Календарь и иллюзия сведения воедино

Большинство информаторов стихийно отсчитывает год от осени (lakhrif). Некоторые началом этого сезона на­зывают даты, близкие к первому сентября, другие — к пят­надцатому августа по юлианскому календарю, этот день называется «ворота года» (thabburth usugas), он знаменует вступление в период дождей после периода засухи, es'maïm: в этот день в каждой семье приносится в жертву петух, об­новляются достигнутые ранее договоренности, заключа­ются союзы. Другие информаторы соотносят «ворота года» с началом сельскохозяйственных работ (lah'lal natsh'arats или lah'lal n thagersa), которые знаменуют решающий по­воротный момент переходного периода.

«Период», приходящийся на пахоту (чаще всего на­зываемый lah'lal, но также h'artadem), начинается с откры­тия пахоты (awdjeb), которому предшествует приношение в жертву быка, купленного сообща (thimechreth). Мясо бы­ка делится между всеми членами клана (adhrum) или дерев­ни. Пахота и весенний сев, которые начинаются после це­ремонии начала работ (являющейся одновременно ритуа­лом заговора дождя) и как только земля становится доста­точно влажной, могут продолжаться до середины декабря или даже позже — в зависимости от региона и от года.

турным сюжетам, вытекает из того, что интеллектуальная актив­ность, вызванная его вопросами у информаторов, может им ка­заться идентичной той, которой они отдаются спонтанно и резуль­татами которой является лучшая часть культурной продукции, уже предоставленной ими этнологу: пословицы, поговорки, загадки, сентенции, дидактические сказы и т. д.

Схема 1. Абстрактный «календарь»

396

В действительности, не приходится говорить о lah'lal как о периоде: этот термин (и соответствующий ему вре­менной интервал) практически определяется внутри уни­версума сезона дождей, через противопоставление lah'lal и lakhrif (такимобразом, пахота и сев противопоставляют­ся сбору урожая и сушке фиников, садовым работам в thabh'irth,летнем саду и особому уходу за ослабленными за время молотьбы быками, laâlaf,направленному на под­готовку их к посевным работам). Но внутри того же уни­версума lah'lal может определяться и через его противопо­ставление eliali, надиру зимы зимы*. В соответствии с со­вершенно иной логикой он может также противопостав­ляться всем другим периодам, установленным для опреде­ленного типа работ, которые — если они выполняются вне этого периода — становятся h'аrат (незаконными): напри­мер lah'lal lafth, законный период для посадки репы (начи­ная с семнадцатого дня осени, с третьего сентября по юли­анскому календарю), lah'lal yifer, законный период для об­рывания листьев на фиговых деревьях (конец сентября) и т. д.

Зима (chathwa) начинается, согласно информаторам, между пятнадцатым ноября и первым декабря, ее приход не сопровождается никаким специальным ритуалом (что слу­жит доказательством того, что противопоставление осени и зимы выражено слабо); другие информаторы говорят да­же, что первый день зимы знать невозможно. Сердцевина зимы называется eliali, «ночи», сорокадневный период, который почти все информаторы делят на две равные час­ти, eliali thimellaline, «белые ночи», и eliali thiberkanine, «черные ночи». Такое различение — о чем свидетельствует широкая область его использования — является продуктом совершенно абстрактного и формального принципа деле­ния, несмотря на то, что информаторы объясняют его кли­матическими изменениями. Когда заканчиваются осенние работы, наступает мертвый сезон, который в качестве та­кового противопоставляется es'maïm,мертвому времени су-

* Надир — нижняя точка на диаграмме, обозначающая зиму зимы. — Прим. перев.

397

хого сезона, или, как было показано, lah'lal, времени вы­сокой активности. Но в иной связи он противопоставляется также переходу от зимы к весне (essbaât или essubua, «семи­дневка»). Еще с одной точки зрения «большие ночи» (eliali kbira) противопоставляются «малым ночам» (eliali esghira) февраля и марта, «ночам пастуха» и «ночам Хайяна». Пер­вый день еппауеr (января), находящийся в центре зимы, от­мечен целой серией ритуалов обновления и запретов (за­прещается, в частности, подметать и ткать), которые неко­торые информаторы распространяют на весь период issemaden (холодов), сопровождающих переход от декабря к январю.

Конец eliali отмечен ритуальным празднеством el âazla gennayer, разводом с еппауеr:жизнь проявляется на поверх­ности земли, на деревьях набухают первые почки, это — начало работ (el fluth '). Крестьянин выходит в поле, чтобы вкопать саженцы лавра, способные изгонять белого червя­ка. При этом он произносит: «Выходи, белый червяк! Khammes* тебя разрубит!» (по версии информаторов из Колло, этот ритуал совершается в первый день весны). В тот же самый день, до восхода солнца, следует отправиться в хлев и крикнуть на ухо быку: «Хорошая новость: Еппауеr за­кончился!». Некоторые информаторы говорят «âazri» («хо­лостяк») вместо «âazla» («развод»), «поскольку с этого дня наступает весна и начинают играть свадьбы» — и за этой своеобразной игрой слов скрывается, безусловно, игра с мифологическими корнями. Эта столь же богатая, сколь и туманная терминология скрывает начало долгого периода перехода и ожидания: если осень, как говорит один инфор­матор, «это целое», то переход от зимы к весне представля­ет собой мозаику моментов, плохо определенных и по пре­имуществу негативных, имеющих разные обозначения.

