О борьбе со страстями

Обратимся к десятому поучению аввы Дорофея: «Как должно разумно и внимательно проходить путь Божий».

Авва вновь и вновь повторяет: человек, желающий научиться добродетели, прежде всего, должен выработать в себе навык к ней. «Навык» – действительно ключевое слово, и, размышляя о духовной жизни, о преодолении страстей, мы должны вспоминать о нем как можно чаще.

Приобрести навык – означает взять что-то за правило и неукоснительно это правило исполнять. Если в начале духовного пути человек совершенствуется в добрых навыках, то, продолжая подвизаться, он мало-помалу укрепляется в добродетели. Преподобный Иоанн в знаменитой «Лествице» пишет в том числе и о том, что всякой страсти следует противопоставлять добродетель в качестве ее противоположности.

Попытаемся определить для себя, что такое «стяжать добродетель» и кого можно назвать добродетельным человеком? Того, кто творит добро? Но разве мы с вами никогда не совершаем добрых поступков?

Дело в том, что добродетельность – качество непреходящее. Если человек милосерден, то он останется милосердным, как бы ни складывались его жизненные обстоятельства; если целомудрен, то целомудрен, несмотря на любые искушения; если смиренен, то смиренен всегда; если добр, то добр ко всем; если честен, то каждую минуту своей жизни.

Добродетель делает человека постоянным, незыблемым. Ну а мы в добре непостоянны. Мы стремимся к добру, искренне желаем добра, мы считаем себя добродетельными, потому что это душевное качество нам нравится, мы считаем его возвышенным и хотели бы им обладать. Но первый признак отсутствия добродетели – отсутствие постоянства. Человек, не стяжавший добродетель по-настоящему, ни за что не преодолеет искушений. Даже если в духовном порыве ему удастся достичь некоторой высоты, дальше он не пойдет, да и на ней не удержится. Наша жизнь такова, что добродетель для нас – скорее внезапность и случайность, а не характер нашего существа, не способ существования. А достигается добродетель только путем приобретения добрых навыков.

Авва Дорофей приводит пример из своего детства. Поначалу ему с трудом давались науки. Однако в конце концов плохой ученик не просто становится хорошим, но приобретает жажду познания, которая становится добродетелью, то есть качеством постоянным, без которого человек не живет. Состояние навыка, благой привычки можно назвать добродетелью. Это – замечательная привычка делать добро, без чего человек обойтись не может. Он не в силах забыть об этой привычке, потому что она действует уже помимо его воли, сверх его сознания.

К величайшему сожалению, по такому же принципу в человеке действуют и страсти, таков же путь приобретения пороков, которые постепенно становятся господствующими. Они полностью подчиняют волю, и человек уже не владеет собой – эти страсти действуют помимо его рассудка, помимо его желаний.

Авва Дорофей говорит, что по устроению души люди делятся на три типа: одни действуют по страсти, другие пребывают в борьбе со своими страстями, третьи искореняют в себе страсть, побеждают ее.

Когда авва рассуждает о том, как человек впадает в страсть, как зло начинает в нем действовать, он опять говорит о природе зла, о том, что зло не имеет самостоятельной природы, не может существовать автономно, не обладает собственным бытием, потому что всякое зло – есть уклонение от добродетели. Это – болезнь души, лишившейся естественного состояния, потому что наше естественное состояние – добродетель.

Когда человек дышит, пьет воду или ест хлеб, он делает это естественно, неосознанно, не оценивая, хорошо это или плохо, правильно или нет. Добродетель – тоже естественное состояние, только для человеческой души. Лишаясь естественного состояния добродетели, человек погружается в состояние неестественное. Зло совершенно неестественно для человека; оно является мукой, и всякий грех как проявление зла тоже становится мукой.

Встает вопрос о том, что же мучает грешника в аду. Так вот, грех и есть та самая мука. Это – та страсть, через которую человек фактически соединяется с адом, тот недуг души, то искажение и противоестественность его состояния, из-за которых он не может наследовать Царство Небесное, потому что все, что неестественно, искривлено, должно быть выпрямлено и уврачевано покаянием. Если этого не сделано, то прикоснуться к истине невозможно. Но так как зло не имеет собственного бытия, так как по сути своей оно лишено абсолютной силы, то, конечно же, у человека, который естественным образом призван к добру, который естественным образом сотворен добродетельным, всегда достанет сил победить в себе зло. Мы не можем оправдать себя, не можем утверждать, что не в состоянии с собой справиться. Каждому дается столько помощи Божией, сколько необходимо для преодоления любого греха.

Важно вспоминать об этом, впадая в отчаяние от мелких грехов, с которыми нам никак не удается справиться. В такие минуты нужно собраться с мыслями и понять, какая же страсть над нами господствует, как называется этот недуг души, какой диагноз мы можем поставить себе посредством исповеди. Потом следует подумать, какая добродетель противостоит этой болезни и как нам победить самих себя. Каждый должен составить для себя план, проложить духовный маршрут, следуя по которому возможно победить свою страсть.

Что такое действовать по страсти? Это значит потакать ей, постоянно себя оправдывая, не каясь и не укоряя себя. Обычно поначалу речь идет о каких-то «мелких» проступках; человек не сразу погружается в состояние губительных адских страстей, описанных в романах Достоевского.

