2014-02-05
1559
Одной из наиболее специфических черт, возможно определивших собой все развитие и характер западноевропейской культуры, является ее отношение ко времени. Специфика оказывается заданной изначально тем, что формирующаяся европейская традиция не мыслит себя как возникшая на пустом месте, соотносит себя со своими предшественниками. Отсюда и характер самоопределений, начиная с эпохи Возрождения – возрождающей культуру античности. Новое время или модерн – это новое по отношению к тому, что уже устарело. Культурная традиция определяющая себя не через какие-либо содержательные качества, но лишь через собственную новизну по отношению к тому, что было. Наконец парадоксом такого способа самоопределения является термин «постмодерн»: то, что следует после модерна, после того, что само уже является современным, наиболее новым. Постмодерн представляется состоянием отложенным в будущее или пост-историческим. Эту специфическую черту можно определить как историческое мышление или как чувство укорененности в истории.
В предисловии к книге «Возвышенный исторический опыт» Ф.Р.Анкерсмит определяет в качестве ее основной цели поиск ответа на вопрос: «Что нас вообще заставляет осознавать прошлое, что должно случиться или уже случилось с какой-нибудь нацией или каким-нибудь сообществом, чтобы их захватила идея собственного прошлого?» Он приходит к выводу о внутренней парадоксальности типа мышления, обращенного к мышлению собственного прошлого. Основу культурного сознания современного западного человека, как полагает Анкерсмит, составляет тот факт, что этот человек «стал тем, кем больше не является». «Кем он был раньше, его прежняя идентичность – все это трансформировалось в идентичность человека, который знает о своей прежней идентичности (но больше не совпадает с ней)».
В то же время именно эта черта мышления позволяет ему содержать в себе, по словам Ю.Хабермаса, нечто «всемирно-историческое», нечто объединяющее все разрозненные и многообразные сферы жизни и деятельности людей в единую линию развития (прогрессивного или регрессивного). Линия – это ряд причин и следствий, ряд ступеней развития. Целью и итогом этого развития всегда оказывается настоящий момент. История как линия выстраивается не из прошлого в будущее, а напротив как осмысление процесса, приведшего к настоящему, из точки завершения назад в прошлое. Поэтому история, выстроенная как линия, всегда чревата мыслью о конце истории. Впервые о конце истории отчетливо заговорил в начале XIX в. Г.Гегель, который является фактически создателем самой философии истории как раздела философского знания.
Историческую перспективу развития мира задает взгляд субъекта. Он видит мир со своей точки зрения в качестве своей предыстории и таким образом вбирает весь мир в свое собственное сознание как условие собственной возможности. В развитии мира появляется логика и смысл, но это означает также дереализацию мира.
Исторический взгляд делает возможной историю как науку: объективное историческое исследование. История как наука отличается от хроники как от простой фиксации фактов. Прослеживается смысл и взаимосвязь между фактами. Кроме того, в истории как науке факты рассматриваются не исходя из волнующих историка здесь и сейчас предпочтений и ценностей, но в контексте их собственного существования, в соотнесенности со смежными фактами. Это дает возможность построения научного описания исторического развития, понимания логики истории (диахронический подход), взаимосвязей, присутствующих на тех или иных временных срезах (синхронический подход).
Без усмотрения этих взаимосвязей и логики развития история не может быть в собственном смысле наукой. Ведь разрозненные факты сами по себе ничего не значат. Однако связь их устанавливается субъективным взглядом из вне – исходя из знания последующих событий и исходя из тех целей, которые этим субъектом видятся в историческом развитии. В итоге логика взаимосвязи фактов выстраивается по законам, предписанным субъективным взглядом. История рассказывается, выстраивается как рассказ. Логика повествования подчинена логике построения рассказа. Таким образом историческое повествование строится по законам, сходным с законами построения литературного сюжета. Это становится основной проблемой современной философии истории.
Американский философ Артур Данто разделяет философию истории на два возможных типа: субстантивную и аналитическую. Субстантивная задается вопросом о смысле и значенииистории как таковой. Как уже говорилось, подобное схватывание смысла лежит в основе исторических исследований. Но это схватывание зависит от мировоззрения историка, а таких мировоззрений может быть много. Аналитическая философия истории задается вопросом: как строится историческое повествование, какова его структура? В работе «Аналитическая философия истории» (1965) он приходит к выводу о том, что история строится как нарратив по принципам художественного рассказа.
В 1960-70-е гг. идея подобного подхода к истории набирала силу. Возможно, самым ярким и последовательным образом ее выразил американский литературовед Хейден Уайт в фундаментальном труде «Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века» (1973), где он, исходя из принципа нарративности истории, предлагает методологию анализа исторического текста с жанрово-тропологической точки зрения, выявляя поэтику исторического повествования. Он полагает, что «в каждом историческом описании реальности существует нередуцируемый идеологический компонент». Т.е. историческое повествование не свободно от идеологических установок и целей историка. Это подрывает, с точки зрения Уайта, статус истории как науки. Он описывает историю как литературу. Литературный анализ построения текста исторических повествований позволяет ему разделить их согласно особенностям таких литературных жанров как роман, комедия. трагедия, сатира. При этом надо учесть, что историку нет необходимости как-либо искажать факты с целью включения их в сюжет. Сюжет определяет лишь логику объяснения их взаимосвязи и цели их развития.
Итак, современная философия истории указывает на мифологический подтекст исторического мышления. История осмысливается как собственный вымысел субъекта, оправдывающей его настоящее существование. В этом контексте появляется тяга к созданию альтернативных историй, к стиранию границ исторического реализма и погружению в пространство воображаемой истории. Также сомнения в реальности исторических описаний вызывают к жизни мистическую потребность в восстановлении исторической референции (т.е. той исторической реальности, которую, как теперь представляется, уже не столько показывает, сколько скрывает историческое повествование), что порождает во многих ощущение заговора, намеренного сокрытия исторических фактов, ощущение, что описываемая в учебниках история не верна.
Однако, по словам Уайта, историческое мышление в целом является специфически западным «предрассудком», особенностью одного только типа мышления, не могущего мыслить себя вне отсылки к собственным основаниям, мышления, рефлексивного мышления, вынужденного всегда не совпадать с собой. Также Х.У.Гумбрехт в работе «Производство присутствия. Чего не может передать значение» (2004) полагает, что «хронотоп “исторического времени” подходит к концу, и независимо от того, называть ли наше время “модерном” или “постмодерном”, этот процесс ухода исторического времени в прошлое, по-видимому, теперь уже и сам остался позади». По его мнению, история как основание субъекта больше не интересует современного человека, а потому он не нуждается больше в построении ее в качестве линии. Скорее он готов вживаться в те или иные прошлые эпохи как в свое живое и насыщенное настоящее. Этому процессу способствует также представление исторических событий в кинематографе и в аудио-визуальном Интернет-пространстве. Также проявлением его можно назвать современное увлечение ролевыми играми.