Так, слово «старухи», thimgharine, или thamghart, «ста­руха» (слова, отсылающие к легенде о днях, взятых взай­мы, где рассказывается, как зима или январь, февраль и

* Землепашец, работающий у хозяина за пятую часть уро­жая. — Прим. перев.

398

т. п., одолжив несколько дней у следующего периода, смог­ла наказать старую женщину (по другим версиям, козу или чернокожего), которая бросила ей вызов), а также слово amerdil, «ссуда», обозначают либо момент перехода от од­ного месяца к другому (от декабря к январю, от января к февралю, от февраля к марту и даже — в Айн Ахбэль — от марта к апрелю), либо момент перехода от зимы к весне. Н'usuт, ученое слово арабского происхождения, которое встречается в суре Корана, употребляется вместе с h'ayan (или ah'gan) для обозначения перехода от furar к maghres. (Памятуя о том, что само объединение в [линейную] после­довательность характеристик, зафиксированных в одном районе, представляет собой абсолютно искусственную опе­рацию синтеза, мы включили в схему три основных последо­вательности: 1) imirghane, amerdil, thamghart, ah'gan или thiftirine, nisan; 2) thimgharine, ha'yan, nisan; 3) el mwalah', el qwarah', el swalah', el fwatah', h'usum, natah', nisan, о ко­торых весьма ориентировочно можно сказать, что они свойственны Кабилии в районе Джурджуры, малой Кабилии и, наконец, наиболее исламизированным районам, а также наиболее образованным информаторам.)

Но в соответствии с магической логикой самый не­благоприятный момент в течение периода, который в це­лом весьма неопределен, никогда не может быть указан точно, поэтому термины thimgharine или h'usum, «крайне неблагоприятные периоды», иногда используются для обо­значения всего периода перехода, с конца января до сере­дины марта. В этом случае они охватывают четыре «неде­ли», на которые делится месяц февраль и совокупность ко­торых называется «es-sbaât» («семерки»): el mwalah (назы­ваемом иногда imirghane), «соленые дни», el qwarah', «дни молотьбы», el swalah', «благословенные», el fwatah', «от­крытые дни». Эта полуученая последовательность иногда произносится: «ma, qa, sa, fin», — в соответствии с мнемотехническим приемом, используемым марабутами и состо­ящим в обозначении каждого имени его начальной буквой. Разделение начала лета: izegzawen, iwraghen, imellalen, iquranen, — приводится почти всеми информаторами имен-

399

но благодаря его мнемотехническим достоинствам; иногда эта последовательность обозначается по первым корневым согласным берберских названий: «za, rа, та, qin». Перед нами — одна из полуученых дихотомий, аналогичная дихо­томии январских ночей, которая представляет собой по­пытку рационализации: два первых негативных периода помещаются в конце зимы, а два последних, благотворных, приходятся на весну. Так же информаторы, которые огра­ничивают h'usum двумя неделями, находящимися на стыке января и февраля, совмещая в нем все характерные черты периода в целом, различают первую неделю, плохую, и вторую, более благоприятную. Точно так же ряд информа­торов (особенно в Кабилии района Джурждура) различают два ah'gan (или h'ayan), ah'gan bu akli, «h'ayan черноты», семь дней сильных холодов, в течение которых все работы приостанавливаются, и ah'gan u hari, «h'ayan свободного человека», семь дней, в течение которых «все вновь воз­рождается на земле».

Во время «недели h'ayan» (первой недели марта) жизнь замирает. Нельзя прерывать своих занятий и выходить в поле или на виноградники. В период h'ауап и h'usum нельзя также пахать, запрещены свадьбы, сексуальные отноше­ния, нельзя работать ночью, лепить горшки и обжигать их, обрабатывать лен, ткать. В Айн Ахбэль во время периода el h'usum категорически запрещается обрабатывать зем­лю — это el faragh (пустота); опасно «начинать строитель­ство, играть свадьбы, устраивать праздники, покупать скот». В целом, следует воздерживаться от деятельности, в которую вовлекается будущее. У животных рост тоже как будто бы завершился: поросят отнимают от матки (el h'iyaz) в конце недели h'ayan, в день весеннего равноденствия (adhwal gitij, «удлинение солнечного дня»). Люди стучат по бидонам, чтобы наделать как можно больше шума и не дать быкам, которые в этот день понимают язык людей, услышать, что говорят насчет «удлинения дней», иначе быки «испугаются предстоящей работы». Из-за своего поло­жения [в пределах периода] h'usum (или h'ayan) наделяется чертами момента зачина и предсказания, очень схожими с

400

теми, которыми наделяется утро в пределах дня: например, если нет дождя, то колодцы не наполнятся водой, если идет дождь, это к изобилию, если в начале периода идет снег, будет много перепелиных яиц — отсюда вытекают искупи­тельные действия (распределение милостей) и гадания.

