2020-10-11
94
Для анализа египетских СМИ эры Кемп-Девида, прежде всего, необходимо осуществить литературный обзор для выяления образа Израиля в египетских СМИ до начала процесса мирного урегулирования. В данном контексте, египетские СМИ практически ничем не отличались от СМИ других арабских стран: арабоязычная пресса, как правило, вообще отказывалась (во многих случаях и по сей день отказывается) признавать факт существования Израиля как государства. Он рассматривался как незаконное колониальное формирование на территории Палестины. Самое популярное наименование Израиля, сложившееся в арабской прессе, «сионистское образование» (араб. الكيان الصهيوني) по сей день используется ХАМАСом[34], Хизбаллой[35] и иными движениями, не признающими права Израиля на существование.[36] (Также применялось словосочетание «Сионисткий враг» (араб. العدو الصهيوني) или слово Израиль, взятое в кавычки)). Эпитет «сионистское образование» сам по себе даёт исследователю представление об антиизраильской ангажированности текста. При этом, остаётся неясным, что именно подразумевалось под терминами «сионизм» и «сионистский»: здесь можно провести параллель с «классическими» европейскими антисемитами, заявлявшими, что сионизм есть идеология евреев, стремящихся к мировому господству, а не движение, стремящееся к возвращению еврейского народа на историческую родину. В арабской телевизионной журналистике при необходимости упоминания Израиля часто использовались (и используются) выражения «так называемый Израиль» (араб. اسرائيل المزعومة), «так называемое израильское правительство», «так называемый израильский премьер-министр и т.д. [37]
В свою очередь, Египет уже с 1950-ых годов, как самая густонаселенная и сравнительно продвинутая в культурном плане арабская страна, стал одним из главных экспортеров антиизраильской пропаганды в исламском мире. Для националистического режима Г.А. Насера Израиль оказался удобным внешним врагом, против которого можно было консолидировать египетское общество. Более того, представилась возможность обвинить в поражении 1948 – 1949 годов прежнее египетское правительство, якобы коррумпированное и подконтрольное империалистам.[38] Уже тогда были сформированы принципы египетской политической пропаганды на годы вперед:
1) превосходство «сионистского врага» обусловлено внутренними социальными и политическими проблемами;
2) «сионистский враг» никогда не смог бы победить Египет без содействия изнутри (предатели в руководстве, коррумпированные чиновники).[39]
Марксистский журнал Аль-Тали’а, главный рупор насеровской пропаганды, неоднократно называл Израиль «искусственным государством» (араб. دولة ملفكة) и «инструментом колониалистов против арабского освободительного движения», а также заявлял о его полной подконтрольности «империалистическим державам».[40]
Суэцкий кризис 1956 года сыграл на руку египетскому президенту: «тройственная агрессия» Израиля, Британии и Франции против Египта была использована Насером как доказательство, что Израиль есть «детище» двух империалистических колониальных государств, ненависть к которым в арабском мире существовала еще со времен договора Сайкса-Пико.[41] Таким образом, Насеру удалось объединить в одно целое сразу двух врагов арабского мира: старого (Британия и Франция) и нового (Израиль), мобилизовав египтян на борьбу, как с сионистами, так и с европейскими империалистами.[42]
В целях пропаганды Насер активно использовал кинематограф. Так, выпущенные в 1952 году картины «Земля героев» (араб. ارض الابطال) режиссера Ниязи Мустафы и «Господь с нами» (араб. الله معنا) режиссера Ахмада Бадрахана, повященные войне 1948 года представляют антагонистами не только израильтян, но и старое египетское правительство, не способное обеспечить армию всем необходимым. В конце фильма «Свободные офицеры» совершают героическую революцию и очищают ряды армии и руководства страны от виновных в поражении предателей под ликование народных масс. С1956 по 1963 год вышло несколько фильмов на «суэцкую» тематику, например: «Любовь из огня» реж. Хассана эль-Имама (1957 год), «Дьяволы небес» реж. Ниязи Мустафы (1956 год) и «Борьба героев» реж. Зухейра Бакира (1963 год). По оценкам специалистов в египетском кино, картины получились художественно слабыми и слишком политизированными, образ врага сводился к набору поверхностных стереотипов, не соответствующих действительности.[43]
