2020-09-27
84
Засунув последний кусок шоколадки в рот, миссис Хендерсон озорно улыбнулась мне.
— Ну, милочка, советую тебе пересмотреть свое решение. Если уж говорить начистоту, мне кажется, ты слишком болтлива для работы в библиотеке. Ты не думала стать политиком? Они только и делают, что целыми днями говорят, хотя сказать им практически нечего.
Я улыбнулась. В мире должно быть больше таких женщин. Миру необходимы женщины, похожие на книгу «Доводы рассудка» — идеальное сочетание глубокого смысла и приятного времяпрепровождения.
***
В следующую пятницу Брукс явился домой только в два часа ночи. Все это время поливал дождь, и я не могла уснуть, слушая раскаты грома. Сидя в гостиной, я крутила песню за песней на музыкальном автомате миссис Бун и ждала, когда откроется входная дверь.
Услышав, как она хлопнула и закрылась, я затаила дыхание. В дверь вошел Брукс во второй своей ипостаси: пьяный и мокрый после пребывания на озере.
— Какого черта? — прошипел он, уставившись на музыкальный автомат. В пять больших шагов Брукс подошел к нему и выдернул вилку из розетки. — Я не желаю этого слушать.
|
|
|
Брюзга.
Каждый раз, когда я включала в его присутствии музыку, он заставлял меня ее выключить.
Я подошла к автомату и снова включила его.
Зато я желаю слушать.
Брукс выпрямился и выпятил грудь.
— Мэгги, ты не имеешь права этого делать! Ты не можешь приходить сюда и включать эту хрень, — он снова выдернул шнур из розетки, но я опять вернула его на место.
— Черт возьми, ты можешь просто уйти?! Я не хочу, чтобы ты здесь находилась! Что непонятного? Я не хочу, чтобы ты была здесь! Ты выводишь меня из себя! Мне плохо, я устал от всей этой фигни. Мне паршиво, и я по горло сыт твоими попытками влезть в мою жизнь, заставить меня почувствовать себя лучше и втянуть в то, к чему я не готов. Черт, да как ты смеешь? — прохрипел он с пьяной злобой и болью одновременно. — Больше двадцати лет я принимал тебя такую, какой ты была, чтобы помочь тебе справиться со всем — даже неважно, с чем. Я никогда не давил на тебя, не подталкивал. Но сейчас ты именно это делаешь со мной. Когда много лет назад ты сказала мне уйти, я оставил тебя. Я дал тебе личное пространство. Почему ты не можешь поступить так же? Разве не видишь, что, пытаясь спасти, ты душишь меня? Я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня спасала. Меня достало это. Я просто хочу, чтобы ты уехала домой. Черт, ну почему ты не можешь оставить меня в покое?
Его слова были похожи на тяжелые пощечины. Они причиняли сильную боль, и я задрожала всем телом.
Раздраженно проведя пальцами по волосам, Брукс со злостью отвернулся. Но чем злее он становился, тем сильнее становилось мое раздражение. Он снова выдернул из розетки шнур музыкального автомата, но я снова включила его. Стоило чуть-чуть приблизиться к нему, как в нос мне ударил резкий запах виски, выдыхаемый Бруксом. Одним решительным рывком выдрав шнур, он правой рукой отпихнул автомат в сторону.
|
|
|
— Достаточно! Почему? Почему, черт возьми, ты ни хрена не можешь дать мне побыть в одиночестве, хотя лично я позволял тебе то же самое много лет? К черту твою музыку, твои надежды и твой список желаний! Мэгги, если ты надеешься дождаться меня, то этого никогда не произойдет!
Каждое его слово — словно удар хлыста. С каждым словом почва уходила из-под ног.
— Ты напрасно тратишь время, поэтому просто убирайся отсюда…
— ТЫ ОБЕЩАЛ! — закричала я, и мой голос надломился, едва слова сорвались с губ. Я прижала ладони ко рту, внутри все сжалось. Это я сказала? Это мои слова? Это был мой голос? Звук моего голоса? Мои слова?
Полностью ошеломленный, Брукс вытаращил свои карие глаза, испытав настоящее потрясение от звука моего голоса. Я была потрясена не меньше. Опустив взгляд на мои губы, он сделал шаг вперед и с мольбой в голосе произнес:
— Скажи это снова.
— Ты обещал, — я подошла к нему ближе и опустила взгляд, не в силах сдержать дрожь во всем теле. Снова взглянув на Брукса, я сказала: — Ты обещал, что будешь моим якорем, а я навсегда поклялась быть твоим, если когда-нибудь ты будешь нуждаться во мне. Я здесь, потому что мы дали друг другу обещание. Но сейчас я даже не знаю, кто ты, — прошептала я. — Мальчик, которого я знала, никогда не стал бы орать на меня. Никогда. Мальчик, которого я знала, никогда не опустился бы так низко.
— Мэгги.
— Брукс.
Когда я произнесла его имя, он закрыл глаза и попросил:
— Еще.
— Брукс, — прошептала я.
Он открыл глаза, и я, приблизившись, прижала ладони к его груди.
— Брукс… пожалуйста, не делай этого. Не отталкивай меня. Я хочу помочь, но каждый день ты отгораживаешься от меня своим гневом, своей болью. Я больше не могу этого терпеть. Не могу продолжать быть твоей грушей для битья. Не делай этого с собой, — умоляла я. — Не позволяй себе утонуть. Это очень тяжело, мне ли не знать? Я утонула много лет назад. Ты закрылся здесь и каждую секунду убиваешь сам себя, словно ты один. Но ты не один, — я взяла его руки и прижала их к своей груди, где билось сердце. — Я здесь. Я здесь для тебя. Но ты должен перестать отталкивать меня своими словами. Ты должен перестать вести себя так, словно в этой ситуации я тебе враг, — я отпустила его руки, а он все продолжал смотреть на меня, стоя, как парализованный. Возможно, такой эффект на него произвел мой голос? Или мои слова?
— Это будет нелегко. Это будет очень трудно. Я не собираюсь сдаваться, но ты не должен так относиться ко мне, Брукс. У тебя не получится стать тем, кем ты не являешься по своей сути. Ты не чудовище. Ты его полная противоположность. Ты нежный, добрый, веселый. Ты — мой лучший друг, и прекрасно об этом знаешь. Поэтому я не уйду отсюда, пока ты не обретешь все заново, — сказала я.
— Обрету что?
Я нежно поцеловала его в щеку и прошептала:
— Свой голос.
Глава 37
Брукс
Ты обещал.
Ее голос. Первые слова Мэгги за долгие годы. И они были вызваны ее разочарованием во мне. Правда, стоявшая за этими словами, всю ночь не давала мне покоя. А еще звук ее голоса. Мне было ненавистно, что ее голос проснулся от боли и злобы. Мне было ненавистно, что это я довел ее до такого состояния.
— Мэгги, — прошептал я около пяти утра и легонько потряс ее, спящую, за плечо. — Мэгги, проснись.
Она пошевелилась, зевнула, потерла сонные глаза и удивленно приподняла брови.
— Знаю, что еще очень рано, но можно я кое-что тебе покажу?
Она кивнула, и я подумал: а не померещился ли мне ее голос сегодня ночью? Мэгги выбралась из постели, и я повел ее к задней двери коттеджа, а оттуда на причал. Я опустился на дощатый настил, и она присела рядом. Склонив голову и прищурив глаза, Мэгги недоуменно взглянула на меня.
|
|
|
— Пункт шестьдесят седьмой в твоем списке желаний. Увидеть восход или закат солнца над водой.
Легкий вздох сорвался с ее губ, и Мэгги подняла взгляд к темному небу, которое медленно начинало просыпаться.
— Ты по ночам ворочаешься и беспокойно мечешься во сне, — сказала она.
— Да. Знаю.
— Ты тоже просыпаешься в холодном поту? Иногда кажется, будто ты тонешь в воде. И, хотя точно знаешь, что это не так, все равно чудится, что ты снова там?
Я коротко кивнул.
— Да, да. Именно так. Трудно описать словами, что творится в моей голове. Все убеждали меня, что я быстро восстановлюсь, но воспоминания, голоса в моей голове…
— Они настоящие. Голоса. Вспышки. Страхи. Все это реально, Брукс. И как бы ты ни пытался описать это людям, ни разу не переживавшим подобного, они никогда не поймут. То, что с тобой произошло, должно было быть действительно ужасным. Я знаю, как извивается и мечется тело по ночам. Мне известно, что значит просыпаться в холодном поту. Мне знакомы эти ощущения: и это происходит постоянно, каждый день, каждую секунду.