С окончанием «дней старухи» и h'usum считается, что стадо спасено: наступает el fwatah', время всходов и рож­дений как на возделанной земле, так и в стаде, поскольку всему молодому не надо больше бояться зимних холодов. Уже отпразднован первый день весны (thafsuth), праздник зелени и детства. Весь ритуал этого вступительного дня периода предсказаний проходит под знаком радости и пред­метов, приносящих счастье и процветание. Дети выходят на поля навстречу весне. Они завтракают на свежем возду­хе манной кашей с маслом. Кускус, подаваемый в этот день (seksu wadhris), готовится, развариваясь на пару бульона, который содержит adhris (тапсию*), растение, вызывающее набухание. Женщины освобождаются от запретов, харак­терных для периода пахоты, и красят ладони хной. Объ­единяясь в группы, они собирают вереск для метел, эвфе­мистическое название которого звучит как thafarah'th de farah', «радость»: метлы делаются с радостью, и они будут приносить радость.

Дни становятся все длиннее. Работы немного (за ис­ключением окапывания фиговых деревьев); нужно ждать, когда жизнь вступит в свои права: «В марте, — говорят в Большой Кабилии, — иди смотреть на свой урожай, да смот­ри хорошенько». Или: «От солнца цветения (цветения бо­бовых и, в особенности, столь ожидаемой фасоли) пустеет деревня». Запасы еды заканчиваются, удлинение дней ощу­щается все сильнее, тем более что время полевых работ еще не наступило (т. к. natah ' еще не прошел). В это время пита­ются фасолью и съедобными травами. Отсюда поговорки: «Март (maghres) — это склон, который ползет вверх», «В марте перекусывают семь раз на дню».

* Речь идет, скорее всего, о Thapsia garganica, зонтичном ра­стении, в состав которого входят ядовитые вещества (при контак­те с кожей оно вызывает гнойные высыпания). — Прим. перев.

401

С natah' или thiftirine наступает время перехода. Эти два термина арабского происхождения обозначают прибли­зительно тот же самый период, с разницей в несколько дней, они мало известны крестьянам Кабилии района Джурждура (куда к этому времени пришел h'ayan или, вернее, ah'gan, на местном диалекте). На протяжении natah ' «деревья вол­нуются и сталкиваются», все опасаются избытка дождей и стоит такой холод, что «кабаны дрожат». Как и во время h'usum, не следует выходить на вспаханные поля и на ви­ноградники (это грозит смертью человеку или животному). Natan' — это также сезон пробуждения природы, расцвета сельскохозяйственной деятельности и жизни, время заклю­чения браков. Это (как и осенью) время свадеб (согласно ученой традиции, «все живые существа на земле женятся»; бесплодным женщинам рекомендуется питаться кашей из трав, собираемых во время natah') и сельских праздников. Некоторые информаторы привычно делят thiftirine или natah' на неблагоприятный период («трудные дни») в марте и бла­гоприятный («легкие дни») в апреле.

Переход от дождливого сезона к засушливому прихо­дится на период natah',на день, называемый «возвращением azal» (слово, обозначающее разгар, середину дня, в проти­вовес ночи и утру, а точнее, самый жаркий момент дня, предназначенный для отдыха), и с этого момента происхо­дит изменение ритма дневной активности. Его наступление различно в разных районах, оно устанавливается в зависи­мости от климатических условий (в марте, после отнятия поросят от матки, в апреле, когда стригут овец, или несколь­ко позже, но не позже начала мая). Стадо, которое до того выходило на пастбище поздно утром и возвращалось отно­сительно рано, начиная с этого дня выходит ни свет ни заря и возвращается в полдень, чтобы, пройдя по деревне в мо­мент azal, вновь выйти на пастбище после обеда и возвра­титься уже с заходом солнца.

Период плохой погоды остался позади: отныне зеле­ные поля и сады открыты солнцу. Приходит время сухой погоды и созревания; с наступлением îbril, особенно благо­датного месяца (говорят: «Апрель — это спуск»), начина-

402

ется период легкой жизни и относительного изобилия. По­всюду возобновляются работы: поскольку время роста про­шло, можно приступать к прополке полей, самой важной работе этого периода, и к сбору первого урожая бобов. Это период nisan. В это время с помощью всевозможных ритуалов люди стараются вызвать благодатные дожди, несущие с собой изобилие и процветание всему живому, стригут овец и клеймят ягнят огнем и железом. Nisan, как и все переходные периоды, такие, например, как natah ',яв­ляется периодом двойственным, слабо определенным с точ­ки зрения оппозиции между сухим и влажным. Он выража­ется не делением на два периода, благоприятный и губи­тельный, а наличием негативных моментов (как eddbagh), о наступлении которых никому точно неизвестно, но в те­чение которых не следует обрезать или прививать деревья, играть свадьбы, белить дома, заниматься рукоделием, са­жать куриц на яйца и т. д.

