Предисловие Ника Терри

 

Иллюстрация Криса Слобода

 

Я с легкостью посоперничаю воспоминаниями с Пили и расскажу вам парочку историй в рамках предисловия. Само собой, у меня сохранились теплые воспоминания о дэт-метале и грайндкоре. А у кого их нет, скажете вы? Например, я видел, как Carcass разогревают Death в лондонской Астории в 91-ом, доведенный до экстаза башкотрясом Майка Эмотта и Билла Стира под “Pedigree Butchery”. Или как я покупал последний выпуск “New Musical Express” в ноябре 88-го, гадая, кто, черт побери, такие Napalm Death, что такое “бриткор”, понравится он мне или нет. Или, как много лет спустя я встречаю Глена Бентона из Deicide в подвале офиса его компании звукозаписи, который выглядит точь-в-точь как легендарный подвал из фильма “Зловещие мертвецы 2”.

Но воспоминания, которыми мы делимся о себе, редко составляют полную картину, особенно когда это что-то такое сложное и органичное, как история о взлетах, падениях и воскрешении музыкальных форм, известных как дэт-метал и грайндкор. Для новичков скажу, что эта история охватывает побережье как Атлантического, так и Тихого океана. Америку, Британию, Бразилию, Японию, Польшу и Швецию. Это лишь некоторые из стран, породивших группы, которые внесли свой вклад в эти жанры.

С тех пор, как панк в середине 70-х открыл возможности для самобытных, независимых лейблов своей возможностью дешевой записи и не оставил камня на камне от могущества крупных лейблов звукозаписи, андерграундная музыка всех жанров разнесла свои семена намного дальше, чем прежде. Дэт-метал и грайндкор взошли, или возможно логичнее будет сказать утонули, то есть занимали позицию андерграунда. Так же, как американский хардкор и панк опирались на крошечные площадки чтобы знакомить своих героев со зрителями, так дэт-метал опирался на торговлю кассетами, переписку и взаимное знакомство. Не будь сети обмена кассетами, и дэт-метал и грайндкор никогда бы не попали во внимание своих слушателей, или компаний звукозаписи, которые потом подписали эти группы или самих музыкантов. В этой книге вы то и дело будете читать о том, как музыкант X наконец-то получил демку музыканта Y, и внезапно перед его взором для его музыки открылись новые возможности. Взаимное влияние одной дэт-метал группы на другую можно описать лишь одним словом – “scenius”.

И при этом с большей долей “гениальности”, если мыслить с точки зрения “поколения”. История, описанная в этой книге Албертом Мадрианом, так выразительна, что во многом является историей об очень специфичном поколении музыкантов, которые росли на классическом хэви-метал, трэш и спид-метал, панке, индастриале и хардкоре, беспрепятственно впитывая из всех этих бездонных колодцев, а затем порвут этот мир в промежутке с 1988-го по 1993-ий. Многие группы перед той эпохой могут по праву заявить о том, что повлияли на дэт-метал в его начальной стадии, будь то гортанный вокал Тома Дж.Уорриора швейцарских психов Celtic Frost или брутальность и скорость трэш-метала Slayer. Но эта книга вовсе не о них, да и не задумывалась таковой. Possessed, к примеру, придумали сам термин “дэт-метал” и выпустили весьма влиятельный альбом “Seven Churches” в 1985-ом, но эта книга – не биография Possessed. Да, мы упоминаем их, как и других бесспорных крестных отцов дэт-метал и грайндкора вроде британских панков Discharge. Но эта книга и не энциклопедия обо всем, что касается дэт-метал и грайндкора. Если вы просматриваете ее в поисках лестного отзыва о своей любимой андерграундной группе, или даже о собственной группе, которая задавала тон на заднике доброй половины фэнзинов в короткий промежуток в 1994-ом, то не стоит ожидать здесь ее увидеть. Такой способ повествования может носить всеохватывающий характер, но если он приобретет в лжедемократии, то однозначно потеряет в доходчивости и цели.

В центре внимания находятся музыканты, которые составляют изменчивые рамки таких групп, как Napalm Death, Death, Morbid Angel, Carcass, Obituary, Deicide, Entombed и Cannibal Corpse. Все они миллионы раз описывались как авторитеты в своем жанре в фэнзинах по всему миру, и тут точнее и не скажешь: они были и остаются группами, которые спровоцировали массовое помешательство дэт-металом. Но эта книга идет дальше, и рассказывает ранее не публиковавшиеся рассказы в значительной степени недооцененных родоначальников жанра – Siege, Repulsion, Terrorizer, а также воспоминания продюсеров, боссов компаний звукозаписи и агентов по поиску и продвижению, которые помогали подписывать, формировать и продавать эту музыку. Если вы поклонник дэт-метала, который следит за этим жанром десять лет, а то и больше, то в этой книге вы все равно узнаете о тех музыкантах, интервью с которыми читали десятки раз, то, чего не знали раньше. А еще вы познакомитесь с некоторыми чуваками, о которых вероятно никогда и не слышали, узнаете о ранее неизвестной дружбе и вражде, не говоря уже о парочке любопытных связей. Кто бы мог подумать, что вокалистка/композитор Эйми Мэнн, бывшая участница попсовиков 80-х ‘Til Tuesday, может иметь связь с грайндкором? А она имеет, даже если это не то, о чем вы могли подумать.

После расцвета в начале 90-х дэт-метал вернулся к своим истокам - андеграунду. И, если вы подумали, что это стоит расценивать как “могила”, то эта книга также поведает о невероятном возрождении жанра с конца 90-х и по сей день. Бешеная популярность блэк-метала в середине 90-х в Скандинавии в то время вероятно была самой обсуждаемой темой, однако стоит помнить, что, скорее всего, не будь дэт-метала и грайндкора, и блэк-метал никогда бы не обрел надежду на существование. К концу десятилетия элементы двух этих стилей объединились в один общий жанр экстремального метала. Такие группы, как Emperor, Vader или Akercocke обязаны своим существованием в равной степени как дэт-металу, так и блэку. Однако это далеко не весь список достижений дэта за последние несколько лет. Этот жанр не только изрыгнул группы типа Nile, но, подобно своим классическим предкам, он также пропустил через себя практически все стили андеграунда, мейнстрим-рока и хэви-метала. Вы можете найти стиль на свой вкус – готик, мелодик, атмосферик и хардкор дэт-метал. В изобилии представлен грайндкор, просочившийся в самые укромные уголки и трещины хардкора и нойзкора, и ню дэт-метал, спрятавшийся под масками суперзвезд Slipknot.

Причины могущественного влияния и невероятной живучести дэт-метала и грайндкора кроются прежде всего в мощной музыке. Задолго до того, как доктрина военного министерства США “Шок и трепет” вернет город своими бомбардировками в каменный век, дэт-метал и грайндкор группы были вовлечены в “гонку вооружений” с целью создания самой быстрой, мощной и жесткой музыки на планете. Прозвища барабанщиков, к примеру, Мик “Человек-торнадо” Харрис из Napalm Death и Пит “Десантник” Сэндовал из Morbid Angel красноречиво говорят о самоотверженности и способностях музыкантов. Именно свирепость в музыке отличает дэт-метал и грайндкор, а не тексты, смысл и образы. Экстремизм дэт-метала сплошь и рядом состоит из нечеловеческих звуков, ревущих гитар и бешеных ударных, не имея за собой абсолютно никакой политической или религиозной подоплеки. И, наконец, сравните дэт-метал с хип-хопом или блэком. Ни один дэт-метал музыкант не способен на убийство своих коллег или босса компании звукозаписи, как бы сильно ему этого не хотелось.

В таком случае история дэт-метал и грайндкора имеет чисто человеческую природу. Даже если вы никогда не слышали эту музыку раньше, гарантирую, что вы будете заинтригованы их таинственной историей. Эта история потребовала более ста интервью и два года обширных исследований автора, но такая кропотливая работа просто необходима, если мы хотим добраться до самых истоков. После прочтения этой книги вы согласитесь со мной, что это кропотливая работа, которая в конце концов оправдывает себя с точки зрения увлекательного чтива.

