Русов Николай Николаевич 126 11 страница

Он оказался хорошим товарищем, привязчивым и отзывчивым, несмотря на некоторые психические странности, которые он всегда обнаруживал и которые определялись склонностью к большим преувеличениям, излишнему фантазированию вплоть до представлений, не соответствующих иногда действительности. Это отчасти может быть объяснено некоторой степенью шизофрении, которая время от времени у Александра Сергеевича обострялась, заставляя его обращаться к врачу и предпринимать курс лечения. Крайняя забывчивость, постоянное перепутывание имен, дат и даже фактов, иногда смешение сновидений с действительностью делали порой общение с ним довольно трудным, но не портили тем не менее наших личных с ним отношений. Однако в известной степени это сыграло свою роль, так как тот круг интересов, который сближал нас вначале, постепенно стушевался и заменился более или менее обывательским.

Что касается политических воззрений А.С.ПОЛЯ, то в общем они, как мне представляется, были довольно близки к моим, т.е., стоя на общей платформе советской власти, он, как и я, правда в менее углубленной и менее выраженной форме, проявлял интерес и симпатии к анархическим проблемам в их общефилософской концепции. В отношении же политической практики анархизма он, так же как и я, стоял на точке зрения утопичности этой практики, относясь совершенно скептически к возможности каких-либо конкретных анархических проявлений в условиях данного времени.

С Валентином Сергеевичем СМЫШЛЯЕВЫМ познакомился в 1918 г., когда он еще был членом ВКП(б), артистом 1-й студии МХТа и начинающим режиссером в

Пролеткульте, где был председателем Театральной секции. Нас сблизило с ним стремление обоих к исканию новых путей молодого пролетарского искусства. С 1920 г., вернувшись с фронта, я вместе с ним начал работать в Пролеткульте. Как я уже писал, в течение моей пролеткультовской работы возникло постепенное разочарование в осуществляемой там работе. Подобное же разочарование, по-видимому, почувствовал и СМЫШЛЯЕВ. Он ушел из Пролеткульта значительно раньше меня, что совпало с выходом его из партии. Мотивировал он выход тогда, насколько я припоминаю, не идеологическими расхождениями, а невозможностью совместить работу художника с работой члена партии. В дальнейшем эта его точка зрения окрепла в связи с отрицательным его отношением к тенденциозности в искусстве вообще и в искании формы и методов свободного искусства. Вплотную мне никогда не приходилось с ним говорить прямо на тему его ухода из партии, т.к. я считал это его личным делом, во-первых, а во-вторых, непосредственно политические вопросы сами по себе меня не интересовали в исключительной степени.

И кроме того, несмотря на очень тесную сработанность с ним как с режиссером, на протяжении многих лет моего знакомства с ним вплоть до сегодняшнего дня между нами никогда не устанавливались интимные отношения, хотя мы и говорили друг другу «ты». Я думаю, что объясняется это слишком большой противоположностью наших характеров, не позволяющих сближаться до конца. И более того, даже в нашей совместной художественной работе мы всегда противостояли друг другу, ища не слияния в единстве формы художественного выражения, а по большей части остроты контрастов художественной трактовки, что благодаря долголетнему опыту совместной работы приводит всегда к оригинальности и подчас неожиданности стиля художественной формы. Благодаря так сложившимся взаимоотношениям нашей художественной практики и в области теоретических и идеологических концепций не устанавливалось общности — мы всегда гораздо больше спорили, чем находили общность идей. Думаю, что в известной мере его политическое мировоззрение также не чуждо известных анархических взглядов, но он и по сей день, по-моему, остался большевиком.

