где твоё жало?» Гы:)

 

2. На Христовой трапезе в антураже сельского храма народу было много, несмотря на рабочий день. Люди откликнулись на призыв Божий прийти и деятельно поучаствовать в Тайной Вечере, которую в Великий Четверток вспоминает Православная Церковь. На ней Спа­си­те­лем бы­ло уста­нов­ле­но глав­ное Та­ин­ство на­шей ве­ры — Та­ин­ство Ев­ха­ри­стии, во вре­мя ко­то­ро­го ве­ру­ю­щие вку­ша­ют ис­тин­ные Те­ло и Кровь Хри­сто­вы. То бишь жили-были Федя, Маша, Катя, Андрей, знать друг друга не знали, а стали единокровными братьями и сестрами! О! А тут ещё и деток с десяток. У истории явно будет оптимистическое продолжение.

 

3. Кстати, об истории. В магазине лежит автобиографическая книжка, в которой Эмир Кустурица (режиссер, музыкант, писатель, мыслитель, храмостроитель…), рассказывая «о самом себе», пытается определить, «где моё место в этой истории?», подразумевая историю своей семьи, народа, государства. И мне подумалось, что это замечательный вопрос для Страстной Седмицы, когда мы шествуем за Господом через Сионскую горницу и Гефсимань на Голгофу, а затем ко Гробу, дабы своими собственными глазами узреть Тайну из Тайн — Воскресение Христово. Печаль Креста сменяется радостью Пасхи. А окружают нас и апостолы в смятенных чувствах, и фарисеи, и простые граждане, у которых настроение от «Осанна!» до «Распни!» меняется быстрее ветра, и праздношатающиеся персонажи, которым плевать на всё происходящее, и мироносицы, явившие необоримое мужество трепетного женского сердца… И значит, вопрос в задаче такой: где здесь я? где моё место в этой истории? а?..

Алчба и жажда. Тело и Кровь. Рука об руку радость и горе.

Я всё пытаюсь найти своё место в этой вселенской истории,

Споткнувшись и сто тысяч раз упав, разодрав одежду о тернии…

Господи, рядом с Крестом Твоим я не вижу себя среди верных.

 

Я всё понимаю — молитвы, молебны, Твои Таинства чередою,

Миллиарды прочитанных умных слов о том, как нам жить с Тобою.

Но когда я смотрю на Голгофский Крест, всё наносное тает.

Я всё понимаю — рождённый ползать только Силой Твоей летает

 

И то, если хочет. Обычно ж нет. В мире столько забавных игрушек,

Что порой забываешь: эта бренная плоть вмещает живую душу…

Помоги мне стать нищим у ног Твоих, а я разживусь цепью, что ли,

Чтоб ни вправо, ни влево потом не сбежать от Любви Твоей, Боже, и Боли.

 

4. В какой-то статье столкнулась со вздохом одного батюшки: богословствовать бы нам, как молитвенникам, а не как профессорам. Это он к тому, что реально книг мы прочли на три тонны, фразы церковно-славянские заплетаем с выражением неподдельной благости на лицах, но это всё теория. А жизнь — это практика, действие. И не просто — самостийное, а за Руку с Богом, по Его благословению, чтобы не свои непричёсанные мысли рулили (в сторону ада, куда ж ещё?), а чтоб орудием Воли Его святой стать и дать место Ему для созидания нашей жизни.

И вот тут-то вспоминается молитва: «Благодарю Тя, Господи, Боже мой, яко не отринул мя еси грешнаго, но общника мя быти святынь Твоих сподобил еси (…) … Да во святыни Твоей теми сохраняем, Твою благодать поминаю всегда, и не ктому себе живу, но Тебе, нашему Владыце и Благодетелю; (…) Ты бо еси истинное желание, и неизреченное веселие любящих Тя, Христе Боже наш, и Тя поет вся тварь во веки. Аминь».

Аккурат после Тайной Вечери читается. Которая не заканчивается вот уже более 2000 лет. Чудо!

 

ПАСХАЛЬНОЕ

 

Ждет душа в эти дни восклицательных знаков на белом листе.

Все разговоры о писанках, пасхах да куличах.

А я думаю, где бы я был тогда, при голгофском Кресте,

Кричал бы «Распни!» или стыдливо молчал?

 

Верба вся в мишуре, цыплята сгрудились вокруг.

Хозяйки пошли на свой кулинарный ринг.

А я думаю, там, в Гефсимани, какова была мера мук,

И Лобное место — оно на века иль на миг?

 

После пасхальной ночи замыкается времени круг:

И на улицах вновь маски-шоу, а по ящику «Поле чудес».

А я думаю, стоп-голова! Отдохни, посмотри вокруг —

Видишь, снова свершилось: Христос воскрес!

 

О! РУССКИЙ ПАСХА! ОГОНЬ!!!

(повествование, имеющее к Пасхе отдалённое отношение)

 

Христос Воскресе!

Когда поздним воскресным утром муж выразил удивление, что вся моя одежка, включая куртку, полощется по ветру на лоджии, причём вместе с рюкзаком, и от всех вещей за версту несёт дымом, я вспомнила трогательную книжку про эстонского пионера Агу Сихвку, который начинал свои объяснительные записки примерно так: «Чтобы честно рассказать, как всё было, я должен начать с того момента, когда…»

х х х

— Скажите, а это не страшно, что я поста не соблюдала? И куда лучше пойти на Пасху? А мой молодой человек не хочет креститься, что мне делать? А моя мама впервые в этом году искупалась в проруби на Крещение, это обязательно? А как правильно детей в вере воспитывать?

