Виды пастырского благодатного посредничества, их относительное значение

Всякое посредничество предполагает взаимообщение двух сторон чрез третье лицо, занимающее промежуточное между теми положение. Степени же этого взаимообщения, или виды, могут быть различны в зависимости от той или иной близости сторон — от личного непосредственного общения их и до посредственной передачи от одной к другой стороне чрез третье лицо; но тем не менее во всех этих видах основными элементами, следовательно, являются 1) то или иное общение, 2) зависящее главным образом со стороны высшей и 3) непременно чрез третье посредствующее лицо.

Но если мы теперь с точки зрения этих элементов всмотримся в пастырское служение, то увидим, что все они заключаются в разных его видах. В ряду их первое место (хотя бы по степени всеобщности и необходимости употребления в пастырской деятельности) занимает совершение таинств — сторона тайноводственная, чисто благодатная. Здесь уж совершенно ясно выступают все три элемента; правда, сам по себе всякий пастырь, каков бы он ни был, не имеет существенного значения, но без него, без его благодатных полномочий не может быть совершенно тайноводствие (за исключением — по принципу «икономии» Церкви — крещения), а, следовательно, тайноводственное 1) общение людей с Богом совершается 2) при его посредстве как тайносовершителя, 3) хотя главный деятель — благодать Божия.

Второе место (опять-таки хотя бы по обычному употреблению) принадлежит стороне богослужебной, молитвенной. И здесь пастырь является (по крайней мере по идеалу) не только и даже не столько одним в ряду молящихся, сколько 1) предстоятелем от лица 2) всех пред Богом, приносящим Ему 3) по благодати священства молитвы от народа и за него, то есть, следовательно, посредником — молитвенником.

Наконец, сторона руководственная, к которой должно отнести как личное, интимное общение пастыря с отдельными членами паствы, так и общую проповедь (учительство) для всех в совокупности, обнимает те же три элемента. И здесь цель одна и та же должна быть: 1) приведение слушателей в самый ли момент беседы или затем, впоследствии, к общению их с Богом; далее 2) истинно действующим фактором и здесь является благодать Божия, ибо без нее не может быть истинного общения, в лучшем случае будет поддельно живое, то есть прелестное, и, 3) наконец, пастырь является здесь опять-таки орудием, то есть представителем Бога, провозвестником и передатчиком Его слова, действенного в самом себе, с одной стороны, и возгреваемого им, с другой стороны, в душах пасомых чрез его веру, любовь, смирение, дерзновение, но опять и это — по особой благодати, полученной им от Бога же и им самим лишь поддерживаемой и питаемой — следовательно, здесь пастырь является посредником — вестником и воспитателем.

Таким образом, мы видим, что действительно во всех частных проявлениях пастырского служения заключаются указанные элементы благодатного посредничества, хотя и в различной степени. А последним определяется и сравнительное достоинство видов служения. Вопрос же этот имеет важное значение; от такого или иного его освещения зависит самосознание как пастыря, так и пасомых, отсюда же точнее выяснится и специально-православный характер пастырства в отличие его от других исповеданий.

В последнее особенно время, хотя это наблюдалось и ранее, у нас не только в интеллигенции, но даже и в среде самого пастырства стал складываться взгляд на это служение, так сказать, более или менее естественный, «душевный». Стороны тайноводственная и молитвенная в современном сознании отступили на второй план, как нечто механическое, маловажное, неинтересное, — наоборот, теперь, особенно с подъемом требований со стороны общества и одушевлением в среде самого духовенства, весьма повысились требования со стороны руководственной вообще и в частности со стороны проповедничества. Эта точка зрения проникла довольно глубоко в сознание интеллигенции, а отчасти проникает даже и в народ, особенно же в сектантствуюшую массу. Теперь в особенности стали оценивать пастырское служение именно по степени той или иной проповеднической талантливости в частности и значения личности пастыря вообще. Ввиду же многих сторон наличной пастырской жизни и деятельности, не удовлетворяющих указанным современным требованиям, все чаще раздаются голоса, особенно же со стороны сектантов, что в Православной Церкви «нет пастырей» истинных, а отсюда мысль переносится и на оскудение нашей Церкви вообще.