Когда завершается период, называемый izegzawen, «зеленые дни», последняя зелень в деревнях исчезает: нива, до сих пор «нежная» (thaleqaqth), как только что родив­шийся младенец, начинает желтеть. Названия декад или недель, на которые делится месяц magu (или тауи), обозна­чают этапы перемен, происходящих на пшеничных полях: после izegzawen идут iwraghen, «желтые дни», imellalen, «белые дни», iquranen, «сухие». Лето (anebdhu) действи­тельно началось. В период желтых дней категорически за­прещаются работы, характерные для сезона дождей и свя­занные с обработкой садов из фиговых деревьев и засеян­ных полей, что еще допускалось во время «зеленых дней». Отныне главная забота — защитить созревающий урожай от грозящих ему опасностей (заморозки, птицы, саранча и т. п.), для чего используют камни, шумы (ah'ah'i), пугала. Коллективные ритуалы по изгнанию (as'ifedh), к которым прибегают, чтобы выдворить злые силы за пределы охра­няемой территории — в гроты, заросли кустов, кучи кам­ней, предварительно «пригвоздив» их к предметам (кук­лам) или животным (например, к паре голубей), предназна­ченным для жертвоприношения, — есть не что иное, как

403

схема переноса зла, которая применяется в лечении многих болезней: лихорадки, сумасшествия (как «одержимости» джинном), бесплодия, а также в ритуалах, исполняемых по установленным дням в некоторых деревнях.

Согласно большинству информаторов, первый день лета приходится на семнадцатый день месяца magu. В мае не допускаются акты оплодотворения, точно так же в пер­вый день лета исключен сон: остерегаются спать днем, опа­саясь заболеть или потерять мужество и чувство собственно­го достоинства (вместилищем которого является печень). Безусловно, по этой же причине в магических обрядах, на­правленных на ослабление или лишение доблести (nif) y мужчин или на обуздание животных, не поддающихся дрес­сировке, используется земля, взятая именно в этот день. В последний день, iquranen, который определяется выра­жением «монета упала в воду» — что напоминает процесс закалки стали, т. е. работу кузнеца, — все должны начать жатву (essaif), которая заканчивается приблизительно в insla, в день летнего солнцестояния (24 июля), когда по­всюду жгут костры. Дыму приписывают свойства смеси влажного и сухого из-за сжигания влажного (растений, ве­ток тополя и лавра, травы, собранной во влажных местах), способность «оплодотворять» фиговые деревья, таким об­разом отождествляя окуривание с опылением. После завер­шения прополки и провеивания зерна начинаются сорок дней es'maim, сильной жары, на время которой останав­ливаются все работы, как на во время eliali, периода, кото­рому она часто противопоставляется (например, часто го­ворят, что если во время es'maim дует сильный сирокко, то во время eliali будет много снега).

В отличие от периодов жатвы и молотьбы, lakhrif пpeдстает мертвым временем сельскохозяйственного года, или, вернее, циклом зерна. Это также период отдыха и развле­чений, позволительных благодаря полученному урожаю. К недавно собранному зерну прибавляются финики, вино­град и разные свежие овощи: помидоры, сладкий перец, тыквы и т. п. Иногда lakhrif устанавливается с середины августа, в thissemtith (oт semti,«начало созревания»), с мо-

404

мента, когда появляются первые зрелые финики и когда на их сбор под угрозой штрафа налагается запрет (el h'aq). Когда приходит ichakhen (ichakh lakhrif, «lakhrif распрост­ранился»), сбор урожая идет полным ходом, в нем участву­ют и мужчины, и женщины, и дети. Первое октября опреде­ляется как lah'lal yife, момент, когда разрешается обры­вать листья финиковых деревьев (achraw, от chrew, «обры­вать листья») на корм быкам. Эта дата служит сигналом к «отступлению жизни», которому посвящают себя во время iqachachen («последние дни»): полностью убирают урожай с огородов, виноградников и полей, во время thaqachachth lakhrif снимаютс деревьев последние фрукты, деревья очи­щают от листвы, а сады — от травы. Все следы жизни, про­должавшейся в полях после сбора урожая, исчезают; земля готова к пахоте.