 

Ник Терри,

редактор журнала “Terrorizer” (1996-2000)

 

ГЛАВА 1

ПАНК – ЭТО ГНИЮЩИЙ ТРУП

 

Объединивший под своими сводами более миллиона людей, Бирмингем – это второй по населению город Англии, уступающий лишь столице страны, Лондону. Расположенный в районе Уэст-Мидлендс, Бирмингем окружен плотным кольцом промышленных городов. В радиусе пятидесяти миль проживают более шести миллионов человек.

Значительный процент этих жителей работает в автомобильной сфере, так как у компаний Jaguar и Land Rover уже не один десяток лет вокруг города располагаются сборочные цеха. Как результат, Бирмингем во многом является городком рабочего класса, именно поэтому, стартовав во второй половине 70-х, порядки консервативного правительства Маргарет Тэтчер оказали на его население столь сильное влияние. Недостаток прав у рабочих и продолжительное ограничение общественных услуг стали двумя проблемами, которые привели к зарождению движения панк-рок на всей территории Великобритании в 1977-ом. Не ограничиваясь рыком Джонни Роттена “I wanna beeeeee anarchy”, более громкие звуки стали средством общественного и политического протеста крайне недовольной английской молодежи. Вскоре более быстрая и более скандальная вторая волна британского панка в виде анархичных групп типа Crass, Exploited, Discharge выбрасывала свою грязь и ярость в масштабах городской клубной культуры.

Как правило, музыкальное мастерство имело для этих групп второстепенное значение. Скорость и актуальность, приправленные праведным гневом – вот что было важно. В конечном счете такая форма агрессивной музыки стала единственным средством самовыражения этих подростков.

Отголоски этих событий прошли расстояние в восемь миль, выйдя за пределы городской черты Бирмингема в местечко под названием Мериден. Окруженная вечнозелеными лесными массивами по обеим сторонам, эта крошечная деревенька с населением в шестьсот человек называет себя “центром Англии”, о чем свидетельствует памятник аккурат в географическом центре страны. Именно там воспитывался юный Николас Буллен.

“Мы несколько лет жили в доме на колесах, пока мои отец и мать не сделали пристройку к старому коттеджу” – вспоминает Буллен. “У нас было полно времени, чтобы въехать во все тонкости. В 1978-ом, когда мне было десять, панк-музыку крутили по телеку и на радио. Вот тогда-то я и купил свои первые синглы. А до этого я очень любил поп-музыку, мамины поп-синглы 50-х и 60-х. У нас был офигенный портативный магнитофон “все в одном” с кучей скоростей. Помню, крутил мамины саундтреки к старым фильмам и классические пластинки. Я крутил их и переносил на кассету любимые фрагменты. Я до сих пор не фанат смен строя и проигрышей. Никогда особо не верил в контрапункт в музыке. На мой взгляд, он нарушает настрой. Хотя в тот момент я этого не понимал. Я лишь переносил на кассету кусочки, которые мне нравились”.

К концу 1979-го Буллен и его приятель по имени Майлз Рэтледж, которого коллеги звали просто Рэт, собрали свою первую группу. Буллен описывал ее как не больше не меньше “всего лишь акустическая гитара и пара тазиков”. В следующем году в дуэт уже входили молодые приятели музыканты (Саймон Окенхейнем, Финбар Квин, Грэм “Роббо” Робертсон и Дэрил “Сид” Фидески – это лишь некоторые из них), и время от времени они стали давать концерты на территории Бирмингема под различными вывесками типа the Mess, Undead Hatred и Civil Defence.

“Кажется, ближе к концу 81-го, началу 82-го мы собрали стабильный состав, и тогда стали называться Napalm Death” – вспоминает Буллен. Он взял на себя гитару и вокальные извращения, а Рэт – барабаны. “Кажется, это название придумал Рэт. Нам обоим нравились фильмы типа «Апокалипсис Сегодня» и «Девятая Конфигурация». Возможно, поэтому название Napalm Death и прилипло к нам”.

Их музыкальное вдохновение было в равной степени современным, четко отражая атавистические звуки первой волны анархо (сокращение от анархических) панк-групп типа Discharge, Chaos UK и the Exploited.

“На нас больше повлиял хардкор-панк и, в особенности, группа Crass. Вот на кого мы равнялись” – продолжает Буллен. “На тот момент музыка была недоразвитой и при этом более мелодичной, а я хотел, чтобы наша группа напоминала Discharge”.

Для Буллена и многих других Discharge были группой в духе кроссовер, обвенчавшей страсть и ярость панка со скоростью и экстремальностью хэви-метал.

“Тут полно злых людей” – рассказывает Тони “Боунс” Робертс, гитарист и сооснователь Discharge. “На их взгляд, Sex Pistols и Clash просто не тянули. Мы были аналогичного мнения. Поначалу мы звучали как Sex Pistols. Но мы начали репетировать все больше и больше, и пришли к чему-то совершенно другому, более тяжелому и быстрому. Я общался со многими парнями, которые играли в группах, которые в то время звучали как Clash или Sex Pistols, но услышав нас, они стали играть с большей примесью хардкора, в духе материала Discharge”.

“Никто не указывал нам, типа, вы должны играть как можно быстрее!” – продолжает Робертс. “Потому что в то время никто не писал такую музыку. Никто бы не стал копировать это со словами, мол, нужно играть так же быстро, как здесь. Никакого духа соперничества. Мы просто делали то, что считали нужным”.

Несмотря на развитие Discharge’измов, первый намек Napalm Death на понимание пришел благодаря раннему влиянию группы – Crass. Выпущенный на собственном лейбле Crass Records группы Crass, сборник “Bullshit Detector #3” позволил Napalm Death впервые заявить о себе треком “The Crucifixion of Possessions”. Вскоре после этого, первыми демками и записями репетиций группы начали обмениваться не только на уровне местных концертов, но и через друзей по переписке и редакторов андерграундных фэнзинов, с которыми они сотрудничали в Европе и Северной Америке.

“Перед этим мы записали около трех-четырех демок на четырехдорожечный магнитофон” – говорит Буллен, который, как и Рэт, был редактором своего фэнзина. “Это делалось не для рекорд-компаний, ты просто записывал кассету. Мы писали по шесть писем за вечер, собирались вместе и обменивались кассетами с народом. К 82-ому я и Рэт уже два-три года обменивались кассетами с ребятами со всего мира. Поэтому у нас было полно всяких штук типа шведского и американского трэша и старого американского панка, а еще у нас было много друзей из сферы кассетной торговли”.

Одним из тех, кто слышал кое-какие из первых записей, был британский хардкор-промоутер по имени Дигби Пирсон. В 1982-ом Пирсон начал бронировать концерты из своего родного Ноттингема просто как поклонник андерграундной музыки. Вскоре Пирсон близко познакомился с анархо панк-сценой.

“Я продвигал выступления любимых групп – политических хардкор-групп из Британии типа Flux of Pink Indians, Antisect, Subhumans и их американских единомышленников типа Millions of Dead Cops, Crucifix, Toxic Reasons, когда они гастролировали по Британии” – вспоминает Пирсон, который, когда ему было всего 22, был одним из старших политических деятелей сцены. “Никто из обычных клубов города не позволил бы постороннему человеку забронировать выступление, поэтому мне пришлось искать альтернативные площадки, как правило, арендуя в Ноттингеме общественные клубы вроде Queens Walk, Sherwood и Beeston”.

 

Концертная листовка Discharge. По шесть фунтов с рыла.

Листовка Discharge/G.B.H./Condemned

В апреле 1983-го Пирсон помог Napalm Death дать свой первый концерт за пределами прилегающей к Бирмингему территории в клубе Nottingham Boat Club, клубе любителей гребного спорта неподалеку от побережья реки Трент, вместимостью всего в 150 человек.