Я опустил голову.
— С тобой такое с десяти лет?
— Да. И именно поэтому я не могу оставить тебя. Мне известно, как страшно начинать все сначала.
— Сейчас я чувствую себя таким идиотом из-за своего поведения… Я эгоист. Ты сталкивалась с этим всю свою жизнь, но никогда не была равнодушной по отношению к другим. Ты никогда ни от кого не отворачивалась. Я так по-свински с тобой поступил, Мэгги. Прости меня.
Она пожала плечами.
— Каждый человек справляется со своей болью по-своему. Я реагировала на свои проблемы по-другому, но это вовсе не значит, что ты должен был реагировать так же. То, что случилось с тобой, нанесло серьезную травму, и я прекрасно понимаю, почему после случившегося ты избегаешь музыки. Ты чувствуешь себя обманутым, ведь единственное, что ты любил, теперь стало недоступным. Но это все придет, Брукс. Ты найдешь свой путь.
|
|
|
— На днях я взял в руки гитару. Она просто стояла в углу комнаты, и я по привычке поднял ее, а потом вспомнил, что не могу играть. Но вместо того, чтобы расстроиться, я просто взбесился. А потом напился, чтобы заглушить боль. Но опьянение прошло, а боль осталась.
— Это будет больно, Брукс. Больно, тяжело и невероятно мучительно. Боль не утихает так долго, что иногда кажется, будто она никогда не исчезнет. Хотя… от этой боли есть своя польза.
— Какая?
— Сила, которую ты находишь в себе, чтобы не сдаваться. Даже если утром ты думаешь, что ничего не получится, к ночи понимаешь, что ты смог. За это я больше всего и люблю жизнь — она продолжается, несмотря ни на что.
— А за что ты меньше всего любишь жизнь? — спросил я.
На минуту она опустила голову, а потом подняла взгляд к небу.
— Несмотря ни на что, она продолжается.
Моя рука лежала на досках причала, и Мэгги пальцами коснулись моих. Мы переплели их и вместе смотрели на пробуждающиеся от сладкого сна небеса.
— Прости, — я прочистил горло, ощущая себя полным дураком. — Прости меня за то, что был так холоден и груб, Мэгги. Ты этого не заслужила. Я просто пытался оттолкнуть тебя, пока занимался самоуничтожением. Мне не хотелось, чтобы ты была рядом, когда это случится окончательно. Я словно стоял по шею в воде и был готов уйти под нее с головой. А потом меня спас твой голос. Мне все еще очень плохо, но я даю тебе обещание. Однажды я уже обещал показать тебе этот мир, и я сдержу свое слово. Не могу поклясться, что у меня не будет плохих дней, но обещаю, что буду сражаться за каждый хороший. Я буду бороться ради тебя, Магнит. Точно так же, как ты боролась ради меня.
— Брукс, ты был рядом со мной двадцать лет. Думаю, несколько тяжелых дней я в состоянии пережить, — она засмеялась, и я влюбился в этот звук. — Кроме того, ты видел мою темную сторону. Было бы справедливо, чтобы я познакомилась с твоей.
— Твой голос, Мэгги… думаю, ты вряд ли догадываешься, что он делает со мной.
Она снова рассмеялась, и я почувствовал, как еще сильнее влюбляюсь в нее.
— Мне всегда было интересно, как будет звучать мой голос. Тебе он нравится?
— Нравится? Да я влюблен в него!
— Он не слишком… — она поерзала на своем месте и сморщила нос, — скрипучий? Или детский?
Мэгги сделала тембр голоса неестественно низким.
— Ночью я стояла перед зеркалом и репетировала соблазнительный тон. Тебе нравится?
Я не мог удержаться от смеха.
— Нравится или нет? — проговорила она, сильно понизив голос и предельно напрягая связки. — Ты находишь этот голос сексуальным. И определенно хочешь меня трахнуть.
— Честно говоря, да. Но этот голос не используй. Ты звучишь так, словно выкуриваешь по пятьдесят пачек сигарет в день.
Она хихикнула и толкнула меня в плечо. Мы смеялись и разговаривали, как будто общение друг с другом без доски для записей было для нас в порядке вещей. Это было так легко. Честно говоря, если бы я мог спокойно сидеть и слушать ее голос всю оставшуюся жизнь, то был бы счастлив.
Когда солнце начало подниматься, Мэгги придвинулась ближе ко мне.
— Ты сегодня в порядке, Брукс? — прошептала она, посылая озноб по моему позвоночнику, ведь этот самый вопрос я сам задавал ей почти каждый день ее сознательной жизни.
Я дважды сжал ее руку. Да.
Больше мы не произнесли ни слова.
За пять минут до того, как она села рядом со мной на причале, я был полностью потерян.
После пяти минут, проведенных рядом с ней, я начал вспоминать дорогу домой.
***
Мэгги по-прежнему металась и ворочалась по ночам. Не так часто, как раньше, но все же были ночи, когда тьма снова окутывала ее.
Однажды ночью, когда мы спали рядом, я проснулся от ее испуганных криков. Она что-то бормотала сама себе, а тело было мокрым от пота. Я не стал будить ее, потому что знал: нет ничего хуже, чем быть вырванным из ночного кошмара, пока он еще не готов отступить. Я ждал, когда она вернется ко мне.
Мэгги проснулась, задыхаясь, и открыла глаза. Я был рядом, чтобы успокоить ее. На мгновение она подняла руки к шее, но потом сама сделала глубокий вдох и выдох, чтобы успокоиться. Кажется, с годами она научилась лучше справляться со своей паникой.
— Ты в порядке, — заверил я ее. — Я здесь.
Мэгги села и заправила за уши пряди волос.
— По шкале от одного до десяти, насколько плохо? — спросил я.
— Восемь.
Я поцеловал ее в лоб.
— Это я разбудила тебя? — спросила она.
— Нет.
— Врунишка, — Мэгги улыбнулась и, нервозно скинув с себя одеяло, подтянула колени к груди.
Я видел, что часть ее разума была все еще во власти ночного кошмара.
— Скажи, может, тебе что-нибудь нужно? Скажи, что мне сделать.
— Просто обними меня, — ответила она и закрыла глаза.
Я придвинулся ближе, обхватил ее руками, опустил подбородок ей на макушку и крепко прижал к себе. Губами коснулся ее лба нежным поцелуем, потом опустился ниже и ласково собрал слезы, а затем переместился ко рту и наблюдал за каждым ее вдохом и выдохом. Закрыв глаза, я слегка коснулся губами ее губ. Она коснулась моих в ответ. Ее дыхание стало моим. Мое дыхание стало принадлежать ей.
— Ты в порядке сегодня, — заверил я ее. И если не прямо сейчас, то к утру точно будет. В любом случае, я буду рядом с ней.
Она прижалась губами к моим и опустила ладони мне на грудь. Лизнув языком ее нижнюю губу, я нежно втянул ее в рот.
— У меня тоже был кошмар, — сказал я. — Я чувствовал, что тону.
— Ты хочешь поговорить об этом? — прошептала она.
Я закрыл глаза и увидел воду. Почувствовал ее. Она ощущалась такой реальной, такой холодной, такой близкой. Но потом Мэгги поцеловала меня в губы, напоминая, что я не должен тонуть в одиночестве.
— Да, — ответил я.
— Расскажи мне, на что это похоже, — сказала она, ее голос был наполнен заботой. — Скажи, что ты чувствовал в воде.
— Панику. Все происходило очень быстро, но в моем восприятии это было похоже на замедленную съемку. Пока я пытался вернуться в лодку, в моем сознании произошел какой-то переворот, — сказал я.
Переместившись губами к шраму на моей шее, а потом нежно поцеловав его, Мэгги двинулась дальше, к ключице.
— После первого удара винта я был уверен, что это все. Я знал, что умру. Сейчас, мне кажется, это звучит несколько драматично…
Мэгги прервала меня:
— Здесь нет ничего драматичного.
— А теперь… меня мучают кошмары, и возникает ощущение, что все это происходит снова. Я чувствую холодную воду. Чувствую лопасти винта, режущие кожу. И просыпаюсь, ожидая увидеть себя истекающим кровью, — я поднял руку и уставился на свою покалеченную кисть.
Она коснулась губами моей левой руки, и по мере приближения к кисти я напрягался все сильнее.
— Что ты чувствуешь? — спросила Мэгги, целуя мое предплечье.