Чаще всего нас одолевают гневливость и раздражительность. Мы не просто обижаемся, но подолгу вспоминаем неприятный разговор, думаем, что еще должны были сказать, что еще могли бы сделать. Это значит, что наш гнев уже превратился в навык, потому что мы ничего не сделали для того, чтобы себя самоукорить, чтобы найти возможность что-то противопоставить этому греховному устремлению. Мучительно ли это? Мучительно. Тяжело ли? Очень тяжело, потому что грех испепеляет человеческую душу.

Авва Дорофей констатирует горькую истину: всякая страсть, насколько бы малой она ни казалась, принадлежит аду. Это значит, что, коль скоро мы себя приучили к какой-то страсти, этим уголком нашей души мы уже пребываем в аду. Даже искренне захотев покаяться, мы не сможем преодолеть свою страсть, не получив помощи от святых угодников Божиих. Только когда человек это поймет и по-настоящему испугается, когда действительно захочет избавиться от греха, он вступит на первую ступень страха Божия и начнет бояться адских мук.

Вслед за этим кающийся достигает второго устроения души, называющегося борьбой со страстями. В этом состоянии, я надеюсь, находится большинство христиан. Человек еще действует по страсти, но сознает, что им движет страсть, внутренне ей противостоит и борется с ней покаянием. Эта борьба – и есть истинный путь к добродетели. Человек еще не добродетелен, он еще не стал хорошим, но сама внутренняя борьба и противостояние страстям выводят его из ада.

Порой мы гневаемся и обижаем ближних, но потом скорбим и миримся с ними, признавая свою вину. Так может продолжаться долго, тем не менее человек уже осознал нависшую над ним страшную угрозу ада и получает благодатные утешения от Бога, придающие силы продолжать духовную брань. Как мы видим, это состояние определенным образом соответствует второй ступени страха Божия, когда мы называемся наемниками, работающими за плату.

Наконец, человек искоренил в себе страсти и живет одной добродетелью. Этот этап можно сопоставить с третьим состоянием души, когда мы усыновляемся Отцу.

Авва Дорофей приводит такой пример: если представить, что вокруг летят стрелы, то те, кто под эти стрелы подставляется, то есть действует по страсти, сами вонзают в свои сердца стрелы врага. Те, кто борется со страстями, умеют исторгнуть стрелы из своих сердец, а победившие страсти направляют стрелы во врага, поражают и побеждают его. Это состояние добродетели, и ему нет конца, оно уходит в бесконечность.

Давайте подумаем, как через приобретение малого навыка нащупать путь от страсти к добродетели. К примеру, существует смирение, а есть гордыня. Отыщем маленький мостик, по которому мы смогли бы отодвинуться от одного полюса и приблизиться к другому. Например, попробуем справиться с ленью. Я предлагаю всякий раз мысленно произносить: «Надо взять себе за правило…» Что, например, следует взять за правило ленивому человеку? Ту малую добродетель, которую и ленивый может понести.

Однажды старец послал послушника выпалывать сорняки, и тот без труда выполнил поручение. Так продолжалось в течение нескольких дней, а потом юноша подумал: зачем мне ежедневно отправляться в любую погоду в поле? Схожу туда через недельку-другую и за пару часов управлюсь с работой! Так он и поступил, однако поле к тому времени заросло настолько, что справиться с сорняками ему оказалось уже не по силам. Послушник вернулся к духовному отцу и смущенно проговорил:

– Прости меня, отче! Научи, как мне быть теперь?

– Каждый день пропалывай хотя бы небольшую полоску длиной в собственный рост, – посоветовал ему старец.

Послушался юноша, превратил малое дело в навык и со временем вычистил поле от терний.

Каждый может найти то малое, чего должен придерживаться в любом случае, например, выполнять посильное молитвенное правило, но постоянно, ходить каждое воскресенье на литургию и причащаться. Человек, непрестанно работающий над собой, прибавляет на каждом этапе нечто такое, что становится потребностью его души.

Таким образом, с помощью Божией мы мало-помалу преодолеваем страсть, называемую ленью, и приобретаем добродетель хоть малого, но трудолюбия. Главное – не впадать в отчаяние при неудаче.

Говоря об исполнении молитвенного правила, я подчеркиваю, что само по себе оно не является непременным условием для Причастия. Святитель Игнатий Брянчанинов19 говорил о том, что не человек для правила, а правило для человека.

* * *

Поучение одиннадцатое: «Как должно стараться скорее отсекать страсти, прежде нежели они обратятся в злой навык души». Это поучение продолжает десятую главу, потому что охватывает, в сущности, ту же тему.

Авва Дорофей также пишет здесь о приобретении навыка и повторяет, что у всякой страсти есть противостоящая ей добродетель. Давайте выберем несколько пар: «празднословие – молитвенность», «сребролюбие – бескорыстие», «осуждение – самоукорение».

Начнем с празднословия. Как и у всякого другого греха, в основе празднословия лежит небрежение в малом: ну что произойдет, если я произнесу какое-то слово? Что случится, если я посмеюсь над чем-то?