“Концерт” – вспоминает Пирсон, “состоял из тех, кто был на сцене тех лет – Chaos UK, Subhumans, Amebix, Antisect, Disorder. И открывая концерт, я забронировал одну из своих любимых новых групп – Napalm Death. На тот момент им всем было по 14-15 лет”.

“Этот концерт примечателен еще и тем, что я впервые употребил слово Earache” – добавляет Пирсон. “В шапке листовки гордо красуется Earache Presents”.

Однако несколько месяцев спустя Napalm начали исчезать со сцены, отыграв пару-тройку концертов и взяв творческий перерыв едва ли не на весь 1984-ый. “У всех были девушки и прочие дела. Мы ходили с ними на концерты, принимали наркоту и все такое” – объясняет Буллен, который, чисто в духе панковской моды тех лет изменил произношение родного имени на “Ник”. У нас никогда не было американской привычки репетировать по пять-шесть дней в неделю”.

Пока Napalm отдыхали, еще одна британская панк-группа начала производить шум в городке Ноттингеме. Изначально названная Plasmid в конце 1984-го, группа сменила вывеску на Heresy в следующем году, ангажировав местного музыканта Калва Пайпера на роль басиста. Спустя немного времени эта группа юношей получила первоклассные отзывы за свой быстрый хардкор в андерграундном панк-дайджесте Maximum-rocknroll.

“Поначалу это было больше похоже на ускоренную версию Discharge, но потом я захотел добавить немного газку” – вспоминает барабанщик Heresy, Стив Чарльзуорт, которому было всего 15 годков на момент образования группы. “Мы с Калвом очень хотели играть быстрее, как большинство американских групп, которые мы слушали на тот момент, типа Siege и Deep Wound“.

“Heresy были моими друзьями” – рассказывает Дигби Пирсон, “и я всегда давал им кассету быстрейшей хардкор-группы из тех, которыми я торговал на тот момент, а Стив пытался сыграть еще быстрее, чем на записи”.

Еще одна до смешного быстрая группа появилась на сцене в 1985-ом. Родом из Ипсвича, а это примерно в четырех часах езды от Бирмингема, вокалист Фил Вейн и гитарист Пит Херли делали первые шаги во множестве панк-групп в стиле Discharge, типа Victims of War и Freestate, после чего собрались снова, но уже как решительно политическая Extreme Noise Terror.

“Название группы взято из небольшой фотографии во вкладыше к альбому голландской группы Larm” – рассказывает гитарист ENT Херли. “На ней изображен подросток хардкорщик в бандане с надписью Extreme Noise Terror позади себя. Эти три слова воплощали ровно то, к чему мы стремились. Сцена в Великобритании на тот момент кишела группами, которые хотели играть почти бездумно, так быстро, насколько это физически возможно. Мы никогда не отступали от этого принципа. Как группе нам очень нравилось, как ведут дела Discharge. По духу мы были хардкор-панк-группой”.

Имеющие в своей обойме душераздирающих двойных вокалистов из Vane и Dean Jones, не говоря уже о быстрых битах барабанщика Pig Killer – ENT были явно намного более экстремальными, чем классическая анархо-панк-группа. Дав всего один концерт на разогреве Chaos UK, Extreme Noise Terror подписали контракт на запись с Manic Ears, крошечным независимым лейблом из Великобритании. “После той ночи” – вспоминает Херли, “нам просто сорвало башню”.

Пока Heresy и Extreme Noise Terror насиловали британские уши, Napalm Death медленно приступили к реорганизации группы. Весной 1985-го Ник Буллен взял нового участника Napalm, гитариста и коренного бирмингемца Джастина Бродрика, с которым познакомился двумя годами ранее.

“В Бирмингеме есть местечко под названием Rag Market” – объясняет Бродрик, “это настоящая дыра, гигантский крытый рынок, где продавали подержанную одежду и вещи. Там было несколько парней, которые управляли магазинчиком пиратских кассет. Однажды я просматривал записи Throbbing Gristle, и увидел рядом подростка, который делал то же самое. Ты мог поговорить с тем, кто смотрел на те же кассеты, и если этот кто-то был твоего возраста, ты думал: “Черт, у меня появился потенциальный друг!” И тут Ник Буллен поворачивается и говорит: “Тебе вкатывает Throbbing Gristle?” А я ему: “Да, они охуенны”. Мы начали болтать, и он упомянул в разговоре, что у него есть группа под названием Napalm Death”.

 

 

[сверху]: Ник Буллен из Napalm Death. Фото Джеффа Уокера

Heresy. Концертное фото. Автор: Алекс Уэнк.

 

“Какое-то время мы поддерживали отношения, потом ненадолго потеряли связь, а в 85-ом встретились снова” – рассказывает Буллен. “Мы дали концерт с его группой, но дела у нее шли неважнецки, и мы ему, мол, не хочешь присоединиться к нам?”

“Поначалу это было ужасно” – рассказывает Бродрик, которому было всего 14 лет, когда он стал участником группы. “Я даже не мог толком играть риффы. Помню, мы давали одно из первых шоу, когда я был в группе, и народ прям открыто ржал над моей гитарной игрой. Она была просто ужасна. Но в любом случае, поворотный момент для нас с Ником Булленом произошел, когда мы впервые услышали Siege из Бостона и DRI. Мы тогда сказали себе: “Ох, ни хуя себе, чувак. Да это быстрее всего, что мы слушали годами”. Мы подумали, что Discharge рубят со скоростью света, и сказали себе: “Вот чем мы займемся””.

В то же время метал, особенно трэш, больше не считался грязным словом в панк-сообществе. Первые американские трэшеры типа Slayer и Metallica сочетали свой высокоскоростной натиск с технически сложным звучанием, тогда как европейские трэш-группы типа Kreator, Destruction и Celtic Frost понизили строй инструментов, разобрали свой звук и достигли более простого и при этом более небрежного подхода, который пришелся по вкусу панкам.

“Что касается Celtic Frost, по какой-то причине нас просто порвало” – говорил Бродрик. “И тогда к нам с Ником Булленом пришло понимание, какой именно стиль мы хотим получить на выходе. Мы хотели получить смесь Siege и Celtic Frost. Мы хотели немного замедлить энергию хардкора, взять примитивные метал-риффы и соединить их с политическим посылом”.

“К тому моменту нам было лет 15, и у нас еще не было четких целей” – продолжает он. “Кто-то может подумать, что у нас был грандиозный план и что мы завоюем мир этим новым стилем, но это очень далеко от правды”.

При участии Буллена, Бродрика, Рэта и нового басиста, которого звали просто Peanut, Napalm Death записали новую демку “Hatred Surge” в сентябре 1985-го. Эта запись ознаменовала более быстрое и более агрессивное направление для группы, которая теперь регулярно давала шоу в Кавентри и Ноттингеме, при этом концентрируясь на концертах в своем родном Бирмингеме. Более того, в октябре 1985-го Napalm Death впервые выступили в скандально известном клубе Mermaid Pub, баре, расположенном в малообеспеченном районе Бирмингема – Спаркхилл.

“Это был кабак” – делится Пирсон. “Внизу располагался паб. Наверху располагался банкетный зал паба, который можно было снять в аренду, потому что он наносил бы ущерб пабу. Паб был радушно настроен к панкам и нахального вида людям, которые были завсегдатаями бара и банкетного зала. Там набиралось человек по 200-250”.

“Mermaid был самой мерзкой, самой грязной дырой, какую только можно представить” – соглашается Бродрик. “По сути это был паршивый паб в паршивом районе, что означало, что лучше тебе убираться оттуда подобру-поздорову. Любая коммерческая площадка того времени просто не воспринимала музыку, которую мы тогда любили. Никто и ни за что на свете не использовал бы эту музыку в коммерческих целях, и как факт, все были убеждены, что мы просто горстка мелких пиздюков, которые играют тупой ускоренный панк-рок. Поэтому все остальные видели в этом лишь повод для хохмы. Даже мы в тот момент пытались быть серьезными, но в силу возраста были недостаточно сосредоточенными. Все это было второстепенным. Но к тому моменту, как в Mermaid стали регулярно проводиться концерты, любой мог дать там свое шоу. Владельцам паба было глубоко похуй. Можно было буквально зайти и сказать, мол, я хочу выступить у вас через две недели. А они такие: “Ага, в какой день?””.