Но мало того, даже и в среде самого духовенства, особенно же городского, постепенно гаснет взгляд на себя как прежде всего на благодатных посредников и молитвенников-предстателей, гаснет если еще не в сознании, не в теории, то во всяком случае в сердце, в живой психологии, а следовательно, и на практике. Наоборот, и здесь растет в смысле оценки и даже в количественном отношении служение проповедническое, учительно-воспитательное. В ответ на подобного рода общественные настроения и воззрения пастырское богословие и обязано выяснить сравнительное достоинство разных видов пастырского служения.

Исходной точкой зрения в этом вопросе должен быть взят указанный уже основной пункт о сущности этого служения как благодатного возрождения людей, благодатного посредничества.

Как совершенно ясно из существа самого понятия о спасении, главным деятелем (фактором) является сам Господь, благодать Божия. Люди, кто бы и каковы бы они ни были, сами по себе существенного значения не имеют, в лучшем случае они являются лишь орудием в руках Единого и Того же Господа. Следовательно, значение и личности пастыря имеет характер лишь второстепенный, посредствующий по отношению к Единому Пастырена-чальнику Христу, к благодати Духа, которой принадлежит, в сущности, все. Об этом замечательно ярко говорит св. Иоанн Златоуст: «Не будем рассуждать» о достоинстве пастыря; «устыдимся того дня, в который он просветил нас крещением... Он каждый день служит тебе, предлагает чтение Писания, для тебя украшает дом Божий, для тебя бодрствует, за тебя предстоит и ходатайствует пред Богом, за тебя творит прошения, для тебя совершает все свое служение. Этого устыдись, это представляй и подходи к нему со всяким благоговением. Он нехорош? Но скажи мне — что из этого? И хороший разве сам сообщает тебе великие блага? Нет... Бог действовал и через волов при кивоте (см.: 2 Цар. 6:6-12). Разве жизнь священника или добродетель его может совершить что-нибудь подобное? Дары Божии не таковы, чтобы они зависели от священнической добродетели: все происходит от благодати. Дело священника только отверзать уста, а все совершает Бог, священник же исполняет только видимые действия. Вспомни, какое расстояние между Иоанном и Иисусом; послушай, что говорит сам Иоанн: Аз требую тобою креститься (Мф. 3:14), и еще: Несмь достоин, да отрешу ремень сапогу (Ин. 1:27)». «Нет ни одного человека, который бы отстоял от другого так далеко, как Иоанн от Иисуса». «И однако, несмотря на такое расстояние (при крещении от него Иисуса), сошел Дух, Которого не имел Иоанн. И однако, Дух не сошел прежде, нежели совершенно было крещение; впрочем, и не Иоанн сделал то, что Он сошел. Для чего же так было? Чтобы ты знал, что священник совершает только видимые действия», а «все устрояет Бог, все совершает Бог» (XI, 771).

Таково самое существенное разрешение вопроса о главном факторе спасения. Не входя пока здесь в более подробное рассмотрение значения личности пастыря, мы, таким образом, можем отметить, что, во всяком случае, значение ее самой по себе — второстепенное. Во всех видах пастырского служения — тайноводственном, молитвенном и руководственном — чрез всякого пастыря действует собственно сам Господь. Таков общий ответ.

Обратимся к частным сторонам. Если существо спасения совершается самою благодатью, то совершенно законно, что Православная Церковь всегда считала и считает, что главным назначением пастыря, как посредника спасения, является тот вид его служения, в котором человек больше всего, ближе всего, непосредственнее получает через пастыря благодать Святаго Духа, теснее сам вступает в общение с Богом. А таковым служением и является совершение прежде всего семи Таинств, а затем и вообще всех молитвенных чиноположений и действий (так называемых обрядов: освящение воды, пострижение в иночество, благословление и прочее), чрез которые в той или иной степени непосредственно подается соответственная благодать Святаго Духа. Следовательно, самая главная сторона в пастырском служении естьсторонатай-новодственная, или (назовем ее в отличие от других) благодатно-таинственная, мистическая. Это, можно сказать, есть «посредничество непосредственное», прямое, а следовательно, и более важное. Впрочем, важность этого вида служения признается, хотя бы иногда, и теоретически. Но зато гораздо меньше должного приписывается теперь значения стороне молитвенной. По идеалу молитвенник, находясь посредине между Богом и людьми и как бы одной рукой — по благодати пастырской любви — держа вверенную паству, другой — по полученной благодати дерзновения — емлется за Самого Бога, ходатайствуя пред Ним о ниспослании той или иной благодатной помощи для просящих чрез него или хотя бы помимо просьбы паствы, по его личной инициативе и желанию. В сущности говоря, это молитвенное посредничество есть, таким образом, лишь частный вид или продолжение предыдущего служения: там Святая Церковь учредила совершение таких благодатных действий, которые относятся к наиболее часто повторяющимся (типичным) явлениям жизни христианина. Но, помимо этого, в жизни каждого отдельного человека или общества могут случиться такие особенные, исключительные события, которые не подходят вполне под установленные священнодействия и обряды. Для таких случаев Господь и даровал пастырю право обращаться к Нему всякий раз с особыми ходатайствами о ниспослании верующим особой потребной благодати³⁰, ибо она нужна постоянно и во всех обстоятельствах жизни человека, и нужна гораздо необходимее, чем всевозможные человеческие предосторожности, убеждения, знания, советы, просьбы и прочие средства.