Порождающая формула

Ценность диаграммы и комментариев к ней заключает­ся не только в том, что они удобны для быстрого и эко­номичного изложения. Они отличались бы от наиболее пол­ных таблиц, составляемых прежде, лишь количеством и плотностью значимой информации, если их способность синтезировать и обобщать не позволяла бы продвинуться дальше в логическом контроле и вместе с тем в возможно­сти выявить одновременно их согласованность и несогла­сованность. Действительно, если вознамериться довести до конца собственно «структуралистский» замысел по выяв­лению сети отношений, конституирующих систему прак­тик и ритуальных объектов как «систему различий», пара­доксальным следствием этого шага станет разрушение возлагаемых на него ожиданий: найти обоснование этого типа самоописания реальности в согласованности интер­претации и интерпретируемой реальности и их систематич­ности. Самый строгий анализ может явить всю возможную согласованность продуктов практического смысла, лишь

405

обнаруживая одновременно пределы этой согласованнос­ти и вынуждая поставить вопрос о функционировании та­кого аналогизирующего смысла, который производит прак­тики и продукты менее логичные, чем того хочет структу­ралистский панлогизм, но более логичные, чем то предпо­лагает начинательное и неточное припоминание интуити­визма.

Суть ритуальной практики заключается в необходи­мости либо соединить социологическим способом, т. е. ло­гическим и одновременно легитимным, данным в каче­стве установленного культурного произвола, противопос­тавления, которые социологика разделила (таковы, напри­мер, трудовые или брачные ритуалы), либо разъединить в социологическом духе продукт этого соединения (как, на­пример, в ритуалах, связанных со сбором урожая). Виде­ние мира есть деление мира, основанное на принципе осно­вополагающего разграничения, при котором все вещи мира распределяются на два взаимодополнительных класса. Навести порядок означает ввести различение, разделить универсум на противостоящие единства, которые уже в примитивных спекуляциях пифагорейцев представлялись в форме «столбцов противоположностей» (sustoichaiai). Граница выявляет разные вещи и само различие «через про­извольное установление», как говорил Лейбниц, исполь­зуя «ex instituto» схоластики, акта сугубо магического, который предполагает и производит коллективное верова­ние, т. е. сокрытие собственного произвола. Граница отде­ляет вещи друг от друга через абсолютное различение, ко­торое можно преодолеть лишь другим магическим актом — ритуальным нарушением. Natura non facit saltus *:именно магия институции, установления, привносит в природный континуум, эту сеть отношений биологического родства или мир природы, разрыв, разделение, nomos, границу, со­здающую группу и ее особенные обычаи («То, что правда по ту сторону Пиренеев, ложь — по эту»), произвольную

* «Природа не знает разрывов» (Лейбниц, лат.).Буквальный перевод: «Природа не делает скачков». — Прим перев.

406

необходимость (nomô), посредством которой группа кон­ституируется в качестве таковой, институируя то, что ее отличает и объединяет. Культурный акт в собственном смыс­ле состоит в том, чтобы провести черту, которая создает отдельное и разграниченное пространство, каков nemus, священный лес, поделенный между богами, templum, раз­граниченное помещение для богов, или, совсем просто, дом, который вкупе с limen, порогом, этим опасным местом, где опрокидывается мир, где обращается знак всякой вещи, являет собой практическую модель всех ритуалов перехо­да ⁷.То общее, что имеют между собой все ритуалы перехо­да, как заметил Арнольд Ван Геннеп, заключается в их на­целенности на магическую регламентацию преодоления магического порога, где, как и на пороге дома, мир «вра­щается»⁸.

Смысл границы, которая отделяет, и сакрального, ко­торое отделено, неразрывно связан со смыслом регламен-

⁷ Все слова, содержащие в себе идею разрыва, окончательно­сти, завершения, заменяются эвфемизмами, особенно в присутствии людей уязвимых, жизни которых угрожает опасность, поскольку они находятся на пороге между двумя состояниями. К числу таких людей относятся новорожденные, молодожены, дети, недавно под­вергшиеся обрезанию (Genevois, 1955). «Закончить» заменяется на «стать счастливым» или «стать богатым», «завершить» в отноше­нии урожая, пищи, молока заменяется на выражение, обозначаю­щее «всего в изобилии», эвфемизмами заменяются также слова «умереть», «угаснуть», «уйти», разбить», «разлить», «закрыть» (ср. ритуальную формулу, которую произносит женщина в адрес мужа, отправляющегося на рынок: «Режь, потом отрастет, да сделает Бог вещи легкими и открытыми», Genevois, 1968, I, 81). Аналогичным образом избегают всех слов, которые обозначают насилие над жизнью. Так, в течение сорока дней после отела или рождения ре­бенка вместо «кровь» говорят «вода». Именно потому, что про­цедура измерения содержит в себе установление границы, разры­ва (хлеб ножом не режут), она окружена всякого рода эвфемизмами и магическими предосторожностями: хозяин старается не измерять урожай собственноручно, он предоставляет сделать это либо наня­тому крестьянину, либо соседу (который измеряет урожай в его отсутствие). Эвфемизмы используются также для замещения неко­торых чисел, произносятся ритуальные формулы: «Да не будет Бог отмерять, даря нам щедроты свои!»