С Юрием Александровичем ЗАВАДСКИМ я знаком значительно меньше, чем со СМЫШЛЯЕВЫМ, совместно с ним мне практически не приходилось работать, мы все проектировали больше эту совместную работу на театре, но так ничего более или менее значительного из этих проектов и не удалось осуществить, т.к. ему все не удавалось в должной мере развернуть работу своей Студии. Встречались мы с ним преимущественно не на квартире, а в помещении Студии или за кулисами театров и в большинстве случаев по художественно-деловым вопросам. С ним, по-видимому, в дальнейшем могли бы у меня создаться более близкие отношения на почве художественно-идеологических установок, в особенности в его переходе к последнему периоду работы его Студии. По причинам краткости встреч мне не удавалось беседовать на политические темы, и о его политическом мировоззрении я могу судить главным образом по общей политической установке в работе его Студии, которая всем доступна, хорошо известна и считается в ряду современных московских театров одной из передовых, практически подошедшей к разрешению проблем советского театра.

Относительно Павла Антоновича АРЕНСКОГО знаю сравнительно очень немного, как о товарище СМЫШЛЯЕВА и ЗАВАДСКОГО, с которыми он был связан родственными связями. Встречался с ним весьма редко, одно время на почве иллюстрирования его литературных произведений и сказок, а также на почве его театральных работ, как автора пьес, оформляемых режиссером СМЫШЛЯЕВЫМ, а декоративно — мною. Относительно его общих идеологических представлений ничего определенного сказать не могу по причине вообще его большой замкнутости и неразговорчивости на эти темы. Что касается его политического мировоззрения, то оно никогда им в моем присутствии не высказывалось, и у меня вообще сложилось такое впечатление, что эти вопросы его интересуют довольно мало.

С Гали Евгеньевной ИВАКИНСКОЙ познакомился при обстоятельствах, которые сейчас выпали у меня из памяти. Знакомы мы были с ней семьями, изредка бывая друг у друга. Являясь увлекающимся и передовым по своим взглядам работником театра, она охотно беседовала со мною по общим вопросам искусства, в частности о своей и моей театральной работе. По всем вероятиям, мое знакомство с нею произошло через А.С.ПОЛЯ, с которым она была знакома ранее знакомства со мною на почве общей работы в Институте Слова. Но утверждать этого я все же не берусь. В области ее идеологических концепций в искусстве она, как бывшая в свое время причастной к работе в Пролеткульте, стояла на общей пролеткультовской платформе, что способствовало нашему сближению. На собственно политические темы разговаривать нам с нею не приходилось, но анархических идей она и ее муж Александр Сергеевич БАРКОВ были, по-моему, вообще чужды, с анархическим мировоззрением не знакомы и они им не интересовались, более или менее определенно базируясь на чисто советской платформе.

С Николаем Михайловичем ТАРАБУКИНЫМ познакомился в Пролеткульте как членом Президиума в секции ИЗО, председателем которого я был в то время, куда он был приглашен Б.АРВАТОВЫМ для чтения студийцам ИЗО курса по истории искусства. К этому времени относится издание ряда его книг в духе утверждения левых художественных принципов.

После моего ухода из Пролеткульта он еще несколько лет продолжал там работать, но мы с ним не встречались. Вновь встретились по работе в ГАХНе. Бывали иногда друг у друга, и знакомство поддерживалось на почве его интереса к моему искусству и моего интереса к его научной работе, которую я считаю заслуживающей большого внимания, как весьма смелой, оригинальной и обещающей в дальнейшем дать значительные результаты.

Являясь типичным ученым, кабинетным работником, Н.М.ТАРАБУКИН чуждался политических проблем, и никакое из политических мировоззрений для него не характерно. Но нужно все-таки отметить, что весьма большое место в его научных трудах занимают проблемы социологии искусства в их марксистском обосновании.

Нина Борисовна КОЧУКОВА является приятельницей моей жены; с нею мы познакомились года три тому назад в Крыму, в Алупке, т.к. жили там на одной даче, и затем она иногда сама бывала у нас.

Дмитрий Саввич НЕДОВИЧ известен мне, главным образом, по ГАХНу, где я с ним познакомился. В дальнейшем мы иногда с ним выступали совместно (докладчик и оппонент или председатель заседания и пр.) в различных комиссиях СПИ ГАХНа. Он является теоретиком искусства в классическом смысле, формалистом и социологом.