Extreme Noise Terror. Фото Ника Роялса

 

И пока на этой площадке периодически проходили концерты, промоутер Даз Рассел начал бронировать почти все панк и хардкор-концерты в клубе осенью 85-го. Он частенько привлекал местные банды, типа Heresy, Concrete Sox и Napalm Death в концерты с участием международных гастролирующих групп типа D.R.I., Antisect и MDC (Millions of Dead Cops).

“Даз Рассел был хорош в каком-то смысле, потому что он подтягивал многие группы” – вспоминает Буллен, “проблема в том, что он не всегда им платил”.

“Это действительно так, у меня часто просто не было денег, чтобы заплатить всем и каждому” – объясняет Рассел. “Но я не считаю себя каким-то богатым промоутером с большой машиной и домом. Мне было 18 лет, я работал на складе ковров и на тот момент зарабатывал 50 фунтов в неделю. Концерты были дешевыми, что-то там, по полтора фунта за девять групп. Я занимался этим не ради денег. Мне просто нравилась эта музыка, и я хотел посмотреть на выступления групп в Бирмингеме. Иногда я зарабатывал деньги, а иногда терял их”.

 

Дин Джоунс из Extreme Noise Terror. Фото Алекса Уэнка

 

Одним из новейших постоянных гостей Mermaid был молодой панк-рокер из Бирмингема по имени Мик Харрис. “Я открыл для себя Mermaid и Napalm Death примерно в то же время, и это была какая-то магнетическая привязанность” – вспоминает Харрис. “Не знаю, что я такого услышал в Napalm. Было в них что-то, что привлекло меня. Я ходил заценить их выступления каждую гребаную неделю, и сильно подсел на них. Я танцевал под них, под быстрые вещи. Были отдельные треки, которые я ждал каждый раз. Я жил ради этого. Я обожал это”.

“Он просто подошел к нам в Mermaid. У него была прическа в стиле сайкобилли, похожая на стрижку “под ежик”. Этот парень в татухах сказал нам: “Я обожаю музыку, которую исполняет Napalm Death” – говорит Бродрик. “И мы такие, типа, а, ну да, отлично”. Как и любой другой подросток ты просто говорил: “Спасибо”. И мы по-прежнему болтали о горстке людей. Мы были легендами местного масштаба, только и всего”.

Однако энтузиазм Харриса четко отделял его от других фэнов группы. И хотя он играл на ударных в собственной панк-группе под названием Anorexia, куда также входил будущий басист Head of David Дэйв Кокрейн, Харрис сперва предложил Буллену и Бродрику свои музыкальные услуги в качестве вокалиста, а уж потом как барабанщика.

“Мы не хотели привлекать его как вокалиста, но он сказал: “Я еще и барабаню, и барабаню довольно быстро”” – вспоминает Бродрик. “И вот я пошел на репетицию заценить Anorexia, и по сути они были каким-то устаревшим панковским калом, но я заметил, что это чувак с сайкобилли, который к нам подходил, Мик Харрис, играет очень-очень быстро. В конце репетиции он сказал, мол, зацени-ка это. И он сыграл охуенно быстро””.

“На тот момент Peanut уже ушел, а Рэту по сути было неинтересно быстро играть” – вспоминает Буллен. “Его интересовала лишь определенная скорость, но не более того”.

Заинтригованные способностями Харриса, Буллен и Бродрик заставили молодого барабанщика пройти неформальные экзамены.

“Мы врубали ему записи Siege и D.R.I., и он не знал их” – рассказывает Бродрик. “Но через пару дней он смог их сыграть, и мы подумали, что к сожалению придется избавиться от Рэта. Вот кто нам реально нужен. Инфа сотка”.

После единственной репетиции в ноябре 1985-го Харрис официально стал новым барабанщиком Napalm Death.

“Я начал репетировать с Джастином у себя в спальне в декабре 85-го” – объясняет Харрис. “К тому моменту он подсадил меня на вещи Sodom и Destruction. Я не был знаком с этой музыкой раньше. Я слышал пару вещей, но в юности у меня не было никаких рок-пластинок. Я рос на другой музыке. Так что это было мое первое знакомство с металом. У меня было другое представление о метале. Это был панк. Он был агрессивным”.

Спустя пару репетиций Napalm были готовы к своему первому выступлению без Рэта 17 января 1986-го в клубе Mermaid. Харрис сразу понравился фэнам группы.

“Помню, как слушал медленные элементы в песнях Napalm Death на танцполе, а потом Мик выстукивает бит, и мы все переглядываемся друг на друга, потому что доски пола буквально дрожат от его ударных” – вспоминает Пирсон, который регулярно совершал поездку в 50 миль длиной из Ноттингема в бирмингемский клуб.

“До сих пор помню, как меня накрыло тогда. Просто нереально. Пол буквально ходуном ходил от его ударной установки. Ты буквально на себе чувствовал эту скорость. То есть это не просто удары по барабанам. Огромная разница. Сила исходит от удара барабана, когда они так быстро играют. В то время это было новшеством”.

 

 

Napalm Death выступают вживую. Фото Ника Роялса

 

Это было настолько оригинально, что Харрис даже придумал фразу “бластбит” за безумно быстрые 64 ноты, которые он исполнил на ударной установке. Кроме того, барабанщик ввел термин “грайндкор” для четкого отражения этого быстро развивающегося жанра музыки.

“Грайндкор происходит от слова “грайнд”. Это единственное слово, которое я использовал для описания Swans после покупки их первой пластинки 84-го” – объясняет Харрис. “Потом, с появлением нового хардкор-движения, которое начало расцветать в 85-ом, я решил, что слово “грайнд” отлично подходит благодаря скорости, поэтому и начал называть его грайндкор”.

Более того, первое шоу Харриса с Napalm Death также ознаменовало первый раз, когда группа играла в одном концерте Mermaid с головокружительными ровесниками Heresy, чей барабанщик Стив Чарльсуорт пустился в дружескую перепалку с Харрисом.

“Полагаю, там был небольшой дух соперничества, но думаю, что страсти не так уж кипели” – говорит Чарльсуорт. “Мне не настолько важно было быстро играть. Мики пустился во все тяжкие, так быстро, насколько это максимально возможно, тогда как мы хотели сохранить мощь и вставки. Скорость была важна, но ее нужно было смешивать с чем-то еще… Не скажу, что технически, но как минимум с большим контролем”.

 

 

Napalm Death. Басист Джим Уайтли, 1987г. Фото Ника Роялса

 

“Сначала играли Heresy, а потом Мик Харрис пытался сыграть быстрее, чем Стив” – заявляет Пирсон. “У них типа было небольшое соревнование. А когда в следующий раз Heresy выступали в Mermaid, Стив барабанил в Heresy так быстро, как мог, а потом на сцену поднимался Мик Харрис с Napalm Death, и он был быстрее. Наблюдать за этим было еще одной причиной сходить в клуб – просто посмотреть на войну барабанщиков. Вот как начинался грайндкор в крошечном клубе. Два пацана подзадоривали друг друга, потому что кроме них никто не играл так быстро, по крайней мере из тех, кого мы знали”.

“Поначалу большинству было не особо интересно” – рассказывает Буллен о первых концертах группы в Mermaid. В каком-то смысле мы были посмешищем. Большинство считали нас просто шумом.

“А мы говорили себе, мол, насколько быстро мы сможем это сыграть? Около половины песен, написанных до прихода Мика Харриса, были медленнее, а потом мы просто ускорили их. Мы просто все ускорили, за исключением медленных секций. Мы ржали на репах, просто катались по полу. Именно так мы написали “You Suffer”. Мы выступали перед 70 фэнами в Mermaid, и исполняли “You Suffer”, так как она длилась всего секунду, раз 50. Люди просто вопили: “Еще! Еще! Еще!” Просто ржака. Очевидно, у нас был сильный политический посыл и все такое, но мы были всего лишь детьми”.