⁸ Van Gennep F. Les rites de passages. — Paris: Emile Nourry, 1909. — P. 17.

407

тированного, а следовательно, легитимного нарушения границы, являющегося идеальной формой ритуала. Прин­цип упорядочения мира лежит в основании ритуальных дей­ствий, направленных на узаконивание необходимых и не­избежных нарушений через их опровержение. Все акты, ко­торые бросают вызов исходному diacrisis *,являются кри­тическими, подвергающими опасности всю группу и преж­де всего того, кто выполняет их для группы, т. е. вместо нее, от ее имени и в ее пользу. Нарушения границы (thalasth) угрожают порядку природного мира и мира социального: «Каждый сам за себя, — как говорят, курица кудахчет на свою голову», т. е. на свой страх и риск (ей могут свернуть шею). Радуга, или смесь града, дождя и солнца, которую называют «свадьба шакала», представляет другой случай соединения противоестественного, т. е. противоречащего классификации, наподобие свадьбы шакала и верблюдицы, о которой рассказывается в сказке как о типичном примере мезальянса. Абсолютная граница, которая разделяет муж­чин и женщин, нарушению не подлежит. Так, мужчина, покинувший поле боя, подвергается обряду настоящего низвержения. Его связывают женщины — этот опрокину­тый мир, — они повязывают ему голову foulard, платком (типично женской принадлежностью), обмазывают его са­жей, выщипывают бороду и усы, этот символ nif, «чтобы наутро было всем видно, что даже женщина лучше него». И в таком виде он предстает перед собранием, которое тор­жественно исключает его из мира мужчин (Boulifa, 1913, 278-279). Этот человек становится Ikhunta, т. е. чем-то ней­тральным, бесполым, гермафродитом, одним словом, ис­ключенным из универсума мыслимого и называемого — он сводится к небытию, наподобие предметов, которые вы­брасывают на могилу чужака или на границе двух полей, чтобы освободиться от них решительно и бесповоротно⁹.

* Разделение, различение (греч.). — Прим. перев.

⁹ В Аит Хишем земля, которую кладут в блюдо, чтобы на нее стекала кровь обрезанного ребенка, берется па границе между полями, а затем туда же возвращается (то же самое наблюдал Рахмани, 1949, который отмечает, что блюдо, испачканное ритуальной кровью, служит мишенью для стрельбы). Известна роль, которую во многих ритуалах изгнания зла играет земля, взятая между двух границ, в месте, которое, находясь вне мыслимого пространства, вне делений, произведенных в соответствии с легитимными прин­ципами, представляет собой абсолютное вне. «Могила чужака» или мужчины, не оставившего наследников — одно из таких мест, куда изгоняется зло, оно представляет собой скорее абсолютную смерть без возврата, поскольку чужой (aghrib) это не только тот, кто в определенном смысле умер дважды — на западе и на заходе солн­ца, т. е. в месте смерти, но и тот, кто, умерев на чужой земле, в ссыл­ке (elghorba), не найдет никого, кто бы его воскресил (seker).

408

Устрашающий характер всякой операции по соединению противоположностей особенно оче­виден на примере закаливания железа, asqi, что означает также «бульон», «соус» и «отрава»: seqi, «орошать», «увлажнять сухое» — значит соеди­нять сухое и влажное, поливая соусом кускус; соединять сухое и влажное, горячее и холодное, огонь и воду при закаливании железа (seqi uzal); лить «зажженную» и опаляющую воду, seqi essem, «яд» (или, по Далле, магическим образом обез­вредить яд). Закаливание железа есть устрашаю­щий акт насилия и хитрости, исполняемый су­ществом ужасным и лицемерным — кузнецом, чей предок, Сиди-Дауд, был способен удержи­вать в руках расплавленное железо и наказывать должников, протягивая им с невинным видом одно из своих раскаленных добела изделий. Куз­нец, исключаемый из матримониальных обменов (бытует оскорбление: «кузнец, сын кузнеца»), яв­ляется создателем всех инструментов насилия: лемеха плуга, а также ножей, серпов, обоюдоос­трых топоров и тесел, — он не участвует в дере­венских сходах, но его мнение принимается в расчет, когда речь идет о войне или насильствен­ных действиях.

На перекрестье антагонистических сил находиться не­безопасно. Обрезание (khatna или th'ara, часто заменяемые эвфемизмами, основанными на dher, «быть чистым») обес­печивает защиту, необходимую, как считал Дюркгейм¹⁰,

¹⁰ Durkheim E. Les formes élémentaires de la vie religieuse: le système totemique en Australie. — Paris: Alcan, 1912. — P. 450.

