Приемы анализа художественного произведения

Избрав путь анализа художественного произведения, учитель избирает и необходимые приемы, чтобы этот анализ осуществить. В методике литературы отработаны обобщенные приемы анализа художественного произведения, содержащие творческое начало: выразительное чтение, творческий пересказ, устное рисование, составление киносценария, режиссерская работа, инсценирование, сопоставление сцен и эпизодов, сопоставление произведений разных видов искусства, посвященных одной теме и т.д.

Каждый из путей анализа имеет и свои специфические приемы.

Стилистический анализ, по верному определению лингвистов, - анализ текста через увеличительное стекло. Он предполагает работу с каждой значительной художественной деталью, многозначностью слова и образа, чаще является ведущим при анализе лирического произведения. Стилистический анализ употребляется всегда, когда надо увидеть подтекст произведения.

В стилистическом анализе ведущим приемом является выделение художественной детали. Художественная деталь – понятие широкое. Это одно из средств создания художественного образа. Художественная деталь не только создает картину, но заставляет задуматься над скрытыми в контексте обобщениями. Евгений Николаевич Ильин, учитель-словесник, новатор из Санкт-Петербурга, является мастером работы над художественной деталью. Он писал в одной из своих книг: «Деталь – жемчужина текста. Скупая подробность и целая поэма. Осмысливая деталь, т.е. образ, школьник зачастую опережает учителя, погружаясь в стихию образного мышления». Ильинские детали: пушкинское «выше» «»Памятник»); «померкшая лампада» на столе Онегина; запись в дневнике Печорина перед дуэлью; ключи, что дает Катерине Варвара («Гроза»); «другие слова» Базарова; «пятая жертва» Раскольникова; «многоточие», которым заканчивается спор некрасовских мужиков о счастье; звук «лопнувшей струны» в «Вишневом саде»; «любимая песня» («На дне»).

««Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет…» В одной фразе – целая картина. А может, эпоха? Может, этот слабый мерцающий огонек в сумраке небольшой деревенской комнатушки – сам Базаров, явившийся на свет прежде, чем пришло его время? И ему, как и трепетной лампаде, не рассеять полумрака?»

«Задумаемся всего лишь над одной репликой Коробочки, и даже над одним словом в реплике: «Ведь я мертвых никогда еще не продавала». Тут и характер, и время, и гоголевский (сквозь слезы) смех. Эта убогая, закоснелая старушонка до сих пор, оказывается, бойко торговала живыми, а до мертвых еще не доходило. Но какая уверенность, вопреки набожности, страху перед дьяволом, что и от мертвых можно иметь доход!

А теперь посмотрим, как реагирует на фантастическое «еще» Манилов, и почти вся глава о нем так или иначе задействована в анализе. А реакции Ноздрева, Собакевича, Плюшкина, городского общества в аспекте нашего «еще» раскроют характеры и обстановку ничуть не меньше, чем Манилова.

В той же связи и тем же ключом «откроем» Чичикова, который еще не покупал мертвых, но каким-то образом все-таки пришел к этой мысли. Узнаем кое-что и о Петрушке с Селифаном, увы, еще не способными понять, какой «негоцией» увлечен их барин. Многое узнаем и о самом Гоголе, еще не писавшем книги, где «вся Русь явится». Кое-что узнаем и о Пушкине, подарившем ему еще неведомый литературе сюжет. Узнаем и о жанровом своеобразии «поэмы», еще не отражавшей такого материала, и о новом периоде в русской литературе – гоголевском, еще не объединившем общим направлением стольких писателей: Достоевского, Тургенева, Некрасова, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина».

Предметом стилистического анализа может стать лексический ряд произведения, художественные приемы, используемые автором.