Во всяком случае, мне представляется, что последовательное изложение того, как менялся в Советском Союзе взгляд на Эйнштейна и его теорию, может оказаться поучительным. 2 страница

Вряд ли Маркс, обратившись к термину "идеология", чтобы обозначить сферу духовной деятельности правящего класса, прежде всего буржуазии, имел целью создать идеологию угнетенного класса, то есть пролетариата. Это за него сделали Энгельс и продолжатели дела Маркса, выработав, в сущности, идеологию партии. А любая идеология, как считал Маркс, является групповой, классовой, а следовательно и ненаучной. Идеология, по Марксу, есть искаженное сознание: "Сознание есть не что иное, как сознательное существо, а бытие людей есть процесс их реальной жизни. Если во всякой идеологии люди и их отношения перевернуты с ног на голову, подобно camera obscura, то этот феномен столь же обусловлен историческим процессом их жизни, сколь перевернутость изображения предметов на сетчатке глаза обусловлена физическими закономерностями жизни"⁵⁹.

Но что толку в этой юношеской, гегельянской, путаной недосказанности Маркса, если его взгляды, его материализм и его гегелевская диалектика были и остались стержнем и основой "пролетарской" партийной идеологии? Ведь если идеология - это духовная общность определенного класса, группы, прослойки и т. п., то ее не может создать ни один человек, ни даже группа людей, она может возникнуть лишь в результате более или менее спонтанно развивающегося процесса. Однако выстроить учение, разработать программы действий, тактику - словом, идеологию определенного движения - возможно, и с этой задачей и Маркс и марксизм вполне справились. Стремясь к научности, заложив основы научной социологии, Маркс не мог, ибо был одновременно и борцом за общественные идеалы, и фантазером, отказаться от построения новой идеологии.

Со временем смысл термина "идеология" несколько изменился: наряду с коммунистической действительностью менялись и философские воззрения, не обрывая, впрочем, внутренней связи с марксизмом. Сегодня термин "идеология" обозначает не то, что подразумевал Маркс - формы духовной активности определенного класса, - а то общее, что должно быть у всех этих форм - политические и философские установки. Коммунистические теоретики вполне отдают себе отчет в том, что термины "философия" и "идеология" генетически не тождественны, и их слишком очевидная склонность ко второму из них отнюдь не случайна: даже те коммунисты, кто затрудняется определить точно значение термина "идеология", безошибочно его угадывают, ведь "идейное единство" - одна из форм их существования, а "идейность" и "идеологическая борьба" - формы их духовного руководства обществом. Более того, то же или аналогичное содержание термина "идеология" от коммунистов переняли и их противники; таким образом, народы всего мира расколоты под воздействием личных идеологий, и всевозможные идеологи усердно их водят за нос, обещая осчастливить.

Не следует также забывать, что до недавних пор коммунизм был и до сих пор еще остается единственной идеологией, имеющей распространение во всем мире. По существу, он сразу стал мировой идеологией, ибо провозгласил себя программой действий пролетариата и угнетенных народов мира, а марксизм - единственно научным, а следовательно, универсальным мировоззрением и одновременно методом познания законов природы, человеческого мышления, и, прежде всего, законов становления и развития общества, где марксизм совершил невиданный исторический переворот.

Марксизм, бесспорно, единственная философия в истории человеческого общества, которая стала теоретической основой и каркасом идеологии в том смысле, который этот термин приобрел в настоящее время - определенная система взглядов и идей, а также программа социальной деятельности приверженцев данной идеологии, распространенная, а точнее сказать, насаждаемая во всех сферах духовной жизни общества. И определенное сходство общественной значимости научного коммунизма или коммунистической идеологии с христианством эпохи средневековья, с исламом, с конфуцианством в Китае или с брахманизмом в Индии не должно нас ввести в заблуждение, ибо между ними имеются и существенные различия. Ведь несмотря на то, что определенные общественно-политические группы, по-разному интерпретируя религиозные учения, издавна приспосабливают их под свои цели, одну и ту же веру исповедуют многие, в том числе и антагонистические группы общества, и религии без каких бы то ни было изменений переживают века. Однако коммунистические идеологи приложили немало усилий, чтобы не потерять своего духовного превосходства. Провозгласив "научную" неизбежность исчезновения определенных общественных групп и присвоив себе право ликвидировать все классовые различия, они, ничтоже сумняшеся, присвоили себе монопольное право на толкование и производство идей.