Режим Насера после 1956 года уже не видел различия между Израилем и евреями. Египетская еврейская община подвергалась постоянным атакам и обвинялась в связях с сионистским врагом. Подавляющая часть еврейского населения Египта была лишена гражданства с последующей конфискацией имущества (многие из них бежали в Израиль и стали его гражданами). Только в 1956 году Египет покинуло 25 тысяч евреев.[44] Американский Еврейский Конгресс даже сравнивал Насера с Гитлером, заявляя, что, помимо преследования евреев, египетский президент приглашает в страну бывших нацистских учёных для разработки египетской ядерной программы. Действительно, беглые нацисты укрывались в Египте в 1950-ых годах и участвовали в антисемитской кампании Насера: самым показательным примером являлся Йохан фон Леерс, бывший офицер СС в звании Хаупстурмфюрера. Известный в Египте под именем Амин Омар, он занимался антисемитской пропагандой в Арабской Республике, также издав перевод «Майн Кампф» на арабский язык.[45]
Режим Насера продолжил идентифицировать Израиль с империалистами и после поражения 1967 года. Чтобы оправдаться за проигранную за шесть дней войну, египетская пропаганда, в частности Аль-Тали’а, заявляла, что Израилю оказывали военную помощь Соединенные Штаты с целью «подавить очаг арабской революции».[46] Более того, согласно данному нарративу, поскольку своей цели (свергнуть режим Насера) американцы не достигли, события 1967 года можно воспринимать как победу.[47]
После смерти Насера в 1970 году, его преемник Анвар Садат стал реформировать государственную идеологию Египта. Отказываясь от идей арабского социализма, Садат пошёл на союз с исламистами, де-факто признав деятельность запрещенного при Насере движения «Братья-Мусульмане». Разумеется, в качестве главного врага Египта, новый пропагандистский аппарат по-прежнему видел Израиль, изменилось лишь восприятие конфликта с ним, оно ушло в религиозно-цивилизационную плоскость. Так, согласно одному из главных идеологов «Братьев-Мусульман» Сейиду Кутбу, сионизм есть проявление изначально враждебной исламу иудео-христианской цивилизации, которая включает в себя как западные страны, так и «советский блок». (Который Насер считал естественным союзником арабского народа). Более того, исламисты называли коммунизм стратегией евреев, направленной на достижение мирового господства. Несмотря на это, режим Садата до определенной степени разрешал инакомыслие: появлялись более либеральные газеты и журналы, впрочем, обвинить какой-либо из них в симпатии к Израилю не представляется возможным.[48]
Сравнительные успехи египетской армии во время войны 1973 года помогли Садату достигнуть двух целей: взять «моральный реванш» у Израиля, укрепив свои политические позиции, а также наглядно показать своё преимущество перед предшественником. Так называемый «Октябрьский лист», опубликованный египетским правительством после войны, гласил, что война «наконец-то обуздала экспансионистскую волну сионистов», и «запустила процесс изменений внутри Израиля», который приведет к отказу от агрессивной внешней политики.[49] Стоит отметить, что документ, в какой-то степени, предвосхищал Кемп-Девидские соглашения, поскольку Израиль в нем признавался, хоть агрессивным и немиролюбивым, но суверенным государством. Таким образом, признав Израиль государством, Египет указывал на свою готовность к переговорам с Израилем.
Либеральный журнал «Аль-Мусаввар» вскоре после окончания войны заговорил о большей необходимости «культурной войны»[50] с Израилем, нежели военных действий против него. Так, колумнист Раджа ан-Наккаш, заявляя, что израильские умы изучают творчество Нагиба Махфуза[51] и Тауфика аль-Хакима[52] чтобы «узнать своего врага», призвал египтян делать то же самое, исследую израильскую культуру и литературу. Таким образом, здесь Израиль фигурирует не как заклятый враг, не имеющий права на существование, а как региональный соперник, которого нужно лучше узнать, так как добиться его физического уничтожения на данный момент невозможно.