Так же как и всякий грех, празднословие укореняется в человеке незаметно. Господь предупреждает: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф.12:36–37). Мы сталкиваемся с очевидным парадоксом: суд Божий по отношению к празднословию очень суров, а наше внутреннее осуждение празднословия, напротив, совершенно незначительно. Это действительно тот грех души, та незаметная ежедневная, может быть, даже ежечасная страсть, которая остается незамеченной, но превращает человека в раба. Авва Дорофей рассуждает о том, что орел, хотя бы одним когтем зацепившийся за сетку, уже попался, уже стал пленником. То же самое относится и к человеческой душе: если хотя бы один злой навык превратился в нас в страсть, то эта страсть повинна аду.

Какие пороки неразрывно связаны с празднословием? Осуждение, тщеславие, скабрезные разговоры, сальные шутки и ложь. Человек чаще всего обнаруживает в себе эту страсть, сталкиваясь с величайшей душевной опустошенностью. Обычно это случается после принятия Святых Христовых Таин, после совершения хорошего, доброго дела, после встречи с чем-то истинным и главным, то есть с тем даром, который Господь посылает нам. Если мы заражены празднословием, то ничего доброго в себе не храним, то и дело оскверняясь праздной и бессмысленной болтовней. Осознав это, человек должен ужаснуться и осудить себя. Это приведет его к покаянию – к первому шагу на пути борьбы с грехом.

Мы пришли на исповедь, мы глубоко, от сердца покаялись в том, что из-за празднословия лишаемся благодатных даров, но с чего мы начнем борьбу с ним? Авва Дорофей подчеркивает, что в брани духовной важно постоянство, побеждающее злой навык и порождающее добрый. Но для постоянства необходим соразмерный силам подвиг, потому что мы можем постоянно нести только то, что не является для нас тяготами тяжелыми и неудобоносимыми20.

Допустим, человек хочет прекратить празднословить. Он по опыту знает, что празднословие чаще всего нападает на него после совершения определенных поступков. Полбеды, если он просто бесцельно часами болтает по телефону, но когда дело доходит до того, что он лишается благодатных даров сразу же после Причастия, вот это настоящее горе! Приобщился, а потом такое сказал, такого наслушался…

Нам следует осознать, что после молитвы, и особенно после Причащения Святых Христовых Таин, на нас непременно будет совершено духовное нападение. Надо положить себе за правило в таких случаях немного помолчать или просто никуда не торопиться, то есть исключить фактор беспамятства и суеты, и тихонько, но со вниманием прочесть пятьдесят раз Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго», чтобы как можно дольше сохранить в себе достигнутое чувство. Если мы будем придерживаться этого правила в течение длительного времени, то достигнем состояния, называемого благоговением.

Что еще надлежит нам сделать, чтобы достичь и укрепить в себе чувство благоговения? Давайте подумаем. Ведь празднословие, пустословие связано со словом. Но ведь есть же Слово, которое праздным быть никак не может! Значит, нам следует положить за правило внимательно читать Евангелие, может быть, даже вслух, чтобы настоящее, живое, действенное слово звучало. Празднословный же человек жонглирует мертвыми словами. Вспомним строки Николая Гумилева:

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо Свое, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это – Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

Апостол Павел пишет: «Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные»(Евр.4:12). Вырабатывая в себе навык благоговения, человек начинает дорожить словом. К великому сожалению, православные нередко без всякого страха начинают обращать святые слова в шутки: то оборот из литургии ввернут не к месту, то фразу из Священного Писания… По-настоящему страшно, когда и без того греховное празднословие превращается в устах человека в неприкрытое кощунство!

Итак, мы приучили себя к ежедневному прочтению Евангелия. По завершении литургии свято храним в себе память о том даре, который Господь послал нам после Причастия и молитвы. Но вот человек стоит на молитве, а в этот момент ему позвонили. Что он делает в таком случае? Чаще всего – оставляет молитву и отправляется к телефону. Почему? Потому что молитва для него не является наивысшей, основополагающей ценностью. У него ведь масса житейских проблем… Значит, надо положить себе за правило на молитве ни на что не отвлекаться, ни на что не реагировать. Время молитвы должно быть посвящено исключительно Богу!

Бывает так, что человек не подвержен празднословию, поэтому может на какой-то момент отвлечься без вреда для своей души. Но, желая исцелиться от злого навыка, превратившегося в страсть, мы должны относиться к себе особенно строго.

Часто празднословие оправдывают некими добрыми помыслами. Дескать, у меня спрашивают о чем-то важном, например о Церкви или о вере, вот я и стараюсь объяснить все как можно доходчивее и подробнее. При этом мы даже не замечаем, что из-за нашего многословия нас перестают слушать. Нужно положить себе за правило отвечать только на заданный вопрос, не растекаясь мыслью по древу.

Будем помнить, что наша с вами цель состоит в стяжании добродетели, и начали мы с покаяния. Мы храним в себе тишину после Причастия, не несемся по улице сломя голову сразу же после литургии, не начинаем немедленно с кем-то болтать, читаем вслух Евангелие, на молитве стараемся ни на что не реагировать, а именно молиться, взвешенно отвечаем на поставленные вопросы.

Заметьте, в нас уже образовалось некое устроение, которое позволит нам стяжать настоящую молитву и сделаться такими, чтобы наши сердца пребывали в Боге. Для этого необходимо усердно и благоговейно исполнять молитвенное правило, подобранное в соответствии с нашими силами и возможностями.