 

Джастин Бродрик в Mermaid, май 1986г. Фото Митча Дикинсона

 

В течение следующих двух месяцев Napalm Death начали собирать больше народу, и в значительной степени благодаря Дазу Расселу выступали в Mermaid до четырех раз в неделю.

“К марту 86-го до нас дошло, что на наши выступления ходит куча народу” – говорит Буллен. “А мы даже не знали этих людей”.

Среди этих новых фэнов была парочка Митч Дикинсон-Шейн Эмбери из крохотного городка Броусли, в сорока милях от Бирмингема.

“Совершенно случайно я встретил Джастина Бродрика и Ника Буллена в Virgin Records в Бирмингеме, и они были впечатлены тем фактом, что у меня на жилетке красовались Celtic Frost и Siege” – вспоминает Дикинсон. “Они такие, у нас есть группа Napalm Death и мы играем смесь из этих групп. Они дали мне листовку, и мы с Шейном через неделю, 22 марта 1986г., я помню точную дату, поехали заценить их. Мы вошли и увидели комнату, полную парней с ирокезами, дредами и зелеными волосами. А мы, металисты, были в кожанках с собственными рисунками. Мы выглядели как белые вороны, но благодаря своему любопытству и искреннему интересу к этой сцене, нас быстро приняли”.

В конечном счете теплый прием Эмбери и Дикинсона стал символом развивающейся связи сцен хардкора и металла, которая в дальнейшем лишь усилилась благодаря сети обмена кассетами между двумя жанрами.

“Мы обменивались кассетами со многими американцами” – вспоминает Эмбери. “И вдруг мы обнаружили собственную сцену, и начали торговать британскими демками для американских групп”.

В сущности, для большинства музыкантов этой сцены, Эмбери был самым активным торговцем во всей Англии. “В 85-ом был журнальчик под названием Metal Forces” – объясняет он. “Это был единственный журнал на то время, который писал о группах вроде Slayer и Mercyful Fate. На заднике журнала был раздел под названием Penbangers, где публиковались крошечные рекламки для друзей по переписке. Подростки писали, от каких групп они тащатся, например, Slayer, Possessed и Venom. И мы с Митчем выбрали парочку парней и написали им, а они ответили, и мы начали обмениваться кучей всякой всячины, которую никогда не слышали. Спустя немного времени мы собрали небольшую собственную коллекцию, около 30-40 демозаписей, а потом разместили небольшие объявления на заднике Metal Forces, и нам стали писать подростки. С тех пор все покатилось как снежный ком”.

 

Очень молодой Джастин Бродрик. Фото Ника Роялса

 

“На тот момент я не работал” – продолжает Эмбери. “У меня была парочка работ, но все это продолжалось недолго, потому что меня постоянно увольняли за то, что я ходил посмотреть на лондонские группы. Так, почти весь день я буквально жил перед декой магнитофона, иногда от пяти до восьми часов в день. В какой-то момент с января 86-го по август 86-го я выслал около 30-40 кассет за неделю”.

“Помню, как Шейн давал мне списки кассет, а я ему, ничего себе, только посмотри на всю эту музыку. Я слышал об этой музыке – Genocide и Death – но так и не смог достать их. Эти группы были тяжелее и более андерграундные, чем тот же Sodom, Destruction или Slayer. Я подсадил Шейна на хардкор, японский хардкор и прочий экстремальный хардкор, музыку D.C., которая мне очень вкатывала. Мы реально сблизились”.

Почти каждую неделю Эмбери и Дикинсон встречали в Mermaid друзей единомышленников с металлическим уклоном. Одним из них был коренной ланкаширец Джефф Уокер, который, хотя ему было всего 16, уже был фронтменом протограйнд группы под названием Electro Hippies.

 

 

Мик Харрис раскачивает Mermaid, май 1986г. Фото Митча Дикинсона

 

“Вся страна ходила на концерты в Mermaid” – говорит Уокер. “Я впервые увидел Napalm, когда они были трио, и мне просто сорвало башню. Я хочу сказать, я видел Heresy и раньше, они рубили адское месиво, но, на мой взгляд, Napalm выглядели просто улетно, потому что они все были одеты в черное и лезли из кожи вон. Это была бомба”.

Билл Стир и Кен Оуэн – двое подростков из соседской группы небольших городков рядом с Ливерпулем, известных под названием Уиррал – теперь тоже были частью сцены Mermaid. У себя в Уиррал они уже начали собирать метал/хардкор группу, которую хотели назвать Carcass.

“Кажется, я впервые узнал об этом мире, когда тусил с панками постарше” – вспоминает гитарист Стир. “Я был скорее металистом, поэтому мы нашли точку соприкосновения. Я брал у них пластинки, они брали мои. Они болтали о том, чтобы сходить заценить концерты в Ноттингеме, и рассказывали о парне по имени Диг. Как по мне, это звучало круто, потому что мне было лет 15 и я думал, ух ты, все это звучит очень здорово”.

Несмотря на тот факт, что эти двое регулярно ходили на те же концерты в Mermaid, что любопытно, пути Уокера не пересеклись с путями Стира. Несмотря на это, они довольно скоро встретятся.

“Я никогда не видал его раньше” – говорил Уокер, “разве что мы встретились, когда он испортил шоу Antisect. Он весь вечер обзывал их дешевой копией Venom”.

 

Mermaid, как он выглядит сегодня. Фото Шейна Эмбери

 

“В Mermaid были тонны групп, и так или иначе все знали друг друга” – вспоминает Стир. “Там было полно народу, только язык у них немного заплетался от выпитого, и группам не нужно было так уж сильно выкладываться. Как правило, все это сливается в один поток и никто уже не выделяется. Но в первый день, когда я увидел Napalm Death, на мой взгляд Мик как раз именно, что выложился. Огромный поток энергии. Мне просто сорвало башню, когда я увидел, что вытворяет этот парень. Стив из Heresy был отличным барабанщиком, которого все просто безмерно уважали. Но если говорить о Мике, то это была просто стихия. Это было не то, что смотреть на прекрасного барабанщика, даже немного пугало, сколько мощи было в его игре”.

 

 

Дигби Пирсон (крайний слева) у себя дома в 1985-ом с участниками Concrete Sox и Heresy.

Фото Дженни Плейтс

 

С ростом спроса на новый записанный материал с Харрисом в составе, группа наскребла совместными усилиями 120 фунтов, основной вклад внес промоутер Даз Расселл, и забронировала два дня в студии Rich Bitch в Бирмингеме в августе 1986-го. И хотя группа еще не знала этого в тот момент, эта запись из 12 треков однажды попадет на первую сторону дебютной пластинки Napalm Death под названием “Scum”.

“Это было сделано только из-за того, что это была демка” – настаивает Бродрик. “Очевидно, что в то время у нас не было лейбла. Но мы включили ее многим людям, включая Дигби, который, если не ошибаюсь, не выпустил еще ни одного альбома. Но он все равно не мог решить, что ему делать с этой записью, и не перезванивал нам. Движуха по-прежнему только набирала обороты, пластинки продавались плохо. Это был большой риск, и чтобы отпечатать хотя бы тысячу пластинок, нужно было отдать кучу бабла”.

Вскоре после записи группа взяла к себе Джима Уайтли на роль басиста, местного приятеля из Бирмингема и завсегдатая Mermaid. Большую часть года квартира Уайтли служила в качестве передвижного отеля для многочисленных негородских подростков, посещающих концерты по выходным в Mermaid.

“Я жил в многоэтажном, 92-квартирном доме-башне, принадлежащему огромному муниципальному комплексу 60-х в Кингс Нортон в девяти милях от центра, а Mermaid располагался ближе к центру города, примерно в двух милях на пересечении улиц Стрэтфорда и Уорвика” – рассказывает Уайтли. “Большинству тех, кто ночевал у меня, было от 20 до 30. Я даже со счета сбился. Повсюду были тела, даже на внешнем балконе. И если вламывались Шейн и Митч, то это обычно значило, что Мик Харрис притащится за ними следом, поэтому никому было не до сна, и неважно, орала музыка в тот момент или нет”.