Еще более пацифистских взглядов придерживался египетский либеральный журналист Мухаммед Син Ахмед, опубликовавший в 1976 году статью «После того, как стихли ружья». В ней он, первый в египетском дискурсе, заявил о необходимости мирного урегулирования арабо-израильского конфликта, с учетом интересов не только арабов, но и израильтян. По его мнению, Ближний Восток нуждался в «разрядке» напряженности и построению уважительных и взаимовыгодных отношений между арабами и израильтянами. [53]
Однако, «Братья-Мусульмане» и их главный рупор газета «Ад-Дава» ничуть не сбавили градус агрессии по отношению к Израилю. Более того в 1970-ых годах «Ад-Дава» создала целый ряд пропагандистских мифов, имеющих множество сторонников в арабском мире по сей день. Среди них заговор «мирового сионизма» и западных стран с целью «морального разложения» мусульманских стран и «стирания их исламской идентичности», а также якобы имеющиеся у израильского правительства планы разрушить мечеть Аль-Акса в Иерусалиме, чтобы воссоздать на её месте библейский Храм Соломона.[54]
После успеха переговоров в Кемп-Девиде и подписания мирного договора, в египетской культуре и политическом дискурсе сформировались две концепции по отношению к Израилю.
Первую израильский исследователь Элиэ Подэ охарактеризовал как «Признание без легитимации». Согласно ей, египетский народ признаёт реальность, в которой Израиль существует как государство, но никак не легитимирует его право на существование и тем более на контроль над святым для мусульман Иерусалимом.[55]
Отличная иллюстрация данной концепции - нарратив арабо-израильского конфликта в египетских школьных учебниках. В учебниках по истории, изданных при Мубараке, события начала ХХ века (сионистское движение и еврейская иммиграция в Палестину) по-прежнему преподносились с арабской точки зрения: принадлежность Палестины арабам обозначалась как исторический факт, объясняемый нахождением там мечети аль-Акса, первой Киблы и рождением там Иисуса (пророка Исы в арабо-мусульманской традиции). Однако впервые египетская система образования представила, хотя и частично, иную точку зрения: в учебниках рассказано о надеждах еврейского народа вернуться на Обетованную Землю (араб.) после Вавилонского пленения.[56] Более того, описывая арабо-израильскую войну 1948-1949 годов, учебник отказывается от традиционно принятых в арабской пропаганде термина Накба (араб. Катастрофа). Хоть учебник возлагает всю вину за войну 1967 года на агрессивный и экспансионисткий Израиль, а октябрьскую войну считает «безоговорочной победой Египта», он все же отказывается от лексики, наподобие «сионисткого образования», и подчеркивает правильность заключения египетско-израильского мирного соглашения. [57]
Вторую концепцию выдвинул шотландский ученый Эван Стейн, назвав ее «Разделение труда». Разделяется труд между египетским правительством и египетским народом. Первое рассматривает Израиль как полноправное государство, заключает с ним различные договоры и даже сотрудничает. Разумеется, подобные действия «экспортируются» на Запад, показывая, что Египет привержен соблюдению мирного договора. Египетский народ, однако, по-прежнему не признаёт за «сионистским образованием» право на существование, не рисует его на географических картах и не хочет иметь с ним никаких дел. Последняя позиция предназначена, в первую очередь, для арабского и мусульманского мира. Эта же концепция проявлялась в СМИ – если умеренное египетское правительство можно противопоставить радикально-настроенному египетскому обществу, то умеренные государственные СМИ, соблюдающие определенные приличия в соответствии с наличием дипломатических отношений, можно противопоставить более радикальным частным (частично или полностью контролируемым властями).[58]
Несмотря на то, что согласно мирному договору между государствами, Египет и Израиль должны были установить «нормальные и дружественные» отношения, многие египтяне[59] уже в 1980-ых утверждали, что Израиль не выполняет свою часть договора, продолжая оккупировать палестинские территории. (Кемп-Девидские соглашения предусматривали признание Израилем права палестинцев на самоопределение, однако этот пункт можно трактовать по-разному). Ограниченный суверенитет над возвращенным Синайским полуостровом[60], стагнация палестинской проблемы, израильское вторжение в Ливан в 1982 году – все это настраивало египтян против нормализации отношений с еврейским государством.