Правило приведет человека к настоятельной внутренней потребности молиться, а если возникает потребность в молитве, значит, потребность в празднословии исчезает. Это – признак того, что человек исцелился или по крайней мере находится на пути к исцелению. Человек, полюбивший молиться, не станет попусту чесать языком; это совершенно исключено. Самое главное – с этой ступеньки не сходить, пока молитвенное состояние не сделается внутренним правилом. Подчеркну: нужно не скакать по ступенькам, а упорно продвигаться от простого к сложному.

При этом иногда у человека может развиться гордыня, которая у некоторых вполне сочетается с молитвенностью. Но причина гордыни состоит вовсе не в молитвенности, она появилась не оттого, что мы искоренили в себе празднословие.

Гордыня преодолевается смирением. Опять же начнем с покаяния. Прежде всего, обозначим болевую точку. В чистом виде гордыня свойственна, пожалуй, лишь бесам. У людей же она проявляется по-разному: у кого-то – раздражительностью на все окружающее, у кого-то – деспотизмом по отношению к ближним, у кого-то – болезненной обидчивостью, у кого-то – величайшим самомнением… Как бы то ни было, гордец почитает себя выше других, даже не всегда себе в этом признаваясь.

Что же положить себе за правило в этом случае? Для начала решим не доверять своему суждению о людях. Ведь многие из нас представляют этот мир так: я нахожусь в центре, а все прочие занимают те или иные места вокруг меня. Но ты – гордый человек, и твое кривое зеркало прямое делает кривым. Гордость искажает человека, а значит, следует исходить из того, что во всем происходящем виновен ты сам. Гордый человек хорошим видит только себя и восхваляющих его льстецов. Все прочие люди хорошими для него быть не могут по определению, поэтому он не любит их, не доверяет им, обижается и раздражается на них. Гордец, прежде всего, начисто лишен терпения, а потому никогда не медлит с судом и сразу же рубит сплеча. Такой человек должен положить себе за правило не спешить и, прежде чем что-либо сказать или сделать, в тишине помолиться Богу, хотя бы несколько раз повторив: «Господи, помилуй!» и, разумеется, попросить прощения у ближних.

Впрочем, и это – всего лишь начало пути. Авва Дорофей пишет о необходимости послушания – духовнику, родителям, мужу. Лучшее лекарство от гордости – положить себе за правило быть послушным. Еще один испытанный способ врачевания гордыни – служение ближнему.

Авва Дорофей говорит, что смирение воспитывается служением больным и несчастным. Необходимо постоянное жертвенное служение, хотя этот путь очень и очень тяжел. Можно послужить однажды или несколько раз, а вот если служить приходится постоянно, изо дня в день… Сначала служить придется престарелым родственникам, нуждающимся в нашей опеке, потом кому-то еще… Причем не следует забывать о том, что любить человечество в целом и издали куда легче, чем ближних, поэтому именно непрестанное служение ближнему нужно положить себе за правило. В конечном итоге постоянство неизбежно породит в нас смирение.

Надо научиться укорять себя, почаще просить прощения, не доверять себе и нести послушание. Тогда искушения, которые обычно нападают на человека, начинающего служить ближнему (потому что больного все раздражает, ему все «не так», от него благодарности не дождешься!), переносятся легче.

Следующий этап – приучить себя никогда не ждать благодарности за свой труд. Обычно обида возникает из-за того, что человека не благодарят, а если не ждешь благодарности, то и не обижаешься, тогда становится возможным великодушно сносить несправедливые упреки.

Порой спрашивают: а как относиться к гордецу? Чем можно вразумить его?

Человек в гордыне своей слепнет и теряет разум. Преподобный Иоанн Лествичник писал, что гордого может исправить только Бог; человек это сделать не в силах. Пребывающий в состоянии гордыни – безумен, он лишен рассудка. Об этом сказано Соломоном: поучающий кощунника наживет себе бесславие, и обличающий нечестивого – пятно себе. «Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя; дай наставление мудрому, и он будет еще мудрее; научи правдивого, и он приумножит знание» (Притч.9:8–9). Умных надо обличать, а не дураков. Умных можно укорять. К кому-то можно обратиться по-братски, с любовью; умный поймет, когда ему говоришь, что он делает плохо. Безумный же не поймет, а только тебя возненавидит. Поэтому лучше не обличай.

Иногда мы все же обязаны что-то сказать, но важно учитывать: кому, где, когда и какими словами. Впрочем, гордых увещевать бесполезно; таких Господь смиряет не словами, а жизнью: болезнями, несчастьями и скорбями. К сожалению, они врачуются только такими средствами…

Каждый из нас может заглянуть в свое сердце, выявить главную проблему, понять, что действительно превратилось в страсть, в душевный навык, подумать над собой, сделать первый шаг и начать бесконечное восхождение по лестнице добродетели. По-иному грех победить невозможно.