 

 

Napalm Death выступают в Mermaid в 1986-ом. Фото Джеффа Уокера

 

“Джимми начал играть на басу, потому что мой энтузиазм стал ослабевать” – рассказывает Буллен. “Я сказал, ай, пусть лучше кто-нибудь другой играет на басу. Я буду просто петь”.

Вскоре после прихода Уайтли, Бродрику предложили место барабанщика в бирмингемской рок-группе Head of David, которая не так давно выпустила пластинку на Blast First, тогдашнем приюте таких групп, как Sonic Youth и Big Black. Он согласился, отчасти из-за своего желания присоединиться к группе, которую считал успешной – Head of David попали в британские независимые чарты, но и благодаря быстро ухудшающемуся внутреннему состоянию Napalm Death.

“Буквально за пару месяцев группа превратилась в кучу говна со множеством конфликтов” – говорит Бродрик. “Ничего особенного, ошибки молодости. Я хочу сказать, даже на репах я сто раз наблюдал за тем, как Ник Буллен и Мик Харрис катаются по полу, мутузя друг друга что есть мочи. Честно говоря, это было довольно дико. У нас был взрывной характер. А это почти неизбежно приводит к стычкам”.

“Извини, но так как я был тем, кто меньше всех бухал и принимал наркоту, я практически не помню драк” – говорит Харрис. “И Ник, и Джастин скучали, пока я стоял. Джастин всегда хотел добиться успеха, и благодаря предложению присоединиться к Head of David в качестве барабанщика, а эта группа была готова подписать крупный контракт и гастролировать, это был его прорыв, его выход из положения. С течением времени Ника, казалось, все меньше и меньше интересовало происходящее. Каждая репетиция все больше и больше превращалась в пьянку, помню даже пришлось спросить его, хочет ли он вообще репетировать, и он больше ни разу не появился на репетиции”.

Харрис прилагал все силы для продвижения Napalm, но с уходом Бродрика и отсутствием интереса со стороны Буллена, распад казался неизбежным.

“Я слегка подзаебался от всего этого” – рассказывает Буллен о своем опыте в Napalm Death. “Мне нравился хип-хоп, песенки Joy Division, мощная электроника и наркоманская музыка 60-х, и я немного устал, потому что к тому моменту зрители в зале орали: “Быстрее, быстрее!” А я думал: “Ну, если все хотят, чтобы мы играли все быстрее и быстрее, то это уже будет какое-то новшество, и они не совсем понимают, почему мы с самого начала решили быстро играть. А мы просто хотели дать выход своим эмоциям и подраться”. И когда ушел Джастин, а я его очень уважал и желал ему только добра, я подумал: “Что ж, теперь все изменится”. Так и случилось, поэтому я типа перестал ходить на репетиции.

“Если говорить начистоту” – говорит Бродрик, “всем в группе было на все насрать. Я остался с мастер-пленкой, должен был отдать ее, отдать в буквальном смысле, лейблу Manic Ears. Это должен был быть сплит-альбом с другой группой. И этот парень Шейн Дабинетт, управляющий лейблом Manic Ears, в конце концов отказался от него. Он сказал, что сейчас не время, и он сможет выпустить его только через полгода. Тогда мне удалось нарыть номер Дигби. Я позвонил ему и спросил: “Тебе интересен этот материал Napalm Death? Я ушел из группы, а всем походу насрать”. И я отправил ему запись бесплатно, вот и все. Я стал участником Head of David, и отправился на гастроли в Германию. Я подумал: “Ну, вот и все. Конец подкрался незаметно. Теперь это часть истории”.

[сверху вниз]: Napalm Death на концерте в Лидсе, 1984г. Фото Ника Роялса.

Napalm Death на нижнем этаже в Mermaid, 1986. Фото Энди Фиша.

Вкладыш пластинки “ Punk is a Rotting Corpse ”

ГЛАВА 2

ЭНЕРГИЧНАЯ БОРЬБА

 

Несмотря на социоэкономические сходства, американская андерграундная метал-сцена не могла развиваться так же сконцентрировано, как ее английский аналог. Наоборот, обширная территория породила на свет ряд отдельных зон разочарованной молодежи по всей стране. В первой половине 80-х мощью американской экстремальной музыки был андерграундный хардкор, и усиленный в целом более агрессивный налет на классический панк-рок. Вашингтон, округ Колумбия, породил сверхскоростную формулу Bad Brains и Minor Threat. Нью-Йорк выпустил металлические формации Agnostic Front и Cro-Mags, пока Лос-Анджелес продолжал выплевывать из себя группы вроде Descendents, Circle Jerks и первобытную мощь Black Flag. И хотя зачастую Бостон был обойден вниманием, там была собственная мощная сцена. Для большинства фэнов, бостонский хардкор всегда будут представлять SS (Society System) Decontrol. Их конфронтационная смесь из панка, наряду с Minor Threat, помогла определить движение стрейт-эдж. Но на территории Бостона, совершенно очевидно, были самые быстрые группы эпохи, некоторые из которых были родом из небольших городских общин Массачусетса.

Амхерст был одним из таких мест. Расположенный в двух часах езды к западу от Бостона, этот живописный университетский городок также служил домом для юного местного юноши по имени Джозеф Маскис. В 1982-ом 15-летний Маскис, которого друзья звали просто Джей, не особо отличался от прочих немногочисленных гордых панк-рокеров города, зачастую в свое свободное время прочесывая полки местного магазинчика звукозаписей под названием Main Street Records в Нортхэмптоне.

 

 

Deep Wound

 

“В этом магазинчике я встретил парня, который напоминал Ди Ди Рэмоуна” – вспоминает Маскис. “Я поболтал с ним немного, и оказалось, что он торчит от того же хардкора, что и я. На следующей неделе я увидел листовку в магазине аудиозаписей, и решил, что это тот самый парень, потому что я не знал никого, кто бы еще торчал от музыки Discharge и Minor Threat”.

Этим шкетом оказался Скотт Хелланд, который вместе со своим приятелем Лу Барлоу искал барабанщика, чтобы играть “очень быстрые биты”, как дерзко утверждалось в листовке, в их новоиспеченной хардкор-группе. Группа репетировала уже несколько месяцев перед тем, как болезненно застенчивый Маскис отозвался на объявление. После присоединения к ним Маскис настоял на том, чтобы группа взяла Чарли Накадзиму на место вокалиста. Пару дней спустя Маскис назвал группу Deep Wound, и через пару месяцев группа стала периодически давать концерты с местными хардкор-панк группами вроде еще одной формации Хелланда – Outpatients.

“Мы просто хотели играть как можно быстрее и, на мой взгляд, иногда в ущерб нашим песням” – рассказывает Маскис. “Фактически, единственное, что нас интересовало, это с каждым разом играть все быстрее и быстрее”.

Ради этой короны Deep Wound пришлось немного посоревноваться. В еще одном западном массачусетском пригороде под названием Веймаут местный барабанщик Роберт Уильямс и его приятели десятиклассники гитарист Курт Хэбелт и басист Генри МакНэйми создавали шум, начиная с 1981-го, вскоре после их первого знакомства со звездами хардкора Minor Threat и Discharge. По выходным трио зачастую совершало получасовую поездку на восток в главный независимый магазин аудиозаписей Бостона под названием Ньюбери Комикс, чтобы умерить свои аппетиты в сокрушительном панк-роке.