³⁰      Как на аналогию можно указать, например, на дарование монарших милостей в обычные, уже оформленные законом сроки, но, кроме этого, дается право в потребных случаях входить и с особыми, дополнительными представлениями.

Ввиду такого значения молитвенной стороны православный пастырь должен ценить ее очень высоко, ставя ее почти рядом или по крайней мере на втором месте после мистического посредничества, хотя в известном смысле ее можно отнести и прямо к первому виду непосредственного посредничества, с тою лишь разницей, что степень этой непосредственности, конечно, все же здесь меньшая по сравнению с Таинствами. На эту именно сторону и мало современные пастыри обращают внимания. И может быть, приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский, чувствуя еще на студенческой скамье омертвение пастырского духа с указанной стороны, и возгорелся тем пламенем пастырско-молитвенного духа предстательства пред Богом, который был его отличительной чертой и к которому он относил не только обычно понимаемую молитву в смысле прошений, благодарений и прочего, но и сторону тайноводственную (особенно же Евхаристию, как совершаемую чрез молитву пастыря). Поэтому-то и в дневнике своем он пишет: «Пастырь душ... должен главнейшею заботою иметь то, чтобы без греха предстоять Престолу Божию и воздевать преподобные руки о всех людях и спасать рано или поздно вверенные ему души» (V, 201), «по благодати, данной» ему «от Бога молиться за людей Божиих» (V, 267). Таким образом, это благодатно-молитвенное посредничество должно занимать в самосознании пастыря второе, по существу, место, стоя ближе к мистическому, то есть наиболее важному, виду его служения.

И уже поэтому самому третий вид пастырского служения — руководство — должен быть поставлен на последнее место. Это и естественно. Здесь действие Божественной благодати, общение с Богом хотя и несомненны, но они не носят такого характера непосредственности, как первые два вида. Тут выступает отчасти новый фактор, посредствующий даже между пастырем и пасомыми, — это человеческое слово, а всякое слово касается прежде всего стороны мыслительной и лишь отсюда переходит на чувство, на сердце, как на орган, преимущественно способный к религиозным переживаниям. Поэтому хотя отчасти и в самый момент руководства пасомый в той или иной степени вводится, хотя бы в мысли, в общение с Богом, но собственно этот вид пастырского служения является больше подготовкой к самой сущности религиозной жизни человека — к Таинствам, молитве, непосредственному общению, а потому и должен быть назван в отличие от предшествующих видов посредничеством непрямым или, так сказать, «посредственным посредничеством».

Итак, по существу дела на первом месте и как наиболее важные в пастырском служении должны быть поставлены тайноводственная и молитвенная стороны и лишь после них сторона руководственная, частнее, проповедническая.

Подобный взгляд на сравнительное значение разных видов пастырства не всеми теперь принимается вполне согласно, как уже мы и говорили. И в этом отношении почти во всех курсах по пастырскому богословию преимущественное внимание уделяется большей частью стороне последней, а если где (в старых по преимуществу руководствах) и отмечаются более главные виды, то довольно бегло, формально, а количественно почти все внимание опять переносится на «учительство» и «пастырство», то есть руководство. Даже Высокопреосвященный архиепископ Антоний³¹ сущность пастырского служения перенес преимущественно на нравственную сторону, на дар «благодатной сострадательной любви к пастве», как «самой сущности пастырского служения»³². Между тем любовь лишь один из даров хиротонии, и не самый первый. Наиболее полным и верным взглядом на рассматриваемый вопрос отличаются воззрения проф. Певницкого (см. выше), но у него нет объединяющей цельности и не оттенены главные стороны³³.