Коснемся некоторых нередко задаваемых вопросов, хотя и не связанных с поучениями аввы Дорофея напрямую, но все же соотносящихся с ними, поскольку речь идет об осуждении. Меня спрашивают, например, как следует относиться к матери Марии Скобцовой?21 Вроде бы и курила, но принесла столько добра людям…

По-моему, ответ очевиден. Она пошла в газовую камеру не потому, что ее послали, а потому, что пожертвовала собой, спасая жизнь другого человека и исполнив закон любви до конца. Прах ее развеяли над полем, использовав в качестве удобрения. То есть человек настолько расточил себя в этой любви, что от него ни пылинки не осталось…

А курение, как и всякое пристрастие, конечно же, грех. Ну что сказать на это… Некоторые люди пьют очень крепкий чай. Это тоже страсть, без удовлетворения которой они, как им кажется, не могут жить полноценной жизнью. Другие превращают в пристрастие свою любовь к кофе. Но курение не мешает человеку возлюбить ближнего своего, помогать и служить ему. Оно мешает самому человеку чувствовать себя свободным, оскверняет его, поскольку он не может приступать к Причастию, потому что с утра покурил. Это болезненная, дурная привычка, но все-таки не тот грех, который отлучает человека от Бога.

Давайте вспомним, кем была мать Мария. Древний патерик содержит замечательную притчу. Некий инок отправился Великим постом в пустыню, чтобы найти там великих аскетов. В одной из пещер он встретил пожилого монаха и попросился к нему жить. А у старца был послушник, который стелил ему мягкую постель. Старец тот хоть и подвизался в пустыне, но питался отнюдь не акридами. И смутился молодой инок: ну и старцы пошли! Похоже, последние времена наступают: старцы в пустыне хлеб с маслом едят, им подушки мягкие набивают! И было ему вразумление. Явился к нему ангел и спросил:

– Ты до монастыря кем был?

– Погонщиком ослов.

– Ну и как ты питался?

– Впроголодь жил. Впервые наелся в обители – там трапеза каждый день!

– Ну а этот старец прежде был царем…

Все дело в том, от чего ты ушел. Инок ушел от нищеты в сытую жизнь. В этой связи пример матери Марии весьма показателен. Она жила в совершенно ином, богемном мире, ей Блок стихи посвящал! Потом она примкнула к эсерам, потом участвовала в Белом движении. А позже ушла в монастырь, но ушла с тяжким грузом прошлого, от которого до конца, может быть, избавиться так и не смогла. Но для нее самым главным было исполнить завет Христов, полностью отдав себя Богу и ближнему. Она это сделала так, как мало кто другой, и вспоминать о папироске в ее пальцах или о том, что она не признавала «сытого монашества"… Ну не могла она понять, зачем люди живут в монастырях в то время, когда гибнет мир, не могла понять, как можно спасаться в чистенькой келье, когда люди сгорают в катаклизмах XX века!

Да, она не понимала сущности монашества; ее представления об истинном иночестве было другим. Но никому и в голову не приходит положить личное мнение матери Марии Скобцовой в основу какого-то движения за роспуск монастырей – ничего подобного! Конечно, мать Мария – дитя своего времени, но она совершила подвиг жизни, из террористки-безбожницы превратившись в христианскую мученицу.

 

О молитве

Молитвенное правило

Преподобный Макарий Великий22 спрашивает: «С чего начать нам, никогда не занимавшимся исследованием сердец наших»? И сам же отвечет на свой вопрос: «Стоя вне, будем стучаться молитвою и постом, как Господь повелел: Толцыте и отверзется вам».

Часто новообращенные люди задают такой вопрос: «Почему я должен молиться чужими словами, да к тому же на незнакомом мне языке»? Вопрос, надо сказать, небезосновательный. Действительно, почему, открывая молитвослов, мы читаем слова других людей, причем многие из них либо не совсем нам понятны, либо непонятны вовсе?

К молитвенному правилу следует относиться как к способу приобретения молитвенного навыка. Правило – это выправление, исправление нашей духовной жизни, потому-то оно и необходимо, и только в этом его необходимость и состоит. Святитель Игнатий писал: «Душа, начинающая путь Божий, погружена в глубокое неведение всего божественного и духовного, хотя бы и была богата мудростью этого мира.

Для вспомоществования младенческой душе святая Церковь установила молитвенное правило. Цель правила – доставить душе недостающее ей количество молитвенных мыслей и чувств, причем мыслей и чувств правильных, святых, Богу угодных».

Часто мы машинально произносим слова молитвы, совершенно не осознавая, что мы в это время разговариваем с Богом. А слово – это не пустой звук, оно живо и действенно! Когда человек приступает к Богу и начинает что-то говорить Ему – это уже великое дерзновение. Для того чтобы высказать Богу настоящие, искренние, живые слова, надо иметь для этого определенное основание. Ведь с пустыми, бессмысленными, ничего не стоящими словами к Богу не обратишься.

Открывая молитвослов, мы читаем удивительное, простое и проникновенное обращение: «Прежде, чем начинаешь молиться, постой немного, помолчи, сделай так, чтобы все твои душевные чувства успокоились, умирились, и тогда только из молчания произнеси: «Боже, милостив буди мне грешному», представив себя сейчас перед Богом стоящим».

Не Бога надо представить себе, потому что Господа никто никогда не видел и вообразить Его невозможно. Опасности подвергает себя человек, который, настраиваясь на молитву, пытается моделировать в уме образ Божий. Только себя можно представить перед Богом; это и надо сделать – предстать перед Невидимым и Живым Творцом, в присутствии Которого ты находишься, и из глубины начать говорить.

А что ты можешь Богу сказать? А сказать-то и нечего, кроме как: «Боже, милостив буди мне, грешному». И поэтому для того, чтобы научиться с Господом разговаривать, Церковь предлагает нам молитвы, написанные Святыми Отцами, – живые, от сердца исходящие слова.