Таким образом, правление Мубарака стало ярким примером «Разделения труда». Египетское правительство действительно двигалось, хоть и постепенно, в сторону нормализации отношений с Израилем, оставляя роль заступника палестинцев египетскому народу и частным СМИ как его голосу. Так, левый журнал «Аш-Шааб» во время израильского вторжения в Ливан призывал египетский народ к «активной войне против сионистов», при этом, не заявляя о необходимости египетскому правительству начинать военные действия против Израиля. [61]
Согласно опросу, проведенному в декабре 1995 года газетой «Аль-Ахрам»[62], 75% египтян заявили о своём негативном отношении к экономическому, промышленному и туристическому сотрудничеству с Израилем. Более того, из данных опроса можно сделать вывод, что негативное отношение к Израилю вызвано не столько палестинской проблемой, (середину 90-ых годов можно назвать «разрядкой» в израильско-палестинском конфликте, связанной с подписанием в 1994 Соглашений в Осло[63]) сколько наличием, по мнению респондентов, у египтян исторической враждебности к Израилю, связанной с войнами 1967 и 1973 годов.
Хотя некоторые египетские интеллектуалы поддерживали нормализацию отношений с Израилем,[64] большинство мыслителей, даже в либеральной среде, видели в ней предательство и национальную регрессию. К примеру, Ахмад Муслемани в египетской ежедневной газете «Аль-Масри аль-Йаум» в серии статей от 1998 года противопоставлял Кемп-Девидские соглашения процессу нормализации. По его мнению, Кемп-Девид был «актом национального освобождения», позволивший Египту закончить победоносную войну с максимальной выгодой, а иллюзия «мира и любви» с Израилем после подписания договора, вредит египетскому национальному самосознанию. [65]
В то же время, исламисты в 1990-е и 2000-е года продолжали набирать политические очки на нагнетании антиизраильских настроений. Экономист Галаль Амин, придерживавшийся антизападных панисламских взглядов, называл планы создания свободной экономической зоны на Ближнем Востоке «сионистским заговором»[66], журналист Адель Хуссейн призывал организовать единый арабо-иранский фронт для противостояния «американско-сионисткому альянсу»[67]. Исламский судья Тарик аль-Бишри в 2002 году заявлял о необходимости «противодействия сионизму на социальном уровне» во всех мусульманских странах. Активист «Братьев Мусульман» Ислам аль-Арьян в 2009 году писал, что установление в Египте подлинной демократии (во главе с Бартьями-Мусульманами) положит конец «сионистскому присутствию в Палестине». [68]
Образ Израиля как врага и злодея, тем временем, укоренился в массовой и молодежной египетской культуре, в первую очередь, в кинематографе, который при Садате и Мубараке подвергся «голливудизации».[69] Проводимая Садатом политика «Инфитаха» помимо всего прочего заключалась во внешнеполитической переориентировке с Советского Союза на США, что,в свою очередь, не могло не повлиять на кинематографическую индустрию. Египетские фильмы конца 80-х и 90-х очень напомнили бы неискушенному зрителю голливудские боевики. А так как последние нуждались в образе «врага» (в американском кино обычно эту роль играли русские), здесь египетским кинопродюсерам очень пригодился традиционный образ враждебного Израиля. Характерным примером египетского фильма про войну 1973 года, снятого на голливудский манер, является «Стена Героизма» (1997 год) реж. Мухаммада Ради. Из более современных фильмов стоит выделить картину в жанре шпионского боевика с израильтянами в роли злодеев «Дети народа» снятую в 2009 году режиссером Шерифом Арафой.[70]
Таким образом, египетско-израильский мирный договор привел лишь к частичной нормализации отношений между государствами. Если египетское правительство и признало еврейское государство, (хоть и не легитимизуя его появление на политической карте Ближнего Востока) то в частных египетских СМИ, выражающих общественные настроения, реального потепления так и не произошло. С появлением информационных технологий враждебность к Израилю вошла в египетский сегмента сети Интернет, что сыграло значительную роль в накале антиизраильских настроений в конце 2000-ых годов.