— До сих пор возникают фантомные боли. Кажется, что кто-то зажимает пальцы в тиски и прижимает к ним паяльную лампу. Хотя, это довольно быстро проходит. Когда я мерзну, рука становится фиолетовой. Ненавижу эти шрамы. Они постоянно напоминают мне о том, что произошло.
— У каждого есть шрамы. Просто некоторые люди умело скрывают их.
Я улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
— Честно говоря, я считаю, что самое ужасное во всем этом — бояться и оглядываться назад.
Ее взгляд потяжелел.
— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — Мэгги села ровно и прикусила нижнюю губу. — Ничего, если я тоже расскажу о своих шрамах?
— Конечно.
В голосе Мэгги слышался страх. Я видел в ее глазах, что ей страшно от одной мысли рассказать вслух о том, что произошло тогда, много лет назад, в лесу. Я понимал, насколько тяжело это будет для нее, но, несмотря на дрожь в голосе, она заговорила.
— Ее звали Джулия. Иногда память пытается убедить меня, что ее звали Джули, но это не так. Ее определенно звали Джулия, — начала она.
— Кого?
— Женщину, которая умерла в лесу.
Я выпрямился и насторожился.
— Ее звали Джулия, и она ушла от своего мужа, — она рассказывала мне все в мельчайших подробностях. Мэгги рассказала, как выглядел он, какого цвета были волосы у Джулии, рассказала о своей панике, о криках. Она вспоминала его запах, его прикосновения, его голос. Почти двадцать лет Мэгги снова и снова переживала этот ужас, не забывая ничего. Она не прекращала своего рассказа, несмотря на дрожь во всем теле. Мэгги продолжала рассказывать мне историю того дня, который навсегда изменил ее жизнь. Я слушал со все нарастающей злостью, и мне было страшно и обидно за нее. Я и представить себе не мог того, что ей пришлось пережить в детстве. Я не мог представить себя на ее месте. А если бы мне пришлось увидеть, как на моих глазах убивают кого-то?
— Я думала, что тоже умру, Брукс. Точно так же, как и ты думал, что твоя жизнь заканчивается, — вот, что я чувствовала. И это запросто могло бы произойти. Если бы ты упал перед лодкой, гребной винт мог бы порезать тебя насмерть. Если бы я не вырвалась от того человека, он убил бы меня.
— Как тебе удалось вырваться?
Ее глаза блеснули под трепещущими ресницами.
— Ты позвал меня по имени и этим спугнул его. Ты спас мне жизнь, Брукс.
Мы не ложились до рассвета, рассказывая о своих душевных травмах, делясь друг с другом обидами и страхами, через которые нам пришлось пройти. И пусть это было трудно, но необходимо нам обоим. Рассказывая вслух обо всех бедах, мы освобождались. Большая часть этой ночи далась нам очень тяжело. Иногда мы были вынуждены останавливаться и брать пять минут, чтобы напомнить себе, что мы живы. Тем не менее, я был благодарен за все: и за моменты тишины, и за моменты боли. Я был благодарен Мэгги за то, что она позволила мне излить ей свою душу. И благодарен за то, что она излила мне свою.
— Поцелуй меня, — попросила она.
И я выполнил ее просьбу.
Мы были двумя душами, молящими о спасении, но с каждым новым поцелуем тонули вместе. Мэгги прикусила мою нижнюю губу, и я застонал ей в рот. Она прижалась ко мне всем телом, и я крепко обнял ее — она с такой силой прижималась ко мне, словно старалась удержать. Правой рукой я сжал ее грудь и, опустив голову, начал посасывать и покусывать нежную кожу на шее Мэгги. Я так сильно хотел ее. Она вонзила ногти мне в спину, как будто старалась крепче уцепиться за саму мою жизнь.
Мэгги отстранилась и встретилась со мной взглядом.
Эти прекрасные печальные голубые глаза.
Боже, как я ненавидел эту печаль в них.
Но, Господи, как же я любил в них эту печаль.
Она напоминала мне о том, что я не одинок.
Интересно, моя печаль ей тоже видна?
Мэгги чувствует привкус боли на моих губах?
— Ложись, — попросил я.
И она исполнила мою просьбу.
Мэгги стянула с меня боксеры, а я сорвал с нее белую майку и отбросил ее в угол комнаты. Языком обвел ее сосок, и она ахнула. Я замер на секунду от звука ее голоса, но, когда она, запустив пальцы мне в волосы, притянула мою голову к своей груди, понял, что должен попробовать на вкус каждый миллиметр ее тела. Должен проникнуть в самую ее душу, чтобы помочь на время избавиться от боли, причиненной жизнью.
Утонуть.
И мы тонули. С головой погружались в глубокую скорбь, задыхаясь от боли. Мы делились ею в каждом прикосновении, а она все сильнее обрушивала на нас свои волны.
Подцепив пальцами резинку ее трусиков и потянув их вниз, я наблюдал, как они скользят по ее восхитительным бедрам. Я склонился над ее животом, нежно поцеловал его и, услышав очередной стон, поднял голову, чтобы встретить ее взгляд. Уверен, если она и хотела закрыть глаза, то не смогла — ей нужно было видеть меня, наблюдать за мной.
«Да?» — мысленно спросил я, заглядывая в ее голубые глаза.
Она кивнула один раз. Да.
Опустившись ниже, я оставил поцелуй на левом бедре Мэгги. Потом языком медленно провел влажную дорожку на правом. А потом опустился на нее и одним легким движением скользнул в ее влажное тепло. Я чувствовал, как каждый мой толчок вытесняет все наши страхи. Ощущал, как волны над нашими головами становятся все выше, сотрясая наш корабль, бросая его вверх-вниз, пока мы окончательно не потеряли себя.
В ту ночь я кое-что понял о жизни. Иногда дождь приятнее солнца. Иногда боль важнее исцеления. И иногда разбросанные осколки красивее целой картины.
Мы занимались любовью в темноте. Грязно. Грубо. Открывая друг друга с такой стороны, о существовании которой даже не подозревали. В ту ночь мы отдались во власть тьмы. Но, заблудившись в ней, почему-то чувствовали себя еще ближе к дому.
С приближением рассвета наши поцелуи трансформировались во что-то большее. С каждым поцелуем, с каждым толчком, с каждым стоном мы чувствовали, как волны отступают. Мэгги ни разу не отвела от меня взгляда, пока я входил в нее снова, и снова. Мне нравилось ощущать себя внутри нее, я любил ее шепот, любил то, как она любила меня. И я любил ее так же. Став якорями друг для друга, мы слились воедино и нашли свой путь к берегу.
Когда солнечные лучи проникли сквозь шторы и за окном запели птицы, мы, не размыкая объятий, продолжили любить друг друга при свете.
Глава 38
Мэгги
Шерил: Ты можешь вернуться домой? Мне нужна твоя помощь.
Стоя в ванной после душа, завернутая в полотенце, я уставилась на текст сообщения от моей сестры. После бурной ночи с Бруксом я была еще полусонная. Рассказать ему о том, что со мной случилось, было, наверное, самым трудным из всего, что я когда-либо делала. Но… это было и самым лучшим моим поступком. Такое ощущение, что цепи, сковывавшие мою душу, пали.
— Брукс! — крикнула я. — Кажется, нам нужно ехать домой.
Ответа не последовало.
Прижимая к себе полотенце, я обошла весь дом, и, нигде не обнаружив Брукса, вышла на крыльцо. Теплые солнечные лучи поцеловали мою кожу. Бросив взгляд в сторону озера, я не просто увидела его. Я услышала его. Брукс стоял в лодке посреди озера и пел. Он пел под лучами солнца!
К моменту его возвращения я уже оделась и упаковала свои сумки.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да. Просто Шерил сообщила, что родители нуждаются во мне. Ты сможешь отвезти меня? — я поморщилась. — Понимаю, ты, скорее всего, еще не готов вернуться. Но я просто должна удостовериться, что там все в порядке.
— Конечно. Я иду собирать вещи.
— Ты возвращаешься вместе со мной?
— Я только что вернул тебя, Мэгги Мэй Райли, и больше никогда не отпущу, — сказал он, обнимая меня. — Кроме того, мне нужно было вернуть эту лодку уже давным-давно, а значит, должен за ее прокат столько денег, что боюсь даже представить.
Я хихикнула.