“То было очень особое время для открытий в сфере музыки” – вспоминает Уильямс. “Помню, как вернулся домой из Ньюбери Комикс. Фактически, это был склад, где на деревянных полках стояли картонные коробки с комиксами и семидюймовками. У меня тряслись руки от возбуждения: так мне хотелось послушать эти пластинки. Помню выражение абсолютного снобизма и отвращения на лице кассирши по виду напоминавшей Эйми Манн еще до участия в ‘Til Tuesday, когда я подошел к кассе с первопрессом семидюймовки Meatmen “Blood Sausage”, где на обложке красовался использованный презерватив с мохнаткой. У меня была своя система оценки – чем быстрее моя мама прибежит наверх, чтобы заставить меня вырубить эту музыку, тем лучше пластинка. Я даже не успел прослушать первую сторону “Damaged” Black Flag. Да что там сторона, я даже песню до конца не услышал”.

Еще более вдохновленный их поездками в город с целью заценить хардкор-кумиров вроде Black Flag и панков из Нью-Джерси Misfits, Уильямс посвятил больше времени своему музыкальному проекту, который получил название Siege.

 

 

Статья о Siege в Maximumrocknroll

 

“Мы втроем джемовали в гараже Хэнка, а потом в церкви. Мы издавали просто дьявольский диссонанс, который гремел на всю округу” – вспоминает Уильямс. “Ко мне все так же подгребали местные, теперь они стали постарше, и говорили о том, что им нравится пить пиво с друзьями в лесу и слушать музыку”.

Вскоре квартет позвал вокалиста Кевина Махоуни из еще одного пригорода Массачусетса под названием Бреинтри, городка с богатым хардкор-наследием и родиной Gang Green и Jerry’s Kids. К 1983-му Siege стали выступать с концертами в быстро развивающемся комьюнити.

“Это была плодородная крутая сцена в западном Массачусетсе по типу “сделай сам”, горстка очень интересных групп” – объясняет Уильямс. “Это одно из тех мест, где ты выступал, когда ездил на гастроли. Еще одним из таких мест был Стамфорд, штат Коннектикут. Это были очень продуктивные сцены, но лишь немногие из групп ездили в Бостон с концертами. Они были юными, модными и не были самыми энергичными продвинутыми шоуменами в мире. Это были просто панки. Просто так вышло, что они жили у черта на рогах. Чаще всего бостонцы приезжали с концертами в западный Массачусетс”.

 

 

Роберт Уильямс, барабанщик Siege

 

 

Это комьюнити уже приняло скоростных Deep Wound, но для них было еще большим испытанием выдержать чистую скорость, жестокие тексты и развивающиеся металлические пристрастия Siege.

“Пришло время, когда мы приняли осознанное решение стать самой быстрой группой” – рассказывает Уильямс, в чье обучение скорости входило исполнение пластинки “Highway to Hell” AC/DC на скорости 45 ударов в минуту и дублирование партий ударных, сидя в наушниках. “Трек “Beating Around the Bush” становится британским панком в ритме галопа, если сыграть его на скорости 45 ударов в минуту” – отмечает он. “Метал я тоже любил – Venom, Priest, “Iron Fist” Motörhead. По сути, на своем первом концерте мы исполнили кавер на песню “Warhead” Motörhead, это было соревнование школьных групп. Нас дисквалифицировали за нецензурную брань, вдобавок наш басист Хэнк в щепки разнес свою басуху. Но главное – это скорость. Мы слушали самые быстрые панк и хардкор-группы, какие только могли откопать, и говорили себе: “Окей, мы нарочно напишем что-то быстрее, чем их музыка, потому что хотим стать самой быстрой группой”. Мы приняли вызов на полном серьезе”.

Но Уильямс и остальные участники Siege не сдерживали бостонское движение стрейт-эдж, которое характеризовало большую часть сцены того времени, в схожем отношении.

“Я был заядлым курильщиком травки” – говорит Уильямс, чье употребление наркотиков было полной противоположностью преобладающему настроению на хардкор-сцене того времени. “А мы были юными новичками, явно не стрейт-эдж, и не особо вписывались в бостонскую тиму, в которой были одни хулиганы. Их музыка появилась в засилье спортсменов, брутальная, однобокая черта, которая сегодня наполовину составляет основу хардкора, вся эта херня типа ношения бейсбольных кепок и избиения подростков. Вторая половина это краст-панк, левоцентристский обратный конформизм, но все это было задолго до появления этих терминов, когда все это не было таким стереотипным”.

 

 

Siege выступают живьем, 1984г.

 

Но когда в начале 1984-го Siege прокладывали собственный путь, их единомышленники Deep Wound тупо завязали.

“Хардкор-сцена для нас типа сдохла” – говорит Маскис. “Я больше торчал от Birthday Party и более шумных групп. Басист Скотт был очень занят своей второй группой Outpatients. То есть все свое время он уделял Outpatients, а мы создали Dinosaur, но тогда мы назывались Mogo и у нас пел Чарли, вокалист Deep Wound. Позднее, после одного концерта, мы решили, что Чарли никуда не годится, и тогда мы официально основали Dinosaur (позднее они получат название Dinosaur Jr.). У нас была совсем другая концепция. Мы стали типа очень громкой кантри-группой или типа этого. Потому что хардкор для нас уже умер”.

Но до того как Deep Wound официально распались, группе удалось записать одноименную семидюймовку и пару треков для сборника “Band That Could Be God” с местным продюсером Лу Джиордано в бостонской Radio Beat Studios. Джиордано записывал лучшие бостонские панк и хардкор-группы вроде SS Decontrol, Negative FX, the FU’s, Jerry’s Kids и Proletariat в крошечной бывшей AM-радиостанции в центре площади Кенмор.

“У нас был небольшой штат сотрудников” – объясняет Джиордано. “Там был владелец Джимми Дюфо, а потом я присоединился к группе в конце 82-го. Это было примерно в то время, когда бостонская сцена стала набирать популярность. Black Flag проехали через весь город, и по сути просто порвали всех в клочья. После них все было уже по-другому. А бостонские группы типа старались догнать остальную страну, и все эти группы появлялись буквально как грибы после дождя, у каждой из них был свой звук, как ни у кого другого. Как будто они прошли мимо всех”.

Неудивительно, что Siege решили там же сделать свои первые записи – они вошли в студию с Джиордано в феврале 1984-го.

“Наша студия записывала все подряд, никто не выражал своих оценок записываемой музыке” – вспоминал Джиордано. “Мы просто ее записывали. И при этом самое клевое, на мой взгляд, в работе штатного звукоинженера было в том, что я не искал группу подобную этой. С философской точки зрения меня не интересовало то, чем они занимались, но все они были хорошими музыкантами. Им приходилось играть очень слажено, учитывая скорости, на которых они работали. Так что в их музыке был этот аспект, и в целом желание выйти за определенные границы. Судя по звучанию, такое ощущение, что ты рассекаешь небо на скорости 700 миль в час, и ни с того, ни с сего все снова встает на свои места”.

“Это были самые неприметные расслабленные люди из тех, с кем я когда-либо работал” – продолжает он. “У них не было никакого имиджа. Они просто приходили в студию, это были очень вежливые и благодарные парни. А потом они включали усилители и создавали этот шум. Просто невероятно, что ты слышал от них эти звуки”.

“Джиордано уже вдоволь насмотрелся на такое, но мы серьезно относились к оборудованию, и уже одно это сильно отделяло нас от остальных” – вспоминает Уильямс. “Но для него это не было в новинку, он был мастером своего дела”.

Siege вернутся в студию в октябре того же года, и запишут еще три трека: “Walls”, “Cold War” и “Sad but True” для сборника “Cleanse the Bacteria”, подготовленного Pushead’ом, художником и подписчиком Maximumrocknroll. Эта сессия станет последней для этого состава. Немногим больше года спустя, когда начали расти внутренние трения, Siege развалится перед своим первым концертом в Нью-Йорке в знаменитом клубе CBGB. “Вокалист препирался с гитаристом” – объясняет Уильямс. “В фургоне лежало оборудование для концерта. Мы так и не сыграли его. Кев не пришел, и я не могу винить его за это. После этого мы перестали играть”.

На протяжении следующих двух лет было несколько неудачных попыток, последняя из которых приходится на 1990-ый, когда к Уильямсу и гитаристу Курту Хэбелту присоединился вокалист Сэт Патнэм.