Его политическая физиономия мне совершенно неизвестна, т.к. мои отношения с ним носили чисто официальный характер, если не считать обмена ничего не значащими визитами на квартирах.

Эмилия Леонидовна ШИЛОВСКАЯ является моей двоюродной теткой со стороны матери. Она — провинциальная артистка, иногда бывающая в Москве, т.к. обычно работает в провинции. Очень увлекающийся, преданный искусству человек, настроенный в общем революционно, отзывчивый на левые идеи в области искусства, восприимчивый к пролеткультовским установкам, но тем не менее не обладающий твердой политической установкой в смысле той или иной ее оформленности. Политическая физиономия ее тем не менее определенно советская, но, может быть, не всегда до конца продуманная.

Павел Евгеньевич КОРОЛЬКОВ, энтузиаст, влюблен в искусство вообще, и, не являясь сам художником слова, все свои увлечения перенесший на книги и влюбленный в них. С ним познакомился, кажется, на одной из своих лекций в музеях, потом он изредка заходил ко мне. Иногда я обращался к нему за теми или другими книгами, которые он мне доставал. В отношении его художественного мировоззрения характерно для него стремление ко всему возвышенному и прекрасному, но все это как-то всегда получается немного сумбурно, и поэтому никаких четких установок в этих вопросах у него не получалось. То же самое и в отношении его политических убеждений. Но идеи анархизма, во всяком случае, в их анархо-индивидуалистическом преломлении ему, я думаю, были не чужды. Во всяком случае, к каждому вопросу, с которым он сталкивался, он проявлял неизменный пытливый интерес, но кончалось это все-таки всегда неким сумбуром. Тем не менее и в отношении советских установок он, насколько я себе представляю, проявлял тот же интерес, ту же увлеченность.

С Еленой Аполлинариевной ПОЛЬ познакомился несколько позднее, чем с Александром Сергеевичем, уже когда знакомство с ним приобрело семейный характер. Ее самостоятельная физиономия как в политическом, так и в идеологическом смысле никогда не интересовала, поскольку не казалась мне сколько-нибудь значительной. Поэтому на темы сколько-нибудь серьезные я с нею вообще не пытался говорить, считая это ни к чему не ведущим. Тем не менее в чисто бытовом отношении мы встречались и общались на разные житейские темы. Но близости с нею, даже просто семейной, не установилось, чему виною различность характеров и вообще интересов. Собственно говоря, это знакомство поддерживалось главным образом лишь как с женою своего мужа, с которым, как я уже писал, установились теплые товарищеские отношения.Л.Никитин

[ЦА ФСБ РФ, Р-33312, т. 5, л. 348-352об]

ПОКАЗАНИЯ НИКИТИНА Л.А. 03.01.31 г.

По вопросу о так называемом «Ордене Света» сообщаю, что такого ордена я не организовывал и никогда рыцарем этого ордена себя не называл. Однако представление об этом ордене у некоторых лиц как о возможном явлении могло, быть может, возникнуть в связи со мной, благодаря значительному моему интересу к орденам Средневековья в период 1924-25 года, когда вообще романтические идеалы и представления были мне свойственны. Изучение средневекового искусства и литературы, посвященной Средневековью, побуждали меня отнестись с особым интересом к идеям средневекового рыцарства и формам его внешнего проявления. Моя работа в театре способствовала особо моей восприимчивости к внешним проявлениям рыцарства, и мне казалось, что в условиях современной художественной деятельности может явиться плодотворным заимствование стилистических особенностей этого явления, поскольку оно дает четкие, лаконичные и строгие формы для выявления героического пафоса и ряда морально-этических установок, создавая, в противовес обыденно мещанским идеалам буржуазного искусства формы искусства большого стиля.