409

для противостояния устрашающим силам, заключенным в женщине¹¹, и особенно силам, которые заключены в акте соединения противоположностей. Аналогичным образом землепашец надевает на голову колпак из белой шерсти и обувается в arcasen (кожаные сандалии, в которых нельзя входить в дом), словно для того, чтобы не стать местом встречи неба и земли, этих антагонистических сил, в мо­мент, когда он их соединяет¹². Что касается жнеца, то он также надевает кожаный фартук, который справедливо сравнивают с фартуком кузнеца (Servier, 1962, 217) и смысл которого полностью проясняется, если учесть, что, соглас­но Дево, его надевали также во время войны (Devaux, 1959, 46-47).

Самые основополагающие ритуальные акты в действи­тельности являются опровергнутыми нарушениями. При помощи социально одобренных и коллективно осуществ­ляемых действий, т. е. в соответствии с объективной интен­цией, порождающей саму таксономию, ритуал должен раз­решить специфическое противоречие, которое исходная дихотомия делает неизбежным, конституируя в качестве разделенных и антагонистических начал, которые должны быть соединены, чтобы обеспечить воспроизводство груп­пы. Через практическое отрицание, не индивидуальное, как то, которое описал Фрейд, но коллективное и публич­ное, ритуал нацелен на нейтрализацию опасных сил, вы­свобождаемых в результате нарушения сакральной грани­цы, в результате насилия над h'аrат женщины или земли, которая границей произведена.

Для осуществления актов магической защиты, к ко­торым обращаются во всех случаях, когда воспроизвод-

¹¹ Известно использование раковины каури, символа женских половых органов, в качестве гомеопатического средства против сглаза; считается, что вид женских половых органов может на­влечь несчастье (ср.: оскорбительный жест, которым пользуются женщины, задирая платье, cheminer). Известна также разрушитель­ная сила, которая приписывается менструальной крови. В этом кро­ется одна из основных причин страха перед женщиной.

¹² И наоборот, во время прополки или сбора колосков женщины, которые находятся среди земных вещей, работают в поле босиком.

410

ство жизненного порядка требует нарушения границ, за­ложенных в самом его основании, и, в частности, каждый раз, когда требуется разрезать, убивать, короче, нарушать нормальное течение жизни, имеются амбивалентные персо­нажи, равно презираемые и устрашающие, агенты наси­лия, которые, как и применяемые ими инструменты наси­лия (нож, серп и г. п.), способны отвести злые силы и от насилия уберечь. К их числу относятся чернокожие, кузне­цы, мясники, учетчики зерна, старухи — все те, кто по при­роде своей, являясь частью отрицательных сил, которым следует противостоять или которые следует нейтрализо­вать, предрасположены к роли магических экранов, ибо находятся на скрещении группы с теми опасными силами, которые порождает противоестественное деление (разре­зание) или соединение (пересечение). Чаще всего для вы­полнения кощунственных и сакральных актов разрезания, таких как заклание быка, приносимого в жертву, обреза­ние (либо, например, кастрация мулов), приглашается куз­нец. Иногда ему же поручается открытие пахоты. В одной деревне Малой Кабилии персонаж, которому поручено открывать пахоту и который является последним потом­ком человека, нашедшего в воронке от снаряда кусок же­леза и сделавшего из него лемех для плуга, обязан также выполнять все насильственные акты, связанные с огнем и железом (обрезание, скарификация*, татуировка и т. п.). В целом можно сказать, что тот, на кого возложено торже­ственное открытие пахоты и кого иногда называют «сва­дебным мужчиной», выступает и в качестве представителя группы, и в качестве козла отпущения, которому предпи­сано иметь дело с опасностями, вытекающими из наруше­ния¹³. Первая задача жертвоприношения, производимого публично и коллективно по случаю крупных нарушений во время пахоты или при наладке ткацкого станка (когда

Нанесение неглубоких царапин на кожу (в ритуальных или медицинских целях) или на оболочку семян (для их быстрого и од­новременного прорастания). — Прим. перев.

¹³ Безусловно, именно в этой логике следует понимать ритуаль­ную дефлорацию, имеющую место в некоторых обществах.

411

нить и верхний косяк пропитываются кровью жертвенного животного (Anonyme, F D В, 64)), состоит в том, чтобы из­бежать несчастья, заключенного в нарушении¹⁴. И как осо­бенно наглядно показывает пример заклания жертвенного быка или срезания последнего колоска, именно ритуализация всегда превращает неизбежное убийство в обязатель­ное жертвоприношение, опровергая кощунственность акта самим его исполнением.