Внутренний духовный инструмент святого человека настроен очень тонко и гармонично, поэтому их слова созвучны с Богом. Это – настоящая песнь духовная.

Душа каждого человека подобна музыкальному инструменту, она всегда поет Богу. Человек призван восхвалять Господа, только наш инструмент расстроен, а движения нашей души то и дело оборачиваются фальшью. Казалось бы, терпеть такую какофонию невозможно, а Господь терпеливо слушает нас. Мы не умеем расслышать друг друга так, как Господь нас слышит. Но когда мы читаем, скажем, молитву Василия Великого23, происходит нечто поистине удивительное: душа наша настраивается на высокий молитвенный лад, если слова святителя мы пытаемся принять в свое сердце и сделать своими. Дается это очень и очень нелегко, это – величайшее духовное упражнение.

Святые Отцы отмечают, что нет ничего более трудного, чем молиться. Приступая к молитвенному правилу, человек настраивает свой душевный инструмент. Это происходит в течение многих-многих лет и достигается не только одной молитвой, но также покаянием, участием в богослужении и добрыми делами. Лишь в этом случае наше «Помилуй мя, Боже»! может стать со временем созвучно тому, что возглашал когда-то царь и пророк Давид.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал: «Путь к Богу – молитва. Научись молиться Богу правильно. Научившись молиться правильно, молись постоянно – и удобно наследуешь спасение».

Молитвенное правило призвано нас исправлять, но оно не должно становиться для нас препятствием к молитве. Мы вычитываем большое количество молитв, не понимая, что делаем и зачем это нужно, и тем самым, по словам святителя Игнатия, становимся рабами молитвенного правила. Исполнение правила, не осмысленного нами, не понятого, не воспринятого в меру наших духовных сил, приводит к тому, что то, что должно служить человеку для спасения, превращается в причину торможения и духовного умирания.

Отвергающих опыт молитвы Святых Отцов святитель Игнатий сурово предостерегает: «Не дерзни произносить Богу многоглагольных и красноречивых молитв, тобою сочиненных, как бы они ни казались тебе сильны и трогательны. Они – произведение падшего разума и, будучи жертвой оскверненной, не могут быть приняты на духовный жертвенник Божий. А ты, любуясь изящными выражениями сочиненных тобой молитв и признавая утонченное действие тщеславия и сладострастия за утешение совести и даже благодати, увлечешься далеко от молитвы в то самое время, когда тебе будет представляться, что ты молишься и уже достиг некоей степени богоугождения».

А вот святитель Феофан Затворник24 утверждает нечто прямо противоположное, сравнивая молитвы, основанные исключительно на молитвенном правиле, с общением с Господом при помощи разговорника. И с этим тоже не поспоришь. Неужели же мы не в силах найти свои собственные слова для Спасителя? Можем ли, веря в Бога, ограничивать свою молитвенную жизнь правилами? Следовательно, мы не должны упускать из виду и второй путь, непрестанно подыскивая верные слова, выражающие нашу потребность в общении с Богом.

Для того, собственно говоря, и существует духовная жизнь, чтобы было о чем с Господом побеседовать. Но случается, к сожалению, и так, что, прочитав утреннее правило, человек облегченно вздыхает: теперь о Боге можно до вечера не вспоминать! Это ужасно… Христианин, живущий настоящей духовной жизнью, не может ни минуты не вспоминать о Боге. Он должен постоянно пребывать в общении с Ним, чем бы он ни занимался. Не случайно апостол Павел призывает: «Непрестанно молитесь»(1Сол.5:17).

Разумеется, речь не идет о том, чтобы, едва дочитав правило, сразу же приниматься за акафист, потом взять в руки Псалтирь и так далее, по кругу. Говоря о непрестанной молитве, апостол имеет в виду, прежде всего, состояние человеческой души, то, насколько она пребывает с Богом. Если у нас не оказывается слов для Господа, – это очень опасное явление! Тревожно, если человек посты соблюдает, в храм ходит, исповедуется, причащается, а для Бога слов так и не находит. Жизнь духовная, прежде всего, состоит в приобретении навыка молитвы. Цель молитвенного правила – сделать все для того, чтобы желание молиться в человеке не иссякало, чтобы молитва присутствовала в нем всегда, в любой форме, даже не выраженная словами (существует и такая форма молитвы). Молясь по-настоящему, ни в каком молитвенном правиле человек больше не нуждается.

«Всегда необходимо помнить, что нам нужно не только просто молиться, но молиться так, чтобы быть услышанным», – отмечал святитель Иоанн Златоуст25.

Для многих молитвенное правило становится проблемой потому, что им трудно различить молитвенное правило и саму молитву. Совпадают ли они? Каким образом сделать так, чтобы совместить в себе возможность и молиться, и исполнять то, что положено каждому христианину? Святитель Игнатий говорит, что, пока у человека нет молитвенного правила, ему невозможно выстроить свою духовную жизнь. Оно является домостроительством внутреннего человека. Можно сказать, что с молитвенного правила начинается выстраивание храма Божия внутри себя.

Мы должны понимать, что грех исказил природу каждого из нас. Хотя мы знаем, что в крещении грех прощается человеку, но последствие его исправляется лишь самой жизнью. Всякий дар Божий, будь то приобщение к какому-то таинству или молитва, дается постольку, поскольку мы способны его принять, но он не преображает нас механически в момент принятия. Дар Божий таков, что человек в принципе не способен его вместить. Любое благодатное посещение бесконечно больше самого человека.