Эти характеристики не отождествлялись мною с мистическими определениями рыцарства, и именно в этом их не мистическом, а эстетическом значении они меня и интересовали. Возникла мысль проделать лабораторно-экспериментальную работу по театральной реализации известных художественных образов, связанных с рыцарством, вплоть до воссоздания внешних форм ритуала посвящения и других торжественных церемоний по историческим материалам, имеющимся в литературе. Однако, делясь своими мыслями на эти темы с рядом лиц, я выяснил большую сложность всего этого, что отчасти определялось необходимостью учета мистической мотивации ряда явлений, связанных с рыцарством. В частности, ритуалы посвящения требовали, по-видимому, некоего мистического смысла и содержания, без чего они не могли быть, так сказать, оправданы психологически. Должна была быть создана атмосфера вчувствования в художественный образ. И вот тогда для достижения этой, совершенно конкретной цели возникла необходимость, с моей точки зрения, известной лабораторной работы над теми или иными материалами и темами, могущими способствовать подобного рода настроенности. Другими словами, здесь мне казалось целесообразным применить уже испытанный на театре в системе Станиславского метод лабораторного вживания в художественный образ. Л.Никитин

[ЦА ФСБ РФ, Р-33312, т. 5, л. 356-356об]

ПОКАЗАНИЯ НИКИТИНА Л.А. 23.01.31 г.

Как я уже писал в предыдущем, в период 1924-25 гг., увлеченный формами романтического искусства, я близко подошел к представлениям о рыцарстве как универсальной форме романтической культуры. Те работы над этой проблемой, которые меня интересовали как возможный источник общения с другими людьми, абсолютно не предполагали никаких конкретных целей как в политическом, так и в морально-общественном, а так же и в мистическом смысле. Здесь единственный результат, который интересовал меня, был чисто художественный и эстетический. Никаких организационных форм, никакой мысли о воссоздании рыцарства в орденском смысле у меня не было, и потому никаких уставов, никаких программ какого-либо действия также не предполагалось.

Таковым положение дела оставалось от начала до самого конца этого моего увлечения, т.е. примерно до конца 1925 г., после чего, убедившись в неудачности такой попытки вообще, эта идея была мною оставлена как вообще малопродуктивная, малосовременная, а к тому же и чреватая, как я начинал под конец понимать, всякого рода нежелательными последствиями, в смысле возможности, во-первых, ее неправильного применения, с одной стороны, а с другой — вообще всякого рода кривотолков и недолжного понимания как интересовавшей меня здесь задачи, так и взаимоотношений между участвовавшими в реализации этой идеи и тех форм, в которых мне казалось возможным ее реализовать. Прежде всего самые лабораторные занятия, требовавшие участия иногда нескольких лиц, породили, по-видимому, у некоторых представление о действительном наличии рыцарской организации, чему, конечно, могло многое способствовать.

Во-первых, наименование этой работы «Орденом Света» легко произошло от как бы некоего лозунга или девиза, под которым эта работа производилась. Дело в том, что, взявшись за идею рыцарства как материал для разработки, я прежде всего постарался отбросить все то историческое и классовое, что было связано с рыцарством Средневековья, взяв здесь рыцарство как бы в некой его абстракции. Таким образом, был поставлен вопрос о вообще «светлом» рыцарстве, понимая под этим отсутствие всякого рода иных каких-либо его определений. Далее, я во всех своих разговорах по этому поводу всегда старался подчеркнуть, что никакими предвзятыми и хоть сколько-нибудь ограничивающими свободное отношение к разрешению этой проблемы традиционными формами и обязательствами не следует, разумеется, себя связывать, в равной мере не следует мыслить в форме той или иной организованности внешней. Единственным организующим началом этой работы должен был являться самый интерес к проблеме, не налагая никаких иных обязательств, вплоть до совершенно свободного оставления этой работы в любой момент.