³¹     Если только в напечатанных лекциях его полно изложен существенный взгляд на дело, что более вероятно, ибо он (см.далее) определяет «самую сущность пастырского служения».⁵² Антоний (Храповицкий), митр. Указ. соч. С. 18.

³³      Певницкий В.Ф. Указ. соч. С. 34.

Поэтому (по нашему мнению) с особенной силой должно теперь подчеркивать самую основную мысль, что пастырь прежде всего есть «представитель Самого Христа Господа», как говорит о. Иоанн (V, 14), «облеченный Его властию и силою» (V, 365); должно оттенять именно его благодатные преимущества, сторону, преимущественно обращенную, так сказать, к Богу, по которой он является носителем Божественных сил и раздаятелем их верующим³⁴.

³⁴      Как на аналогию можно указать на правительственных посланников (консулов), которые являются полномочными представителями своих государей для зашиты интересов их истраны.

Его дело, говорит св. Григорий Богослов, людей «соделать богами и причастниками горнего блаженства»чему более всего способствует, «как важнейшее», совершаемое в церкви «таинственное и горе возводящее, Богослужение, которое у нас всего превосходнее и досточтимее» (1, 24). Но ярче других эта мысль выражена у другого, современного нам писателя-подвижника архипастыря еп. Феофана Затворника. Пастырское «служение, — говорит он, — обнимает все, что совершается в Церкви: все чины церковные, молитвенные, освятительные, совершительные (Таинства)». «Это, — говорит он, — сердце пастырских трудов. Слово (проповедь, руководство) действует, правда, но, если не закрепить его в сердце силою Божиею, действие его испарится и душа опять пуста. Сеемое словом растворяется с душою благодатию Таинств и далее развивается молитвенными чинами Церкви... Благодать созидает». «Следовательно, — заключает он, — дело служения в показанном смысле (то есть таинств и молитвы) должно занимать наибольшую часть работ и попечений пастырских, как оно и есть в Православной Церкви. Веди пастырь эту часть боголепно и увидишь дивные плоды своего пастырства, невидимое, таинственное пасение паствы»³⁵.

^3S      Феофан Затворник, свт. Толкование на Ефесян. С. 294—295.

И собственно это воззвание на первенство тайновод-ственно-молитвенной стороны есть общецерковное, святоотеческое. Мы уже видели, как св. Иоанн Златоуст, защищая достоинство пастыря от критики и осуждения его мирянами, прежде всего ссылается именно на эти преимущества его служения (XI, 111). Точно так же и в своих знаменитых словах «О Священстве», как известно, прежде всего указывает на власть пастыря совершать Таинства, и особенно Евхаристию, посредством которых он вводит людей в Царство Небесное. Всем известны его слова: «Священнослужение совершается на земле, но по чиноположению небесному, и весьма справедливо, потому что ни человек, ни ангел, ни архангел и ни другая какая-либо сотворенная сила, но Сам Утешитель учредил это чино-последование и людей, еще облеченных плотию, соделал представителями ангельского служения... служения благодатного», и непосредственно за тем он говорит о тай-носовершительной власти пастыря, «которому вручено рождение духовное» (I, 424-425. – О священстве. Слово третье). Святой Симеон Новый Богослов целое (11-е) Слово посвящает защите достоинства пастырей — посредников между Богом и людьми и опять-таки прежде всего указывает на таинственную сторону (1, 92-121)³⁶. Поэтому указываемое воззрение на пастырство действительно есть воззрение «Православной Церкви», как говорит (см. выше) еп. Феофан Затворник.

³⁶      Здесь и далее цит. по: Творения святого священномученика Киприана, епископа Карфагенского. 2-е изд. Киев, 1891. 2 ч. Римскими цифрами обозначены части (тома), арабскими — страницы. – Прим. ред. См. еще св. Киприан Карфагенский. I, 305 и др.