Порой нас не оставляет ощущение того, что нам чего-то «недодали». Вот мы исповедовались как могли и, кажется, что-то опять от Бога «недополучили». Мы причащаемся и всякий раз ждем чего-то необыкновенного, но ничего экстраординарного не замечаем. Нам кажется, что, может быть, мы как-то «не так» исповедовались, как-то «не так» причастились… На самом деле виной всему – наша глубочайшая слепота и непонимание того, что происходит вокруг. Даже самая малая крупица, падающая со стола Христова, неизмеримо больше человека, бесконечно больше всего мира. Дары Божии даются нам с тем, чтобы мы смогли к ним приобщиться, чтобы смогли стать частью их природы, чтобы ничего не растеряли по пути. С нами же то и дело происходит так: Господь дает, а мы не берем! Взять не можем, а думаем, что нам «не дали"… Мы или не взяли предложенное, или взяли, но сразу же потеряли.

Это в полной мере относится и к молитвенному правилу, к тому великому Дару, приобщение к которому должно принципиально изменить нас. Он подается нам как возможность все это невместимое, непосильное, то, что больше нас, сделать своим. И когда правило таким образом входит в человека, оно преобразует, выправляет его. Тогда правила уже не существует, оно само становится молитвой.

Однако до слов, которыми молились Василий Великий и Иоанн Златоуст, надо дорасти. Этот уровень духовной жизни, такая всепоглощающая богоустремленность, христостремительность, заложенная в их молитвах, нам неведомы. Молитвенное правило – это наука, постоянное упражнение, школа духовной жизни, то, что учит нас молитве и, в свою очередь, само становится молитвой. Нам дается счастливая возможность пользоваться теми же словами, которыми говорил с Богом Василий Великий. Иногда случается и нам сказать Богу от сердца такое, что принадлежит только нам и Ему. И это найденное слово так крепко соединяет нас с Господом, что мы совершенно забываем о себе, забываем даже, молимся мы в этот момент или нет. Этим и определяется настоящая молитва: человек совершенно не помнит себя, о себе помыслить не может, не может увидеть себя со стороны. В минуты настоящей молитвы человек «блаженно исчезает» и начинает говорить Богу настоящие слова.

Молитвы нашего правила – это как раз те самые настоящие слова, которые нашел Василий Великий, исчезнувший в Боге. Этому мы и должны научиться. «Надобно иметь молитвенное правило немощи ради нашей, чтобы, с одной стороны, лености не давать хода, а с другой – ревность держать в своей мере», – учил Феофан Затворник.

Молитва как дар Божий дается только тому, кто употребляет усилия. Только в этом случае молитва станет тобой, а ты станешь молитвой. Но если ты не понуждаешь себя на молитву, не прилагаешь стараний, а ждешь, что она родится сама по себе без пролития пота и крови, ты никогда не получишь молитвы. Это не тот дар, который дается случайно и внезапно, в результате стечения обстоятельств.

Для того чтобы правило стало не препятствием, а настоящим трамплином на пути человека к Богу, необходимо, чтобы оно оказалось соразмерно его духовным силам, соответствовало бы его духовному возрасту и состоянию души.

Многие люди, не желая себя отягощать, сознательно выбирают слишком легкие молитвенные правила, которые из-за этого становятся формальными и не привносят движения. Иногда и большое правило, выбранное из неразумной ревности, тоже превращается в кандалы, ввергая в уныние и мешая духовному росту. Правило – не застывшая раз и навсегда форма, в течение жизни оно обязательно должно меняться и качественно, и внешне. Человек может увеличивать или сокращать правило в зависимости от обстоятельств, например, во время путешествий или болезней. Святой праведный Иоанн Кронштадтский пишет в дневнике о том, что иногда, когда человек болеет, он просто не может молиться. Ну и не надо! По этому поводу следует не унывать, а молиться, как можешь, или занять себя другим делом, например чтением, – в этом не будет никакого греха. Молитва – это дыхание жизни, и должна жизни соответствовать. В молитве, с одной стороны, страшна формальность, а с другой – нерегулярность. Казалось бы, эти две вещи друг другу внутренне противоречат: регулярность так или иначе приводит к формальному исполнению, однако молитва не может родиться по-настоящему, если человек непостоянен в делании.

Как соблюсти баланс между внутренним постоянством и живостью молитвы? Это и является существом молитвенного труда. Человек, встающий на молитву, должен к ней подготовиться. Молитва начинается с состояния внутренней тишины, с осознания того, что сейчас начнется самое важное дело всей твоей жизни – твой разговор с Богом. Получится он или не получится, это уже другой вопрос. Главное же сейчас – это начальный страх Божий, когда человек берет себя в руки и ставит на место перед Богом. С этого момента начинается узнавание своей силы на молитве – насколько ты способен составлять свое правило из состояния страха Божия, насколько само правило может держаться в состоянии разговора с Богом. С Богом же разговаривать очень непросто, ведь мы обращаем слова к Тому, кто в Священном Писании Сам назван Словом Божиим.