Тем не менее опять-таки и в этом отношении произошло не совсем так, как этого хотелось и как это должно быть, — отчасти благодаря тому, что были сделаны совершенно произвольные выводы из того, что с самого начала было решено по возможности до поры до времени не слишком широко распространяться в разговорах вокруг этой работы, результат которой было трудно предугадать и которая могла вообще утратить всякий смысл, коль скоро с самого начала стала бы подвергаться кривотолкам и пересудам.

Но оказалось, что такая мотивировка не была должным образом воспринята, и потом у некоторых, по-видимому, возникло представление о якобы некоей тайне, которая имеет мистическое обоснование. А раз здесь вообще выступает этот фактор - тайна, то и все остальное, по-видимому, окутано ею и гораздо многозначительнее, чем вообще об этом говорится. И если пока не ставятся никакие конкретные задачи, то это лишь пока, а в дальнейшем они, по-видимому, также определятся. И если пока никаких обязательств и никакой традиционной преемственности с историческим рыцарством нет, то это только пока. Такого рода преломление этих идей побудило меня вообще к концу 1925 г. прекратить делавшиеся попытки. Наряду с этой основной работой наметилась также возможность идеологической проработки вообще проблем искусства под лозунгом «искусства большого стиля» в духе мистерий с привлечением соответствующей терминологии вроде «храма искусства».

Мистериальная основа такого искусства взята была именно потому, что вообще представляла собою форму синтетического искусства, из которой в дальнейшем развился театр и другие виды искусств. Все это в целом, однако, не ставило никаких политических целей и задач, и те организационные формы, в которые это выливалось, существовали постольку, поскольку какой-то минимум организованности должен был быть для осуществления самой работы. Все те символические обряды и ритуалы, которые здесь имели место, представляли собою условные формы, не опиравшиеся ни на какую обязательную традицию.

Что касается степеней, моего личного участия и участия других в орденской организации, то по товарищески-этическим причинам давать показания я отказываюсь, заявляя, однако, что на протяжении всей моей деятельности вообще никогда и ни при каких обстоятельствах я не руководствовался целями антисоветскими и контрреволюционными, никогда не знал о такого рода целях или настроениях лиц, с которыми был связан в этой работе, и признаю, что те культурно-художественные интересы, которые увлекали меня в период участия в «орденской» работе, в настоящее время мною не руководят, и мой интерес за последнее время был направлен в значительно большей степени к интересам пролетариата и его социалистическому строительству, чем в период моих романтических увлечений 1924-25 гг.                                                                                                                   Л.Никитин

[ЦА ФСБ РФ, Р-33312, т. 5, л. 359-361]

НИКИТИНА Вера Робертовна

(1897—1976)

Никитина Вера Робертовна, урожд. Ланг, родилась 09.12.1897 г. в Москве в семье служащего, Роберта Александровича Ланга, брата поэта А. А. Ланга (псевдоним — Миропольский), и Веры Васильевны Ланг, урожд. Быльевой. В 1915 г. окончила частную женскую гимназию О.А.Виноградской и тогда же поступила на филологический факультет Высших женских курсов В.И.Герье, откуда ушла летом 1918 г. в связи с выходом замуж за Л.А.Никитина. С 1918 по 1922 г. с перерывами работала в Нар- комторге, в 1922—1924 гг. — в Главкустпроме; в 1924—1927 гг. была слушательницей Института живых восточных языков. В апреле 1930 г. вместе с мужем уехала в Ереван. После ареста мужа вернулась за ним в Москву и, 30.10.30 г. была арестована ОГПУ. Содержалась в Бутырской тюрьме по обвинению в причастности к контрреволюционной организации, создании нелегальных кружков и распространении антисоветской литературы. Постановлением Коллегии ОГПУ 13.01.31 г. по делу «Ордена Света» приговорена к трем годам концентрационных лагерей. Работала медсестрой на Беломорканале, затем, вместе с мужем, — в театре Свирьстроя, потом снова медсестрой в лагерной больнице Лодейного Поля. Освобождена из Свирьлага 23.09.33 г., после чего поселилась в г. Калинине (Тверь), ожидая освобождения Л.А.Никитина. После рождения сына в 1935 г. жила с семьей до 1940 г. под Каширой, затем вся семья переехала в Загорск (Сергиев Посад). После вторичного ареста мужа 24.06.41 г. продолжала жить в Загорске до 1971 г., работая сначала в больнице МООСО, лаборантом в Научно-исследовательском институте птицеводства, заведующей библиотекой и преподавателем немецкого языка в Загорском зоотехническом техникуме. На пенсию вышла в 1961 г.