Но как же в таком случае можно объяснить, что у тех же святых отцов нередко можно встретить по видимому противоположного рода суждения? Например, тот же св. Григорий Богослов говорит, что «первою» «обязанностью» своею считает он «даяти во время житомерие слова», богословствование (I, 29), и поэтому он, равно как и св. Иоанн Златоуст, оба написавшие свои слова о священстве в объяснение своего отказа от пастырства, большую часть своих оправдательных доводов относят все же к руководству, к «искусству из искусств, науке из наук» «править человеком, самым хитрым и изменчивым животным» (I, 20), понимая под этим и проповедь, и личное воспитание каждого. В подтверждение этого можно сослаться даже и на Слово Божие, ибо и Христос Спаситель, посылая Своих учеников сказал им: Шедше убо научите сначала, а потом крестите и уже снова учите блюсти вся (Мф. 28:19). И апостолы преимущественным своим делом считали служение слова и молитву (см.: Деян. 6:4), а апостол Павел даже благодарит Бога, что никого из коринфян не крестил, кроме Криспа и Гаия, ибо Христос послал его не крестить, а благовествовать (1 Кор. 1:14, 17).

В ответ на это прежде всего должно сказать, что, правда, и сама проповедь, как слово «духа и силы» благодати Божией, способна (как и выше изъяснялось) действовать тем же путем таинственного воздействия Духа Святаго, то есть способна духовно возрождать. Благовествовани-ем, — говорит апостол Павел, — аз вы родих (1 Кор. 4:15), так что благовествование далее прямо называется священнодействием (Рим. 15:16). Но это возрождение все же предварительное, после оно непременно должно было закрепляться более существенным действием — Таинствами. Но так как, прежде чем приступить к крещению, необходимо бывает еще именно научиться вере, то вполне естественно, что апостолы, как первоначальные насадители веры, были уполномочены Господом и должны были прежде всего заботиться о научении. Следовательно, «первым» благовествование должно быть названо в порядке возрождения, а не по существу его.

Что же касается, в частности, слова апостола Павла, то это объясняется, как видно из следующих 15—16 стихов, его опасением, что если бы он еще и совершал крещение, то неразумные коринфяне не только назывались бы его именем, но и стали приписывать ему силу крещения. Этим, говорит св. Иоанн Златоуст, он «низлагает» их (коринфян) «высокомерие», а не «унижает силу крещения» (X, 23). Наконец, «первой» может быть названа обязанность учительства и по степени ее важности, но не со стороны существа, не со стороны Божественной, не для спасения, а со стороны требований от пастырей, со стороны, так сказать, человеческого подвига; действительно, с этой точки зрения истинное руководство важнее и труднее всего. Поэтому, говорит св. Иоанн Златоуст, «благовествовать предоставлено было не многим», «благоразумнейшим, потому что тут нужен труд и усилие, а крестить мог всякий, имевший священство» (X, 24-25). И тем более естественно это потому, что святые отцы, отказавшиеся от священства, в оправдание свое должны были ссылаться именно на такие трудности, которые зависели от их свободной воли, от них самих и к чему они считали себя по смирению неспособными; среди этих трудностей, или «обязанностей», конечно, первой было руководство, учительство. Но, подобно тому как литургию совершать нетрудно всякому пастырю и хотя она всегда одна и та же, однако она несравненно важнее, в смысле действия ко спасению, тех бесчисленных проповедей, которые во время ее же произносятся; хотя последние требуют и некоторых особенных дарований, и умения, и труда, так то же самое нужно приложить и вообще по отношению к тайноводственной и учительной стороне: первая, можно так сказать, есть как бы тот существенный minimum sine qua поп³⁷ пастырства, а последняя есть своего рода уже как бы сверхнормное преимущество,

³⁷     Непременный минимум (лат.). – Прим. ред.

поэтому-то апостол Павел нимало не осуждает пастырей не благовествуюших, как негодных по этому самому, а тем пресвитерам, говорит он, которые, кроме того, управляют еще и прилежно, и особенно если трудятся в слове и учении, должно оказывать сугубую честь (1 Тим. 5:17). А если сугубую, то ясно, что всякая сверхдолжная награда дается и за сверхнормные труды.

Итак, первой может быть названа обязанность учительства не по существу спасения пасомых, а по порядку духовного возрождения их и по степени подвига со стороны самих пастырей. По существу же важнее другие виды пастырства.

Этот изложенный взгляд на сущность и сравнительное значение видов пастырского служения приводит к весьма важным выводам, прежде всего по отношению к неправильному пониманию задач пастырства, затем по отношению самосознания пастырей и паствы.