Перед тем, как поехать за город на Пасху, зашла в парикмахерскую, а то волосы стали создавать помехи в прицеле глаз. Там вполне себе современная девочка-парикмахер, которую я видела впервые в своей жизни, ни с того, ни с сего стала мне задавать такие нетривиальные для нынешней молодежи вопросы. Ни с чего. Меня это искренне удивляет, правда. Я могу стоять на кассе с выражением лица, по слову моей дочери, «кто маму обидит, лес из багажника увидит», могу на троллейбусной остановке, зевая, цветочки в ларьках разглядывать, могу по книжному магазину средь полок со «С.Т.А.Л.К.Е.Р»ом каким-нибудь бесоподобным бесцельно шарахаться, в маршрутке в окошко глядеть и ворон считать, причем МОЛЧА, но обязательно из воздуха соткётся человек, который, судя по всему, только меня и ждал, чтобы поговорить о насущном. Это может быть панк, цитирующий Фроста, бомж-выпускник какого-то там университета Министерства обороны, тётя гламурная… И их всех интересует «вера наша, вера славна…». Рабочий момент жизни, к которому, несмотря на очевидность, никак нельзя привыкнуть. Так что в парикмахерской произошло очередное чудо под названием «камни разговорились».

Христос воскресал на глазах.

 

х х х

В Прионежский район мы приехали во множественном числе. «Контактно» выражаясь, друзья и друзья друзей. Тишина, покой, пасхальная служба в ярко выраженном рождественском пейзаже, на которую мы буквально, как с войны, просыпались. Страстная Седмица далась всем как никогда тяжело, поэтому малодушно хотелось сбросить уже гору с плеч на предпоследнем издыхании. Нет терпения, совсем нет. И будет ли? That is the question, как написал великий Шекспир, тоже человек военный, судя по переводу фамилии («потрясающий копьём»).

—… Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! — запел батюшка перед дверьми храма, а на него в ответ вырвались клубы едкого дыма. Храм изнутри горел. «Ибо Господь, Бог твой, есть огнь поядающий…» (Втор. 4:24), — пронеслось в голове, когда мужики с моим другом Сашей бросились внутрь, чтобы потушить канун, заполыхавший от неудачно упавшей свечки. Горел линолеум и стена, к которой канун примыкал. Дышать было нечем (ну, меня ж тоже потянуло в центр события секунд на 30), видимость нулевая. Парни во главе с батюшкой голыми руками побеждали огонь.

Я, по-гумилёвски, вышла на воздух, «рассветные тени бродили так нежно по нежным снегам».

— Тётя Валя, а там папе плохо. Его мама откачивает, — говорит мне дочь Андрея, тоже друга моего. — Он там, в комнатке при храме… Песок из почек выходит. А лекарства он не взял с собой, мы собирались быстро.

Божья любовь границ не знает. Только осознаешь ты это не сразу, благодаря замедленной реакции окаменевшего сердца. А сначала… Правильно, «за что ему? нам? мне?». Жестяная банка вместо сердца, похоже, неистребима. У меня одно время кличка семейная была «фармацевт» — как-то включается, бывает, соображаловка, какую таблетку за щеку положить, и, главное, она часто оказывается с собой, поэтому Андрея удалось, с Божией помощью, в состояние стояния вернуть. Как и р. Б. Александру глаза реабилитировать, которые после пребывания в горящем храме обычное состояние не скоро приобрели.

Война продолжалась в режиме «госпиталь».

Христос тем временем воистину воскрес.

 

х х х

В клубах рассеивающегося дыма батюшка продолжал службу. Он вышел на солею и стал кадить храм.

— О! Русский Пасха! Русский культур! — залопотал рядом со мной неизвестно откуда взявшийся финский дед со смартфоном. Его потрясло, что даже на пожарищах мы дыму нагоняем. Сильный народ. Да. Я чуть было не откликнулась, что «show must go on» при любых раскладах, но удержалась, т. к. в последнее время поняла, что спасительнее молчать.

Честно скажу, не знаю слов, чтобы передать то, что я ощущаю на Пасху. Воскресение Христово — это термин из категориального аппарата науки о новой земле и новом небе, мне недоступной. Тем паче, что являюсь меланхоликом со слабым типом нервной системы, поэтому то, что чувствую, и то, что есть на самом деле, может абсолютно не совпадать. У меня обычно всё ярче, резче, острее. Ну вот стишок могу нацарапать, потому что он априори выше моей личности, соответственно, может дать разъяснение, что к чему. Типа «А всё ж Он воскрес — и ломается вычурный слог, / И зуб на зуб не попадает от счастья. / Он воскрес — это чувствует каждый эритроцит…»

Такой вот «русский Пасха» — 2017.

«Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

Огонь!!!

ШУЯ. 1 МАЯ

 

Я понимаю, что в риторике небезупречна,

И вбиваю гвозди, где надо шептать елейно,

Но Брат наш Христос сегодня воскрес. Далеко не фигурой речи,

А реально — у нас на глазах. Звучит неблагоговейно.

 

Нет чтобы там «Превеликий Небесный Бог»

Или о тайнах тайн, к коим Адам непричастен…

А всё ж Он воскрес — и ломается вычурный слог,

И зуб на зуб не попадает от счастья.

 

Он воскрес — это чувствует каждый эритроцит,

Так, что с трудом в легкие воздух влетает,

Он воскрес! И для планеты, и для капли росы.

 

И все остальные слова в пасхальном возгласе тают.