Для новоначального человека представление о правиле начинается с того, что он, прежде всего, оценивает свое внутреннее стремление быть с Богом и говорить с Ним всерьез. Достаточно выбрать из утреннего или вечернего правила те молитвы, которые лежат у нас на сердце, чтобы они стали по-настоящему нашими. Со временем человек начинает чувствовать определенную жажду, голод молитвенный, когда этих слов уже не хватает и хочется сказать что-то еще. Так молитвенное правило начинает неуклонно развиваться. При этом оно не обязательно растет, оно может оставаться небольшим, но делаться все лучше и чище. У человека расширяется душа, которая жаждет молитвы.

Молитва узнается по плодам. Если молитва плода не приносит, следует подумать о нашем отношении к ней. Когда человек начинает любить богослужения, не тяготится их тяжестью, сомолится со священником и с хором, когда он стремится как можно чаще бывать в храме, а свое вынужденное отсутствие переживает как тяжкую болезнь, когда человек, в силу житейских обстоятельств не успевший прочитать утренних молитв, целый день чувствует себя не на своем месте, – налицо признаки того, что настоящая молитва рождается, движется и сама начинает подталкивать человека вперед.

Иногда молитва рождается в нас с трудом, но если человек не предпринимает усилий, то он и не спасется. Дело в том, что в Царствии Небесном ничего нет, кроме молитвы, наполняющей жизнь и соединяющей собою все сущее. Там не может быть отдыха от молитвы, нет возможности спрятаться от нее. Царство Небесное – это непрерывное общение с Господом, непрестанная молитва.

Молитва доходит до Самого Бога. По слову преподобного Ефрема Сирина26, «когда молитва с любовью возносится к Богу, чтобы собеседовать с Ним, тогда открыты для нее небесные врата, и никто не воспрепятствует ей войти в них. Не задержат ее Ангелы, не остановят Огнезрачные, как только пожелает она войти и получить от Бога исполнение просимого. Поэтому всякий возлюби молитву, и бодрственно упражняйся в ней – и день и ночь».

 

Молитва Святому Духу

«Благодать Божия дает силы Любимого любить; и влечется душа к молитве непрестанно, и не может забыть Господа ни на секунду», – писал преподобный Силуан Афонский.

Давайте откроем молитвослов и проверим, хорошо ли мы понимаем слова, которыми каждый день обращаемся к Богу.

Наше утреннее правило начинается с обращения к Духу Святому: «Царю Небесный…» В этой молитве есть такие слова: «Иже везде сый и вся исполняяй…» «Исполнение» – церковнославянское слово, часто встречающееся в богослужении и означающее полноту. То есть Дух Святой все Собой наполняет, а не исполняет все наши прихоти. Когда мы молимся Святому Духу, мы просим, прежде всего, о том, чтобы Он исполнил Собою Нас.

С этого вообще все начинается – мы живем и в Церкви, и в молитве только в том случае, если Дух Святой в нас действует. В самом деле, если мы эту молитву прочитаем по-настоящему, то исполним все, заложенное в правиле. Но если, начиная с этой молитвы свое утреннее правило, мы ее не осмысливаем, то Дух Святой приходит к нам, а вселиться в нас не может. Не может, потому что на самом деле мы не очень этого хотели, да, собственно, и не очень об этом просили, не уделили должного сердечного чувства, не вложили настоящего желания. И вот, если первые слова были нами не осмыслены, если мы на них не проснулись, то и все последующие молитвы лишаются всякого смысла. Правило неизбежно становится формальным, потому что сначала Дух должен был в нас вселиться, а дальше молитва должна была продвигаться в соответствии с тем, как Дух Святой действует в нас и в нашем правиле.

Приступая к утренним молитвам, мы порой не подходим к этому с должной серьезностью, не понимаем вообще, с кем мы разговариваем. А разговариваем мы со Святым Духом – с третьей ипостасью Святой Троицы, с Тем, с Кем постоянно встречаемся в церковных таинствах, с Кем соединяемся через Святую Евхаристию, с Тем, Кто отпускает наши грехи на исповеди, – с Самим Богом!

Мы очень мало знакомы с третьей ипостасью Святой Троицы, которая должна быть к нам ближе всего, потому что именно Духа Святаго Господь послал в мир в День Святой Пятидесятницы, именно Дух Святой вместе с нами сейчас пребывает, действует в нас, все открывает и все Собой наполняет. Это особенно подчеркивается во время празднования Дня Святой Троицы, когда мы читаем удивительные молитвы и ектеньи и призываем, чтобы Дух Святой сошел на нас.

Преподобному Силуану Афонскому принадлежит много замечательных размышлений о Духе Святом, о том, как познается нами Он Сам и как через Него мы познаем окружающий мир. Однако третья ипостась практически не осознается нами в этой жизни. Мы знаем Господа нашего Иисуса Христа, потому что Он представим посредством евангельских притч, посредством Своего учения, посредством великого искупительного подвига, в Своем Богочеловеческом воплощении. Мы еще как-то можем обращаться к Богу Отцу, потому что Божественное отечество нам до определенной степени тоже понятно. А вот Духа Святаго мы знаем менее всего. И это весьма прискорбно, потому что, по слову преподобного Серафима Саровского, «истинная цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого». Именно поэтому так важно, чтобы каждый христианин стремился бы к Его познанию. Тем и бедна наша духовная жизнь, что мы Духа Святаго не знаем…