Магическое нарушение границы, установленной в соответствии с магической логикой, не навязывалось бы с такой обязательностью, если соединение противоположнос­тей не было бы самой жизнью, а их разъединение путем убийства — условием жизни, если бы они не представляли собой воспроизводство, сущность, существование, опло­дотворение земли и женщины, которые именно с помощью соединения освобождаются от смертоносной бесплоднос­ти, каковой является женское начало, предоставленное самому себе. В действительности, соединение противопо­ложностей не уничтожает оппозицию, а противоположнос­ти, когда они соединены, все же противостоят, но совер­шенно иначе, являя двойную истину отношения, которое их объединяет: одновременно антагонизм и взаимодопол­нительность, neikos и philia — отношения, которое может показаться их двойственной «природой», если рассматри­вать их каждое в отдельности. Так, дом, который обладает всеми негативными характеристиками женского мира, тем­ного, ночного, и который с этой точки зрения эквивалентен могиле или девственнице, меняет свой смысл, когда стано­вится тем, чем он также является, а именно идеальным мес­том сосуществования и союза противоположностей, кото­рое, подобно жене, «внутренней лампе», несет в себе соб­ственный свет¹⁵: когда заканчивают настилать кровлю но-

¹⁴ Старая женщина, qibla, которая, как и кузнец, обладает спо­собностью противостоять опасностям, таящимся на скрещении про­тивоположностей, усаживается на нижний валик ткацкого станка, чтобы придерживать его, пока на верхний валик наматывается по­лотнище.

¹⁵ Как мы уже видели, амбивалентность женщины находит свое отражение в логике семейных отношений в форме оппозиции меж-

412

вого дома, именно к супружеской лампе обращаются с просьбой дать первый свет. Таким образом, любая вещь приобретает различные свойства в зависимости от того, воспринимается она в состоянии соединения или разъеди­нения, при том что ни одно из этих состояний не может счи­таться истиной вещи, поскольку в таком случае иное будет искажено или искалечено. Именно так окультуренная при­рода, это искаженное сакральное, женское-мужское, или омужествленное, как оплодотворенная земля или женщи­на, противопоставляется не только мужскому в его целост­ности — в состоянии соединения или разъединения, — но также, и в основном, природной природе, еще дикой и не­покоренной, как девственница, целина, или природе, вер­нувшейся к уродливому и губительному природному, ка­ковым является собственно природное вне брака: скошен­ное поле или старая колдунья, чья хитрость и лживость поз­воляют сравнивать ее с шакалом.

Эта оппозиция между женским-женским и женским-мужским проявляется множеством спо­собов. Женская женщина — это такая женщина, которая не подчинена никакой мужской власти, которая, не имея ни мужа, ни детей, не имеет че­сти (h'urma). Бесплодная, она является составной частью целины (бесплодная женщина не должна ничего сажать в саду, не должна держать в руках семена) и дикого мира, она связана с непокорен­ной природой и с оккультными силами. Имея в себе часть, связанную со всем, что искажено (от aâwaj, «искажать»: «она сделана из плохого дере­ва», «из кривого дерева»), и со всем, что выверну­то и выворачивает* (ей приписывают thiaiwji,

ду кузиной по параллельной отцовской линии и кузиной по парал­лельной материнской линии.

* В оригинале «что вывернуто и выворачивает» выражено как «qui est gauche et qui gauchit», буквально: «которое с левой сто­роны и делает левым». Оригинальное словоупотребление следует иметь в виду, чтобы лучше понять связь с последующим описани­ем, где речь идет о различии левого и правого. В русском языке, кроме как в арго, прямая связь между «левым» и «искаженным» (в отличие от «правого» и «правильного») не сохранилась. Выбирая между передачей игры со значениями и возможно большей точнос­тью, мы отдали предпочтение последней. — Прим. перев.

413

подозрительные изворотливость и сноровку, характерные также для кузнеца), она предраспо­ложена к магии и, в частности, к такой магии, которая использует левую руку, жестокую и ро­ковую («удар левши» — смертельный удар), ко­торая предполагает вращение справа налево (в отличие от мужчины, который пользуется пра­вой рукой, творящей знамение, и поворачивает­ся слева направо). Такая женщина мастерски ко­сит глазом (abran walan), исподтишка, в направ­лении, противоположном тому, где находится человек, по отношению к которому она хочет выразить свое неодобрение или неудовольствие. Abran («вращаться справа налево», «заплетать­ся» (языком), «поворачивать назад», короче, «вер­теться в плохом направлении») противопостав­ляется qeleb («отворачиваться» (спиной), «опро­кидывать») подобно тому, как незаметное, бег­лое, пассивное движение, женская увертка, «ко­сой» удар, магический прием противопоставля­ются демонстративной агрессии, открытой, пря­мой, мужской. Крайнее негативное проявление женщины — старуха, в которой сосредоточены все отрицательные свойства женскости (всего того в женщине, что вызывает у мужчин ужас, столь характерный для «мужских» обществ). В свою очередь, крайнее проявление старухи — старая колдунья (stuf), свирепый сказочный пер­сонаж (Lacoste-Dujardin, 1970, 333-336), наделен­ный необычайными способностями («беззубая, она разгрызает бобы, слепая, она прядет пряжу, глухая, она повсюду сплетничает»). Если по мере старения мужчины набираются мудрости, то женщины становятся все злее, несмотря на то, что «порвав с этим низким миром» (поскольку они более не затронуты сексуальностью), они по­лучают возможность ежедневно молиться (Ano­nyme, 1964). Считается, что часто причиной раз­доров между женщинами являются посторонние