Реабилитирована определением судебной коллегии по уголовным делам ВС РСФСР от 22.06.1963 г.

Умерла 13.07.1976 г. в Москве, похоронена на Немецком кладбище («Введенские горы»).

Архивные материалы В.Р.Никитиной хранятся в семейном фонде в РГАЛИ (ф. 3127). Воспоминания изданы: Никитина В.Р. Дом окнами на закат. М., 1996.

ПОКАЗАНИЯ НИКИТИНОЙ В.Р. 30.10.30 г.

После возвращения с фронта я болела, затем служила один год в Кустпроме секретарем какого-то отдела, затем поступила учиться в Институт живых восточных языков. А начиная с 1922 г. после болезни, продолжавшейся несколько лет, я больше на работу никуда не поступала.

1) С анархизмом познакомилась через брата Николая[30].

2) Знала покойного КАРЕЛИНА и знаю не близко СОЛОНОВИЧА. С КАРЕЛИНЫМ познакомилась через брата и мужа. Была у КАРЕЛИНА с мужем и потом на его похоронах. Слышала от него об анархизме. С СОЛОНОВИЧЕМ виделись изредка. Видела один-два раза на лекции в Музее Кропоткина на докладах брата (темы доклада точно не помню, об анархизме в связи с чем-то). Раза два он заходил к нам. Раза два заходила к нему в связи с арестом брата[31].

Ни в каких кружках анархистов никогда не состояла.

Мистикой никогда не интересовалась.

В церковь не хожу с тех пор, как стала взрослая. К спиритизму всегда испытывала отвращение.

1) ПОЛЬ и его жена. Знакомы много лет. Жена его пела у нас. Он бывал часто. Были вместе на похоронах Карелина.

2) СМЫШЛЯЕВ связан с мужем по театральной работе. Лично я его почти не знаю.

3) АРЕНСКИЙ у нас бывал не часто, знаю с Западного фронта, заходил к нам слушать музыку.

4) Ирину ПОКРОВСКУЮ знаю очень близко, бывала у нас каждый день. Считала ее за приемную дочь. У нас стоит ее рояль, она приходила заниматься.

5) БАРКОВА почти не знаю.

6) С ИВАКИНСКОЙ вижусь обычно в семейные торжества, в дни рождения ее дочери.

7) КОРОЛЬКОВА знаю мало, виделись редко, последние годы совсем почти не встречались.

8) ШИШКО у нас не бывал.

9) Ф.ГИРШФЕЛЬДА знаю с детства, он учился с братом, бывал у нас. В самые последние годы ГИРШФЕЛЬДА совсем не встречала.

10) Э.ШИЛОВСКАЯ — тетка моего мужа[32].

11) ЛЕОНТЬЕВЫХ знаю. Жили вместе на даче, в Москве виделись очень мало.

12) АДАМОВУ знаю как рассказчицу, очень хорошо рассказывает Лескова, слышала ее на выступлениях, рассказывала и у нас.

13) Елена САМАРСКАЯ — сестра жены моего брата Юрия[33], встречалась с ней, но редко, у родных.

14) ТАРАБУКИНА знаю по Академии художественных наук, заходил к мужу.

15) Тута САВРАНСКАЯ5 живет [с нами] в одном доме, знаю с [ее] детства, ходила ко мне иногда.