Мы погрузили все в машину, зацепили прицеп с лодкой и направились к дому. Я знала — Брукс не готов пока принимать то, что связано с музыкой. Он терпеливо ждал, пока я обрету свой голос, и я, в свою очередь, наберусь терпения и буду ждать, когда он обретет свой. И у него получится. Я знаю, он сможет. Сегодня был знаковый момент — я увидела его на лодке. Брукс медленно, но уверенно, находит путь к себе.
— Думаю, мне лучше подождать здесь, — сказал Брукс, подъезжая к нашему дому. — Я не хочу мешать.
Я наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Ты уверен?
— Да. Иди, помоги своей маме. Я останусь здесь.
Я кивнула и, сказав, что не задержу его долго, вышла из машины. Навстречу мне уже спешила Шерил.
— О, Господи! Почему так долго? Я написала тебе целых четыре часа назад! — простонала она.
Я усмехнулась и подошла к своей сестре — она смотрела на меня трагическим взглядом.
— Дорога от коттеджа занимает четыре часа.
— Я знаю, но это не значит… — она замерла и прижала руки к груди. — Прошу прощения. Постой-ка. Давай сначала. Ты только что… — она скрестила руки на груди, потом опустила их, затем снова скрестила. — Ты только что говорила?
Я кивнула.
— Да. Решила попробовать что-то новенькое.
— О, Господи! — она прижала ладони ко рту. Шерил схватила меня за плечи и расплакалась. — Будь я проклята! Моя сестра говорит! — закричала она и, схватив меня за руки, закружила и сжала в своих объятиях. — Ох, черт возьми! Мама сойдет с ума! Это потрясающе! Ей понадобится моя поддержка.
— Что с ней случилось?
— Понимаешь, каждую ночь она плачет, а ест только мороженое, словно это единственный продукт, известный человечеству.
— Она так сильно по нему тоскует?
— Сильнее, чем ты думаешь. Плюс, папа тоже в жутком состоянии. Впервые за долгие годы не мы с тобой являемся источником семейных проблем, — она подмигнула и снова расплакалась. — Мэгги. Ты разговариваешь.
Мы довольно долго стояли, обнявшись перед крыльцом, а когда, наконец, разомкнули объятия, Шерил заметила Брукса.
— Эй, незнакомец, это ты в ответе за то, что моя сестра заговорила?
Он опустил стекло и крикнул:
— Точно. Она, вроде как, сильно разозлилась, и ее прорвало.
Шерил рассмеялась.
— Брукс, спасибо, что так сильно довел мою сестру.
— Всегда пожалуйста, Шерил. В любое время.
Когда мы вошли в дом, мама сидела на диване в гостиной и смотрела телевизор.
— Мэгги Мэй, — удивленно произнесла она, поднимаясь с дивана и подходя ко мне, чтобы обнять. Ее волосы были в полном беспорядке, и, готова поклясться, подбородок был испачкан шоколадом. — Я скучала по тебе.
— Я тоже скучала по тебе, мама.
Услышав мой голос, она отшатнулась. Я подарила ей легкую улыбку.
— Знаю. Видимо, сегодня это будет основная реакция окружающих.
— Нет. Ну вот! Как? Что? — она буквально задыхалась. — О, Господи, Мэгги Мэй! — она держала меня в своих объятиях и не отпускала. — Я не понимаю! — изумленно воскликнула она. — Что повлияло?
— Время.
— О, Боже мой! — ее руки дрожали. — Мы должны сообщить Эрику. Нужно позвонить ему. Он должен прийти. О, мой Бог. Ради такого он должен быть здесь, — она начала метаться по дому. — Не могу поверить, что он пропустит это.
— Надо сделать ему сюрприз, — предложила Шерил. — Вроде как просто пригласить на обед, — она подмигнула мне. Шерил собиралась убить двух зайцев: папа сможет услышать мой голос, а заодно родители снова окажутся вместе под одной крышей.
— Это… — мама прищурилась, — это действительно отличная идея! Я закажу китайской еды. Шерил! Позвони отцу и скажи, чтобы он пришел, потому что у тебя для него есть большие новости!
— Уже! — сказала Шерил, выбегая из комнаты за своим мобильником.
— И, Мэгги, скажи Бруксу, пусть заходит. Нечего ему столько времени торчать в машине. А еще… — она подошла и обхватила мое лицо ладонями. Тяжелый вздох сорвался с ее губ. — У тебя прекрасный, потрясающий голос. Он всегда был таким, и я сожалею, что так долго не слышала его, — она поцеловала меня в лоб и заторопилась накрывать на стол.
Когда пришел папа, он удивился, увидев здесь меня и Брукса, но выглядел довольным. Мы все вместе сели обедать. Мама слишком нервничала, чтобы взглянуть на папу, да он и сам почти не смотрел в ее сторону. Большую часть времени говорила Шерил — спасибо ей за это.
— Мэгги Мэй, ты не передашь мне яичные роллы? — спросил папа.
Мама подняла на меня взгляд и кивнула.
Я прочистила горло, взяла тарелку с роллами и протянула ее папе.
— Вот, папочка, пожалуйста.
— Спасибо, милая… — он резко замолчал. Повернулся ко мне, и наши взгляды встретились. Полным недоверия голосом он произнес: — Нет.
Я кивнула и дважды стукнула по столу.
— Да.
— О… о, мой… — он прижал руки к груди, и из глаз его потекли слезы. Папа снял очки и прижал ладони ко рту. Если из его глаз слезы капали, то по маминым щекам они лились ручьями. Папа встал, и я следом за ним. Подойдя ко мне, он заправил мне за уши пряди волос и так же, как мама, обхватив ладонями мое лицо, попросил: — Скажи что-нибудь еще, — у него вырвался нервный смешок, — все, что угодно. Скажи все, что хочешь. Абсолютно все. Скажи мне слово «ничего». Хоть что-нибудь. Просто что-нибудь еще.
Я обхватила ладонями папино лицо, повторяя его жест, и прошептала слова, которые всегда хотела сказать единственному человеку, любившему меня всей душой:
— Биение наших сердец заставляет планету вертеться.
***
Мы всей семьей просидели до поздней ночи: разговаривали, смеялись, плакали. По их просьбам я должна была произносить вслух чуть ли не каждое слово из словаря. Мы связались по скайпу с Келвином, который находился в Нью-Йорке по каким-то делам. Когда он увидел улыбающегося Брукса, когда услышал, что я снова могу говорить, то тоже расплакался. На протяжении всего вечера было очень много моментов, когда мама и папа вместе смеялись: вроде бы вместе, но в то же время словно раздельно. Они даже не разговаривали друг с другом. Хотя я замечала, как дрожали их губы, как они украдкой поглядывали друг на друга. Я видела любовь, все еще живущую в их сердцах.
— Ну что же, — сказал папа около часа ночи. — Пожалуй, мне пора.
Он встал, и я взглянула на маму, умоляя ее сказать хоть что-нибудь. Но она молчала. И молча смотрела, как ее любовь уходит снова.
— Что это было? — спросила я ее. — Ты должна идти за ним!
— Что? Нет. Мы расстались. Каждый из нас получил то, чего хотел.
— Ложь! — выкрикнула Шерил. — Вранье! Мама, когда ты в последний раз принимала душ?
Мама замолчала, действительно вспоминая свой последний визит в ванную
— Я мылась! — уверенно заявила она.
— Да, — фыркнула Шерил. — Вместе с мороженым «Бен и Джерри». (Примеч.: Ben&Jerry`s — американская компания по производству мороженого).
— Твой отец счастлив. Во всяком случае, выглядит счастливым.
Я бросила на нее многозначительный взгляд. Естественно, он несчастен. Часть его сердца все еще бьется в ее груди. Как можно быть счастливым, когда у тебя нет половины души?
— Ты должна позвонить ему.
Ее глаза наполнились слезами, и она вымученно мне улыбнулась.
— О, нет. Нет. Я не могу. Я… — ее голос дрогнул, и она всплеснула руками. — Я даже не знаю, что сказать.
— Тебе его не хватает?
Она заплакала, слезы заструились по ее щекам.
— Так сильно, что словами не передать.
— Тогда скажи ему.
— Я не знаю как. Я не знаю ни что сказать, ни как это сделать.
Я подошла к ней и вытерла ее слезы.
— Пойдем. Брукс отвезет нас к папиной квартиры. По пути я помогу тебе подобрать нужные слова. Ты можешь сесть на переднее сиденье.
Она задрожала всем телом, и я, прижав ее к себе, крепко обняла. Но стоило нам приблизиться к холлу, мама застыла на месте.
— Я не могу.
— Ты можешь. Поступим следующим образом. Мы выйдем из дома и пойдем к машине. Когда беспокойные мысли и сомнения начнут одолевать тебя, ты должна продолжать идти, хорошо? Даже если тебе будет страшно, продолжай идти. А когда голос сомнения станет громче, беги. Ты должна бежать, мама. Бежать, пока не окажешься в его объятиях.
— Почему ты помогаешь мне? Мэгги Мэй, я ужасно к тебе относилась. Все эти годы я не позволяла тебе жить своей жизнью. Почему ты так мне помогаешь? Почему ты так великодушна?
Я прикусила нижнюю губу.
— Когда я была маленькая, одна женщина всегда говорила мне, что семья — это значит поддерживать друг друга несмотря ни на что, даже в трудные дни. Особенно в трудные дни.
Она сделала глубокий вдох.
— Тебе страшно? — спросила я.
— Да.
— Ладно, — кивнула я. — Тогда пойдем.
Только когда мы добрались до машины и Брукс помог маме устроиться на пассажирском сиденье, она выдохнула.
— Спасибо, что согласился подвезти, Брукс, — сказала она ему с легкой улыбкой.
— В любое время, — Брукс улыбнулся в ответ и взял маму за руку. — Вы в порядке сегодня, миссис Райли?
Она дважды сжала его руку.
Молчаливый, но содержательный ответ.
Да.
Когда мы подъехали к папиному дому, я вытащила свою доску и начала писать. Брукс въехал на стоянку и припарковал машину. Я вышла, держа в руках доску, а мама последовала за мной.
— Подожди, Мэгги. Ты не сказала, что мне ему говорить, — она дрожала всем телом от волнения, паники и беспокойства за то, что мужчина, которого она любит, может больше ее не любить. — Я не знаю, что мне делать.
Я повернула к ней доску. Прочитав написанное на ней, мама перестала дрожать. Ее словно накрыло волной спокойствия, и она облегченно выдохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Хорошо.
Мама подошла к двери, нажала на звонок около номера папиной квартиры и терпеливо ждала, пока он спустится вниз. Я забралась на пассажирское сиденье машины и закрыла дверь. Брукс наклонился вперед, чтобы видеть, что происходит между моими родителями. Когда папа открыл дверь, я ясно увидела это — любовь не подчиняется приказам. Сняв очки, он передвинул их на темя, но не произнес ни слова. Мама тоже. Когда настал момент, и мама перевернула доску, чтобы папа мог прочесть, его глаза увлажнились, и он прикусил зубами сжатые в кулак пальцы. Из его глаз потекли слезы, и он притянул маму в свои крепкие объятия. Доска упала на землю, и они еще крепче прижались друг к другу. Их тела слились воедино. А потом они поцеловались. В их поцелуе была торопливость и радость, тоска и воссоединение. Он был таким настоящим. И если поцелуи способны излечивать разбитые сердца, то я верю, что осколки сердец моих родителей медленно склеивались.
— Вау, — прошептал Брукс.
Да уж, вау.
— Видимо, теперь мы можем уехать, — сказала я.
Выехав со стоянки, он спросил:
— Что было написано на доске?
Я снова взглянула на своих родителей, которые по-прежнему крепко обнимали друг друга и покачивались из стороны в сторону. Мои губы приоткрылись, и я, улыбнувшись их любви, ответила:
— Потанцуй со мной.
***
Мы поехали обратно домой, чтобы рассказать Шерил о том, как все прошло. Она вздохнула с облегчением.
— Хорошо. Отлично, — поблагодарила она меня за помощь.
Мы с Бруксом отправились в мою спальню и, как раньше, легли на кровать, свесив ноги.
— Они действительно любят друг друга, — сказал Брукс, глядя в потолок. — После всего, через что им пришлось пройти, их любовь все еще жива.
— Да, и это прекрасно.
— Мэгги Мэй?
— Да?
— Как ты смотришь на то, чтобы немного послушать музыку?
Его вопрос такой простой, но невероятно значимый.
— Да, конечно.
Он встал, взял наушники с моего стола и подключил их к своему телефону.
— Что ты хотела бы послушать? — спросил Брукс, укладываясь рядом.
— Что-нибудь. Не имеет значения.
Он настроил произвольное воспроизведение, и мы слушали все подряд.
— Я пел сегодня, — сказал он. Мы слушали музыку уже около часа. — На озере. Сегодня утром я вышел на озеро, чтобы петь.
— Да? — спросила я, притворяясь удивленной.
— Да. Я понимаю, что придется изрядно потрудиться, но, думаю, что с моим голосом будет все в порядке. Может быть, я смогу вернуться в группу просто вокалистом.
— Конечно, Брукс, они будут рады этому. Ты же заметил сегодня реакцию Келвина, когда он увидел тебя? Все они хотят только одного: чтобы ты вернулся. И я говорю не только о музыке. Я говорю о возвращении к ним. Они твои лучшие друзья и просто хотят, чтобы у тебя все было хорошо. Ты должен позвонить им.
Он кивнул.
— Позвоню. Понимаешь, меня больше волнуют фанаты. Ведь многие из них купились на сплетни. Они считают меня кем-то вроде зажравшегося бездельника.
— Брось, Брукс. Любой, кто встречался с тобой и по-настоящему тебя знает, поймет, что все эти слухи лживые. На каждый комментарий негативный, есть тысячи положительных. Люди просто хотят, чтобы ты восстановился и вернулся к ним. Поверь мне. Я тоже читала комментарии.
Он улыбнулся и поцеловал меня.
— Спасибо тебе.
— Я счастлива, что ты пел сегодня.
— Да. Без гитары было тяжело. Думаю, когда я вернусь к парням, они смогут играть за меня, и мне будет легче чувствовать мелодию.
Я села и покачала головой.
— Тебе не нужно ждать. Я сама могу это сделать, — я быстро подошла к стоящей в углу гитаре и взяла ее в руки. — Я играю вашу музыку, парни, с тех пор, как ты научил меня.
Мы играли до самого утра, пока не начало вставать солнце. Он спел свои лучшие песни, а их у него достаточно много. Когда стало ясно, что ни у кого из нас больше нет сил держать глаза открытыми, мы отложили гитару и легли в постель. Моя голова покоилась у него на груди, и Брукс крепко прижимал меня к себе.
— Я люблю тебя, — прошептал он, когда я уже начала погружаться в сон. — Я люблю тебя. Очень-очень.
Что может быть более фантастическим, чем возможность сказать ему эти же слова вслух?
Глава 39
Мэгги
Следующим утром мы вместе с Бруксом поехали возвращать взятую им напрокат лодку. Всю дорогу мы играли в «угадайку», пытаясь прикинуть, сколько денег с него сдерут за то, что он так долго ее не возвращал. Все догадки сводились к одному — целое состояние.
— Вот что я подумал. Вероятно, мне пора начинать заниматься с педагогом по вокалу и предпринять какие-то реальные шаги для скорейшего восстановления. Это может означать, что на некоторое время я должен буду уехать в Лос-Анджелес. Нужно встретиться с парнями и начать работать над возвращением в любимое дело. Я знаю, что ты учишься…
— Дистанционно, — прервала я его. — Я могу продолжать учиться из любой точки мира, а если потребуется, у меня есть возможность в любое время вернуться домой.
— Ты поедешь со мной? — спросил Брукс удивленно.
Я взяла его за руку и дважды сжала ее. Он облегченно вздохнул.
— Это делает меня счастливым. С тобой мне легче, понимаешь? Все легче.
Мы подъехали к лодочному магазину Джеймса, и я не смогла сдержать улыбку при виде лающего на крыльце пса. Мы поднялись по ступенькам, и я, подойдя к собаке, ласково потрепала его за ухом. Он перестал лаять. Хороший мальчик.
— Я был здесь несколько раз, но никогда не видел его таким тихим, — шутливо сказал Брукс.
При входе в магазин нас встретил мужчина — с виду наш ровесник или, возможно, чуть старше тридцати.
— Эй, Брукс, рад видеть тебя снова, — сказал он, подходя к Бруксу и хлопая его по спине. — Даже не думал, что мы увидимся, — добавил парень и протянул мне руку. — Я Майкл. Управляю этим магазином на пару с отцом.
Я пожала его руку.
— Приятно познакомиться. Я Мэгги.
— Отец сказал, что ты можешь пока прогуляться по доку и посмотреть некоторые лодки. Он сейчас заканчивает телефонный разговор. И, если тебе удобно, он может встретиться с тобой там.
— Конечно, все в порядке. Спасибо, Майкл, — сказал Брукс.
Взявшись за руки, мы обошли магазин и в ожидании встали на причале, разглядывая лодки.
— Ты волнуешься? — спросила я. — Находясь рядом с лодками? Может, нам лучше подождать возле магазина?
Он покачал головой.
— Нет. Сильнее всего это беспокоит меня в снах. Я в порядке.
— Хорошо, — я взглянула на наши руки и усмехнулась. — Странно, да? Мы вдвоем, держимся за руки и не дома. Мы вместе и свободны.
Брукс притянул меня к себе и потерся носом о мой нос.
— Это восхитительно, не так ли?
Больше, чем он мог себе представить. Я так долго мечтала об этом дне.
Дверь магазина распахнулась, и из него вышел пожилой мужчина с сигаретой.
— Черт побери, Уилсон! Заткнись! Ш-ш-ш-ш! Ш-ш-ш-ш! Сумасшедшая псина!
Мое тело напряглось. Брукс, прищурившись, посмотрел на меня.
— Ты в порядке?
Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…
Я кивнула.
— Да, в порядке. Прости, иногда у меня бывают всплески…
Наморщив лоб и сдвинув брови, он внимательно всматривался в меня.
Я выдавила из себя улыбку.
— Со мной все хорошо. Правда.
— Ладно, — недоверчиво сказал он.
Мужчина направился в нашу сторону, и я, обняв Брукса за талию, крепче прижалась к нему. Чем ближе подходил мужчина, тем сильнее становилось мое внутреннее напряжение. Остановившись на полпути, он затоптал окурок и помахал нам.
— Привет! Извините, что заставил ждать. Долгий телефонный разговор. Ну, бизнес и все такое, понимаете? Как насчет того, чтобы вы двое проследовали за мной, и мы оформили все документы в офисе?
Мы направились в его сторону, а когда подошли, он протянул мне руку.
— Привет, я Джеймс. Приятно познакомиться.
Я пожала его руку, и запах табака заполнил мои ноздри. У меня возникло подсознательное ощущение тревоги. Он привел нас в свой кабинет и закрыл дверь. Уилсон по-прежнему лаял, и Джеймс снова прикрикнул на него:
— Ш-ш-ш-ш, Уилсон! Заткнись! — он потер ладонями виски и извинился. — За столько лет эта собака никак не может заткнуться. Ну и ладно, — он плюхнулся на стул и сухо улыбнулся Бруксу. — Хотелось бы, чтобы наша встреча происходила при более приятных обстоятельствах. Я сожалею о том, что с тобой случилось. Ужасно, когда происходят такие трагедии.
Он закатал рукава, и мой взгляд приковали татуировки на его предплечьях. Воздух в комнате стал густым, и я готова была поклясться, что стены начали сжиматься вокруг меня. Он протянул руку и взял два кусочка черной лакрицы.
Голова кружилась. Все сильнее и сильнее. Я чувствовала, как он держит меня. Чувствовала его руки, сжимающие мою шею. Его губы возле моего уха. Его тело на мне.
Я резко отодвинула стул и нервно вскочила.
— Нет… — пробормотала я и попятилась от его стола. — Нет…
Джеймс, прищурившись, внимательно смотрел на меня.
— Хм, ты в порядке? — она перевел взгляд на Брукса. — С ней все хорошо?
Брукс встал и направился ко мне.
— Мэгги, что?
Чем ближе он подходил, тем сильнее дрожало мое тело. Я закрыла глаза и покачала головой. Нет. Нет.
Я не только видела, но и чувствовала его. Я чувствовала его лицо, склоненное над моим. Ощущала его кожу, его губы…
— Мэгги, все хорошо, — сказал Брукс успокаивающим тоном. — У тебя просто паническая атака. Все хорошо. Все в порядке.
— Нет! — выкрикнула я, открыв глаза. — Нет, все совсем не в порядке. Совсем не хорошо. Это… — я почувствовала тошноту. Меня сейчас вырвет. Я понимала, что меня сейчас вырвет. За одну секунду мое прошлое и настоящее столкнулись друг с другом, и я прикрыла глаза.
…он не один. С ним еще кто-то. Девушка. Она продолжает говорить ему «нет», объясняя, что больше не может быть с ним, а ему это не нравится.
— У нас своя жизнь, Джулия. Мы семья.
Я моргнула.
Брукс приблизился ко мне, его взгляд был полон беспокойства.
— Мэгги, поговори со мной.
Джеймс тоже встал и, пригладив пальцами волосы, направился ко мне.
Я моргнула.
Он закричал на нее, его голос сорвался:
— Чертова шлюха, — рявкнул он и сильно ударил ее по лицу. Она пошатнулась, всхлипнула и прижала ладонь к щеке. — Я дал тебе все. Мы жили вместе. Я просто должен был заниматься бизнесом. Нам нужно было встать на ноги. А как насчет нашего сына? Как насчет нашей семьи?
Я моргнула.
Уилсон снова залаял, и Джеймс снова и снова шипел, пытаясь утихомирить собаку.
— Майкл, заставь заткнуться это чертову псину! — его взгляд переместился ко мне. Он не сводил с меня глаз.
— Не смотри на меня, — прошептала я.
Я моргнула.
Я обхватила себя руками, в голове все закружилось. Ломая ветки, попадавшие мне под шлепанцы, я попятилась назад и врезалась спиной в ствол ближайшего дерева. В этот момент темно-шоколадный взгляд дьявола наткнулся на мою фигуру.
Я моргнула.
В комнату вошел Майкл. При виде меня он нахмурился. Он казался смущенным. Все были сбиты с толку, все кричали. Они старались перекричать друг друга, пытаясь понять, что со мной происходит. Я сама не понимала, что со мной творится.
— С нее пот льет ручьями. Она сейчас потеряет сознание.
Горло сдавило. Он душил меня. Дьявол был в нескольких сантиметрах от меня, и я ощущала его хватку вокруг моей шеи.
Я моргнула.
Он опустил руку мне на шею, сдавливая горло. Дышать становилось все труднее и труднее. Он плакал. Сильно плакал. Плакал и извинялся. Просил прощения за то, что делал мне больно. Извинялся за то, что сдавливал пальцами мое горло, и каждый следующий вдох давался мне все сложнее. Он говорил мне, что любит ее. Сказал, что любовь сделала его таким. Обещал, что никогда больше не причинит ей боли. Клялся никогда больше не обижать женщину, которую уже убил.
Я моргнула.
Ощутив кожей прикосновение Джеймса, я оттолкнула его руку.
— Нет! — я отшатнулась в угол комнаты. — Не трогай меня! — закрыв ладонями уши, я сползла вниз по стене. — Ты это сделал! Ты это сделал! — выкрикивала я. Горло горело, сердце готово было выскочить из груди. — Ты это сделал!
Я моргнула.
— Тебе не следовало находиться здесь, но ты здесь, — проговорил он, склоняясь над моим лицом. — Мне жаль. Прости, — от него пахло табаком и лакрицей, а на предплечье была большая татуировка в виде двух молитвенно сложенных рук с чьим-то именем под ними. — Как ты здесь оказалась? — спросил он.
Ш-ш-ш-ш…
Ш-ш-ш-ш…
Я чувствовала себя грязной.
Чувствовала себя использованной.
Пойманной в ловушку.
Видит ли Брукс? Заметил ли он татуировку? Почувствовал ли он запах табака и лакрицы?
Я моргнула.
Закрыла глаза.
Я не хотела чувствовать. Не хотела существовать. Не хотела больше моргать. Я крепче закрыла глаза. Мне не хотелось видеть, но я все-таки видела. Я видела его. Ощущала его. Он по-прежнему был частью меня.
Все померкло.
Все превратилось в тень.
Все погрузилось во мрак.
А потом… я закричала:
— Ты убил ее! Ты убил ее! Ты убил Джулию!
Глава 40
Брукс
В воздухе повисла тишина. Сидя в углу, Мэгги дрожала всем телом и не могла перестать плакать. Майкл смотрел на отца, а взгляд Джеймса был прикован к Мэгги.
— Что ты сейчас сказала? — ошеломленно спросил Майкл.
Ладони Мэгги Мэй были прижаты к ушам, и я почти физически ощущал ее страх. Ее губы приоткрылись, она хотела что-то сказать, но звука не последовало.