“Мы писали и записывали материал. Я написал пару-тройку революционных вещей, типа брутальных текстов, и тот же гитарист поменял некоторые из моих текстов со слабой рифмой, сделав их скорее пацифистскими, чем революционными, тем самым поменяв их контекст” – говорит Уильямс. “Он показал их Сэту в студии у нас за спиной. Он дошел до того, что стер одну строчку с вокалом Сэта и наложил свой голос. Я по-прежнему испытываю дикое отвращение к этому. Мы никогда не планировали понижать свой уровень экстремальности”.

В 750 милях западнее в небольшом промышленном городке Флинт, штат Мичиган (населением 450 тысяч) местные парни Мэтт Оливо и Скотт Карлсон разделяли схожий идеализм. И хотя эта парочка познакомилась, “когда у нас еще даже не было передних зубов”, по словам Оливо, они стали закадычными друзьями только в средней школе несколько лет спустя. К тому времени эти двое прониклись сильной любовью к классическим метал-группам Judas Priest и Iron Maiden.

“В начале 80-х мы стали въезжать в музыку Motörhead” – вспоминает Оливо. “Мы узнали, что Лемми Килмистер носит футболку Discharge, и пошли купили себе пластинку Discharge. А потом мы вдруг стали слушать очень широкий диапазон групп хардкор-панка и настоящего хэви-метал”.

“Discharge оказали исключительно мощное влияние на наше музыкальное направление, потому что они были очень мрачными” – рассказывает Карлсон. “Все их песни рассказывали о конце света. У некоторых метал-групп были схожие песни, но Discharge описывали это в кровавых подробностях, типа тыкали тебе этим прямо в рожу и, думаю, это я и любил в них больше всего, что они немного пугали”.

 

 

[сверху вниз]: листовка на шоу Ultraviolence, Флинт, штат Мичиган, 20.11.1984г. Genocide, 1985г.

 

Но в конце 1983-го основным интересом парочки по-прежнему оставался хэви-метал. Фактически, Оливо был занят игрой на гитаре в своей хэви-метал группе – формации, которая занималась исключительно исполнением каверов Maiden и Priest, когда Карлсон познакомил его с быстрым трэшем первой пластинки Slayer “Show No Mercy”.

“Мэтт пришел ко мне с песней, которая позже получит название “Armies of the Dead”” – рассказывает Карлсон. “Он играл этот экстремальный рифф Slayer. Одно лишь НО: они играли в гараже, а наше оборудование было еще дерьмовее, чем их. Мы тоже играли с низкой настройкой, поэтому звук получался грязнее. Но мы понимали, что хотим играть что-то столь же быстрое”.

Это открытие привело этих двоих к созданию своей первой группы, прото-трэш-метал-группы под названием Tempter, где местные парни Шон МакДональд взял на себя бас, Джеймс Отен сидел за барабанами, а Карлсон отвечал за вокал.

“Первый концерт Tempter, который мы дали, состоялся на панк-шоу” – вспоминает Оливо, “и мы немного переживали, потому что мы были в футболках Metallica и все в таком духе. В те дни панки до сих пор говорили: “Я не знаю об этих металистах”, а металисты говорили “Я не знаю об этих панках”. Но на том первом концерте в нашем маленьком родном городке Флинте народ стал съезжать с катушек после первой же песни. Нас отлично встретили, и с тех пор мы обрели дом”.

В отличие от большинства хардкор- и панк-формаций, чей посыл зачастую был одновременно личным и политически направленным, этот квартет черпал текстовое вдохновение из самых кровавых хорроров и слэшеров, какие только попадались под руку.

“Если б ты знал нас в те годы, мы просто веселились в свое удовольствие” – рассказывает Оливо. “Мы торчали от ужастиков. Нам нравилось ходить на панк-шоу, заниматься стейдж-дайвингом и все эти дела. Но нас не интересовали вскрытия и все такое. На самом-то деле мы тупо хотели стать еще большими хардкорщиками, чем парни, с которыми мы зависали. Они были не совсем с нами, поэтому нам пришлось начинать все заново”.

К этим изменениям можно отнести смену короткого названия группы на Ultraviolence, когда группа выступала на разогреве у Slayer во Флинте в 84-ом, после чего они снова поменяли вывеску на Genocide всего пару месяцев спустя. После того, как барабанщик Фил Хайнс заменил Отена, группа записала свое первое репетиционное демо в подвале Хайнса в ноябре 84-го. И хотя группа не превышала классической трэш-метал скорости, запись стала введением Genocide в андерграунд экстремального метала. Вскоре Карлсон и Оливо обменивались кассетами с соотечественниками через андерграундные фэнзины Brain Damage и, само собой, Maximumrocknroll.

К началу 1985-го эта парочка стала регулярно общаться с юным уроженцем Флориды по имени Чак Шульдинер, который был фронтменом своего собственного экстремального метал-проекта под названием Death.

“Я написал Чаку письмо, потому что Death звучали так, словно мы были единомышленниками” – рассказывает Карлсон. “Чак прислал мне кассету со всем их материалом на ней, я поставил ее Мэтту, и тот сказал: “Это очень похоже на то, что мы играем”.

“Чак отсылал кучу писем с ужасными орфографическими ошибками, потому что он торчал от Genocide, а мы - от Death” – рассказывает Оливо. “Он отсылал нам фотки мертвых крыс и всякое такое дерьмо. Мы говорили о том, что мы хотели, чтобы наши группы стали самыми крутыми на свете”.

Кроме того, обе группы часто выражали сочувствие друг другу. Через несколько недель состав Genocide быстро развалился, остались только Карлсон и Оливо, а Шульдинер выгнал из Death Рика Розза.

“Весной 1985-го Чак и Скотт устроили мозговой штурм” – рассказывает Оливо. “Разговор был такой: “Давайте объединим обе группы”.

Восемнадцатилетний Карлсон окончил среднюю школу, а Оливо в выпускной год бросил школу, и парочка собрала свои пожитки и проехала 1200 миль на юго-восток к родителям Шульдинера в Альтамонте Спрингс, штат Флорида.

 

 

Скотт Карлсон, Genocide/Repulsion

 

“Мы просто ехали туда без остановок, это почти 24 часа езды, и потом постучали Чаку в дверь” – объясняет Карлсон. “На следующий день мы сидели в гараже и репетировали. Пока мы были там, мы с Мэттом работали на всяких паршивых работенках. Чак работал в Del Taco, это почти как Taco Bell на Юге. Все, что нас интересовало, это играть рок, а потом вести себя как идиоты”.

Но спустя две недели после создания нового союза группу покинул Кэм Ли, барабанщик Death. “Это был облом” – говорит Оливо. “И тогда мы поболтались, попробовали пару других барабанщиков, но ничего не клеилось”.

“Так как Кэма не было рядом, мы просто писали новый материал” – говорит Карлсон. “Очень скоро стало очевидно, что Чак хочет двигаться больше в сторону техники, писать всякие гитарные вещи, а мы лишь хотели отрываться как можно больше. У нас не было барабанщика, ничего не происходило, и мы по-прежнему хотели делать что-то экстремальное. Спустя пару месяцев мы просто вернулись домой”.

После возвращения во Флинт Оливо вернулся в школу, после чего он и Карлсон воскресили Genocide и приступили к поискам барабанщика.

“Единственным доступным парнем на тот момент был Дейв Холлиншед, он играл в какой-то университетской панк-рок-группе, типа университетского рока” – вспоминает Карлсон. “И тут он попал первые полосы местных газет. Там писали о его аресте за разграбление могил, и я подумал: “Отлично, наш человек”.

Получивший за это поведение прозвище Дейв Грейв, барабанщик испытывал трудности с быстрым темпом музыки группы. “Дейву приходилось неслабо попотеть, чтобы удержать этот трэшевый барабанный ритм в духе Slayer” – подтверждает Карлсон. “Он повторял одну и ту же ошибку: бил по хай-хэту через раз, когда не бил по рабочему барабану типа как барабанщик в стиле кан