16) В.ОРЛОВУ6 знаю не близко.

17) Диодора Дмитриевича ДЕБОЛЬСКОГО7 знаю хорошо, он бывает у нас, бывает у меня его мальчик8 и жена9.

18) ЛЮБИМОВУ не знаю.

19) УЙТТЕНХОВЕН не знаю.

20) Георгия ИЛЬИНА знаю с тех пор, как живу в кв. 25 дома 57 по Арбату, т.к. жили в одной квартире.

21) О существовании орденов в советской действительности ничего не слышала.

В.Никитина

[ЦА ФСБ РФ, Р-33312, т. 5, л. 300-300 об]

5 Савранская Татьяна Леонидовна (ум. 01.03.1988), художница.

6 Орлова Вера Георгиевна (1894—1977), актриса, жена П.А.Аренского.

7 Дебольский Диодор Дмитриевич (1892—1964), экономист, много лет занимался изучением индийской религиозной философии и сравнительным анализом восточной и европейской философских традиций. 26.02.34 г. приговорен Тройкой НКВД пост. 58—10 УК к двум годам концлагерей, освобожден 02.08.35 г. из Башлага; 10.05.49 г. осужден ОСО МГБ СССР по ст. 58—10, ч. 2, и 58—11 УК СССР на десять лет лагерей, освобожден 22.11.55 г. из Дубравлага по Указу Верховного Совета СССР.

8 Дебольский Иван Диодорович.

9 Шутова Татьяна Алексеевна.

ПОКАЗАНИЯ НИКИТИНОЙ В.Р. 12.12.30 г.

Из анархистов знала покойного КАРЕЛИНА и СОЛОНОВИЧА. Познакомилась через брата Николая и через мужа за год до смерти КАРЕЛИНА, м.б., за полтора года. Познакомилась у него на квартире, зашла туда с мужем навестить его, когда он был уже болен. Брат, кажется, знал его раньше, возможно, что за несколько лет до этого. У КАРЕЛИНА была раза два-три. Заходила в гости, он был в это время уже болен, бывала у него с мужем, там познакомилась с СОЛОНОВИЧЕМ. Знала его жену[34], она в это время тоже была уже совсем больная. КАРЕЛИН рассказывал иногда об анархизме. Книжки его есть у нас. Иногда у КАРЕЛИНА не встречала никого, иногда видела человека два или три.

На похоронах КАРЕЛИНА была. При выносе тела из квартиры в самой квартире не была, проводила тело по улице до музея, была на гражданской панихиде, потом на следующий день проводила гроб до кладбища и присутствовала при опускании в землю. Гражданская панихида состояла в исполнении похоронного марша на рояле и исполнении вокального произведения артистами. Названия произведения я не могу вспомнить, кажется, оно называлось «концерт», чье произведение — вспомнить не могу. Исполнялось оно, насколько я помню, не на русском языке, возможно, что на латинском или итальянском. Кто принимал участие в концерте, не помню.

Помню, что гроб стоял покрытый черным, без венков и цветов. На фотографии я помню белые подснежники. Но это, очевидно, было в квартире, где была сделана фотография. Почему были белые подснежники, я не знаю, вероятно, это принесли его родные, в музее цветов я не видела.

С СОЛОНОВИЧЕМ познакомилась у КАРЕЛИНА, видела его после на похоронах, раза два слышала его лекции в Кропоткинском музее, одна лекция была о Парижской Коммуне, года три тому назад, тогда же, когда там читал доклады мой брат[35]. Вторая лекция была, кажется, о Толстом. За время нашего знакомства виделась с ним редко, к нам он заходил за все время раза два или три.