— Послушайте, я не понимаю, что происходит, но будет лучше, если вы оба уйдете, — тяжело вздохнув, сказал Джеймс. Он подошел к Мэгги и взял ее за руку, чтобы поднять с пола.
Она еще сильнее затряслась и, съежившись в углу, вскрикнула:
— Нет! Пожалуйста, не надо!
Я поспешил к ней и слегка оттолкнул Джеймса в сторону.
— Отойди, пожалуйста.
— Что происходит? — спросил Майкл, наморщив лоб. — Что с ней случилось? Может, мне позвать на помощь?
— Нет, — сказал Джеймс. — Думаю, лучше всего будет, если они просто уйдут. Скорее всего, у нее какое-то умственное расстройство.
— Это не умственное расстройство, — огрызнулся я. — Она просто… — я замолчал и переключил свое внимание на Мэгги. — Мэгги. Что случилось?
— Он убил ее, — сказала она. — Это тот самый, из леса.
Я повернулся к Джеймсу и увидел мелькнувший в его глазах страх.
— Она утонула в Харпер-Крик. Я видела ее. Я видела, как ты утопил ее, — закричала Мэгги.
— Девочка, ты сама не понимаешь, что говоришь. Так что тебе лучше замолчать.
— Ты убил свою жену, — поднимаясь с пола, сказала Мэгги. — Я видела тебя. Я была там.
— Папа? — прошептал дрожащим голосом Майкл. — О чем она говорит?
— Будь я проклят, если понимаю. Она явно бредит. Ей нужно обследоваться. Прости, Брукс, но я хочу, чтобы вы ушли. Я не знаю, чем вызвана ее паника, но ты должен помочь этой девушке. Я даже снимаю все свои претензии по поводу задержки лодки. Просто помоги девушке.
— Признайся, — сказала Мэгги, с каждой секундой чувствуя себя увереннее. — Скажи правду. Признайся сыну в том, что ты сделал.
Джеймс подошел к своему столу и сел на стул. Подняв трубку телефона, он помахал ею в воздухе.
— С меня хватит. Я звоню в полицию. Ситуация выходит из-под контроля.
Мэгги просто молча скрестила руки на груди. Несмотря на дрожь во всем теле, она не сдавалась.
— Хорошо. Звони. Если ты не совершал того, в чем, я уверена, виноват, набирай девять-один-один.
Рука Джеймса задрожала, а глаза Майкла округлились от ужаса.
— Папа, позвони им. Набери номер.
Джеймс медленно опустил телефон на стол. Майкл практически рухнул на пол.
— Нет… Нет…
Джеймс ошеломленно посмотрел на Мэгги. Судя по взгляду, он признал свое поражение.
— Как? Откуда ты узнала?
— Я та самая маленькая девочка, которая все видела.
— Боже мой! — воскликнул Джеймс, прижимая ладони к глазам. — Это был несчастный случай. Несчастный случай. Я не хотел…
— Нет… — продолжал качать головой Майкл. — Нет, мама бросила нас. Помнишь? Она сбежала с другим мужчиной. Ты так сказал мне. Ты поклялся, что так и было.
— Она так и сделала. Ну, она собиралась. Она собиралась бросить нас, Майкл. Я узнал, что она собирается уйти. Я обнаружил в ее телефоне звонки от какого-то парня, а она просто отмахнулась от меня. Мы начали драться, и она убежала в лес. О, Боже мой, я не собирался этого делать. Ты должен мне верить, — он вскочил и бросился к сыну. — Майкл, ты должен мне поверить. Я любил ее. Я очень сильно любил ее.
Я встал перед Мэгги, не уверенный в том, что может выкинуть Джеймс. Он производил впечатление невменяемого, расхаживая взад-вперед и беспокойно проводя пальцами по волосам. Джеймс бросился к своему столу и начал открывать ящики и вытаскивать оттуда документы.
— Пап, что ты делаешь? — ошарашенно спросил Майкл.
— Мы должны уехать, Майкл. Нам нужно ненадолго исчезнуть. Тебе и мне, хорошо? Так всегда и было: только ты и я. Мы сможем начать все сначала. Я совершил ошибку, но мне пришлось жить с этим чувством вины. Каждый день своей жизни я винил себя за то, что сделал. А теперь мы должны уехать.
— Папа, успокойся!
— Нет! — лицо Джеймса покраснело, плечи часто вздрагивали, а дыхание стало прерывистым. — Мы должны уехать, Майкл. Нам нужно… — он захлебнулся в неконтролируемых рыданиях. — Я держал ее, Майкл. Я держал ее в своих руках. Я не хотел…
Майкл подошел к отцу с поднятыми кверху ладонями.
— Все в порядке, пап. Иди сюда. Иди ко мне. Мы уедем. Уедем, — он обнял отца и прижал его к себе. — Ты в порядке, пап. У тебя все хорошо.
Джеймс продолжал плакать, уткнувшись лицом в футболку сына и бормоча что-то бессвязное. Встретившись со мной взглядом, Майкл кивнул в сторону лежащего на столе телефона и сказал:
— Позвони в полицию.
К тому моменту, как Джеймс начал понимать происходящее, было уже слишком поздно. Сын крепко держал его в своих медвежьих объятиях и не собирался позволять ему двинуться с места. Прибыли полицейские, и после некоторых объяснений касательно ситуации, Джеймс был взят под стражу. Все это время Мэгги стойко держалась: уверенно разговаривала с офицерами полиции, не теряла самообладания, не путалась в словах, только ее голос едва заметно дрожал.
Когда полицейская машина, увозившая Джеймса, уехала, у Мэгги вырвался тяжелый вздох.
— Его больше нет? — спросила она меня.
— Да. Его больше нет.
Она всем телом начала оседать вниз, но я успел подхватить ее. Я держал ее, а она все плакала и плакала, но мне было понятно, что эти слезы больше не от страха. Это были слезы ее освобождения.
После того, как события прошлого раскрылись, полиция отправила поисковую команду обследовать Харпер-Крик. И только спустя пять дней удалось обнаружить тело Джулии. Эта ужасная находка потрясла многих людей — всех жителей Харпер-Каунти. Члены семьи Мэгги, узнав, наконец, что с ней случилось, справлялись с этим так, как умели — поддержкой друг друга. Я не слишком за них беспокоился. Они преодолели темную полосу жизни и стали еще сильнее, чем раньше.
Больше всего я переживал за другого человека.
За сына, который всю свою жизнь верил в то, что мать его бросила. За сына, всю жизнь прожившего рядом с отцом, который в один миг превратился в его глазах в чудовище. У Майкла впереди был долгий путь, и я не был уверен в том, как он сможет справиться с правдой, на которую ему открыли глаза.
Я молился, чтобы он обрел душевный покой и устоял перед лицом бури.
Глава 41
Мэгги
Мне предстояло отправиться на заседание суда, но мои ноги отказывались сдвигаться с места.
На мне было черное платье, отделанное кружевом, и желтые балетки. Благодаря Шерил мои волосы были завиты, а ресницы подкручены.
— Мэгги, в суде ты должна выглядеть респектабельно. Там всегда вертятся фотографы, особенно на выходе из здания. А с учетом того, какой резонанс получила эта история, репортеры будут обязательно, — объясняла она, колдуя над моей прической.
Как только Шерил закончила работу над моей фотогеничностью, я подошла к своему большому — в полный рост — зеркалу и тупо уставилась на свое отражение. Все беспокоились за меня после того, что произошло в лодочном магазине Джеймса. Они думали, что я снова вернусь в свой страх, в свое безмолвие — и где-то были правы. После ареста Джеймса я не очень много разговаривала. Я не сказала ни слова о том, что видела тогда в лесу, хотя все и так понимали, какой это ужас: видеть, как убивают женщину и понимать, что ты следующая.
Когда меня пригласили дать показания против Джеймса, я сразу согласилась. Я понимала, насколько важную роль играю во всей этой истории. И знала, насколько важно, наконец, все рассказать. Не только ради себя, но и ради Джулии. И ради Майкла. Я была готова. Готова отправиться в здание суда. Но была одна маленькая проблема — ноги отказывались двигаться.
В дверях моей комнаты появился Брукс. На нем был темно-синий костюм и голубой галстук в клеточку. В ответ на его легкую ухмылку я широко улыбнулась. Брукс ничего не сказал, но я знала, о чем он думал.
— Я в порядке, — прошептала я и вернулась к разглаживанию складок на платье.
— Врунишка, — сказал он и, подойдя сзади, обнял меня. Мы смотрели друг на друга в зеркало. Брукс опустил подбородок на мое плечо. — Скажи мне, что это. Что происходит в твоей голове.
— Это просто… Мне сегодня придется сидеть напротив него. И я должна буду сидеть на месте, зная, что сделал этот человек, и изо всех сил сдерживать свою реакцию. Когда я видела его до этого, все происходило очень быстро. Все произошло мгновенно, но сейчас мне действительно придется встретиться с ним лицом к лицу. Ведь это из-за него я столько перенесла. Это он украл мой голос. Как мне держать себя в руках? Как я смогу стоять перед человеком, который на столько лет лишил меня голоса? Как мне попросить вернуть его обратно?
— Ты и не должна просить, — сказал Брукс. — Просто возьми. Тебе не нужно разрешение, чтобы вернуть украденное у тебя. Твоей вины тут нет. Это твой голос. И единственный способ вернуть его — это рассказать твою историю. У тебя есть голос, Мэгги Мэй. И всегда был. А теперь пришло время, чтобы его услышал весь остальной мир.
— Мы можем послушать какую-нибудь песню? — все еще волнуясь, спросила я.
— В любое время, — он достал телефон, подключил к нему наушники и протянул один мне. — Что ты хочешь послушать?
— Включи то, в чем я могла бы утонуть, — прошептала я.
И он включил мне нашу песню.
***
Я рассказала свою историю. Каждую ее часть, каждый миг, каждое болезненное мгновение. Моя семья сидела в зале и слушала. Мама рыдала. Папа тоже вытирал слезы. Шерил и Келвин ни на секунду не отводили от меня взглядов. Вряд ли я смогла бы говорить так громко без их молчаливой поддержки.
Закончив, я встретилась в коридоре со своей семьей, и они сказали, что я очень сильная, потому что смогла пройти через такие испытания. Через несколько минут двери судебного зала открылись, и оттуда вышел Майкл. Его глаза выглядели потухшими, и я отчетливо увидела это — вся тяжесть мира сейчас опустилась на его плечи. Он направился в мою сторону и улыбнулся, но его улыбка очень быстро сменилась угрюмым выражением лица. Майкл засунул руки глубоко в карманы и сказал:
— Привет. Прости, я понимаю, что, вероятнее всего, не должен говорить с тобой. Просто хотел сказать: то, что ты сейчас сделала, — это очень смело. Я даже не могу представить, через что тебе пришлось пройти в жизни. Мне очень жаль, что это случилось с тобой.
— У тебя нет причин для извинений. Ты не в ответе за ошибки отца, — сказала я ему.
Он понимающе кивнул.
— Знаю, знаю. Но все равно. У тебя была украдена жизнь. И у моей мамы… — он нервно усмехнулся. — Я думал, что она бросила нас. Всю свою жизнь я не мог ее понять и ненавидел, потому что все мои воспоминания о ней были наполнены любовью. Я всю жизнь старался понять, почему она ушла от нас, и не мог.
— Если бы у нее был выбор, она никогда не покинула бы тебя, — вмешалась мама. — Поверь, я знаю.
Майкл поблагодарил мою маму и собрался уже уйти, но я окликнула его.
— Она не мучилась, — соврала я. — Все произошло быстро, безболезненно и закончилось в течение нескольких секунд. Твоя мама не мучилась.
Казалось, после моих слов его плечи немного расслабились.
— Спасибо, Мэгги. Спасибо тебе за это.
После стольких лет молчания я поняла, насколько важными могут быть слова. Они обладали способностью не только причинять боль людям, но и исцелять, если их правильно использовать. И всю свою оставшуюся жизнь я буду стараться осторожно обращаться со словами. Они обладают властью изменять жизни.
***
На следующий день я — с чаем и сэндвичами с индейкой — отправилась домой к миссис Бун. Открыв дверь, она закатила глаза при виде меня, а потом пригласила войти перекусить.
— Я видела тебя вчера в новостях, — сказала миссис Бун. — Ты могла бы получше накраситься. Это все-таки телевидение, а не пижамная вечеринка, Мэгги.
Я усмехнулась.
— В следующий раз.
— В следующий раз… — миссис Бун вздохнула и покачала головой. — Я могла бы подумать, что это шутка, но ты и твой парень как никто умеете влипать в истории, так что не исключено, что тебя покажут по телевизору еще раз, — сказала она, делая глоток чая. — И ты ужасно выбираешь чай. Он отвратителен.
Я засмеялась.
— Теперь вы понимаете, что я чувствовала все эти годы.
Она взглянула на меня поверх чашки, и ее руки задрожали.
— Твой голос не так ужасен, как я себе представляла, — она улыбнулась и довольно кивнула. Лучший полу-комплимент от моего лучшего заклятого друга. Она взяла в руки свой сэндвич и откусила. — Я знала, что ты когда-нибудь заговоришь. Я была уверена, что у тебя получится.
Мы сидели вдвоем и говорили обо всем подряд, вместе смеялись. Это непередаваемые ощущения. Когда стало смеркаться, миссис Бун взяла свои ходунки, чтобы проводить меня до двери. Всякий раз, когда ее сиделка пыталась ей помочь, она приказывала ей проваливать. Что в переводе с языка миссис Бун означало «спасибо».
— Ну, береги себя, Мэгги Мэй. И сделай перерыв в трагических историях, ладно? Настало твое время идти вперед и жить той жизнью, которую ты заслуживаешь. С мальчиком, который ловит каждый твой взгляд. Но в любой момент не бойся сделать остановку в своих приключениях и отдохнуть за чашкой чая, — наши взгляды встретились, и она подарила мне самую теплую улыбку из всех, что я когда-либо у нее видела. — Ну, или, знаешь, просто поговорить со старым другом.
— Обязательно, — улыбнулась я. — Я люблю вас, миссис Бун.
Она закатила глаза, смахнула скатившуюся слезу и ответила:
— Да. Конечно, — что в переводе с языка миссис Бун означало «я тоже тебя люблю».
Я перешла дорогу и увидела всю свою семью. Они сидели на лужайке перед домом и смотрели на него.
— Что происходит? — спросила я, подойдя к ним.
Голова Шерил покоилась на плече Келвина, а папа обнимал маму. Я села рядом со своими братом и сестрой и подняла взгляд вверх.
— Мы прощаемся, — сказал папа.
— Что? — я покачала головой. — Вы продаете его?
Он кивнул.
— Мы все решили, что пришло время. Этот дом был для нас началом чего-то нового, он был полон смеха и любви.
— Но еще и большой боли, — сказала мама, слегка улыбнувшись. — И мы подумали, что пришло время начать все сначала. Найти новый дом, новые впечатления. Настал момент отпустить прошлое и обрести будущее.
Я не стала с ними спорить, потому что это ощущалось запоздалым решением, но все же мне было грустно при мысли о расставании с домом, который столько лет защищал меня от меня самой.
Дом был продан через пятьдесят дней после того, как его выставили на продажу. Брукс и вся их группа отправились в Лос-Анджелес, чтобы начать работу над изменением манеры игры и исполнения. Я пообещала, что мы увидимся там, как только с домом все уладится.
В последний день нашего переезда небо потемнело, и на Харпер-Каунти обрушился ливень. На нашей подъездной дорожке были припаркованы два грузовика, которые мы загружали последние несколько часов. Когда из дома была вынесена последняя коробка, я попросила родителей дать мне пару минут попрощаться.
Моя когда-то полная вещей комната опустела, лишившись своего прошлого. Прижав руку к груди, я стояла и слушала, как падающие капли дождя стучат по подоконнику. Я не знала, как начать прощаться. Боль в груди напоминала мне обо всех моментах, которые хранят эти стены. Здесь я впервые узнала, что такое семья. Здесь я впервые влюбилась. И независимо от того, куда забросит меня жизнь, этот дом из желтого кирпича навсегда останется моим домом.
Я была на грани того, чтобы расплакаться, когда услышала свои любимые шесть слов.
— Ты сегодня в порядке, Мэгги Мэй?
— Ты же должен быть в Лос-Анджелесе, — сказала я с улыбкой и повернулась, чтобы увидеть Брукса — он стоял в дверях, заложив руки за спину. Его волосы и одежда были мокрыми от дождя, а на губах сияла широченная улыбка. — Что ты здесь делаешь?
— Ну, неужели ты думала, что я пропущу прощание с домом, подарившим мне тебя? — он вошел в комнату, и, убрав руки из-за спины, показал мне доску со словами, написанными его рукой перманентным маркером. — Несколько лет назад я дал обе