Да и могло ли быть иначе, коль скоро коммунисты полагают, что управляющие миром и людьми законы материалистической диалектики открыты лишь им одним? Могут ли коммунисты мыслить и поступать иначе, будучи уверены, что призваны высшей силой, которую они называют исторической необходимостью, создать рай на этой грешной земле, населенной слабыми человеческими существами? Так, Лютер верил, что безгрешному человеку не нужны законы, а Кальвин же хотел силой создать такого человека. Коммунисты правы только, если предположить, что безгрешное, "бесклассовое" общество возможно, если предположить, что им удалось проникнуть в суть законов развития общества и истории и на их основе упорядочить жизнь общества. А может быть, к лучшему, что невозможны ни безгрешный человек Лютера, ни совершенное коммунистическое общество. С грешными людьми и несовершенными общественными отношениями, по крайней мере, можно быть уверенным, что мы не погрязнем в догматической мертвечине, не помрем со скуки, не загубим в себе человека творческого...

¹ Ленин В. И. Собр. соч. Изд. 4-е. Москва, 1950. Т. 35. С. 93.

² Маркс К. Капитал. Т. 1. Госполитиздат, 1950. С. 86.

³ Camus Albert. L'homme r?volt?. Paris, 1951. P. 22.

⁴ Ibid., P. 36.

⁵ Маркс Карл. Критика Готской программы. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. Т. II. Белград, 1950.

⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 356.

⁷ Там же. С. 356.

⁸ Учение о конечных судьбах мира и человека. - М. Дж.

⁹ "La volonte generale" - выражение Дидро, использованное Руссо, который считает, что поскольку "добро" - понятие тождественное для всех разумных существ, то идентичны и отдельные личности в обществе, а стало быть, возможно предположить, что государство может иметь единую общую волю. - М. Дж.

¹⁰ Camus Albert. L'homme revolte. Paris, 1951, pp. 147 - 148.

¹¹ Эта работа включена во 2-й раздел 4-й главы "Краткого курса". - Прим. пер.

¹² История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Загреб, 1945. С. 114.

¹³ Quotations from Chairman Mao-Tse-Tung. Peking, 1967. P. 214.

¹⁴ Albert Einstein. Conceptions scientifiques, morales et sociales. Paris, 1962. P. 122.

¹⁵ Albert Einstein and Leopold Infeld. The Evolution of Physics. New-York, 1967. P. 197.

¹⁶ Ibid., P. 207-208.

¹⁷ Einstein A. Spase-Time-Jn.: Encyclopedia Britannica. Chicago, 1967, V, XX. P. 1070.

¹⁸ Ibid.. P. 1071.

¹⁹ Einstein Albert and Infeld L. The Evolution of Physics. P. 297.

²⁰ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 50.

²¹ Четвертым секретарем Центрального комитета был я. - М. Дж.

²² Все эти опасения относятся, разумеется, только к диалектике, рассматриваемой как абстрактный и универсальный закон природы. Мы увидим, что, когда речь идет о человеческой истории, диалектика, напротив, сохраняет всю свою эвристическую ценность. Скрытая, она руководит утверждением фактов и открывается, систематизируя их, делая возможным их понимание. Это понимание ведет к открытию еще одного, нового измерения Истории и в конце концов к ее истине, ее интеллигибельности. (Это примечание принадлежит Сартру. - М. Дж.)

²³ Существует также внутренняя абсолютизация фактора времени как смысла Истории. Но это нечто совсем иное. - М. Дж.

²⁴ Сартр Ж. П. Догматическая диалектика и критическая диалектика. // "Дело", № XIII, 1966. 6 июня. Белград. С. 794 - 799.

²⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 283.

²⁶ Там же. Т. 18. С. 131.

²⁷ Там же. Т. 23. С. 43.

²⁸ Рассел Б. История западной философии. Белград. 1962 С. 794 - 795.

²⁹ Topitsch Е. Die sozialphilosophie Hegels als Heislehre und Herrschaftsoziologie. Berlin, 1967, s. 63, цитирую по: Книжевне новине. Белград, 13 апреля 1968, XX, № 325. С. 9.

³⁰ Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М., Госполитиздат, 1948. С. 5.

³¹ Там же. С. 5.

³² Ленин В. И. Собр. соч. Изд. 4-е. М., 1950, Т. 33. С. 202.

³³ Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. В кн.: Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения. Белград, 1950. Т. 2. С. 361.

³⁴ Гласстон С. Атомная энергия. Белград, 1954. С. 67.

³⁵ Там же. С. 83.

³⁶ Выражение, идущее от фамилии Эрнста Маха, австрийского физика и философа, чья критика ньютоновского наследия проложила дорогу теории относительности Эйнштейне, а также была одним из источников логического позитивизма так называемого венского круга. Э. Маха и русских "махистов" особенно остро критиковал Ленин в своем "Материализме и эмпириокритицизме" с позиций догматического энгельсовского диалектического материализма: "махизм" для советских идеологов, даже если они не знакомы с его положениями, и по сей день есть квинтэссенция и символ "идеалистической", то есть враждебной духовной отравы.

³⁷ Большая Советская Энциклопедия. Изд. 1-е. М., 1933. Т. 63. С. 154.

³⁸ Там же. Изд. 2-е. М., 1957. Т. 48. С. 343.

³⁹ Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. XIV. С. 393.

⁴⁰ Там же. С. 356.

⁴¹ Большая Советская Энциклопедия. Изд. 1-е. М., 1933. Т. 33. С. 616 - 617.

⁴² Ленин В. И. Собр. соч. Изд. 4-е. Т. 14. С, 162.

⁴³ Большая Советская Энциклопедия. Изд. 2-е. М., 1955. Т. 31. С. 405, 411, 412.

⁴⁴ Политика, Белград, 1968. 16 июня. С. 2.

⁴⁵ Враницки Предраг. История марксизма. Загреб, 1961. С. 572.

⁴⁶ Маркс Карл. Капитал. 1. Белград, 1967. Т. 1. С. LIV.

⁴⁷ Маркс К. Капитал. 1. Белград, 1967, Т. 1. С. 298.

⁴⁸ Маркс К. Тезисы о Фейербахе. В кн.: Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения. Белград, 1950. Т. 1. С. 393.

⁴⁹ Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии. В кн.: Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения. Белград, 1950. Т. II. С. 388 - 389.

⁵⁰ Энгельс Ф. Анти-Дюринг, Белград, 1953. С. 33.

⁵¹ Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Белград, 1953. С. 167.

⁵² Энциклопедия философских наук. Москва - Ленинград, 1929.  10 и 81. С. 27 - 28; 135 - 136.

⁵³ Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Белград, 1953. С. 164.

⁵⁴ Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология. Белград, 1964. Т. 1. С. 23.

⁵⁵ Маркс К. К критике политической экономии. В кн.: Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения. Белград, 1949. Т. 1. С. 338.

⁵⁶ Там же.

⁵⁷ Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. Белград, 1948. С. 15.

⁵⁸ Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология, В кн.: Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения. Белград, 1949. Т. 1. С. 17.

⁵⁹ Маркс К. и Энгельс Ф. Ранние труды. Загреб, 1953. С. 293.

 

Свобода и собственность

1

"...В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения - производственные отношения, которые соответствуют определенной степени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или - что является только юридическим выражением последних - с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче - от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созревают материальные условия их существования в недрах старого. Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказываются, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо или, по крайней мере, находятся в процессе становления. В общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства, антагонистической не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества"¹.

Так гласит знаменитейший отрывок, в котором Маркс изложил свой взгляд на общество и историю человечества.

Для всех марксистов этот отрывок - вершина приложения диалектического материализма к человеческой истории, образец формулирования материализма исторического. Мало того. Можно сказать даже, что мы имеем дело с самым выдающимся, как говорят марксисты, "научным открытием" или, так скажут прочие смертные, - со стержнем общественной философии Маркса: во всяком случае, речь идет о точке зрения, повлиявшей и продолжающей влиять на людей с такой силой, конкурировать с которой способен единственно глубинный смысл учений основоположников великих мировых религий - Будды, Христа и Магомета.

Приведенный отрывок, точка зрения, в нем высказанная, задали немало мук и мне, пытавшемуся в умственных потугах освободиться от схемы марксистского взгляда на общество; страдания усугублялись тем, что от разрыва с подобным образом мышления или от окончательного утверждения в нем во многом зависело и мое личное постоянство при отстаивании собственных идей. Рискуя прослыть "мистиком" в глазах большинства прокоммунистически настроенных читателей, добавлю все же, что слабости вышеизложенной точки зрения Маркса я долго нащупывал нутром, но никак не мог выразить их рационально, пока во время одной из прогулок "откровение" наконец не снизошло на меня. Теперь, в безмерно однообразной череде одинаковых дней и ночей, я позабыл год и время года, когда это случилось, не помню, была ли та прогулка утренней или вечерней. Знаю только, что погода менялась, и облака, проносясь с запада на восток, оставляли за собой борозды светлой сини. Я мерил шагами кусочек земли за бывшей тюремной церковью, превратившейся при новом режиме в Дом культуры, под "пятью липами", как называл я это в порядке импровизации выделенное мне и упомянутой уже группе стариков "шаталище", которое другие осужденные в своих потайных шептаниях окрестили "прогулкой Джиласа". Сдавленный горечью, ожесточенный, я еще только приближался к тому, чтобы выплыть из мути тяжкого, принудительного ночного или предвечернего сна-забытья, как вдруг для меня сделалось совершенно ясным, неоспоримым скорее по ощущению, чем по разумному обоснованию, следующее: общество и личность, а тем более мышление, не только не зависят исключительно от материальных сил, но и невозможно раз и навсегда найти меру этой зависимости, ибо д'олжно ей быть постоянно разной во всякой реальности, которая сама собой конкретна и выражена действием изменчивых, живых сил; разной и в каждом отдельном человеке потому уже, что он не просто живое, но и разумное творческое создание. Да и это "сознательное", идеологическое "построение" определенного общества, во что впряглись или верят, что впряглись, коммунисты, разве не противоречит Марксу, утверждавшему, что "способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще"? Разве сам коммунистический строй не является грубейшим противопоставлением Марксу, когда "юридическая и политическая надстройка" определяют "производственные отношения", "экономическую структуру общества"? И какие, наконец, материальные условия или материальные причины заставили конкретно меня сорваться с удобных высот власти в темную пропасть отшельнической заброшенности и тюремных унижений, позволить, чтобы тоталитарная власть всей своей твердокаменностью обрушилась на мою голову, и вынудили под старость драить полы в камерах и выскабливать вонючие сортиры?..

Но ни на миг - увлеченный ли процессом осознания, позже, при холодном анализе, либо сейчас вот, в этом размеренном, взвешенном изложении, - ни единого разу не склонился я к выводу, что упомянутое воззрение Маркса следует полностью и бесповоротно отбросить. Напротив, его "рациональное зерно", то есть осознание значимости экономического фактора для общества и общественной мысли, относится к наиболее фундаментальным достижениям человеческого разума, не вызывающим возражений и у ученых, с Марксом не согласных, и лежащим в основе всякой действительной политики: тут люди искони были марксистами, так же как логически мыслили и до силлогизмов Аристотеля; а разница вся в том, что сегодня люди, кроме прочего, - в курсе своей "экономичности", как после Аристотеля знают они о логичности своего мышления. Можно было бы добавить еще, что все беды коммунистов и людские беды от коммунистов проистекают не из властолюбия последних, а из того, что они, вопреки Марксу и собственным лучшим намерениям, кроили экономику и общественные отношения в угоду своим идеям, конечно, "научным", да промахнулись. А промахнулись они здесь потому именно, что в конечном итоге экономические силы оказались необоримыми, а человеческие существа неизменными вопреки всей присущей им податливости принуждению и насилию.

С Марксом, по существу, произошло то же, что и с другими великими мыслителями: раскрыв одну истину - зависимость человека от экономики, он сделал ее единственной истиной о человеке. Сознавая статичность всякой формулы, он формулирования избегал, но одновременно ему - априори убежденному в неопровержимой и исключительной научности собственных взглядов и трудов - знания об обществе, извлеченные из истории, а также из жизни европейского, большей частью английского общества первой половины - середины девятнадцатого века, представлялись открытием законов, действующих с "неотвратимостью некоего естественного процесса".

Испокон веку поэтам и мудрецам ведомо: царства преходящи, а человек обречен пребывать в трудах и борениях. Историческими же и иными изысканиями раскрыто, что с тех самых пор, как люди почувствовали недостаточность девственной природы и естественных своих первобытных, кровным родством сцепленных общин, все общества длились во времени и к новым формам - новым неизбежностям существования - приходили через столкновение различных противостоящих классовых, кастовых, сословных и прочих сил, на что поднимали их, пленяя воображение плодами успеха, идеи - религиозные, философские и всякие другие. При Марксе подобные выводы подтверждались не угасшим еще брожением, взметнувшим бурю Французской революции, живой памятью об этой величайшей, многограннейшей революции в наиболее могущественной и цивилизованной тогда нации, а углубляло их неумолимое, все грубее оголявшееся деление едва нарожденного индустриального европейского общества на хозяев средств производства - капиталистов и хозяев рабочей силы - пролетариев. Не приемлющая границ в поисках истины, провидческая, но диалектикой и научностью завороженная мысль Маркса в открытиях и новых верованиях шла дальше: он открыл, что все общества разрушались и возникали в результате борьбы за новые отношения в производстве, но целую прошлую историю человечества обобщил как историю классовой борьбы: открыл гибель цивилизаций, но обобщил это как прогресс; открыл производительные силы (средства производства + люди, умеющие трудиться) в качестве движущей материальной силы, но обобщил их как основу всех общественных устремлений и мысли человеческой; открыл, что дальнейшее развитие производительных сил приведет к исчезновению частной капиталистической и возникновению коллективной - социалистической собственности, но свое грядущее общество видел неантагонистическим, свободным от всех условностей и несовершенств, замеченных им в прежних обществах, а в капиталистическом подвергнутых несравненному по убедительности и образности анализу.

К своим аналитическим открытиям, и это бесспорно, он пришел через труд и самоотреченность, которые сделали бы честь любому архиупорному и страстному исследователю, но не менее неоспоримо, что упомянутые его фундаментальные идеи, как и картины грядущего в его воображении, - это плоды веры, привитой Марксу, давнему к той поре диалектику-гегельянцу и монистическому материалисту, значительно раньше; так что открывать ему пришлось лишь "окончательные" - диалектико-материалистические "законы" общества и мышления. Уже в зрелые годы в своем основополагающем произведении "Капитал" он с жаром совершенной убежденности строит доказательства и дает теоретические выкладки на материале, ради которого ему пришлось перелопатить практически всю мировую литературу по экономике и истории. Возможность для подобной работы мог предоставить лишь Британский музей. Мало что в летописи человеческого духа превосходит грандиозность, сложность и страстность этого труда. Но и тут он, по сути, доказывает не что иное, как "абсолютную истину", - веру, открывшуюся ему еще в молодости: "Коммунизм как положительное упразднение частной собственности - этого самоотчуждения человека - и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, то есть человечному... Он (т. е. коммунизм. - М. Дж.) - решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение"².

Научностью Маркс придал своей вере большую убедительность, но превратить ее этим в науку не смог. Его научность, со временем все дальше уходившая в вероисповедание, была в зародыше верой и идеологией. Вот почему наука его, да и учение приблизительно даже не заслуживают пиетета и восхищения, выпавших на долю их творца.

Маркс, несомненно, занял бы куда более почетное место в науке, будь его аналитические труды и выводы неаприорны и менее категоричны, в меньшей степени - "открытия", а в большей - описания, но тогда ему было бы очень далеко до той роли в современной истории, которая им сыграна, ибо отчаявшиеся, бесправные люди и народы не сплотились бы вокруг безнадежных, неабсолютных истин. Во всяком случае, человечество будет благодарно ему за то, что трудами своими он глубже проник в понимание людской судьбы, а история отведет ему место среди самых выдающихся мечтателей и мятежников. Но нигде, по день нынешний, невозможно объяснить историю, лишь кое-где ее все еще пытаются "делать", опираясь на его заповеди: в исторической, жизненной действительности отсутствуют схематизм и категоричность деления на "базис" (производственные отношения и производительные силы) и "надстройку" (идеи, учреждения, организации), а второй фактор первым абсолютно и без остатка не обусловливается.

Я упомянул уже, что именно коммунистический порядок своей идеологической экономикой³ самым беспощадным и убедительным образом развенчивает положение Маркса об обусловленности надстройки базисом. И никак, конечно же, не обойти факта, что за сто двадцать пять лет, миновавших с поры, когда Маркс огласил свои принципы, ни один из трудов по истории, социологии или философии, основанных на его классово-экономических категориях (а таких сотни тысяч, если не миллионы), не сохранил непреходящей ценности, что, впрочем, соотносимо с религиозными учениями, на базе которых с научной точки зрения также не было создано ничего значительного.

Смена отношений между людьми или же история как свершение событий в действительности осуществляется включением всех сил - и материальных, и духовных, причем приоритет их то и дело меняется местами. Посему история - это общее дело жизненно заинтересованного народа, мыслителей, открывающих неминуемое, и вождей - способных организаторов, одухотворенных ясными, осуществимыми идеями. Созидание истории - творческий акт, где невозможно расщепить, и еще менее отмерить, роль тех или иных факторов. Маркс и марксизм, кстати, лучшее подтверждение огромной, необходимой, а иногда и решающей роли идей в истории. Кто-то заметит, что сие было ясно и самому Марксу, подчеркнувшему, что идеи, овладев массами, и сами становятся материальной силой. Такое замечание не совсем оправдано, поскольку Маркс и в этом своем тезисе сохранил верность схематическому делению на материальное (основу) и духовное (его продукт): у него идея обращается в силу только после того, как станет материей, то есть когда будет принята массами.

Но гораздо важнее всего этого факт, что сегодня народы, общественные слои, умы, живущие под коммунизмом, не могут более, сохраняя некритическое отношение к учению Маркса, не создать угрозы самому своему существованию, своей позиции в современном мире - другими словами, угрозы развитию тех самых производительных сил, о значении которых в жизни людей, их взаимоотношениях первым заговорил сам Маркс, - ибо не только коммунизм докатился до несогласий с Марксом, но и с помощью Маркса нет возможности выбраться из тупиков и абсурдов, до которых докатилось общество, ведомое коммунистами. Мне неизвестна, не верю и в ее существование, магическая формула истории, поскольку этот загадочный "сезам", как и любой другой, надо каждый раз открывать новыми путями, новыми проникновениями мысли, новыми жертвоприношениями... Вернер Гейзенберг следующим образом итожит достигнутое современной физикой: "Природа непредсказуема"⁴.

"Но, Боже праведный, ведь то - природа!" - подадут голос властолюбцы и догматики, уверенные, или теперь уже разыгрывая уверенность, что общество, люди, судьба человеческая просты, предсказуемы и тем самым податливы. Нормальный человеческий ум просто диву дается от такой самонадеянности, кое-как объясняя ее лишь безмерием глупости да ненасытной алчностью в тяге к господству над людьми, обществом, над людской судьбой...