Показания написаны собственноручно.                                   В.Никитина

[ЦА ФСБ РФ, Р-33312, т. 5, л. 304]

С 1924 по 1926 г. с мужем, Николаем Васильевичем Горностаевым, санитарным врачом, и своей матерью, Марией Васильевной Никитиной, жила и работала в Рязани. В 1926 г. разошлась с мужем и вернулась в Москву. С 1926 по 1928 г. работала во 2-м МГУ секретарем финансово-счетного отдела, с 1928 по 1930 г., будучи безработной, закончила Высшие стенографические курсы. Жила в том же доме, что и Л.А. и В.Р. Никитины: Арбат, 57, кв. 12.

Н.А.Никитина была арестована в ночь с 11 на 12 сентября 1930 г. При обыске изъято: 1) адрес Шиловского1, 2) листок бумаги с адресом Комендатуры ОГПУ,

3) тетрадь (99 листов) с записями религиозного содержания, 4) тетрадь «Эволюционные фазы искусства и проблема духовного возрождения» на 11 листах2, 5) «Египет в современной проблеме духовного возрождения» на 15 листах3, 6) «Об антиномиях в искусстве» на 21 листе4, 7) то же на 29 листах, 8) разная переписка на 10 листах [ЦА ФСБ РФ, Р-33312, т. 5, л. 307].

29.09.30 г. Н.А.Никитиной было предъявлено обвинение в причастности к контрреволюционной организации, организации нелегальных кружков и антисоветской пропаганде. Содержалась во время следствия в Бутырской тюрьме. Постановлением Коллегии ОГПУ 13.01.31 г. по делу «Ордена Света» Н.А.Никитина была приговорена к трем годам высылки в Среднюю Азию (Ташкент). Освобождена 19.09.33 г. и до 1937 г. работала стенографисткой в Наркомздраве УзССР в Ташкенте.

В 1937 г. Н.А.Никитина переехала в г. Калинин (Тверь), поступив на работу в туберкулезную больницу для детей, с которыми осталась во время оккупации Калинина немцами, поскольку эвакуация больных не была проведена. Умерла в 1942 г. от истощения и последующего инфаркта (точная дата смерти неизвестна). Разыскивалась органами МГБ СССР на протяжении 1950—1953 гг.

Реабилитирована определением судебной коллегии по уголовным делам ВС РСФСР от 02.09.1975 г.

1 Шиловский Игнатий Васильевич — дядя Л.А. и Н.А. Никитиных, инженер, работавший в американской золотодобывающей концессии в Семипалатинской области.

2 Статья Л.А.Никитина.

3 Статья Л.А.Никитина.

4 Статья Л.А.Никитина.

ПОКАЗАНИЯ НИКИТИНОЙ Н.А. 16.09.30 г.

Я старалась выяснить себе возможные иные идеологические установки, кроме марксистской, в том числе анархистскую. Но считаю идею анархизма утопией постольку, поскольку я ее поверхностно себе представляю. Одновременно я интересовалась индийскими «йоги». Они были занимательны и оригинальны по своей проповеди — философией. Также интересовалась и христианской философией. Мне известно из гимназического курса, что в средние века существовало рыцарство и ордена, считаю, что это похоже на сказку. Я сама не рассказывала и не слышала сказки о рыцарях.

Помню, одно время мы с мамой читали книги йогов и некоторые из них мама переписывала. У брата на квартире бывала редко. Иногда, когда я бывала у брата, туда кто-нибудь приходил. Встречала там: Николая Робертовича ЛАНГА, мать его, Веру Васильевну ЛАНГ, Нину Борисовну КОЧУКОВУ, Ирину ПОКРОВСКУЮ (сейчас вышла замуж, как по мужу — не знаю), Александра Сергеевича ПОЛЯ — эти лица бывали более часто; Диодор Дмитриевич, фамилии не помню[36], Эмилия Леонидовна ШИЛОВСКАЯ, двоюродная сестра моей матери. СМЫШЛЯЕВА я знаю как артиста: несколько раз они работали с братом в разных театрах. Слышала, что есть анархист СОЛОНОВИЧ, вероятнее всего, от ЛАНГА.




double arrow
Сейчас читают про: